Я вам пишу

               
     Госпожа секретарь (к сожалению, не было нигде обозначено вашего имени, а

спросить я не смог физически, вы ещё поймёте, почему), я вам пишу, поскольку,

 заглядевшись  на вашу фигуру, попал под машину и  теперь не могу ходить. Нет,

нет, не поймите неправильно, мой интерес вашей красотой чисто искусствоведческий,

 не то, что я не способен на большее – не надеюсь по статусу.

Вы, конечно, меня не помните, -- полагаю, вам сложно запоминать мужчин старше

пятидесяти: человеческая память, знаете, не бесконечна. Мне пояснили, что данную

справку для пенсии даёте именно вы. Я, очень даже не сразу сумел сказать, что

именно мне нужно, пораженный умопомрачительностью вашей груди. Во-первых, я почти

 никогда не встречал таких размеров; во-вторых, этот упругий мрамор…нет, я не

могу дышать.  И эта ошеломляющая открытость… Понимаю: ваша задача – зомбировать

мужское население, прежде, чем они попадут к шефу.

И вот, в попытке записи, вы склонили их прямо передо мной… в такой ситуации я,

безусловно, не мог ничего контролировать. Я ушёл с тем, что вы написали.

Оказалось не то. Очевидно, у вас ещё мало опыта, отписывать такие справки: вы

прекрасно молоды, а справку требуют въедливые, напрасные старухи. Они беспощадны.

 У них давно никаких надежд, лежащих в основе человечности.  Ко всему, они никак

 не могут забыть нудные правила орфографии. Пришлось посетить вашу приёмную ещё

дважды, и казалось – вы всё исправили….  Но испытав наше свидание трижды, я

теперь не в силах отвести от вас своих глаз, едва, где вас замечу.

По необыкновенности, оказалось, что вы живёте в доме напротив, куда, четыре

минуты второго, эксклюзивной походкой прибываете на обеденный перерыв.

Покалеченный, я наблюдаю!  Обычно,  за вами безнадёжно увязывается молодой

«клерк» учреждения. Если вы облачены в максимально допустимую по минимуму юбку,

он как на верёвочке плетётся за вами до четвёртого подъезда, и, вобрав в себя

видение ваших ног, возвращается к своему, первому. Если вы в брюках, доходит

только до третьего. Я заметил, вы не всегда виляете бёдрами. Правильно: зачем

стрелять в холостую. Перед «клерком» вы вильнули только раз,  и это
               
виляние  было отметающим. О, каким плавным, отточенным было это виляние, когда вы

 шли с шефом!  Теперь я понимаю: как трудно ему отвлекаться на,
               
поставленные государством, задачи. Более того, я начинаю прозревать: почему в

стране так трудно работать правительству!  Уже не надеюсь, что дела пойдут лучше.

  Это невозможно физиологически! С такими секретаршами, -- нет, я бы не смог!

  Впрочем, я давно подозревал, что женщины правят. Так, вот – это удачно, что я

покалечен.  Иначе, мне бы пришлось, говорить, находясь перед вами, когда меня не

слушаются ни ум, ни язык.  Даже не представляю, как с этим справляется ваш шеф.

Но – к  делу. Моя фамилия Федин. Вроде бы простая фамилия, и только вам удалось

 её сказочно преобразить, добавив всего одну незначительную букву. Вы написали:

«Феедин». Это, конечно, красиво; если бы я предвидел, заранее сменил бы фамилию:

мне и самому ваш вариант нравится больше.  Но мне не дают пенсию.

Помогите мне!  Я не могу двигаться. А под лежачий камень… . Ну, вы знаете нашу

 бюрократию.

                ***