Гришка - кот

У моего деда Андрея Демьяновича был кот Гришка.
Рыжий, огромный, полосатый, как матрас, с мордой, исполосованной шрамами, с бывшим пушистым хвостом, от которого осталась одна какая-то с виду палка – типичный кот-помоечник с бандитской рожей и такими же повадками.
Никого не боялся!
С собаками выходил на бой регулярно, драл их нещадно, все деревенские псы боялись его хуже чумки.
Особенно он любил, когда из города приезжали дачники и, если они еще привозили с собой собаку или кота, – Гришка просто плакал от радости и начинал точить когти о старый дедов валенок.
Кстати – верный признак того, что кот что-то задумал. Дед всегда настораживался, если Григорий ни с того ни с сего начинал драть обувку – наверняка жди какой-нибудь ерунды.

Перво-наперво кот надевал личину степенного, добродушного кота-поселянина и в таком вот буколическом виде выходил на разведку.
Как бы знакомиться. Дачники, разгружая скарб и выпустив своих домашних питомцев на лужок погуляти, не знали, что их собачки и котики уже приговорены Гришкой к высшей мере социальной защиты, а все съедобные дачные запасы, если только не сидеть около них сутками с дробовиком в руках, - к разорению и поруганию.

Городские песики, увидев Гришку, в зависимости от воспитания или стремглав неслись к нему знакомиться, или истерически облаивали.

И в том и в другом случае разведчик ложно пугался, взлетал на забор и, не обращая больше внимания на пустобрехов, с сосредоточенным видом начинал ходить туда-сюда – прикидывая что-то в уме, размышляя, явно готовя диспозицию и план грядущей операции.

Если бы его нарядить в китель, всунуть в рот трубку и заставить говорить с грузинским акцентом – ну точно товарищ Сталин из кино эпопеи «Освобождение»!

«А что скажет товарищ Жюков?». Только Гришке без надобности был и «Жюков» и Рокоссовский и вообще вся ставка главнокомандования – кот работал один, как Джеймс Бонд, как полосатый рыцарь плаща и кинжала.

Вернувшись домой после рекогносцировки, Григорий опять задумчиво драл валенок, после чего плотно закусывал.
А вот это уже был совершенно точный признак того, что не позднее завтрашнего дня к деду в хату ворвутся жалобщики, потрясая в руках куском собачьей шкуры, обрывком ленточки с нежной шейки городского избалованного кота или разбитой крынкой из-под сливок.

Дед опять будет стоически выслушивать крики, маты и угрозы источить Гришку на точиле в мелкий порошок.

Если ябедник мужик, проблем нет – дед достает из шкапчика ведерную бутыль самогона и сажает дорогого гостя за стол.

Дедуля знатный самогон гнал и, в зависимости от тяжести последствий Гришкиной карательной экспедиции, пострадавшая сторона угощалась либо горилкой, настоянной на смородине или крыжовнике (если, к примеру, кот взломал погреб и перебил посуду с молоком и сметаной), либо на перце, если ниндзя изувечил собаку или загнал куда-то в тьмутаракань изнеженного хозяйского котика, которого целый день ищут по лесам по долам всей семьей.
В особо сложных случаях, как-то: тайное или явное, в присутствии свидетелей, умерщвление домашнего любимца, дед доставал «бимбер», жутко убойная штука - первач, настоянный то ли на черном порохе, то ли на курином помете и часа через пол – гость уже готов был Григория целовать и приходить к мысли, что этих вонючих хомяков нужно было самому, своими руками передушить, жаль вот только, кот опередил.

Помню, были раз дачники, которые прибыли на отдых в сопровождении двух клеток, одна с хомяками, другая с канарейкой – после того, как к ним под покровом ночи наведался с визитом дедов кот, и появилась первый раз бутылка бимбера.

Другого такого кота хозяева утопили бы еще в младенчестве, но Гришку дед любил без памяти.
Хотя лично я более бесполезного существа в жизни не видел. Какая там ловля мышей!
Помилуйте! Мышеловки, господа, только мышеловки!!

А то, что дед не меньше раза в неделю из погреба поднимал крик, попавшись в собственноручно установленное смертоубийственное приспособление - это кота волновало меньше всего.
В свинарнике развелась уйма крыс, и они достали своим умом и сообразительностью всех поросят, которых просто оттирали от сосков свиноматки и питались молоком сами?

Ну, так ставьте крысобойки! И кот совершенно не брал во внимание тот факт, что пружину этой крысобойки надо было разгибать вдвоем и ставить ее крайне осторожно, примерно как противопехотную мину, потому что срабатывала она со страшным грохотом, даже если в километре от свинарника прокукарекивал петух и с такой силой, что свиньи подлетали чуть ли не до стропил и с крыши полчаса сыпалась труха.

Дед сам этого капкана боялся как неразорвавшейся бомбы. А у Гришки куча других дел и планов – у соседей, например, невероятно расплодились цыплята, пора бы снизить поголовье дармоедов, а у бабки Марфы на днях забили теленка, и кот отлично знает, где бабуля припрятала мясо.

Наверное, кот напоминал деду Андрею боевую молодость. Как раз в те времена я читал книгу мемуаров командира партизанского отряда, к котором мой дед воевал.

Про него там упоминалось довольно часто, и контекст повествования здорово напоминал похождения кота Гришки по деревне : «…участвовал в налете на комендатуру…», «…зарекомендовал себя в разгроме полицейского участка…», «…возглавил нападение на продовольственный обоз оккупантов…», «…просочился в расположение противника и забросал гранатами офицерский дом отдыха…», «…подорвал грузовик с изменниками…», «…принимал участие в легендарной засаде на дороге Славное - Белыничи…» и т.д. и т.п.
Прочитав мемуары я его спросил : «Дед, а кроме погромов, засад и налетов что-то было?».
Андрей Демьянович мудро смотрел на меня, долго размышлял и отвечал : «Было. Еще карателей вешали…или они нас – это как повезет».

Не любил о войне говорить, а то, что рассказывал, было настолько диким и непривычным, до такой степени расходилось со всем, что писалось в книгах и говорилось с экранов телевизоров, что смута в моей голове началась именно тогда.
Повторяю, в Гришке дед души не чаял.

И хотя порол за его выходки постоянно, но зато после экзекуции коту доставался совершенно шикарнейший ресторанного качества обед.

Так дед замаливал свои грехи. Подозреваю, что хитрый котяра иногда сам специально нарывался на порку, когда ему надоедало молоко, за которым дед ходил к обиженным котом же бабкам. Ну, потому что никакой другой причиной невозможно объяснить, к примеру, разгром Гришкой дедова серванта – не одеколон ведь кот собирался пить и не бриться золлингеновской бритвой!

Кот выходил в деревню как на работу – строго по часам. После обеда, когда основная масса поселян возвращалась на поля, Гришка просыпался, легко перекусывал, драл когтями валенок и удалялся на промысел.

Возвращался поздно вечером, причем сначала заглядывал в окно – не сидит ли в хате постороннее лицо с компроматом в руках и с пеной у рта, и не поит ли дед это лицо самогоном.

Если все чисто, кот орал у дверей и заходил в дом как изможденный шахтер после ночной смены – с трудом переставляя лапы, понурив голову, тяжко вздыхая и вообще имея вид стахановца который только что выдал на гора три вагона угля и вместо денег получил за это почетную грамоту.

Прежде всего, труженик подкатывался к деду, терся о его ноги и всячески изображал преданность и готовность услужить, затем стеная направлялся к своей миске и ел, чинно но много. Если за столом ужинали мы с дедом, кот несколько раз прерывал прием пищи, подходил, забирался на лавку и ревниво заглядывал в миски – не обделили ли его, не утаили ли что-нибудь, чего нет в кошачьей плошке.

А в этой плошке, по размерам смахивающей на ведро, благодаря деду только птичьего молока и не было! Ну, и самогона, естественно, - кот был убежденным абстинентом. Смолотив свое ведерко, Гришка ждал, когда дед пойдет спать и устраивался у него в ногах. Спал принципиально на спине, калачиками подвернув передние лапы, и в этом положении умудрялся мурлыкать так громко, что создавалось впечатление, будто за стеной храпит пьяный тракторист.

Бывало, что кот пропадал на пару дней, дед вида не показывал, но переживал страшно.

Сидим мы с ним как-то на лавке, якобы наслаждаемся белорусским вечером (на самом деле второй день подряд ждем Григория).
Солнце уже зашло, темнеет, звезды появились, каких я больше нигде и никогда не видел. От сирени запах доносится волнами, кажется его даже видно; от земли жар за день накопленный, слышно как где-то далеко в поле журчит какая-то птица…

- Дед! – говорю, - я сегодня телик смотрел днем, передачу «В Обедянны Перепынок», там, как я понял, передовиков производства за ударный труд наградили грошовыми подарками!

Дед некоторое время смотрит на меня непонимающе, видно, думает он сейчас  исключительно о пропавшем коте, потом смеется:

- Не! «Грошовые подарки» - это по-вашему, по-кацапски, - «денежные премии»!
Ну, теперь-то все понятно! Другой разговор – денежные премии! То-то я и сам подумал, как же так – люди вкалывали как карлики, а им всякую ересь - грошовые подарки!

Дед волнуется все больше, мнет в пальцах веточку мяты, бормочет что-то по поводу убийства некоего мерзавца, пусть только домой явится.

- Дед! – начинаю я, - а что если…

Вечернюю идиллию разрывает грохот выстрела с околицы деревни и истошные крики и матерщина. Потом раздается еще один выстрел, и начинают дико лаять собаки. Все великолепие ночи рухнуло в небытие.

- Слава тебе господи!! – вскакивает со скамейки дед. – Жив!!

И точно! Через пять минут возле нас мелькает полосато-рыжая тень, прошмыгивает в дырку в заборе и прячется в крыжовнике.

Спустя еще пару секунд на улице появляется туча пыли и мимо нас галопом проносится целая свора бешено лающих псов.

За ними бежит полуголый дед Матвей в полосатых штанах и шапке-ушанке. Добежав до нас, он начинает орать на деда. « Это он!! Я видел!! Рыжая морда!! Где мерзавец?!!» потом без перехода начинает шмыгать носом и реветь будто по покойнику: «Цыпы, мои цыпочки! На кого ж вы…Где эта сволочь?!! Убью!!»

- Поймай сначала, - спокойно говорит дед и косится в куст крыжовника, откуда слышится подозрительный шорох, сопение и создается впечатление, что кто-то, зажав лапами пасть с трудом сдерживает гомерический хохот.

- Не буду и ловить! – взвывает Матвей – в гости к тебе приду! и спящего! Слышишь? Спящего удавлю!!

- Ну-ну! – холодно прищуривается дед и Матвей, который вместе с дедом воевал в одном партизанском отряде тут же сдает назад, вовремя сообразив, что удавят при таком раскладе двоих, и он почти догадался кто этим вторым будет. Но душа горит и требует мести!

- Тогда давай я его при тебе выпорю? Ты его только поймай!– Матвею кажется, что он нашел отличное решение – и волки сыты и овцы целы и Гришка порот!

- Вот поймай и хоть чучело из него набей! – отвечает мой дед. Из крыжовника раздается укоризненное шебуршание и на миг появляется кошачья физиономия, облепленная желтым пухом. Ясно – проходила ликвидация цыплят.
 может и наседки в придачу. Не зря дед Матвей, обычно спокойный, как бревно, сейчас из портков своих выскакивает и галошами на босу ногу как слон топает.

Хорошо еще ружье не прихватил, хотя нас-то, может, и не перестрелял бы. Он в свое время прославился тем, что первый в деревне купил цветной телевизор «Радуга», жуткий гроб весом килограмм сорок.

Телевизор сломался через неделю и Матвей на тележке поволок его в мастерскую в райцентр. Через неделю приволок его обратно и через три дня экран опять приказал долго жить. Процедура повторилась: тележка – райцентр – тележка – деревня.

Когда техника сдохла в пятый раз, дедуля взял лопату, вышел в огород и выкопал огромную яму. После этого вытащил телевизор, поставил на край ямы, как видно в войну ставил дезертиров, и с двух стволов грохнул из дробовика жаканами. Дезертир телевизионной промышленности ухнул в могилу с вдребезги разбитым экраном и вывороченными электронными внутренностями.

Где и был закопан. Как ни странно, после казни прибора вся остальная техника в доме Матвея стала работать без сучка без задоринки! Даже старенькая радиола, на которой совершенно невозможно было слушать пластинки (каждое слово повторялось по пять раз), стала петь так жизнерадостно, что хоть пляши под нее. А «Спидола», приемник, который в принципе невозможно настроить на определенную станцию, после расстрела телевизора вцеплялся в радиочастоту зубами и готов был передавать «Голос Америки» не взирая ни на какие глушилки и даже после того как его выключат!

- Бимбер? – полуутвердительно глаголет дед.

Матвей ложно задумывается, кивает шапкой-ушанкой и парочка удаляется в хату, едва не задавив по пути кота, опасно высунувшегося, чтобы посмотреть, чем кончится разговор двух партизан о его шкуре.


Не проходит и двадцати минут, как из открытого окна полноводной рекой течет залихватская «Маруся».

Кот, уже счистивший с себя весь пух и перья, успокаивается и нагло лезет на подоконник в полнейшей уверенности, что его не заметят, а если заметят – не узнают, а если и узнают – старые пьяные хрычи ничего с ним сделать не смогут!
Пение «а капелла» прерывается на долю секунды и ошеломленный Гришка с грохотом падает из окошка в кусты в обнимку с валенком. Узнали и попали!

…и вот Гришка заболел. Пришел как-то хмурый, пришибленный, есть не стал, попил воды и залез на печку. Свернулся клубком и застонал человеческим голосом. Дед аж подпрыгнул, полез к коту а тот лежит, стонет и из глаз его слезы катятся размером с горошину. Весь распух, живот как футбольный мяч.

- Отравили!! – ахнул дедуля и в панике поковылял к ветеринару, благо жил лошадиный доктор по соседству.

Прибыл эскулап, по всем  правилам искусства натянул белый когда-то халат, со смаком осушил стаканчик смородиновой и начал осматривать разбухшего Гришку.

Кот лежал на столе как половая тряпка, закатив глаза и бормоча в бреду что-то по-кошачьи – видно, диктовал последнюю волю.

Ветеринар повертел кота так и сяк, подумал, полез в свой саквояжик и загремел своими инструментами, которые предназначены были для лечения крупного рогатого скота, и поэтому какие-то щипчики, которые он достал, по размеру ровно в полтора раза превышали рост кота, даже если бы он встал на цыпочки.

Я уже потом узнал, что это были акушерские щипцы для доставания мертворожденных телят. Может и живых в начале, но после их применения – точно мертворожденных. А нашего кота этим механизмом можно было без всяких усилий расколоть как вишневую косточку плоскогубцами.

Я уже упоминал, что Гришка временами очень напоминал Иосифа Виссарионовича – не зря Сталин под конец жизни затеял дело врачей-убийц.

Коту, видать, пришла та же мысль, он, скрипя зубами, сел, обернул вокруг себя хвост, задрал голову и очень нехорошо посмотрел на доктора.

Уж не знаю о чем они телепатически разговаривали, скорее всего Гиппократ вовремя вспомнил Гришкину репутацию и то, что у него по утрам выводится во двор куча всяких цыплят и утят, да и собачонка недавно ощенилась, но только ветеринар быстренько собрал свой чемоданчик, выпил на посошок, сухо раскланялся и испарился.

Дед бросился вдогонку, а кот как сидел, так и повалился набок как полено.
Вернулся дед чернее тучи.

«Все, внучек! Хана коту, помрет!». Унес Гришку к себе на кровать, лег с ним и всю ночь бормотал коту что-то успокоительное, на что тот изредка отвечал душераздирающими стонами.

Утром Гришки в хате не оказалось. «Помирать пошел Гришенька! - чуть не ревел дед, - Ну, и мне, наверное, скоро пора…». Весь день дед горевал, ходил по хате, в огороде искал кота, так жалобно его звал, что у меня самого слезы из глаз так и лились.

Вечером от входной двери послышался писк.

Дед вышел и на руках занес в дом вернувшегося с того света кота.
Гришка с трудом дошел до своей плошки, попил воды и упал. И опять всю ночь дед трясся над больным котом как над малым ребенком.

И опять утром кот исчез. И вечером опять приполз ни живой и ни мертвый.
На четвертый день кот притащился днем, кое-как залез на печку на свою перинку, которую дед ему заботливо взбил, как принцессе на горошине.

Дед уже не думал о смерти, Гришка все же был скорее жив, чем мертв. Болеет, конечно, и серьезно, но глядишь – выкарабкается.

Сидим мы с дедом, обедаем. На печке хрипло дышит Гришка, дед чутко прислушивается. Ему кусок в горло не лезет, – кот уже четыре дня ничего не ест, только воду пьет, опух весь, на колобок похож.

В это время заходит соседка, тетя Оля, габаритами похожая на копну сена и с порога спрашивает: «Кот дома?»

Дед ответствует, мол, дома, но болеет бедное животное, наверное помрет.

- БОЛЕЕТ????!!!! – визжит соседка таким ультразвуком, что у меня заложило уши и во рту ходуном заходили зубы. – ПОМИРАЕТ???!!!

Через матерные характеристики кота и деда, у которого кот сидит на шее как хочет, прорвалась история, по своей авантюрности затмевающая все произведения Гарри Гаррисона вместе взятые.

Оказывается, две недели назад соседка забила поросенка. Как и обычно в таких случаях вокруг крутились все окрестные коты, Гришка в том числе, всем чего-то досталось, нашему коту – больше всех, по причине природной наглости и умению профессионально нищенствовать.
Но!

Если вся остальная кошачья братия, получив свое, разбежалась по своим делам, то Гришка лег в засаду, досмотрел процесс разделки туши и набивки колбас до конца, тщательно исследовал подходы к чердаку, где эти колбасы вывесили для просушки и копчения, занес, видимо, все данные в стрелковую карточку и ночью уже работал в пещерах Алладина.

Колбасы висели высоко под стрехой, но кот каким-то образом допрыгивал, вцеплялся всеми своими зубами и когтями, перегрызал веревочку, падал вниз и пировал.
Понятно, что до дома он доползал на четвереньках, и есть больше он не мог, только пил. Вот и все симптомы смертельного заболевания!

А тут к соседке приехали родственники и она полезла на чердак, дабы побаловать приезжих домашним лакомством.

На чердаке, заваленном огрызками и веревочками с колбасными попками, тетя Оля увидела картину, которая заставила ее схватиться за топор, – на последней из оставшихся колбас висел рыжий кот и громко чавкал прямо ей в глаза.

Взгляд его при этом был младенческим, невинным и хрустальным.

Соседке показалось, что она неожиданно сошла с ума – настолько дикой ей представилась ситуация.

Кинопогоня началась немедленно после того как она пришла в сознание. После полученного удара кот упал, но упал не один, а с колбасой, и аки колобок укатился вниз по чердачной лестнице и вырвался на оперативный простор.

Ольга, бросившись за грабителем, споткнулась, проскакала на заднице вниз по всем ступенькам и помчалась к деду. Ее родственники, предвкушающие обещанные яства, увидели только, как на дворе в направлении дома Андрея Демьяновича пригнулась трава, будто промчался невидимка, а затем в том же направлении с колуном в руках пробежала хозяйка.

Во время рассказа дед сидел выпучив глаза шире своих очков. А с печки из-за трубы торчала рыжая круглая голова, выставив уши топориком – кот лихорадочно осматривал хату на предмет дерзкого побега, так как знал, что он как никогда близок к таким побоям, что вполне возможно придется примерить деревянную шкуру.

И тут началось! Дед, над чувствами которого бесстыдно надругался полосатый нетопырь, схватил ухват и на пару с Ольгой бросился к печке. Ха-ха! Щас! Мгновенно выздоровевший кот, начал носиться по дому просто презирая законы гравитации – то по стене пробежит, то чуть ли не по потолку скачет. А за ним с ревом носятся вооруженные дрекольем венцы природы. Половицы трещат, весь дом ходуном – бой в Крыму!

Видя, что в пределах видимости выхода нет, кот поступил как опытный спецназовец из приключенческого фильма – разбежался, прыгнул в окно и вылетел среди битых стекол с рамой на голове.

Дед, соседка, ухват и колун врезались в оконный проем и вчетвером попытались выпрыгнуть в огород. Застряли, слава богу! А то бы точно убились – внизу на завалинке лежал целый пучок отточенных кос.

Откупиться смородиновой, малиновой самогонкой и даже бимбером деду на этот раз не удалось – Ольга требовала оплатить ущерб полностью. Допускался один единственный компромисс – утопить кота в речке на глазах у всей деревни, но на это не пошел дед, заявив, что Гришку примерно накажет, что было встречено безнадежным смешком.

Дедуля оплатил котовы счета полностью, ухнув две или три пенсии, и принялся ждать Гришку.

Для разговора был приготовлен солдатский ремень с начищенной бляхой и небольшая дубинка (такими дубинками забивали скот).

Дед был настолько зол на кота, что если бы он явился домой этим вечером, с ним точно разговаривали бы при помощи дубинки, и одного удара, думаю, хватило чтобы рыжего бездельника можно было бы отправить по почте в простом конверте. Или просунуть под дверь.

Примерно так же думал и Гришка и целую неделю жил в огороде в крыжовнике. Вечерами он заглядывал в окна, извинительно выл, всячески зондировал обстановку, изучал повадки деда и следил за его настроением. Чем питался – неизвестно, но кражи, погромы и налеты по деревне прекратились, как отрезало, – кот замаливал грехи.

Когда дубинка была убрана с подоконника, в этот же вечер под дверью послышалось мяуканье маленького, голодного котенка.

Дед пошел открывать дверь. Перед ним, упав ниц, лежал кот Гришка, держа в зубах огромную крысу! Это Гришка-то, который даже мышей не ловил!

Где он крысу добыл – про то история умалчивает (выменял или отобрал у соседских котов, наверное), но вид у него при этом был озабоченный и профессиональный – будто он неделю сидел в засаде, чтобы наконец поймать вредителя и предъявить как доказательство своей небесполезности.

Увидев, что дед ухмыльнулся, кот тут же скинул с себя личину покорности и нагло, отодвинув с дороги кормильца, прошел в хату, направившись к своему ведерку и принялся орать, требуя законного ужина.

Дед его, конечно, выпорол, но без злобы, чисто формально, а потом накормил от пуза. Кот со вкусом выспался в дедовой кровати, утром вышел по делам, а вечером к деду Андрею опять повалил поток ябедников, обиженных и жаждущих крови….

…а через месяц Гришка покинул этот мир, и с обрывком собачьей шкуры в зубах, по своему обыкновению воровским образом пробрался в свой кошачий рай.

Нарвался на собачью свадьбу, не уступил дороги, оторвался от действительности и кинулся в драку.

Сражался кот Гришка, как лев, но силы были настолько неравными, что осталось на поле битвы одна Гришкина задняя нога и кончик хвоста.
На окровавленной дороге крутились еще и дико визжали два слепых пса, у которых глазные яблоки висели на каких-то ниточках.
Причем все это произошло при деде.
Он заскочил в дом, схватил ружье и картечью положил половину собачьей вечеринки. Подошел, посмотрел, что осталось от кота, закрылся в хате и три дня подряд пил бимбер.

Такая вот история…