В режиме самоизоляции

          Таша смотрела в окно, раздумывая: пойти прогуляться в парк или заняться домашними делами. На что потратить дополнительный выходной.
Дотянулась до телефона, включила любимый «шум моря». Закрыла глаза, представляя себя на пляже. Волны накатывают на берег, кричат чайки, солнечные блики слепят глаза... Как жаль, что минувшее лето прошло без моря, без пляжа. Отпуск пролетел незаметно и неинтересно.
В телефоне плюмкнуло сообщение. «Уважаемые коллеги, ознакомьтесь с приказом.... В связи с неблагоприятной ситуацией... Переводятся на дистанционный режим работы...».  Глаза пробегали по строчкам, но она уже знала содержание, уже можно не читать. «Де-жа-вю»,  – произнесла  обреченно, по слогам, словно в три рывка пытаясь скинуть, сдвинуть глыбу, придавившую своей тяжестью, не дающую дышать, мешающую жить.
Враз расхотелось строить планы даже на день. Опять начинаются мутные дни домашнего ареста, так она называла самоизоляцию. Едва пережила весну, отнявшую так много сил и не только сил, перевернувшую ее всю. И что с того, что это во всем мире, что многим хуже, чем ей, что это «для ее же блага». Какое ей дело до других. И разве другие, те, которые во всем мире, этого хотели?
*
Тогда тоже была пятница. Отгул. И впереди еще два выходных. Мини-отпуск. И большие планы. С Антоном они собирались отметить год своих отношений. Решили никуда не ходить, устроить романтический вечер, плавно переходящий в романтическую ночь и не менее романтические выходные. Устраивать красивые вечера, небольшие праздники – одно из любимых  занятий Таши. Продумывалось все: и интерьер, и музыка, и меню, и освещение. Всю неделю Таша была занята мыслями о предстоящем событии, потому и известие о введение ограничений стало для нее полной неожиданностью.
– Берегите себя, оставайтесь дома, – так заканчивалось послание от директора с приказом «работать в закрытом режиме».
Скоро эта фраза приобретет навязчивый и угрожающий оттенок. Угрожающая забота, забота, от которой хочется избавиться.
Таша прочитала приказ, приняла к сведению, что с понедельника библиотека работает в режиме «без читателей». Ее это не сильно озаботило, отдел комплектования с читателями не работает, значит, для нее ничего не меняется. «И зачем столько суеты?», – подумала она и занялась домашними делами.
И только отправившись по магазинам, заметила, что что-то изменилось в городе. Люди стали какие-то озабоченные, раздраженные. Скупают стандартный кризисный набор продуктов: гречку, соль, тушенку. Таша пришла за мясом, сыром и зеленью. Эти продукты у толпы интереса не вызывали, и Таше никто не мешал спокойно выбирать, благо выбор был неплохой. Только в кассы выстроилась очередь. Длинная, раздраженная. Ташу она утомила, но уйти без покупок она не могла. Всеми силами старалась не слушать разговоры и уж тем более не вступать в них.  Не хватало еще какому-то то вирусу и массовому психозу испортить ее праздник.
И все же праздник был испорчен. Все пошло не так, как хотелось. Антон, как ни старался, не смог справиться с тревожными мыслями. Они держали его в напряжении. Таша уже пожалела, что запретила ему говорить о пандемии, об ограничениях и прочих свежих новостях. Ей так хотелось, чтобы главной новостью вечера стала их дата, их отношения, перспективы развития этих самых отношений.  Но, увы, мужчины устроены иначе. Разговор не складывался, каждый думал о своем.
– Прости, что испортил тебе вечер. Все не так должно было быть., - Антон извинялся спокойным, ровным голосом, как извинялся бы за упавшую со стола вилку, без раскаяния и сожаления.
– Да, не так. Совсем не так, – Таша не стала делать вид, что не расстроена, спохватившись, добавила.  – Но разве это может повлиять на наши отношения?
Она подошла к сидящему Антону сзади, положила руки на плечи, пытаясь расслабить легким массажем. Пришлось потрудиться, прежде чем напряжение начало спадать. Камень, давящий на плечи, начал растворяться, рассыпаться под руками. Антон благодарно поцеловал ее ладони. Теплый душ завершил начатое Ташей. Ароматические свечи наполнили их ночь легким ароматом сандала.
Выходные прошли без телевизора и интернета. Ездили в лес, смотрели любимые старые фильмы, дурачились.  В воскресенье вечером, когда пришло время настраиваться на рабочую неделю, Антон снова стал тревожно-озабоченным. Таша никогда не расспрашивала его о работе. Довольствовалась тем, что рассказывал сам, понимая, что работа в городской администрации может иметь свои секреты, тем более в отделе, отвечающем за гражданскую оборону.
Утром Антон высадил Ташу около библиотеки, уехал и позвонил только вечером. Усталым голосом спросил, как дела, сослался на занятость и пожелал спокойной ночи. Впрочем, Таша была к этому готова. Библиотеку лихорадило весь день. То нельзя пускать посетителей, то можно, то нужно обязательно предупреждать, что с завтрашнего дня библиотека будет закрыта. Их отдела это не касалось, но общая нервозность, помноженная на слухи, сплетни, версии очень действовала на нервы. Пришел приказ провести дезинфекцию помещения своими силами. Но средств для этого нет. Отложили на завтра. На следующий день в библиотеке запахло хлоркой и спиртом. Очередной приказ обязал ходить в масках и перчатках. Никто не мог понять зачем перчатки, но надели. Начали курсировать слухи, что всех отправят в административный отпуск. В такой нервозности прошла неделя.
В выходные Антон сам предложил не говорить о коронавирусе, не обсуждать последние новости: устал от них на работе. Таша с радостью согласилась. Решили сходить в парк, но парки уже закрывали. Так неожиданно и странно. Погуляли по холодному пустеющему городу, без удовольствия, словно по необходимости. В дороге молчали. Говорить ни о чем не хотелось. Это был первый звонок грядущей затяжной неопределенности. Почти физически Таша ощущала, что мир меняется, меняется вся жизнь. Непонятно почему и неизвестно как: не война ведь и не революция.  И что делать, как жить – тоже непонятно. Оттого и темы для разговоров иссякли. Тема только одна, надоевшая, тоже непонятная, - коронавирус и все, что с ним связано: количество заболевших, распространение и ограничения. Но обсуждать это – зачем? От них с Антоном ничего не зависело, и потому, Таша считала, разговоры, бессмысленны.  Антон соглашался или просто не спорил, Таша даже не задумывалась. Для нее главным было, чтобы эта тема в их личных разговорах не возникала. Она решила изолировать себя от них. Так и прошли два дня. Вечером Антон засобирался домой.
– Сегодня не смогу остаться. Завтра еду в командировку, – буднично сказал он, поднимаясь из-за стола после ужина.
–  И ты мне вот так, походя, об этом говоришь? – Таша старалась сдерживать себя, она не хотела заканчивать вечер скандалом, тем более скандалом на пустом месте, но нервы начинали сдавать.
– Не понял. Что тебя возмущает?
– Почему ты мне только сейчас об этом говоришь? Ты что только что узнал про свою командировку? Или придумал ее? – Таша заводилась все больше. Казалось, что все напряжение и раздражение, что она давила в себе последнюю неделю,  вырвалось наружу, его потоком затопило и саму Ташу.
Однако Антон остался невозмутим и спокоен. Обычно ей очень нравилась эта его способность – сохранять спокойствие в любых ситуациях, но не сегодня.
– Ты… Ты … Как ты можешь? Я для тебя ничего не значу? Со мной можно не считаться?  – От возмущения у Таши перехватило дыхание, пропал голос. Она как рыба только открывала рот, не произнося ни звука.
 Антон обнял, прижал к себе крепко-крепко, не давая пошевелиться.  Она пыталась вырваться, но не могла. Вскоре устала и обмякла. Невольно начала дышать с Антоном в одном ритме. Только тогда он отпустил ее.
– Командировка по области. Выезжаем рано утром, – как ни в чем ни бывало продолжил он разговор.  – Нужно лечь спать пораньше, чтобы завтра не клевать носом. Да и тебе нужно отдохнуть. Впереди сложная неделя.
Антон улыбнулся и коснулся кончиком своего носа ее носа.
 Ушел, тихо закрыв за собой дверь. Таше стало стыдно за истерику. Она то хваталась за телефон, чтобы позвонить и извиниться, объяснить, то бросала телефон, убеждая себя, что лучше отложить разговор до завтра. Ее мучения прервал телефонный звонок.
– Слышала новости? – огорошила сходу вопросом коллега. – Включай телевизор.
 Очередной указ президента внес еще большую сумятицу, вызвал новые волнения: режим нерабочих дней с сохранением зарплаты. И вовсе непонятно, что такое. Никто не работает, но все получают зарплату. Дожили до мифического коммунизма? Но какой-то он совсем нерадостный. Потому как выяснилось, что и тратить особенно негде. Закрылись кафе, кинотеатры, даже библиотеки. И магазины, кроме тех, что торгуют товарами первой необходимости. «Впереди сложная неделя», - сказал Антон на прощание. Он знал? Знал, но не сказал?
Вирус, эпидемия, пандемия - казались несерьезными, далекими. Это где-то в Китае, это не у нас, у нас же никто пока не болеет. Нет среди знакомых заболевших. Даже странно: при гриппе все болеют, но ходят на работу. Сейчас никто не болеет, но все должны сидеть дома.
Позвонил Антон, сказал, что в ближайшую неделю будет очень занят, приехать не сможет, часто звонить тоже, просил беречь себя и не выходить из дома без крайней необходимости.
– Но погулять на свежем воздухе же можно? Это полезней для здоровья, чем сидеть дома.
– Не в этот раз. Это не грипп. Лучше сидеть дома, поверь мне, – устало добавил Антон.
Сидеть целый день дома оказалось скучно. Телевизор раздражал, новости в интернете тоже. Таша с удивлением отмечала, что пропали желания и стремления. Даже читать не хотелось. Промаявшись, в бесцельных хождениях, сидениях и лежаниях, потерявшись во времени, Таша решила все-таки составить план на следующий день и заставлять себя его выполнять. Четко, по минутам, расписала домашнюю работу, отдых, чтение, физразминки, прием пищи.
Позвонила мама, потом сестра. Разговоры как под копирку: как дела, как здоровье, береги себя. Оказалось, что Таша упустила особый режим наиболее строгих ограничений для хронических больных. Ее астма, давно уже о себе не напоминавшая, вдруг стала причиной таких ограничений и для нее. По улицам курсировали автомобили с громкоговорителями: «Берегите себя. Оставайтесь дома». Как же хотелось поскорее проснуться и понять, что вся эта истерия – сон, мутный, тяжелый, давящий. Но это не сон, увы, совсем не сон.
Нерабочие дни продлили до конца месяца. Антон звонил все реже. Да и когда звонил, разговоры становились дежурными, неинтересными. Разве что подтверждали, что помнит, любит, заботится, но очень занят. И у нее новостей для него не было. Какие могут быть новости у человека, безвылазно сидящего дома. Новостей не было даже в новостных программах по Тв, вместо них – пережевывание и на разные лады трактуемая тема ограничений и статистика заболевших.
Объявили, что для выхода из дома нужны веские основания, нужно оформлять пропуск. Таше эту новость принесла подруга. Они так смеялись, обсуждая ее: как это взрослые люди должны спрашивать разрешения у неведомого дяди сходить в магазин, в поликлинику, навестить родственников. Хотя родственников, особенно пожилых, навещать не рекомендовано без крайней необходимости.
Мама объявила тоном не терпящим пререкательств, что Ташу они пока не ждут и не пустят даже если она приедет без разрешения. Таша обиделась поначалу, она же не заразная и не виновата ни в чем. За что ее отлучили от родительского дома? Но мама была непреклонна: для твоего же блага.
Она осталась совсем одна. В своем режиме самоизоляции. Новое слово, рожденное пандемией.  Таша не принимала его, пыталась с ним спорить. Больше ей спорить было не с кем. Из-за астмы даже кота завести не могла.
Хорошо, что вскоре объявили, что работать они будут, но дистанционно, из дома. Непонятно, но уже хоть какое-то занятие, действительно нужное и важное.
Жизнь перешла в режим «онлайн». Общение с коллегами и начальством в общем чате, в личных сообщениях. Прислали сканы карточек и дали доступ с домашнего компьютера к электронному каталогу. Обозначили норму вливаний в каталог на каждый день. Первому заданию Таша радовалась как желанному подарку. Наконец-то работать!
От сидения за компьютером ужасно болела спина. За компьютером проходил весь день.  Завтракала, глядя в монитор, переписываясь с друзьями. Потом работа. Обед, если вспомнит про него, тоже за монитором. Вечером смотрела фильмы. Любые, неважно какие, главное, что фильмы по интернету не прерывались рекламой, как по телевизору, и между ними не было новостных передач, не вспыхивали внезапно истериками ток-шоу. Продукты приносил курьер. Сама она выходила из дома только вынести мусор.
К концу месяца, когда позвонил Антон, Таша поняла, что не может разговаривать, разучилась. Разучилась произносить длинные предложения вслух, разучилась поддерживать разговор без смайликов и картинок. Открытие так поразило, что она быстро свернула разговор, пообещав перезвонить позднее. Потом долго сидела с телефоном в руке, удерживая себя от искушения написать Антону в мессенджер, как уже привыкла, все объяснить. И только часа через два, собравшись с силами, набравшись решительности, позвонила ему. Все объяснила, заранее для себя вслух проговорив весь текст. Он понял, не посмеялся, как она боялась. Проговорили час. Договорились созваниваться каждый вечер, но вскоре разговоры прекратились. Антон снова уехал в командировку. Как обычно, не объясняя куда и зачем.
– Я какое-то время буду занят. Ты пиши мне. Пиши каждый день. Даже если я не буду отвечать. Я все равно буду читать. – сказал на прощание.
 Писать в одну сторону скучно и не о чем. И она стала молча ждать возвращения.
*
… Таша открыла кухонный шкафчик, проверила наличие круп. Все есть, пополнять пока не надо. Антон всегда смеялся над её запасами. Запасов больших не было, но любила, чтобы дома было несколько видов круп, чтобы не нужно было вечером срочно бежать в магазин. Хотя в период карантина, когда поход в магазин стал едва ли не единственным поводом выйти в люди, запасливость ее скорее мешала. Продукты в магазине не кончились. Что делали люди с закупленными впрок, неведомо.
Забиться в норку. Желание, которое сопутствует вот уже больше полугода. Навязчивое, вязкое желание, словно вата обволакивает, прячет ото всех остальных желаний, притупляет эмоции. Изолирует. И норка выстраивается сама, виртуальная, воображаемая, но зато очень уютная.
Не дай вам бог жить в эпоху перемен. Так себе проклятьем по нынешним временам. В эпоху неопределенности – это сильнее.  «Не круто ли завернула – в эпоху?» – С усмешкой попыталась осадить подруга. Она пришла в гости «на чай» только в июле, только, когда «отпустили» на относительную свободу –стало можно ходить на работу. «Нет, не круто, – для себя Таша определила интуитивно, ей этого вполне достаточно, но для других всегда нужно находить весомые аргументы, выстраивать доказательства.
– Не круто, – повторила она, собираясь с мыслями. – Никто не знает, сколько это продлится. Как в войну, поначалу думали, что несколько месяцев, и мы победим. Верили, что война ненадолго. А растянулось на годы... Вот как мы и сейчас.  Сколько продлится эта пандемия – неизвестно. А поначалу казалось: месяц, два… И враг у нас общий, для всех стран, и убивает беспощадно. Незримо и тихо проникает он в наши дома. В кого попадет его снаряд?  Неизвестность выматывает, лишает желаний. А снаряды падают все ближе, уже и знакомых, и родных зацепило. Я вот только сейчас осознала, почувствовала, что в войну труднее всех было тем, кто в концлагере. Физические трудности не так сложны. Неопределенность и неизвестность. Они ведь не знали вообще ничего о том, что происходит на фронте, как продвигается наша армия. Что давало им силы жить?
– Другим что ли легче было? Тогда была война. Всем тяжело. Ты думаешь, те, кто жировали и за кусок хлеба ценности скупали, не боялись, спокойно спали? Нет, подруга, ты не сравнивай. У каждого свои трудности.
Помолчали. Таша не находила слов для, возражений. Понимала, что подруга не права, но слова не подбирались. Разучилась.
– Хватит хандришь! – прервала паузу подруга. – Давай лучше выпьем за Победу. Я, честно, говоря, думала, что нас выпустят к 9 мая, отменят карантин. Такой праздник, столько подготовки. Да и парад прошел, без нас.
– Как в ноябре сорок первого. Парад был, а радости не было.
Подруга разила вино по бокалам. Красное, тягучее, с привкусом чернослива.
Переглянулись, поняв, что думают об одном и том же, рассмеялись.
– Хватит хандрить! – Повторила подруга. – много чего мы видели и пережили. И это переживём. Все имеет свой конец. И пандемия тоже.
Летом казалось, что еще чуть-чуть потерпеть и все закончится. Не только разрешили ходить на работу, но и поехать на море, даже в Турцию. И были отчаянные, которые ехали, оправдываясь: как же мы без моря. Таша не понимала. Не могла понять, как это: то нельзя совсем ничего, то можно поехать, но только в определенные места. А в своем городе – много куда нельзя, а если и можно – по предварительной записи, в маске.
Первые дни Таша боялась людей.  На работу ходила пешком. Автобусы казались рассадником вирусов. Никто никакой дистанции в них не соблюдает – это невозможно. Приходилось вставать на два часа раньше. Ходила пешком, в маске и перчатках. Пусть смеются и говорят, что у нее коронавирус в мозгах, что на улице можно и без маски. Она не может быть такой безответственной.  Только когда пошли дожди и риск простудиться стал очевиднее, чем подхватить вирус, решилась сесть в автобус. Первые дни надевала поверх одежды дождевик для защиты, потом, постепенно привыкла. Вернулась к обычной жизни, почти обычной.
Пару раз приезжал Антон. Но… Их любовная лодка разбилась о ковид. За три месяца стали чужими, далекими. Оба это поняли, и поняли, что ничего не вернуть.
«Мир не будет прежним» - почти рефреном звучало в новостях после радужных прогнозов. «Ничего никогда не бывает прежним», - добавляла Таша. Надо научиться жить в изменившихся условиях. В условиях ограничений. Это надолго. Расслабляться нельзя. Это всего лишь послабления. Нельзя же жить в постоянном напряжении. Сейчас немного ослабят, дадут вздохнуть, потом опять затянут поводок. «Ты пессимистка! – говорила сестра. «Нельзя же так мрачно смотреть на мир!» - вторила ей подруга, - Уже есть вакцина. Скоро все кончится. Испанка мучила два года. Но это когда было – сто лет назад. Сейчас технологии.
И так хотелось верить. Но.
«Оставайтесь дома. Берегите себя. Ознакомьтесь с приказом». И снова – на дистант.
 А впереди – Новый год. И уже набирает силу новый массовый психоз с верой, что как только сменится год, сразу все будет хорошо. Со сменой дат поменяется жить?
 Как же хочется верить!