ТоЯма ТоКанава-сан

 
Захотелось что-нибудь ностальгически-автомобильное ввернуть.
Вот - вворачиваю, но не про автомастодонтов типа «Победа»,  «Волга», «ЗИМ» или «Чайка»,  а про машинку поменьше, но очень дорогую моим водительским рукам, ногам и сердцу - про «Москвич-2140». Да-да-да, про этот, якобы, «автомобиль, заранее лишенный качества или АЗЛК» - как расщифровывали это автомобильное явление  не очень далекие и язвительные  шутники. Но, на самом-то деле,  этот  автомобильчик был очень  простой, неприхотливый и дешевый в эксплуатации, удивительно живучий и ремонтопригодный, вернее – ремонтоудобный: своими руками, на коленке, при помощи подручных средств и, конечно, чьей-то японо-родительницы …куда же без нее деться?.. можно было полмащины разобрать и обратно до кучи собрать.
И еще про один мини-шедевр советского автопрома расскажу кратенько или, может даже, коротенько. Но обо всем по порядку.

Восьмилетний «Москвичек» куплен был мною в начале 90-х годов прошлого столетия с рук, но в хорошем состоянии, и продан лет через пять также в исправном состоянии в другие жаждущие руля, домкрата и гаечных ключей руки.

И вот в период его интенсивной эксплуатации поехал я как-то с отцом в отдаленный лесной поселок навестить моих  тестя с тещей. От нашего губернского города это  220 километров, сначала по федеральной трассе 160,  а затем по региональному шоссе, порядком убитому, но вполне проезжему асфальтированному тракту местного значения.

Поехали мы в эту не очень отдаленную провинцию с желанием помочь нашим сельским родственникам в уборке картошки, а заодно и порыбачить, пособирать и заготовить на зиму грибов и ягод.

И вот, когда я с удовольствием «педалировал», как говорят авиаторы, по этой раздолбанной шоссейке в направлении к заветному поселению, на встречной полосе дороги заметили мы огромный провал в асфальте. Отец мне мудро замечает: «Смотри, обратно поедем, не влети в эту яму, а то мы в ней мосты в память о нашем путешествии  оставим!». Я ему самоуверенно отвечаю, что, мол, все «учтено могучим ураганом», не влечу, будь, мол, спокоен, зрительная память у меня фотографическая!»

Неделей позже загруженные до предела дарами природы возвращаемся мы обратно в родные городские пенаты. Прошел хороший дождичек, дорожные обочины  впитали в себя много влаги и представляли определенную опасность - при съезде на них можно было очень хорошо «засесть». Но меня это, по моей молодеческой недальновидности, если говорить интеллигентно и не применять  более ядреные выражения,   мало беспокоило. Да и не знал я тогда, по правде сказать,  этих "обочечных" неприятных нюансов.

И мы «летели» на нашем салатного цвета красавце со столичной родословной, почти что  как гиперзвуковые «кинжалы», уверенно лавируя вместе с серой лентой шоссе меж  корабельных карельских сосен и монументальных молчаливых елей. Ух, блин, красиво сказанул! Аж дух захватило от этой фантастической картины! Ну а на самом деле «мчались»  мы тогда  с очень даже неплохой для «Москвича» крейсерской скоростью, порядка так в  90 - 100 км/ час.

Через некоторое время отец напомнил мне про яму на дороге. Я, естественно, отвечаю, что «помню-помню  я  про этот геморрой, но до него еще километров пять-семь пилить…». И как только я это произнес, впереди стремительно вырисовывается эта самая «ТоЯма ТоКанава – сан»! Затормозить и уважительно  остановиться перед ней, склонив голову в благоговейном поклоне,  я уже не успевал, объехать ее по встречке не мог, так как там,  мощно и совершенно безаппеляционно разбрызгивал лужи груженый огромными бревнами КАМАЗ – лесовоз! Единственный был выход - свернуть на грунтовую раскисшую от дождя обочину, что я и сотворил с присущей не очень опытному водителю безалаберностью и обезбашенностью.
 
Бедный «Москвичек» при этом… нет, не скапотировал и не стал демонстрировать фигуры высшего автомобильного пилотажа. Он просто увяз  по самое «немогу» в песчано-водяной каше обочины.  Потом он с печальной ноткой разочарования  в моей водятловской состоятельности – взял и просто заглох. А мой вполне спокойный и сдержанный отец – наоборот мгновенно, с пол-оборота «завелся» и в очень нелитературной форме охарактеризовал и меня, и мою «фотографическую память», и мое водительское мастерство.
 
Короче – засели мы железобетонно! Попытались чуть-чуть подергаться, помучить «Москвичка», где-то подкопать, что-то подложить, как-то раскачать…Бесполезняк!  Сидим, курим, ждем какой-нибудь случайной оказии. Начало темнеть, и, как назло,  ни одной машины! Но зато явно просматривалась перспектива ночевки в придорожной мокрой канаве.

Вдруг, чу! Слышим,  завывает где-то невдалеке двигатель, явно с воздушным охлаждением. Оказалось - это по ухабистому лесному автобану мчится, включив форсаж, и, как будто приготовившись к взлету, ушастый и глазастый зеленый «Запорожец» с огромным инвалидным знаком на стекле. Я его даже не пошел останавливать, чем нам инвалид и его маломощное ушастое чудо-юдо сможет помочь? Но отец на всякий случай махнул водиле-«инвалиду» рукой, а тот,  смотрим, вырубает свой взлетный режим, тормозит, останавливается. А потом, к нашему полному обалдению, если не сказать хуже,  из  тщедушного двухдверного чрева «Запора» вываливаются на свет божий три здоровенных амбала под два метра ростом! Они, на наше счастье, вырвавшись на оперативный простор из глухой леспромхозовской деревеньки, мчались «стремительным домкратом (с)»  в райцентровский ресторан за очередной  алкогольной добавкой и другими интересными приключениями.  Отец сел за руль нашего бедолаги, и мы вчетвером играючи вытолкали моего пригорюнившегося в вязкой канаве «Москвичка» на далеко не безупречную, но более прочную, чем обочина асфальтовую твердь.

От радости за чудесное освобождение нашего четырехколесного друга из обочечного плена мы щедро   вознаградили  сказочных аборигенов-спасителей литровой бутылью термоядерного первача, то бишь, первоклассного самогона, настоянного на душистых ягодах морошки.

Перекурив и приведя свои взбудораженные нервы в соответствующее нормам ПДД состояние,   мы продолжили наш дальнейший  путь к домашним очагам, который с божьей помощью через некоторое время  и  завершили.

И вот только после этого случая стал я к ямам, канавам,  обочинам и другим немаловажным атрибутам  дорожного хозяйства относиться с должным уважением, почтением и, можно даже сказать, - с  огромным пиететом. И называть некоторых из них по-японски почтительно: «ТоЯма ТоКанава – сан!».  Впрочем, так же ответственно стал я относиться и к вождению автомобиля в целом.  В общем, все хорошо, что хорошо кончается. И мой незатейливый рассказик, думаю, также этому фразеологизму соответствует.