Глава 47. Похороны

Люрванди сидела, оперевшись о стену, и смотрела в небо: оно снова развиднелось, и после темноты искрящийся свет солнц казался чудом. В вышине едва слышно гудел бледно-голубой щит, его почти не было видно, и только перламутровые всполохи, пробегающие то там, то тут, выдавали, что город спрятан под энергетической оболочкой. Там, наверху, было светло и мирно, а вот вниз смотреть не хотелось: вся стена была завалена телами анагеров, черная кровь залила все вокруг.
Девушка ничего не помнила из сражения – с того момента, как она разрешила Джулиану войти в свое тело, он отрезал ее от памяти. Заботился таким образом, наверное. Нечего было на ужасы смотреть, вот в памяти и образовалась дыра. Эльфийка плохо понимала, как оказалась в сердце сражения, придавленная одним из упавших тел, голова шла кругом от усталости, но она смутно догадывалась: вся эта бойня – ее рук дело. Нож валялся в нескольких шагах сбоку, но она не могла дотянуться до оружия, она даже пошевелиться не могла. Жар охватил тело, голова шла кругом от усталости и единственное, чего хотелось – это лечь и не подниматься больше никогда, но она не могла скинуть труп с ног, уже онемевших от тяжести мертвого монстра.
На стене было совершенно тихо, только мелкая пичуга прыгала с зубца на зубец и чирикала о своем, с каким-то удивлением гладя на поле боя.
«Меня так никто не найдет,» - сквозь темноту поднимающегося обморока подумала Люрванди, но позвать на помощь было некого. – Ну и ладно, полежу пока здесь…»
Она откинулась назад, закрыла глаза, чувствуя, как бьется сердце – так медленно-медленно, как-то неохотно, и каждый толчок эхом отдавался в голове. Постепенно девушка стала проваливаться в глубокое забытье – вроде, сон, а, вроде, и нет, не поймешь, но она все же услышала чьи-то шаги. Сердце екнуло: кто-то из чудовищ выжил? Но даже бояться сил не было – выжил и выжил, какая разница? Идущий приблизился и остановился прямо над эльфийкой, закрыв ее своей тенью.
- Вот ты где, - проговорило существо достаточно нечленораздельно, будто бы что-то держа во рту.
И в то же момент тяжесть с ног исчезла: пришедший легко откинул труп в сторону. Нежданный спаситель был каким-то странным: он не боялся следов побоища, не брезговал прикасаться к развороченным телам и вообще вел себя на редкость спокойно, будто бы видел  подобное каждый день – он явно не был жителем Солнечного. Но его голос казался Люрванди знакомым, любопытство заставило открыть глаза и посмотреть на пришедшего – это был высокий, худощавый мужчина, возраст которого невозможно было определить, потому что он был мертв. Ну, если правильно выражаться, он был духом, но черты его лица… Он был как две капли воды похож на Аниараги! Он присел на корточки перед девушкой, ухмыльнувшись беззлобно, и закурил длинную, резную трубку.
- Сивард издергался весь: где, говорит, Люрванди? – пришедший выпустил пар, отвернувшись в сторону, и насмешливо фыркнул: - Искать побежал, да только посреди улицы без сил рухнул… пришлось его домой отнести – помрет он у вас раньше времени. Орвардо, конечно, как обычно раскомандовался, мол, иди, ищи эту самую Люрванди, а мне-то что?
Честно говоря, эльфийка плоховато понимала, что говорил дух, а из-за обилия незнакомых имен смысл вообще ускальзывал, но она не останавливала болтуна – уж очень он любил поговорить.
- Я пришел тебя домой забрать, думаю, ты не сможешь идти сама, так что я понесу тебя, - он придвинулся, думая подхватить девушку, но тут же отпрянул, когда рукав смялся под его ладонью.
- Батюшки-светы! А где твоя рука? – с  каким-то удивлением спросил он.
Люрванди вздрогнула, еще не понимая вопроса, но уже чувствуя неладное – она действительно не чувствовала левую руку, но списала это на онемение: ног-то она тоже не ощущала.
- Как где? Вот она, на месте, - девушка обхватила себя, пытаясь нащупать конечность, но рукав был пуст. – В смысле? – эльфийка испуганно ощупывала то место, где должна была быть рука, но плечо обрывалось пустотой! Руку как будто обрезали, но Люрванди не чувствовала ни боли, ни шока, просто часть ее тела исчезла. Паника подкатила к горлу – это было уже ни на что не похоже!
- Так, спокойно! – дух вскинул руки, успокаивая, положил ладони эльфийке на плечи. – Сейчас со всем разберемся, только спокойно!
Он закатал свободный рукав до самого плеча и осмотрел культю: срез был ровным, не кровоточил, рана была прижжена и казалась старой.
-  Ну, что там? – эльфийка извернулась, пытаясь посмотреть сама, вскрикнула, увидев обрубок, нервы ее сдали окончательно, и Люрванди потерял сознание.
- Бедолага, - вздохнул Джорри, поднял ее на руки и зашагал со стены, дожевывая злополучное печенье.
***
Она очнулась уже дома, за окном лил дождь, но в комнате было тепло и уютно – занавески кто-то задернул, на столе ровно горела свечка… а в кресле, закутавшись в плед, спал Ганред, израненный, бинтами замотанный с ног до головы, но живой. Люрванди всхлипнула и разревелась от облегчения – за него она больше всего боялась, ведь эльф не восстановился полностью, да и в боевых искусствах был слаб. Колдун мгновенно проснулся, услышав ее плач, вместе с креслом придвинулся к изголовью ее кровати:
- Слава твоему Богу! Ты очнулась, наконец! Я уже начал опасаться за тебя! – скороговоркой проговорил он, краем пледа вытирая слезы с ее лица.
Она долго не могла ничего сказать, просто смотрела на него во все глаза, чувствуя, как страх уходит потихоньку. Ганред тоже молчал, улыбаясь на ее всхлипывания печальной, нежной улыбкой.
- Долго я пробыла без сознания? – тихо спросила она, как только смогла выговорить хоть что-то.
Эльф кивнул:
- Трое суток почти – ты иногда приходила в себя, но ни разу во вменяемом состоянии не была, да ты, наверное, и не помнишь…
- Где Кэрлих? – не дослушав, спросила девушка. Она была твердо уверена, что колдун жив: раз выжил Ганред, значит, и более сильный Кэрлих должен был остаться цел, только это надо было услышать, чтобы уж точно не ошибиться.
Ганред дернулся, отвел взгляд, и по телу эльфийки побежали мурашки.
- Где Кэрлих? – настойчиво повторила Люрванди, уже боясь услышать ответ.
- Разве ты не помнишь? – тяжело спросил Ганред, будто бы опасаясь произнести роковые слова, но, заметив ее непонимающий взгляд, коротко бросил: - Он погиб.
Как? Как это – погиб? Известие не укладывалось в голове, оно казалось глупой шуткой, такой расклад был просто невозможен! Он ведь… он ведь был таким сильным, таким молодым и могущественным! Может, Ганред пошутил? Или ошибся? Да что угодно, только бы Кэрлих остался жив!
- Разве ты не помнишь? Он закрыл меня собой, после того, как ты потеряла руку…
Рука! Девушка опустила взгляд – кошмар оказался явью, культя была аккуратно перебинтована, но руки и вправду не было… только вот эльфийкие было как-то все равно теперь – Кэрлих умер, и с этим ничто не могло сравниться.
- А остальные? – спросила она, уже не желая спрашивать, но чувствуя, что должна знать, чтобы ни произошло.
- Дядюшка Гьерн еще умер, остальные живы. Он увидел, что Сиварду стало плохо, бросился на помощь, но сила толпы оказалась сильнее – его просто затоптали насмерть… Лунный Страж рехнулся окончательно – сидит у себя наверху, ни с кем, кроме Найны, не общается и светится двадцать четыре часа в сутки, не потухая ни на минуту… в физическом смысле светится, говорят, он по земле перестал ходить – какую-то энергию в себе высвободил. Он тяжело переживает смерть Кэрлиха, во всем случившемся винит себя, хотя он-то что? Это я виноват… С тетушкой Лейлой тоже что-то происходит, что именно – пока не понятно, но общаться с ней практически невозможно. Из всего дома только я да Найна в строю…
- А Юмани, как она?
Ганред скривился:
- Не хочу осуждать, но она поясничает, на мой взгляд. Убивается так, будто и вправду любила его, но ты ведь сама помнишь, как она обращалась с ним в последнее время – даже стычку в последний его день вспомнить… Напоказ она плачет, чтобы только пожалели ее, - и скривился презрительно, а на сером от усталости лице дрогнули свежие глубокие трещины. Шрамами потом покроется, вояка...
Люрванди откинулась на подушки, закрыла глаза, но ощущение пустоты никуда не ушло – это было очень странно, что умер именно Кэрлих: самый сильный из тройки, оставшейся на стене, самый лучший и талантливый из всего города, исключая, разве что Сиварда. Хотя, с другой стороны, почему странно? Смерть всегда забирает первыми тех, кому еще жить бы да жить…
- Когда взойдут солнца, начнется прощание с мертвыми, а за ними – обряд похорон. Если сможешь быть там, будет хорошо, но если совсем нет сил, лучше отлежись дома. Ты… я и не знал, что ты ведьма, - тихо проговорил колдун.
- Я не ведьма, я верующая, - так же, как недавно военачальнику, объяснила Люрванди. – И это не моя сила была, а сила моего Бога, мое тело не предназначено для владения магией, столь сильной и разрушительной, вот рука и исчезла. Наверное.
- В кого же ты веришь? Чья сила столь велика, что свет подчиняется ей? – он спрашивал не из пустого любопытства – в его глазах горело желание разобраться, и только потому девушка ответила эльфу:
- В Гарноувера, Бога Ветров, - потом помолчала, и спросила: - Сколько у меня времени до похорон?
- Около получаса. Мне позвать Юмани, чтобы помогла тебе?
- Лучше Найну, - слова о притворстве Песчаной Принцессы глубоко запали в душу, и видеть ее совсем не хотелось.
И, хоть Люрванди и понимала, что вынуждена будет встретиться с ней, эльфийка хотела отсрочить этот момент как можно дальше. Ганред кивнул и вышел, а вскоре беззвучно, будто из воздуха, в дверь просочилась Найна с черным свертком в руках – в запасе у тетушки Лейлы имелась пара похоронных костюмов, наскоро ушитых под фигуру худенькой девушки. Пока Люрванди одевалась, обе молчали, и только под конец, прикалывая веточку белых цветов к теплому плащу девушки, рыжая сказала:
- Он стал легендой, как и мечтал – Смерть для него была единственным возможным вариантом исполнения мечты.
Эльфийка с удивлением посмотрела на девочку, и та пояснила:
- По городу уже рассказы ходят, говорят, что это Кэрлих создал голубой щит и умер, всю силу отдав барьеру, но я-то знаю, что щит включил Олвек, я сама видела, да кто поверит? К тому же, зачем разрушать его мечту? Пусть в глазах всех он будет легендой.
Они вышли из дома и направились к главной площади, где стояли гробы с погибшими – уже на подходе стали слышны рыдания, и из них громче всего выделялся зычный голос Юмани: та, как и говорил Ганред, убивалась, не скрывая своего горя, а, наоборот, выставляя его напоказ. Многие люди шли тем же путем к площади, постепенно вливаясь в толпу, как ручейки в реку. И чем ближе к центру продвигались эльфийка с рыжей, тем плотнее становилась толпа вокруг – горе было общим, горе сплотило людей, никого не оставив в стороне.
Колдун уже был на своем месте – справа от гроба у изголовья. Эльф вытянулся по струнке и, казалось, не дышал, так сильно он был натянут, лицо его замерло, как  каменное, и в его горе верилось охотнее, чем в громкие завывания Песчаной Принцессы. Казалось, что он сам умер, даже его взгляд застыл и не двигался больше. Люрванди, холодная, как лунный свет, внешне спокойная и безучастная, шла сквозь толпу, люди расступались перед ней, чувствуя силу, исходившую от нее и невольно склоняясь перед ней.
Девушка приблизилась и замерла на долгое мгновение, глядя в знакомые черты – за три дня тело осунулось, от Кэрлиха осталась только пустая оболочка. Да, умытая, празднично одетая, с подновленными линиями на лице, но она была мертвой и не имела ничего общего с тем, кем он был прежде. Это не Кэрлих был, а что-то страшное, отталкивающее. Эльфийка поклонилась, поцеловала покойника в лоб и в закрытые глаза, а затем встала второй статуей слева от гроба.
Так уж вышло, что Люрванди открыла церемонию прощания, и вслед за девушкой потянулись остальные жители. Крапал мелкий дождик, люди все шли и шли, толпа не убывала, и тишина стояла такая тяжелая, что вопли Юмани, которая останавливалась только затем, чтобы вздохнуть, были совершенно неуместны. Тем более, что у народа Песка не было традиции оплакивать своих мертвецов. Ветви с белыми цветами уже полностью заполнили гроб и закрыли тело до самого лица, но ряды пришедших, желавших проститься с героем, оставались все такими же плотными. Ганред, устав слушать завывания охрипшей Песчаной Принцессы, коснулся ее и тихо сказал:
- Хватит, довольно плакать.
- Ты не понимаешь моего горя, безумный! – взвизгнула та, заставив людей недовольно загудеть. – Вы все не понимаете и никогда не поймете, что значит потерять того, кого любишь больше всего на свете!
И опрометью бросилась прочь. Колдун только головой покачал – Юмани явно была не в своем уме.
К Кэрлиху пришел весь город, кроме Лунного Стража: тот так и не соизволил появиться. Прощание закончилось только ближе к вечеру, и время тянулось так медленно, будто бы и вовсе не имело конца. Люрванди ни о чем не думала, стоя у гроба, не смотрела на тело, пытаясь запомнить черты, не плакала, только внутри нее была пустота, страшная, незаполнимая пустота, пожиравшая все ее чувства и мысли.
Наконец, последний из жителей положил свой цветок на тело и отошел, всхлипывая и утирая слезы платком, и городская стража, та самая стража, что побросала оружие и бросилась прочь от анагеров, закрыла гробы и понесла их в последний путь. Кладбище располагалось за городскими стенами под холмом, на который забирался город. Идти туда было далеко, потому дошло не больше половины жителей, остальные рассеялись по дороге, вернулись по домам, и желтые огоньки загорелись в окнах.
Из-под нависшего холма была видна только верхушка ратуши, но над стенами поднималось сияние – сивардов щит работал, отгоняя ночную мглу, приползшую откуда-то из-за Пограничных гор. Во влажной земле были вырыты ямы по количеству павших, Ганред повернулся к тем, кто все-таки дошел, и начал прощальную речь – он говорил совсем просто, без пафоса, с трудом подбирая слова на плохо знакомом языке, но от этого было только горше. Люрванди, уставшая до предела, уже не слушала слов колдуна, слепо глядя на закрытую крышку гроба.
«А что бы он сказал, если бы сам стоял здесь? Если бы был жив?» - подумалось эльфийке. Перед глазами тут же встало улыбчивое, простое лицо Кэрлиха.
«Да все нормально, чего вы ревете-то? Ну, умер я, и что с того? Вы-то живы, и это самое главное,» - вот, что он сказал бы. И словно в подтверждение мыслям девушки, до затуманенного сознания долетели слова Ганреда:
- …но мы-то живы, наша жизнь не должна оборваться вместе с ним…
Эльф повернулся и бросил горсть земли, присыпая гроб, опущенный в яму, а дальше за дело взялись гробовщики, лопаты замелькали в воздухе, и вскоре все было кончено. Люди стали потихоньку расходиться – до ворот был еще час пути, если двигаться достаточно живо, и никому не хотелось остаться на ночь за пределами города, закрывавшего свои стены с наступлением темноты. И на кладбище остались только двое эльфов и рыжая девочка. Хлопая крыльями, с неба тяжело спустилась гарпия – Шилья весь день где-то пропадала, но попрощаться все-таки пришла. Из ее огромных глаз капали крупные слезы: она, как и все, любила приветливого Кэрлиха. Стало смеркаться – сумерки всегда приходят раньше, если день хмурый, Шилья схватила Нану за шиворот и взмыла вверх, унося девочку домой – что ей таскаться лишний раз? И так устала…
- Идем? – Ганред протянул руку, помогая девушке подняться с земли.
Она кивнула, и эльфы зашагали в обратный путь. Вскоре навалилась темнота, задул промозглый ветер, стало холодно.
- Интересно, ворота уже закрылись? – задумчиво проговорил колдун, никому не адресуя этого вопроса.
Люрванди не знала, потому ничего не ответила, с трудом переставляя свинцовые от усталости ноги. Сколько было еще идти? Она даже предположить не могла – темнота съедала видимость до нуля. Девушка устала, но жаловаться Ганреду, который и сам был ранен, весь день простоял у гроба, даже не шелохнувшись, и вообще организовавшему все эти действия, было стыдно, и эльфийка просто бездумно двигалась вперед, уже совершенно не соображая ничего. Но на вопрос колдуна все-таки пришел ответ:
- Да, закрылись, - раздался за спиной спокойный, тусклый голос Сиварда, и в воздухе открылась широкая брешь.
На том ее конце с книгой в руках стоял Лунный Страж – он был в халате и тапочках, помолодевшее после перерождения, избавившееся от шрамов лицо казалось приветливым и родным.
- Что-то вы засиделись на кладбище. Хорошо хоть Шилья догадалась мне сказать, где вас вылавливать. Идите домой, хватит мокнуть, - продолжил Белый Воин и кивнул, приглашая войти.
Ганред подтолкнул Люрванди вперед, но она споткнулась о нижний край открывшегося портала и упала бы, если Сивард не поддержал бы ее, колдун вошел следом, и за его спиной ход закрылся, отрезая неприятную ночь от домашнего уюта. Лунный Страж поднял ослабевшую девушку на руки и, распрощавшись на ночь с Ганредом, отнес ее в ее комнату, где помог снять плащ и уложил в кровать, заботливо укутав в одеяло и прикрыв форточку, чтобы по полу не сквозило.
- Ты прости меня, что с тобой так получилось, - после долгого молчания вымолвил Сивард. – Прости за все: не герой я больше. Меня… я ломаюсь, да и силы уже не те, что раньше.
Он присел на краешек кровати и заглянул в глаза Люрванди.
- Все в порядке, - она улыбнулась ему и своей единственной рукой пожала его ладонь. – Все будет в порядке, только держись. И… если надо, только скажи, я помогу, чем смогу… - и покраснела, смутившись своих же слов – что она могла для него сделать?
Он фыркнул, на его красивом, спокойном лице появилось некое подобие улыбки. Он словно хотел сказать что-то, но потом передумал и только головой покачал.
- Я буду иметь ввиду, спасибо, - сказал военачальник, хоть сам подумал о другом, и, задув свечу, вышел.