Штирлиц в поисках новой роли

  http://www.proza.ru/2021/11/21/794       

         Пётр привычно расположился на жёстком сидении зала ожидания
  железнодорожного вокзала, коротая в очередной раз время до прибытия своего
  поезда в нужного направления, согласно купленного билета.
     Он не отягощал своё сознание бессчётным числом  подобных сидений, похожих
  вокзалов, безликой толпы провожающих и встречающих.       Он был из числа
  отъезжающих.   Куда, зачем?    Раньше не имело значения - зачем и куда.
     Таких сидений и вокзалов  у него было немало;   он даже не пытался их
  сосчитать, что было бы весьма проблематично, но интересно:  так как
  путешественником он себя, как ни странно, не считал.

     Ну, сорвался когда-то в первый  раз, не желая утонуть в бытовухе, боясь
  её с юных лет.
     Наверно была причина её не любить и бояться, поэтому и  теперь старался   
  нигде не прорастать корнями привычки и не кидать якорь оседлости.
     Да, точно с юности.  Потому как если посмотреть на него в данный момент, 
  то он уже не представлял из себя какого-либо юнца:  ни оседлого, ни
  путешествующего, бегущего за запахом тайги.

     Скорее всего, выглядел дядькой, хорохорившимся дядькой, ищущего что-то
  где-то, изображающего из себя не весть что; вливаясь в подвернувшиеся компании,
  бригады шабашников, втираясь в доверие её членов или в доверие   странных
  женщин, принимающие его под крышу дома своего, окуная в уют своих квартир,
  обволакивая медовостью  скороспелых чувств, появляющиеся после совместной
  ночёвки под одним кровом и в одной постели.
      Питаясь скудно и не регулярно, он не отказывался от такого подвернувшегося
  десерта.
  В пути не до изысков.      Привалило счастье- бери, не пасуй.  Не робей.

     Он и не робел.  Однако, по-всякому было: иногда десерт оборачивался
  месячной голодовкой. После такого фиаско он старался бдить.
     Бдить и не нарываться на откровенную доступность, сделав вывод: то что
  сразу мило, бывает гнило.

     А ведь было, было когда-то, кажется в самом начале его странствий  поисков
  того  особенного,  от которого в сущности и сбежал.   
               Испугался?   Нет.
     Тогда не испугался, а засомневался в правильности, в настоящности что ли
  пришедших ощущений.  Стремясь убедиться в подлинности, ринулся искать ответ
  на свой вопрос.    Маскируя обыкновенное желание вкусить разнообразие этого
  десерта, всячески выискивал надуманные сомнения. 
     Ну как он мог прибиться к одному берегу, когда его ждали другие берега
  десятков рек и водных просторов?
     А вдруг то, от чего сладко щемило в сердце и ниже, не называется счастьем?
                Вдруг у другого берега лучше?
           Не догадываясь, что на лучшее должно и прийти лучшее.
                Возможно тогда он и был в числе лучших.
     Но он не мог сделать заранее вывод, который стал ему очевиден в результате
  личных  поисков и сравнений.
   Наконец-то до него стала доходить незыблемость   житейского закона:
  баш на баш.   И понимая, что бесконечные поиски не улучшили: ни его внешний
  вид, ни его внутренний мир со способностью восхищаться и быть в нужном
  тонусе, он начал задумываться, уже, в правильности своего метода поиска истины.
         Где он только не был: и далеко, и близко, и высоко и низко...

     А когда однажды он не смог дать того, что от него ожидалось и
  прокомментировалось весьма  унизительным словом... вот тут он в задумчивости
  зачесал затылок.  Понял, что разбросал себя, теперь настало время собирать
  свои чресла по частям в одну кучу.
              Настало время собирать свои камни.
          Теперь догадывался, что именно он из себя представляет.

     И опять Пётр вспомнил ту, от которой убежал любя, загасив в груди это пламя
  водами других рек, прибиваясь к новым берегам, вытесняя былое свежими
  впечатлениями и эмоциями.
              Думал, что загасил.
     Но иногда прорывались проблески того чувства, заставляя вспомнить его
  вкус,   вздохнуть в недоумении, поглядев с  завистью на молодёжь.
     Вспомнил, что и он когда-то был моложе и даже, кажется любил со всеми,
  вытекающими из этого чувства обстоятельствами: "Да, где-то и у меня растёт
  дочь, если не стала жертвой аборта.  Хотя делать его было уже поздно.
    Как ни как, а узи показало три месяца и пол плода- девочка.
   Сколько же лет сейчас дочке?  Семнадцать?  Больше?  Но не меньше.
  Девушка, невеста.   Эх, не нарвалась бы на такого, как -я.   А что-я?"
   
     Пётр вспомнил, что после случившегося фиаско полгода постился, сомневаясь
  в своих силах.  Отвык от подходящих по возрасту.       Глаза всё чаще
  останавливались  на юных девах.
  - Даа, с таким юным персиком  позорного фиаско не может случиться.
    А нужен ли я - сороколетний, юной девочке?  В папы гожусь, могут высмеять.
    Но чем чёрт не шутит?  Пока выгляжу не плохо: не сед, строен, брюки всегда
     чистые, парфюмом не брезгаю,  целоваться умею.
    Для первого впечатления вполне   достаточно.     От моего поцелуя точно
    сомлеет, а там... главное, как бывало, не плошай Петя".

      Петя и не плошал, уже пару раз подкатывал к двадцатилетним. 
   Доходило уже и до поцелуя, и маечку оттянул, чтобы прикоснуться к бугорку,
  манящему своей упругостью, но...  Вдруг появлялся, как из "ларца"  бойфренд:
  рослый да накаченный и тактильный массаж  остальных частей тела юной
  позволительницы отменялся сам собой, без чьих-либо возмущений.
    " Странно, но молодуха не брыкалась, казалось ждала- "чё дальчи будет".
  Интересно, когда бы она очухалась?  Когда начала трусы одевать или раньше?"-
  рассуждал Пётр после не состоявшегося случая вкусить запретный плод с юной
  девой.
 
    Его тянуло к какой-то первозданности, чистоте, девственной чистоте.
  Это не значило, что ему надо было быть первым мужчиной.  Нет.
    В жизни всякое бывает...  и если ты не первый - это не значит, что- десятый.
                Главное- быть душою чист.
   "Скажите, Пётр Батькович- душою чист. Это значит- наивен?
    Нет, наивность- это почти что  дурость.  А дурость- это пустота.
     Чистая душа- это не пустота, это родник.  Это звезда на небе".-мечтательно
   рассуждал сам с собой Пётр.

                часть вторая.

       " Звезда... звезда"- продолжал мечтать Пётр, глядя на вошедших подружек
  в плацкартный вагон, где все пассажиры и места были легко обозреваемы, как
  и он сам, удобно разместившийся на вагонном диване в одном из плацкартов.
      Первая из появившихся  девчонок, пробираясь по коридору вагона, метала
  свой взгляд в поисках свободных, подходящих для двоих мест.
      Вдруг притормозила поиски, показывая подруге два места, как раз напротив,
  через столик от Петра.
  - Мужчина, мы наверное здесь задержимся. Вы не против?

     И не дожидаясь ответа, стремительно уселись на сидения, в страхе опоздать
  завладеть такими удобными, не боковыми местами.
     Девчонки защебетали, укладывая свои сумки поудобнее, заприхорашивались,
  отпыхиваясь от невидимой, уличной пыли, не обращая внимания на дяденьку,
  сидящего напротив, к которому только что обратились с вопросом.
     А дяденька, дождавшись паузы в их щебетании, предложил, вдруг: "Ну, что
  птички, поклюём чайку?"

      Девчонки засмеялись, ответив согласием, дополняя чай  печеньем из своей
  сумки.  Пётр достал початую палку копчёной колбасы и дружественное
  застолье понеслось.
      Не стесняясь друг друга и своего аппетита, умяли всё с последующим
  желанием то ли поспать, то ли помечтать.  Ни то, ни другое не получилось:
  Пётр вставил в свой походный маг кассету с любимыми песнями, которые пришлись
  по душе и молодым попутчицам.  Подпевали, не стесняясь, будто не чай пили,
  а что-то покрепче.   
      Утопая почти в домашнем уюте, Петру не казался жёстким вагонный диван,
  не раздражался  от милых шуток и беспричинного смеха девчонок, кидающих
  заинтересованный взгляд на него.

      Колёса отстукивали по рельсам километры, оставляя за оком ненужные
  остановки, приближая тройку пассажиров к своей цели.
      Специально не знакомились, но узнать имена друг друга получилось
  в естественном, вагонном общении.
     Осмелевшая Светлана, переговариваясь с Петром, высказывала своё мнение,
  что ему "не идёт" имя Пётр.

  - Почему-то хочется назвать вас другим именем.
  - Странно.  Но каким же- именно?
  - Не знаю.

     Что мог ответить Пётр на такую, не беспочвенную прихоть попутчицы, имея
  за собой грешок называться другими именами при очередном знакомстве
  с подвернувшейся женщиной.   То он назывался Альбертом, то- Федей, то...
    По-разному, в зависимости от внешности и статуса женщины, снизошедшей
  до общения с ним.
   Маскировался или развлекался, меняя имена- не известно, но ему нравилось
  это своё разнообразие в придачу к разнообразию имён женщин, которых он обнимал.

     В сущности, Светлана была права, чем ещё больше притягивала его внимание
  к себе, выделяя её из пары попутчиц.   
      Предстоящие семь-восемь часов монотонного, вагонного покачивания
  настраивали Петра (или как там его ещё) на свою привычку оценивать новую
  женщину, появившуюся в его обозрении, далеко от интеллектуального общения.
      Он и на этот раз, разглядывая Светлану, отмечал все её плюсы совсем
  не с желанием почитать с ней книжки.
     Принимая факт преимущества юной девы своей природной свежестью перед зрелой
  женщиной, Пётр  всё же увидел в девичьей хрупкости Светланы, прекрасную её
  фигуру со всеми достоинствами и спереди, и сзади.
     Увлекаясь анализом увиденного, он немного прибавил ей лет, определяя её
  возраст двадцатилетним.
     А рассматривая девичью мордашку, мысленно проделывая все манипуляции,
  способные соблазнить  юную неискушённость, вдруг почувствовал, что реагирует
  на свои иллюзии, как мужчина...
     Остановил себя, укоряя в откровенном воображаемом бесстыдстве:
   " Ишь, куда тебя понесло.  Ты ж завязал с этим. Увлечёшься, а из соседнего
     плацкарта может выйти её френд.  Что тогда будет?
       Забыл- куда едешь?"

     А ехал он на свой страх и риск к женщине, которая должна была жить
  в городе, к перрону которого подъехал его поезд.
     С попутчицами он распрощался без желания встретиться вновь, понимая, что
  его возраст не соответствует более близкому общению, а книжки он может
  почитать и один.
     Девчонки, тоже, помахав ручками, скрылись за поворотом ближайшей улицы,
  а он отправился к перронному скверу, где, сидя на лавочке, собирался обдумать
  и насмелиться на осуществление своих ближайших намерений.

     Его мучили нерешительность и сомнения в правильности своего желания.
   Кто даст ответ в положительности его прошлых поступков и похождений за все
  прошедшие двадцать лет? 
     Если бы он остался с той, к кому пришёл сейчас, как бы он узнал, что она
  его судьба, не сравнивая её с другими?
     Разве можно узнать другим способом?   Когда известна аксиома, что всё
  познаётся в сравнении.
                Где истина, в чём она?
   Конечно он затянул этот процесс.    Но и на старуху бывает проруха.
    Сначала увлёк процесс сравнивания, потом пошло по инерции, затем, что
  будет не понят длительностью отлучки, ведь казалось вышел на пару часов,
  а задержался на пару десятилетий.
       Какая женщина сможет его понять?  Только мать.  Только мать может ждать
  годами.               Но возлюбленная- не мать.

   -Но она же мать моего ребёнка. Если хотела родить, значит было чувство.
  А если до сих  пор не замужем, возможно это чувство в ней живо до сих пор?
    Ну, хоть капелька, хоть искрочка.
   Не дам угаснуть, сберегу, разожгу пламя бывшей любви.  Какие наши годы!?
    Ведь ещё можно и сына родить.  А вдруг опять потянет в бега?
   Нет.   Тянулка выдохлась.  Сдулся тот воздушный шар, что улетал
   в романтическое поднебесье в поисках не знамо чего.
      Чем теперь доказать серьёзность намерений?   Что есть у меня такого,
  убедительного, что я могу возложить к её ногам?
     Сбережений мало, хватит только на маленькую халупу, правда научился
  кое- чему, шабашив в бригадах: класть плитку,  ламинат и  остальную
  необходимость в ремонте.  Вполне может пригодиться.

      "Ишь, куда тебя занесло,- в очередной раз одёрнул себя Пётр.
   То с малявкой собирался закадрить, то несуществующий дом строишь на пустом
  месте.    И не вздумай повернуть назад.  Раз решил- значит осуществляй
  задуманное"
                И он отправился по нужному адресу.

      От охвативших размышлений и сомнений он так ушёл в себя, что не замечал
  впереди идущих молодых людей.  И только услышав,- Светик приехала!-он
  обратил внимание, что знакомым именем поприветствовала бывшую попутчицу,
  вышедшая к калитке   женщина, к которой, собственно,  он и ехал.

    Она приобняла дочь, устремляя взгляд на подошедшего мужчину и с неподдельным
  недоумением воскликнула:- "Игорь, и ты тут?  Какими судьбами?"
     В голове у Петра-Игоря пронеслись слова вагонной попутчицы, что мама её
  называет Светиком.
    В ту же минуту, услышав за приветствием в свой адрес другие слова, Светлана
  повернула лицо к тому, кто так сильно поверг в изумление её маму и узнала
  вагонного попутчика.

     И как-то одно за другим выстроилось в сознании Светланы: и что попутчик
  Пётр на самом деле- Игорь; и странное желание называть Петра другим именем.
    Она вдруг чётко поняла причину следования Петра-Игоря  в том же направлении,
  какое было и у неё.   Ведь  она- Светлана Игоревна.
     Казалось за минуту все вопросительные знаки превратились в восклицательные,
  переходя на многоточие...

     Игорь, называющийся Петром, тоже понял, что не будет необходимости
  объяснять- кто он, кому и кем он приходится.
     В молчаливом напряжении Игорь, тоже, узнал привлекательную женщину,
  обнимающую его попутчицу.
     Конечно, годы сделали своё дело, но не на столько, чтобы не узнать свою
  Любу, от которой он сбежал почти двадцать лет тому назад.
     Мама-Люба, нарушив тишину, заговорила, обращаясь, как бы к дочери, но
  сказанные слова адресовала Игорю, запоздало объясняя своё желание назвать
  таким именем дочь, вкладывая в это имя смысл: Светик- свет в окошке.
    Потому что другой огонёк- Игорёк, увы, отказался освещать её жизнь.
                Исчез, растворился...

     Вся тайна, на удивление банальная, открылась в одночасье и Игорь
          понимал, что перед ним стоят две родные ему женщины.
    Но в напряжённой тишине для него чётко возник вопрос: будет ли он им
                родным мужчиной?