Это что-то очень глубинное

(Мои размышления в свете староарбатских фонарей)

Не так давно мне довелось побывать в одном уютнейшем месте на Старом Арбате. Это был небольшой и довольно скромный особняк, именуемый жилым домом Лазарика, на двух верхних этажах которого расположились несколько выставочных залов и галерей, наполненных какой-то особой атмосферой утонченности, красоты и изящества.

А.А. Лазарик – купец, финансировавший строительство первой амбулатории в Москве. Его дом, созданный архитектором Б.С. Пиотровским в стиле ампир в середине XIX века, помнит многих известных людей, в том числе и поэта К.Д. Бальмонта, и писателя И.А. Бунина. 

Я была приглашена на открытие выставки стилизованной под Восток одежды от талантливейшего дизайнера из Самарканда – одежды, которая, как оказалось, очень нравится московским дамам, и они с большим удовольствием покупают ее, о чем я раньше не знала. И все присутствующие на этой выставке были очень удивлены, отчего я не купила то платье за 300 евро, которое они попросили меня примерить, и в котором я была настоящей царицей, как было сказано мне. А я никак не могла ощутить себя в нем гармонично, и ни за что бы не примерила его, если бы меня так сильно об этом не попросили. Даже живя на Востоке, я никогда не примеряла восточных нарядов, не то, что теперь.

В чем дело? И отчего все восточное так от меня далеко, что, даже внезапно приблизившись в таком прекрасно-стилизованном и талантливо-дизайнерском варианте, оно не восхитило меня настолько сильно, чтобы я захотела сделать его своим? Я даже не о том, чтобы купить, а о том, чтобы просто ощутить его своим. Пишу только об ощущениях, ибо они побудили меня к размышлениям о тончайших связях моей души с тем пространством, в котором я живу сейчас.

Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что это что-то очень глубинное. Сказать три слова: «Это не мое», словно ничего не сказать вообще, но суть будет выражена точно. Да, это не мое. Я никогда не могла ощутить это своим, поэтому и уехала. Я покинула Восток потому, что я не могла ощущать его своим, потому что я с самого раннего детства (сколько себя помню!) всегда скучала по Москве. Мне даже кажется, что я скучала по ней с самого своего рождения и всегда хотела уехать в этот город. Почему? Отчего? Как могло такое случиться? Я не знаю… Видимо, это что-то очень глубинное…

Если сказать всего в трех словах: «Москва – это мое». Это мои улицы, мои особняки, мои музеи, мои храмы, мои реки, мои деревья, мое небо, мои облака… Это - мое! И этим все сказано.

А Восток – дело настолько тонкое, мои дорогие, что далеко не каждому подойдет. И потом, ведь Восток Востоку рознь, ибо Восток – понятие очень большое и очень объемное. Что-то доставляет мне эстетическое удовольствие, а что-то нет. Что-то я могу сделать предметом своего обихода, а что-то нет. Какую-то восточную музыку я могу слушать с удовольствием, а какую-то совсем не могу. А уж что касается одежды, тут вообще все непросто… Ведь в одежде нужно, как минимум, ощутить себя гармонично. А если этого ощущения нет, то хоть что тебе пусть говорят окружающие, но для тебя-то гармонии нет. Не звучит… Не складывается…

Но вдруг иду на распродажу в какой-нибудь обычный магазин в Нидерландах, покупаю какой-нибудь, далеко не дизайнерский, свитер всего за несколько евро и… звучит… Почему? Отчего? Как могло такое случиться? Я не знаю… Видимо, это что-то очень глубинное…

Скучаю ли я по своему Востоку, по тому городу, в котором я родилась, и где до сих пор живут мои воспоминания? Нет. И не бросайте в меня свои камни те, кто скучает. Они до меня точно не долетят. Если вы скучаете, значит, это ваше, но не мое. Я не скучаю ни по городу, в котором я родилась и прожила огромную часть жизни, ни по яркому, палящему солнцу, ни по зелени на базаре, ни по могилам моих родных. Потому что я не могу скучать по могилам. Я могу скучать по родным. Я могу скучать по воспоминаниям, но не по городу, в котором они остались жить, когда я из него уехала. Уехав оттуда, я скучала только по одному-единственному человеку, которого ощущала бесконечно родным, и все. И больше ни по чему и ни по кому. Простите.

Непатриотично? Пусть. Я вообще непатриотична. Я не люблю никаких «измов», и этот «изм» в том числе.

Но вот покидаю выставку, спускаюсь по чугунной лестнице и останавливаюсь, завороженная ее красотой. Понимаю, что не уйду, не устроив ей фотосессию. Она такая живая, настоящая, хоть ей без малого двести лет. С радостью фотографирую узоры на чугуне, потом кусок оголенной старинной стены, исторический кирпич с печатью, видавшее виды зеркало из парадного, чудом обретенное на чердаке, фонарь у входа, обшарпанную старую дверь, несущую на себе несмываемую печать русского модерна, к которой, по счастью, не успела прикоснуться рука реставратора, нежнейшие витражи в этой двери, узоры на ее дереве, и мое сердце трепещет от этой запыленной и неухоженной красоты и впитывает ее в себя тоннами.

И как же мне все это вам объяснить, дорогие мои, кто скучает по тому пространству, где всего этого нет? Не могу я вам объяснить, как я, будучи совсем еще маленькой девочкой, когда мама водила меня за ручку по центру родного Ташкента, выискивала своими детскими глазами только такие дома, которые могли мне хотя бы отдаленно напомнить вот такие московские особняки. Все остальное, восточное, никак не волновало меня. Простите.

А потом, когда тот, мой, европейский Ташкент, который мог напомнить мне мои чудесные прогулки с моей мамой, стали нещадно ломать и перестраивать, и не стало в нем тех уютных домов, которые мне хоть чем-то могли напомнить то пространство, по которому так сильно и необъяснимо тосковала моя детская душа, я все больше и больше стала стремиться уехать туда, где все это есть, понимаете? Но я не могу этого никому объяснить, потому что это очень и очень глубинное…

Возможно, вы посмотрите на то старое зеркало, найденное чудом на чердаке, и назовете его полуразбитым старьем, а для меня оно – настоящее сокровище уже только от одного моего столь желанного предположения, что в него, поднимаясь по той же чугунной лестнице, по которой поднималась в тот день я, мог смотреться писатель Бунин. И, кто знает, может именно тогда он и подумал одну из своих драгоценнейших мыслей: «Бог каждому из нас дает вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю». Каково! Сказал, так сказал, верно? Вот это мое. Это – мое, понимаете?

Спустившись по лестнице, я открыла прекрасную, украшенную витражами, деревянную дверь и вышла на Арбат, погрузившийся в прохладу и темноту позднеосеннего московского вечера, и в свете изящных арбатских фонарей на меня стали наплывать воспоминания о моем первом годе жизни в Москве, когда я, идя именно по этой улице, вдруг увидела плывущие по голубому московскому небу яркие челны заморских гостей – точно такие же прекрасные яркие челны, как на известной картине Рериха. Да, я это видела, и это было незабываемо для меня. Видимо, тогда именно здесь, на Старом Арбате, из меня поднимались пласты моей глубинной исторической памяти, чтобы я нечто важное поняла про себя: откуда я, что я, кто я, и почему я всегда стремилась именно сюда, именно в это пространство. И потому «Ах, Арбат, мой Арбат, ты – моя религия» для меня не просто слова…

Многие воспоминания оживают во мне, особенно в последние годы, и глубинная память моя связана не только с Россией, но и с Европой (да еще как!), и даже, как оказалось, со Святой Землей. Об этом я недавно писала. Но и вечер в художественной галерее на Арбате в окружении восточных вещей, которые так полюбились прекрасным московским дамам, не прошел для меня даром. Уже дома мне вдруг вспомнились ночи Шахерезады. Кто знает, возможно, это тоже мое? Почему-то ведь вспомнилось… Почему? Отчего? Как могло такое случиться? Я не знаю… Видимо, это что-то очень глубинное…

Поэтому, мои дорогие, имея дело со своей душой, мы имеем дело с целой вселенной, в которой запечатлено так много всего, что невозможно объяснить другим. Важно научиться слышать себя и жить в согласии с тем внутренним камертоном, который никогда не обманет и не подведет, а точно скажет, «мое» это или «не мое».

Я не знаю, как сложится моя жизнь: покину ли я Москву или останусь жить в этом городе. Но я точно знаю, что, если только мне когда-нибудь придется пережить расставание с тем пространством, в которое с самого рождения стремилась моя душа, я буду очень сильно скучать. Почему я в этом уверена? Да потому что я начинаю скучать уже сейчас, от одной только этой мысли. Вот стоит подумать, и уже начинаю скучать. И в этом чувстве, мои дорогие, нет ни грамма моего патриотизма, а есть только совершенно ясное знание: «Москва – это мое». Почему? Отчего? Как могло такое случиться? Я не знаю… Видимо, это что-то очень глубинное…

На сегодня все…

P.S. В качестве иллюстрации – аутентичное фото настоящего староарбатского фонаря, которое я сделала в тот самый вечер в ходе тех самых размышлений и воспоминаний. Все другие фотографии помещу в сторис и сохраню потом навсегда, чтобы вы могли посмотреть их в любой момент, когда захотите. Называться они будут «Арбат-21»

А музыка? Ну, а какая еще могла в моей душе звучать музыка в тот позднеосенний московский вечер, кроме этой? Ну, сами подумайте… =)

https://www.youtube.com/watch?v=QjMptBsrmW0