Первоначальный характер пифагорейского союза

Первоначальный характер пифагорейского союза
...Наконец, мы находим Пифагора в Италии, в Кротоне, основателем особого союза, нравственно-религиозного, философского и политического, Его учение овладевает целым человеком, развивает и воспитывает гармонически все его силы и деятельности, заключая в себе всяческую мудрость, не одно отвлеченное знание. Личность Пифагора окружена самым глубоким авторитетом, память его чтится религиозно, он является полубогом особого рода, и позднейшие предания видят в нем то сына Аполлона, то воплощение этого бога. Во всяком случае он выступает жрецом Аполлона, его пророком; учение Пифагора санкционируется дельфийской Пифией, подобно законодательству Ликурга. Бог пифагорейского союза есть Аполлон, что в связи с культом Геракла и Диониса придает религии пифагорейцев дорийско-дельфийский характер.
Как союз политический, пифагорейство преследует определенный дорийский идеал аристократии в лучшем, смысле этого слова. Суровая нравственная дисциплина, совместная жизнь, общие упражнения в гимнастике и музыке, общие трапезы (;;;;;;;;;), постоянные заботы о физической и нравственной чистоте, точно так же, как и весь замкнутый характер союза, культ Аполлона и Геракла, — напоминают Спарту, откуда пифагорейство заслужило название дорийской философии. Как союз религиозно-философский — оно естественно еще ближе к нравственному идеалу доризма и в этом качестве может быть названо дельфийской философией.
Греческая аристократия не есть только политический, но и нравственный идеал особого рода, не простое средство или форма государственного управления, но цель сама по себе, как эстетический идеал прекрасной аристократической индивидуальности. Таков во всяком случае пифагорейский идеал «господства лучших», наиболее воспитанных и мудрых. Самое государство является средством для развития такой аристократии. Материальная сила лежит в основании ее господства, но не своекорыстие дает ей высшую санкцию — ибо иначе аристократия вырождается в олигархическую тиранию. Для Пифагора, в идеале, аристократия есть пифагорейский союз, и ее господство имеет для него несомненно такое же эстетически-нравственное оправдание, как рабство у Аристотеля. Аристократия пифагорейцев есть союз художников жизни, в ее всестороннем развитии; а такое развитие (;;;;;;;;;;;) предполагает и досуг и власть. Ибо для истинного грека жизненный идеал заключался не в чистом отвлечении от действительности, но в свободном развитии всех „энергий“ человека, всех его деятельностей и сил в их гармонической полноте. Поэтому он нуждался и в средствах, и в органах для полного развития своей индивидуальности. Рабы еще у Аристотеля суть лишь „одушевленные орудия" и природой предназначены к рабству, к служению высшему, образованному и образующему, господствующему началу. Идея государственного порядка, основанного на особом искусстве воспитания, внутреннем устроении душ, идея столь национальная и философская составляет суть политики Пифагора.
Принятию в союз, по-видимому, предшествовал искус, и может быть, в среде самого союза посвященные разделялись на несколько разрядов. Тайное учение пифагорейцев заключалось преимущественно в их культе или мистериях, хотя первоначально тайна распространялась, по-видимому, и на философское учение, сплошь проникнутое мистицизмом: в глазах первоначальных пифагорейцев теоретическое знание было неотделимо от практической и теургической мудрости и не должно было достигаться отвлеченно, неустроенными душами, без соответственной нравственной подготовки.
В чем состояли особенности пифагорейского культа и главным образом пифагорейских оргий или мистерий — определить довольно трудно, ибо, как мы уже видели, самая тайна не оградила их от быстрого слияния с мистериями орфиков. Судить о том, чем и как они различались вначале — мы не имеем достаточных данных и поневоле должны ограничиваться одними догадками. Ревностный культ солнца и светил, бескровные жертвы, непрестанные мистические очищения, вера в палингенезию, культ героев и праотцев принадлежали пифагорейству от начала, хотя и не составляли его исключительной собственности.
Пифагорейскии культ, по-видимому, развился из дельфийского, на что указывает как предание, так и то обстоятельство, что Аполлон тесно связывается здесь с Дионисом и Гераклом „Спасителемъ” (Алексикакос) — точно так же, как и в Дельфах. Мы уже видели, какое соотношение существовало там между Аполлоном и Дионисом; последний являлся зимним богом, могила которого находилась рядом с треножником Аполлона и чтилась тайными жертвами в день зимнего солнцеповорота. Нам известно далее, что в Дельфах существовал мистический культ, изображавший нисшествие Диониса в Аид и избавление им своей матери Семелы (;;;;;;; ;;;;;;; PI. Def. Or. XIV, 323). Помимо всякого влияния египетских мистерий Озириса, в силу самостоятельного религиозного развития, Дионис легко явился богом загробной жизни, оживления и воскресения, особым аспектом дельфийского бога.
Сам Аполлон в Дельфах, как и в других дорийских культах, носит тот же мистический характер. В Делосе и Дельфах Аполлон раздвояется и выделяет из себя зимний аспект Аполлона гиперборейского: на зиму бог покидает Грецию и, напутствуемый гимнами и песнопениями, отправляется в мифическую страну священников гиперборейцев, за пределы севера, в страну заполунощную, уступая место Дионису. К лету Аполлон снова возвращается, снова является в своей славе на священное торжество теофании. С идеями этого культа естественно связываются Диоскуры, чтимые всеми дорянами, преимущественно же, в Спарте и пифагорейском Кротоне.
Другою особенностью дельфийского культа, о которой мы уже говорили, являются нам те дафнефории, которые изображают, битву Аполлона с Пифоном, его удаление из дельфийского святилища, истощание его божества и его рабство царю Адмету во искупление пролитой крови. Эти события изображались в мистических процессиях каждый девятый (високосный) год, при чем Аполлон, по совершении очистительного искупления, возвращался в свое святилище очищенным и просветленным „ истинным Фебом —по выражению Плутарха, т.-е. как светлый и чистый бог искупитель и освободитель от всех зол (;;;;;;; ;;;;;;;;;;). Греческий год, состоящий из 12 лунных месяцев (354—5 дней) не совпадал с солнечным (365 1/4 дней), откуда возникала ежегодная, довольно крупная ошибка. Каждый третий год греческий календарь забегал приблизительно на месяц, каждый девятый год — на три месяца вперед, так что через восьмилетний промежуток солнцеповорот приходился на место равноденствия. Такая ошибка пагубно отражалась на круге годичного богослужения, которое расходилось с божественным солнечным порядком и со всей природой, следуя своему лунному календарю. Отсюда возникли сначала восьмилетние, затем двухлетние високосные циклы, по истечении которых ошибка исправилась вставкой целых високосных месяцев. В пифийском солнечном культе особенно сильно сказывалась потребность восстановить согласие (;;;;;;;;;;;;;) с солнцем, возвратиться к солнечному порядку и очиститься от восьмилетних богослужебных ошибок. Сначала только этот девятый год был истинным и чистым, исправленным и свободным от ошибок, согласным с небесной природой солнечного бога; затем наступал новый период ложных годов.
(Еннеаэтерия состояла из 99 лунных месяцев = 2922 дней=365 1/4 Х 8. В Бэотии на дафнефориях носили оливковый жезл с изображением солнца наверху, луны посредине и с 365 пурпурными повязками. В глубокой древности с еннеаэтериями связывались религиозные идеи обновления мирового и государственного порядка. Минос, мифический законодатель и загробный судья обновляет свою власть каждые 9 лет (;;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;. Od. XIX, 179); в Спарте на каждый 9-й год эфоры гадали по звездам, угодны ли цари богам на следующее восьмилетие).
Самое пифийское предание заключает в себе, в связи с культом, первоначальное изображение солнечного процесса в тесных рамках местного мифа: сначала речная змея Пифон убивается солнечными лучами и сгнивает под ними, оскверняя их своими испарениями; затем солнце слабеет, лучи его бледнеют и меркнут, силы его сковываются и умирают, чтобы снова возродиться. Подчиненное всеобщему року, самое солнце должно платить периодом временного унижения за период исключительного преобладания. Мало-по-малу дельфийский культ приобрел общее значение и вместе с тем его миф утратил местный натуралистический смысл: божественное событие отделилось от своего первоначального природного символа. Адмет царь Ферэ, есть не кто иной как „неумолимый“ (;;;;;;;;;) Гадес, спустившийся в сферу героической мифологии; его мать Елимена или Периклимена — вид Персефоны, а Ферэ — местность в Фессалии, где были чтимы подземные боги. Светлый бог, изгнанник Олимпа, по словам Эсхила, низвергается в преисподнюю в наказание за убийство земнородного Пифона: он должен был служить 8 лет царю преисподней — что всего противнее его светлой природе.
По другой версии того же мифа, Эскулап, сын Аполлона, воскрешает мертвых, за что сам умерщвляется молнией Зевса. Тогда Аполлон убивает циклопов, сковавших молнию, и затем, покидает Олимп, отправляясь к гиперборейцам, как говорят, одни, — в рабство к Адмету, по словам других. Как бы то пи было, Аполлон гиперборейский и Аполлон в рабстве у Адмета — весьма близки друг к другу по характеру. Оба знаменуют. собою удалившееся солнце, исчезнувшее божество, оба стоят в несомненной связи с культом усопших. В лице Эскулапа, мы имеем истинного сына Аполлона, бога воскресителя и вместе убитого; ту же идею находим мы и в целом ряде других Аполлоновских культов дорийского племени, как напр. в культе Аполлона амиклейского или якинфийского, о котором мы также говорили выше. Якинф, любимец Аполлона, убитый его солнечным диском, оплаканный и погребенный у ног его и затем прославленный, воспринятый в сонм богов — заменяется в Дельфах самим Дионисом, который во всей полноте выражает собою ту же идею страстей и палингенезии божества. Здесь заключается ключ к объяснению загадочного сближения Аполлоновского культа пифагорейцев с орфическими оргиями Диониса. Мистическая сторона первого вполне представляется богом возрождения. Отсюда связь зимнего Диониса триэтерий с гиперборейским Аполлоном. Когда оба эти бога соединились в дельфийском культе, наряду с восьмилетним високосным циклом еннеаэтерий Аполлона возник двухлетний цикл триэтерий Диониса: на каждый третий год, в ночь зимнего солнцеповорота рождается новое солнце истинного года.
В идеях дельфийского и пифагорейского культа мы находим несомненный основной дуализм жизни и смерти, света и тени, покоя и движения — дуализм, над которым торжествует вечно юный, вечно обновляющийся бог космоса и гармонии. Судьбы дорийского племени в его борьбе и переселениях усилили этот дуализм: солнечный бог света получил нравственный, антропоморфный характер, отличный от своего первоначального стихийного значения. В качестве верховного бога покровителя племени, он постепенно фиксировался в неподвижном типе, как бы изъятый из рокового круговорота вещей. Поэтому Дионис и приобрел такое значение на ряду с Аполлоном: гиперборейский бог есть бог неумирающий, но удаляющийся от смерти; носителем божественного процесса стал Дионис, приняв на себя страсти зимнего бога. В дельфийском культе Аполлон и Дионис являются как бы перемежающимися, сменяющими друг друга Диоскурами.
Отсюда же объясняется характер третьего лица дельфийско-дорийского и пифагорейского культа — Геракла. Этот бог, некогда состязавшийся с Аполлоном из-за священного треножника, становится первым поборником дельфийского культа и получает эпитеты Аполлона в „спасителя“ и „отвратителя золъ“. Победитель всех мрачных чудовищных сил, он, подобно Аполлону, искупает порывы собственных диких страстей рабством у Эврисфея и Омфалы. Солнечный герой, в исступлении растерзавший собственных детей, Геракл осужден на это рабство по откровению Аполлона. В служении Эврисфея он проводит пифийский год, т.-е. девятилетний цикл, в течение которого он совершает свои 12 подвигов, — древний натуралистический миф, смысл которого ясен. Последним из 12 подвигов Геракла является нисшествие в Аид, укрощение Кербера, победа над вратами смерти, которую он связывает — естественный образ восхода и воскресения божественного солнца, его пребывания под землею. Подобный же смысл имеет и смерть Геракла, и его апофеоза.
Такова триада главных богов дельфийского и пифагорейского культа. Все они выражают одну и ту же религиозную идею палингенезии и нравственную идею очищения: жизнь есть подвиг, борьба, конечная цель которой есть очищение от врожденной всему естественному нечистоты. Смерть есть последствие этой нечистоты, этой вины, которой подвержено все естественное, земное и небесное. Божественное существо, поскольку оно погружается в сферу земного бытия, подчиняется тому же закону. Смерть есть наказание, но вместе искупление, очищение, вслед за которым наступает возрождение, возвращение к жизни, палингенезия. Отсюда понятны все религиозные особенности пифагорейства — вера в оживление усопших, ревностный культ героев и душ, непрестанные очистительные обряды, впоследствии — воздержание от крови и мяса. Палингенезия является естественным верованием развитого дельфийского культа и не нуждается в каком-либо объяснении из чужеземных верований. В Египте, душа праведника, по прохождении ряда мытарств, воскресает и соединяется неразрывно с блаженным, божественным телом; греческая палингенезия есть возвращение к генезису, роковой круговорот жизни, отражение которого грек видел в годовом круговороте. Подобно большинству греческих философов, подобно древним теогониям, пифагорейцы признавали идею мирового года, т.-е. периодического обновления мира по образу земной природы в годовом процессе. Люди подчинены этому божественному закону, но участь человека за гробом, равно как и в будущих рождениях, зависит от его чистоты, от его солидарности с богами. Подобное верование столь естественно вытекает из греческих мистерий, что трудно судить, насколько Пифагор и его школа способствовали его развитию. Оно приписывается уже Ферекиду, предполагается Гераклитом и, может быть, входило в состав религиозного учения тех фракийских рапсодов, которые впоследствии стали известными под названием орфиков. Имеет ли палингенезия конец? Стремление к освобождению от «колеса генезиса» породившее в Индии буддизм и мистический гнозис, было слабо в жизнерадостной Греции. Пифагорейцы не дали ответа на такой вопрос.
Дельфийский бог имел и своих представителей между людьми, своих пророков, воплощавших в себе его идею. Таков Орфей, сын Аполлона, сошедший в Аид, чтоб возвести из него свою возлюбленную, нимфу Эвридику, убитую змеею — образ, напоминающий Прозерпину; дивной гармонией звуков он очаровал самое царство смерти, но впоследствии был сам растерзан вакханками в зимней оргии, погиб жертвою Диониса, повторяя собою страсти Загревса. Другим пророком Аполлона является сам Пифагор, которого позднейшее предание отожествило с Аполлоном Гиперборейским. Подобно Орфею, он сходит в ад и восходит из него; подобно Миносу, мифическому предшественнику Ликурга и судье загробного царства — он пребывает некоторое время в пещере Кретийского Зевса, что по смыслу равно нисшествию в преисподнюю. Самый Кротон, точно так же, как и Метапонт — были вполне Аполлоновскими городами, и по некоторым свидетельствам, в которых мы не видим ничего невероятного, культ Аполлона Номиоса был родовым культом Пифагора.
Наряду с дельфийскими богами, чтимыми пифагорейцами, мы находим и соответственных богинь. Во-первых, Артемиду, сестру дельфийского и гиперборейского бога, во-вторых, Гестию (Весту): Дельфы были общегреческим центром культа этой богини (;;;;; ;;;;;). Мистерии предполагают великую матерь богов, и, как мы увидим, такою матерью является пифагорейцам именно Гестия, одна из богинь, олицетворяющих собою мистическую идею земли как жертвенника. Впрочем, в силу мистических тенденций самого пифагорейства, и элевсинский культ пустил корни во всех главнейших центрах философского движения великой Греции — в Кротоне, Метапонте, Таренте и Элее.
Таковы национально-религиозные элементы пифагорейства. Оживленные сношения и столкновения с иноземными культами, помимо внешних заимствований, могли оказать и действительно оказали троякое влияние на греческую культуру: они усилили замкнутую консервативность некоторых местных культов, породили потребность в мистериях, высшем, таинственном культе общеязыческих начал в образе местных богов, и наконец побудили ум к размышлению, к философии натурализма.
Пифагор, сумевший совместить в себе все эти три течения, сочетать философию и мистицизм с одним из самых консервативных племенных культов, является центральным типом эпохи, героем греческой культуры. Жрец Аполлона, учредитель мистического союза, он есть вместе с тем и первый мыслитель, назвавший себя философом, и первый философ, назвавший мир космосом (лад, строй, порядок; у дорян государственный строй носил это название).
***
ГЛАВА III. Пифагорейство
1. Источники пифагорейства 153
2. Первоначальный характер пифагорейского союза 161
3. Философские начала пифагорейцев 170
4. Метафизика числа 176
5. Дальнейшее изложение метафизики чисел 183
6. Физика и космология 193
7. Психология пифагорейцев 202
8. Заключение 207
Трубецкой С.Н., кн. Метафизика в Древней Греции
http://www.odinblago.ru/greece_meta/