На валунах Рубикона. - Запах женщины. -

Изжога. Ненасытная. Сжигающая гортань и желудок!

Когда просыпаешься от этой напасти и закрываешь глаза, пытаясь вновь погрузиться в негу сновидений, - напрасны твои чаяния. Без питьевой соды или на худой конец - стакана холодного молока, можешь об этом только мечтать, надеяться.
Соскочив с кровати, я бросился на кухню как ломовая лошадь, и зацепив коврик в коридоре чуть не влетел головой в холодильник. Чтоб усмирить «гиену огненную», мне пришлось опустошить весь пакет молока, не оставив и капли на утренний кофе. Бросив в мусорное ведро пустую картонную коробку, я прикрыл дверь на кухню и собрался вновь отдаться объятиям Морфея (ещё хоть на десять минут!), но замер...

Запах духов. …Приторный, еле уловимый. В моей квартире?.. Наваждение.
Да здесь месяцами не ступала женская нога! От соседей, иначе и быть не может. Пользуют стиральный порошок с ароматизаторами, будь он неладен!

Но окна и двери - на замке. Жалюзи опущены. Какие к чёрту соседи!?
Я обошёл кладовую, спальню, санузел, - всё чисто, никаких посторонних следов. Ещё раз прошёлся по гостиной, вглядываясь в нагромождение картонных коробок, которые стояли нераспечатанными уже третий месяц. Кто-то без моего ведома побывал здесь… Вчера?.. Ночью!?
Столь несуразные мысли я тут же отбросил в сторону. Да и что здесь красть! Старое тряпью или стерео-доходягу?
Но утренняя фантасмагория напрочь отбила сон, хоть в последнее время - хорошо выспаться, для меня было призрачной мечтой. Работа забирала всё свободное время с утра и до ночи.

Зелёное табло на выгоревшей приборной панели авто, молчаливо предупреждало:
Четверг - 6 : 27

Опоздаю, как пить дать вновь опоздаю!

Разводы желтоватой пыли испещрили лобовое стекло, недвусмысленно намекая о приближающемся хамсине, который ещё с вечера в новостях, «окрестили» как один из самых тяжёлых за последнее десятилетие.
Грязный небосвод в оранжевых прогалинах пыли давил на глаза жёлтой пеленой, не оставляя и малейшего шанса размытому солнечному свету протиснуться сквозь толщь облачной завесы.

Уже пошла третья неделя после того как попавшие в шторм в Эгейском море корветы вернулись на базу в плачевном состоянии; манёвры Шестого флота и «доблестных» израильских ВМС, закончились не весьма гладко. Какой-то важный недотёпа из министерства обороны (олухов везде хватает) отдал приказ проверить систему противопожарного комплекса в авральном режиме. Но то ли кто напортачил, то ли оборудование было неисправно… ошибка экипажа и-и… морской водой затопило машинное отделение и торпедный отсек.
И вот уже вторую неделю я как проклятый гоняю с корабля на корабль. Заново монтирую кабели. Меняю микросхемы, блоки питания. А рядом со мной, точно такие же трудяги: копошатся бок о бок, спина о спину: расплачиваясь за чужие ошибки бессонными ночами.
Хвала Г-ду! хоть по выходным в лабораторию не тягают.

Зажатый вплотную пикапом, который подпер меня искореженным кузовом, я всё же умудрился вывернуться и по встречной полосе срезал до светофора.
Дорогу перегородил полицейский фургон, а издали послышался нарастающий вой скорой помощи. Словно возгоревшись желанием сгладить досадную ситуацию, обыденно бубнило радио: температура тридцать пять… низкий уровень влажности... вечером ожидается…

Опаздываю уже в который раз! так и до выговора недалеко, и бонуса лишиться - раз плюнуть.
Счёт уже шёл на минуты, когда я добрался до неприглядного пустынного шоссе, где воздух был пропитан душком гниющих водорослей и привкусом соли.
Свернув к ответвлению-тупику, я упёрся в шлагбаум при въезде в лабораторный комплекс.
К машине вперевалку подошёл охранник с помятым заспанным лицом:
-- Про-опуск, -- он сделал явное усилие, расцепив ещё не оклемавшиеся со сна губы.
Я щёлкнул по лобовому стеклу, привлекая внимание «не от мира сего» к наклеенному синему купону в верхнем углу.
Скучающий взгляд. Пустые водянистые глаза.
-- Про-опуск.., - не обременяя себя многословием, вновь произнёс сержант.
Без трёх минут семь, стервец!
Продираясь ладонью сквозь закоулки узкого кармана я вытащил потёртый пропуск и опустив стекло сунул под нос вконец оболваненного армейскими предписаниями постовому. Вереща ржавым металлом, дёрнулся полосатый шлагбаум. Взвизгнув шинами, автомобиль рванул с места.

Припарковаться?.. нет, не успею. Кину у бордюра!

Сломя голову я бросился к зданию.
Полумрак годами некрашеного коридора. Кабинка лифта, залитая блеклым неоновым светом. Лязгнув заключительным аккордом раздвинулись алюминиевые створки лифта.
Диск часов над дверьми лаборатории, показывал ровно семь.
Пластиковая карточка скользнула в прорезь замка; щёлкнув металлическим нутром, отозвалась тяжёлая дверь.

“Чистилище”, - как мы в шутку величали наш комплекс, поглотило целиком весь этаж, расчленив его «жилплощадь» гипсовыми панелями на ячейки-лаборатории. Кое-кому удалось урвать кусок лабораторной квадратуры пожирней, за что на фартовых соседей мы смотрели с нескрываемой завистью.
В последний год наш коллектив перетерпел коренные изменения: бюджет, кризис, бюрократическая неразбериха, и всё это приправленное безграмотными указаниями, которые в сумме дают плачевный результат. В нашем отделе после уплотнений и «перестройки», оставались всего лишь три рабочие единицы.
Из-за гипсовых панелей доносилась невнятная речь. Кто-то «незлым тихим словом» сопровождал звон разбившегося стекла. Доносился стук чашек, чей-то раскатистый смех. Воздух был насыщен фимиамом канифоли и едким запахом старых микросхем, брошенных в картонной коробке у двери.
Уже в двух шагах от нашей «жилплощади» мне почудился знакомый голос.

Игорёк?.. Решился всё же шельмец ещё на год контракт продлить!
Задиристый голос бывшего сотрудника-лейтенанта отчётливо доносился сквозь тонкую гипсовую панель. Он что-то с жаром втолковывал Семёну («последнему из могикан» в нашем отделе), уже давно разменявшего шестой десяток.
-- Слышь чувак! -- возрастного барьера для Игоря не существовало,-- позавчера я с ней до утра, на «аське» проторчал.
Это он про свою новую знакомую, с которой познакомился месяца три назад через блог «Узнай ближнего» - машинально отметил я, и перешагнув через порог нашей «горницы-кормилицы», коротко рявкнул:
-- Рабочему классу физкульт-ура!
Не помню от кого прижилось это идиотское приветствие, но в нашем коллективе оно заменяло: и «Доброе утро», и «Спокойной ночи».

Коллектив?.. громко сказано! «Нас оставалось только трое на безымянной высоте …» - именно так любил подтрунивать Семён над заведующим отделом, неимоверно фальшивя каркающим баритоном.
-- Привет Алексис! – скосив глаза в мою сторону, поздоровался Игорёк.
Он был всецело увлечён разговором с напарником-Семёном, где возрастной барьер ещё более усугублял взаимопонимание «разных эпох». Хваткой бультерьера Игорь вцепился в добродушного на вид Семёна, а я не вызывая к своей персоне излишнего внимания поспешил к столику в углу покрытого бордовой скатертью; над недавно вскипевшим чайником ещё проодолжал клубиться еле заметный дымок. Залив кипяток в пиалу, я бросил в неё горсть чая из помятой жестянки, и присел поодаль от конфликтующих сторон.

Облик бывшего лейтенанта-сверхсрочника перетерпел настоящую метаморфозу. Вместо засаленного комбинезона на бёдрах висели линялые джинсы, а тщедушную грудь обтягивала футболка в ядовито-зелёных разводах; золотая серьга, путаясь в кучерявых баках, дополняла экстравагантный вид повзрослевшего оболтуса.
Особой красотой Игорь не выделялся. Плоская грудь, выступающие ключицы…, но слабый пол лип к нему - как пчёлы на мёд.
Семён, столкнувшись с феноменом «наглядного тело-вычитания», разработал стойкую и почти научную теорию:
Ты только мозгами пошевели:
Это же Павлов. Условный рефлекс! Его детское личико, у тёлок, материнский инстинкт возбуждает, вот те по пятам за чадом и топают, присматривают, хоть колокольчики на шею вешай.

-- Алекс подь-подь сюды! -- Сёмчик, как хлебосольный хозяин махнул рукой, приглашая присоединиться к тёплой компании.
-- Шеф не искал, -- понизив голос, поинтересовался я.
-- Дыши глубже пролетарий! Рабочий лист дубль пусто, как девственная тундра… да сядь уже!
Семён подвинул ко мне стул и как заговорщик подмигнул, словно под большим секретом решил поведать сокровенную тайну. Голос он не понизил ни на йоту, а придал ему глумящийся каркающий шарм.
-- У нашего сердцэ-эда новая кр-раля объявилась, -- тирада напарника явно предназначалась и для соседей за гипсовой перегородкой.
Он тряхнул седой гривой обрамлявшей ленинский лоб:
-- Платоническая любовь называется, -- Сёмчик причмокнул и с видом гурмана-сладкоежки облизнул губы.
Я вполне отдавал себе отчёт, что далее произойдёт рядовая словесная экзекуция, которой он время от времени подвергал подрастающее поколение.
-- Снимки выслала на комп, - вмешался Игорь, даже не обратив внимания на тон старого лиса, который явно решил лишний раз потешиться над ним.
-- Кадры недооцениваем, -- перебил глав-экзекутор одарив меня многозначительным взглядом, -- пацанка хоть смазливая?
-- Будь спок в моём вкусе! -- бывший лейтенант запнулся. -- А хата…, глазам поверить трудно. Дворец! Особняк в три этажа.
Он по молодости стал выкладывать все, что у него накопилось на душе, включая и далеко идущие планы:
-- Это конечно не Москва, всего лишь Брянск. Но даже и ты, со своей кудлатой башкой, представить себе не можешь - чего там только не наворочено. Лепные потолки. Фасад в колонах. Мрамор. Паркет.
От избытка чувств, он зашёлся лающим кашлем, и прочистив горло, продолжил:
-- В гости приглашает, -- Игорь с явным превосходством глянул на Семёна. -- Туристическую - дают на месяц, а я Надюше свои данные выслал, и на прошлой неделе мне коммерческая виза прибыла. На полгода.

-- Проворная бабёнка, -- лицо старого лиса расцвело фальшивой улыбкой, сверкнув золотой коронкой в глубине челюсти.
-- И что же может взамен этого Эльдорадо предложить наш бравый лейтенант запаса? Разумеется, окромя атлетического телосложения и феноменальной наследственности?

Сёма начал загибать пальцы:
-- Эпилептиков в роду не было, раз. Свинку и ветрянку в детском возрасте перенёс на ногах, два.
Его лицо разительно менялось слащавая речь превратилась в отрывистую и злую:
-- На Тунгуске дробь семь, я и не такого наслухался.
Игорь, почувствовав очередной подвох, попытался направить беседу в более спокойное русло:
-- А-а… на Тунгуске чё забыл?
-- Метеориты шукал, недоумок!

Седая копна завитушек, вокруг высокого, в залысинах лба, затопорщилась как шерсть у злобного пса на загривке:
-- Мотай себе на ус дятел! вешает твоя краля лапшу на уши: хата, цацки... Это либо музей, либо усадьба купцов Демидовых-Свиридовых или как их там ещё. А только объявишься ты в белокаменной, даже шагу из Шереметьева не ступишь как возьмут тебя «добры молодцы» за абрикосы, то бишь под уздцы, да спровадят тебя в яму черную… Чуешь какой бухгалтерией пахнет?
-- Эт… эт ещё что за бухгалтерия?..
Игорь запнулся, глазами ища моей поддержки, но я лишь безучастно отхлебнул чай из пиалы.
-- Ая-яй! -- лицо Семёна приобрело нарочито участливое выражение, -- приберут тебя к рукам ещё в аэропорту и пикнуть не успеешь! Ну а следующим номером нашей программы.
Семён, как большой почитатель пантомимы, прижал к уху несуществующую телефонную трубку:
-- Ал-ло! семья Блохиных? …Оч-чень приятно. У нас к вам маленькое деловое предложение: если хотите получить своего засранца одним куском, а не в наборе «Молодой конструктор» - просьба подсуетиться. Сто тонн зелени. Сроку - неделя! Приятных сновидений.

Боевой пыл Игоря померк, растворился; на него было жалко смотреть. Лицо приобрело землистый оттенок, а желваки так и бугрились под щеками на скулах. Он весь съёжился, будто неожиданно получил плевок в лицо. Опёршись о край стола, Игорёк молча переваривал дьявольский сценарий Сёмчика-оракула.
-- С-сука! -- наконец просвистел он сквозь зубы.
И нельзя было понять, кому предназначалось столь лестное определение: Семёну, мне, или виртуальной Наде?

Поняв, что хватил лишнего, «экзекутор» несколько сменил тон на более примирительный и душевный:
-- Впрочем, не знаю... может ты и прав парень. Слетай в Россию, попытай судьбу, -- в его глазах заплясали знакомые хитринки. -- Но только с оглядкой… а-а? Держи хвост пистолетом!

«Рабочую атмосферу», нарушило появление шефа:
-- Опять у вас бардак!? – он задержал взгляд на руке Семёна где красовалась выцветшая наколка: «Сёма» (по букве на фалангу).
-- Каторжник! твой рёв в коридоре слышно.

Прибыв на «святую землю» ещё годовалым ребёнком, шеф-Лёня прекрасно изъяснялся по-русски. Правда, в прошлом у него случались незначительные казусы и вместо «вареники» - проскакивало «валенки», но мелкие неувязки уже давно остались позади.
Начинал он желторотым офицером «на побегушках», но за десять лет вымахал до майора.
Между Сёмчиком и Лёней, отношения были натянуты «испокон времён». Будучи ещё безусым лейтенантом, наш «командор» возомнил себя «кум – королю», и пытался руководить моим коллегой. Но тот дважды не думая, показал зарвавшемуся юнцу - по чём фунт лиха. Командовать Лёня умел (что говорить!), а вот как специалист - никудышный.
Игорь вдруг заторопился, узрев своего бывшего шефа, и сунув мне на прощание узкую ладонь, ретировался.
-- Позванивай парень, -- осклабился Семён вдогонку, -- а со своей кралей, гляди не проворонь. Ушки на макушке!
-- Заскочишь после обеда, -- Лёня кивнул мне, поправляя каштановую прядь-камуфляж над изрядно полысевшим лбом.

Отстучав на клавиатуре пароль, я зашёл в папку: «Реестр срочных заявок». Видимо господь бог наконец-то освободился от своих неотложных дел, и внял молитвам раба божего. Лист-формуляр в  последнее время загруженный десятком-два срочных уведомлений, сиял девственной белизной.
Я похлопал ладонью о монитор, пытаясь лишний раз убедиться что это не сон... повымирали они там, динозавры?

Семён, насытившись кровью «невинного агнца», клевал носом; вздрагивал, обводил невидящим взглядом гипсовые перегородки, и вновь забрасывал косматую голову на спинку стула. Да и что ему могли сделать? Несколько лет назад, он получил на работе незначительную травму, а такого попробуй, уволь! с профсоюзами начинать? - дохлый номер.

Только сейчас я вновь вспомнил о ночном инциденте. Было бы не лишним заехать домой чуть пораньше и всё досконально проверить. Ну, а если всё в ажуре - прямиком в кровать... ох и оторвусь же я на эти выходные!

Из-за двери кабинета, доносился слащавый голос шефа. Даже не вникая в суть разговора, я сразу догадался, кто находится на другом конце линии. Таким вкрадчивым тоном, босс увещевал лишь свою супругу, или как он её называл (разумеется, не при людях): «Мой пупсик».
Не отрываясь от разговора, он кивнул на стул:
-- Садись.
Запах бумажного клея и лежалой бумаги, потонул в табачном дыме. Курить в лаборатории строго воспрещалось, но здесь, у себя, Лёня был и царь и бог. После короткого сюсюканья и нарочитых вздыханий, ему удалось закруглиться:
-- Да кукла…, целую…, и тебя тоже…, да милая…, - он выпучил глаза и с облегчением вздохнул:.
-- Мелет языком, аж в ушах свербит! но попробуй возразить, на восьмой месяц перешла. Пикнуть боюсь.
Он ловко перебирал стопку бумаг, словно пересчитывал пачку кредиток, и замерев на миг, прищурил воспалённые глаза:
-- Вот они!
Лёня (или как он себя просил называть – Леон) выдернул несколько скрепленных бланков.
-- Снова эти идиотские формуляры о досрочной пенсии. Отсылать будем? - Лёня подцепил дородными пальцами каштановую прядь и ловко приладил её на «ленинский лоб».
-- Я всё заполнил, Алекс. Только расписаться... здесь и-и… здесь.
Бланки о выходе на досрочную пенсию нам пунктуально присылали в марте. Отдел старался избавиться от «старой гвардии», а на освободившиеся места сажали молодняк, разумеется, с зарплатой мизер. Ежегодный ритуал напоминал игру в кошки-мышки. Даже заполнив формуляр с просьбой выйти на досрочную пенсию, в конце года (через месяц-другой), я мог без проволочек аннулировать его. Поставив свою закорючку (к чему обострять отношения с начальством), я бросил формуляр в корзину для почты.
Семён, подобные заявления никогда не подписывал.
-- Из принципа! -- тряс нечёсаной гривой старый бирюк, -- терпели меня тридцатник, повременят и ещё чуток.
До пенсии ему оставалась всего лишь два года.

-- Лёнь, мне бы сегодня домой пораньше, -- произнёс я заклинание, впрочем, даже и не надеясь на маломальский успех, -- голова раскалывается.
-- Реестр заказов проверял?
-- Пусто, -- поборов зевок прошелестел я
-- Тогда не задерживаю, -- шеф пребывал в хорошем настроении.
-- Постой… мобильник починил?
-- Когда? -- я развёл руками.
-- Сам и виноват! -- Лёня криво улыбнулся, -- придётся тебе на выходные над телефоном дежурить. Поди-догадайся, с нашими обормотами…, -- он зашёлся надрывным кашлем.
Гремучую смесь, зависшую в кабинете сизой пеленой, сдобрил смрад тлеющего фильтра.
-- Иди,.. -- просипел он, по-рачьи выпучив глаза.

Ещё позавчера моросил дождь, а сегодня оранжевое марево заволокло небосвод; полностью, до горизонта.
Бесконечная вереница машин тащилась медленно, неспешно, в обход участку шоссе, где работала бригада в блеклых зелёных робах; «умникам» из городской мэрии взбрела блажь в голову в сегодняшнее светопреставление выгнать людей на ремонт дороги.
«Оранжевое солнце, оранжевое небо…» - кажется, так поётся в беззаботной детской песенке, но от сегодняшнего «апокалипсиса» весельем и близко не пахло.
На укрытую рыжей пылью стоянку, я добрался весь «в мыле» (издавна хандривший кондиционер в машине приказал долго жить).
Хлопнула за спиной испещрённая струпьями старой краски дверь подъезда. Из преисподней, да в рай? Сравнение опрометчивое, спорное, но с разницей в температуре – не поспоришь; лестничная клетка (бетонный колодец без «отдушин») ещё не успела полностью впитать в себя зной аравийских пустынь. Стараясь экономней расходовать воздух, я поспешил на второй этаж; «фимиам» гниющих фруктов и прелого картона витающий в подъезде, подгонял не хуже чем бич надсмотрщика тростниковых плантаций.
Отперев дверь я заскочил в квартиру и свалившись в кресло дал себе волю немного отдышаться.
Сладковатый запах духов исчез. И сколько я не втягивал носом насыщенный пылью воздух, результат был неизменно отрицательный. Гостиная потонула в запахе лежалой бумаги, нагретого пластика, приправленный «ароматом» грязного белья, которое я так и не успел закинуть в стиральную машину.

Может быть дочь заглянула вчера в моё отсутствие? - мелькнула запоздалая, но вполне обоснованная мысль.

Подписав контракт на съём квартиры, я хранил дубликат ключей у дочери, а второй отдал сыну, - так, на всякий случай.
Но дочь с мужем, укатили в Эйлат, на симпозиум, а сын с внучкой и супругой, на прошлой неделе улетели в Берн к родственникам жены.
Я всё же заставил себя лишний раз выглянуть за дверь (чем чёрт не шутит!), но на лестничной клетке пахло далеко не духами.
Смахнув пот с лица, я поднял телефонную трубку и набрал номер дочери.

В голову исподволь лезла всякая чертовщина, а в груди нарастало чувство смутной тревоги.

«Абонент временно недоступен» и-и… короткие гудки. Ч-чёрт!
Ну что ж не она, так муж. Мобильный зятя наизусть я не помнил и шарил глазами по фанерному ящику, который (не без усилий) превратил в стояк с полками для книг. Пыльные корешки, старые газеты …вот голова! телефонную книгу я недавно переложил в хрустальный ковш для фруктов. Перевёл взгляд на заваленный бумагами стол…, есть! Телефонный справочник лежал с краю поверх стопки рекламных брошюр.
Раскрыв коленкоровую обложку, я машинально переворачивал затянутые в целлофан страницы, но где-то в глубине сознания уже зрела тревожная мысль, призрачная, ещё до конца не осознанная.
Ноги вмиг стали тяжёлыми, ватными, - их будто пригвоздило к полу.

Чёрный коленкор скользнул из рук и шлёпнулся на ковёр, подняв облачко пыли. Ни в психокинетику, ни в прочую ерунду, я не верил.

Наваждение?

Последний раз я воспользовался справочником, отыскивая телефон газовой компании, а затем отправил его назад в ковш. Поверх были брошены счета за коммунальные услуги, чтобы не забыл вовремя оплатить. А сейчас?..
Застыв на месте, я ел глазами телефонный справочник, пытаясь сообразить, как он оказался на столе поверх рекламных брошюр.

Воры? Потрёпанное кресло напротив телевизора. Бар-сервант испещрённый потрескавшимся лаком, не распакованные пыльные коробки… да кому сдался мой хлам!
Но от озарившей меня догадки, я хлёстко «приложил» ладонью о свой лоб.
Старый дегенерат! Жена... больше и некому.
Наняла соглядатая, чтобы при подаче на развод оттяпать у меня, то что было собрано за все годы. А может и на будущую пенсию лапу вознамерилась положить?

После бесконечных ссор и размолвок, мы решили с ней пожить врозь, надеясь, что время несколько выправит натянутые отношения. Успокоится всё, утрясёт. Да и слово «развод», - вслух не упоминалось.

Продавленное кресло с выгоревшей кожей на подлокотниках, поглотило меня вместе с чехардой невесёлых раздумий. В очередной раз смахнув пот, я перегнулся через спинку кресла и включил кондиционер. За окном раздался лязг пропеллера о кожух (старый доходяга с усилием набирал обороты). Неприятный скрежет вскоре стих, уступив место убаюкивающему гулу.
Откинувшись на спинку кресла, я мало-помалу приходил в себя, но приток охлаждённого воздуха вместо того чтобы остудить голову лишь подливал масла в огонь. Предположения-догадки становились более изощрёнными, не давая разрозненным мыслям сосредоточиться. И как гром среди ясного неба сверкнула единственно верная мысль. Здравая…, мелькнула и тут же овладела сознанием:

Люшенька!

Прошло уже пятнадцать лет, как в смежном отделе служил и работал Илья, получивший от неугомонного Семёна прозвище: «Люшенька».
После окончания действительной службы Илюша оставил мысли об армейской карьере (хотя ему неоднократно намекали о продлении контракта), и поступил на факультет криминалистики при местном университете.
Свежо было в памяти, как заехав к нам в лабораторию, он с гордостью раздал всем сотрудникам ещё отдающие свежей краской визитные карточки.
Прозвище он получил не случайно: природа-мать одарила его россыпью милых веснушек на лице и золотистым пушком на рдеющих от смущения щеках… Но как бывает порой обманчива внешность!
Во время прохождения службы (пользуясь моим «отцовским» расположением), Илья частенько исчезал из лаборатории по «делам амурным» и мне приходилось не раз прикрывать сорванца, хотя его шашни могли выйти боком.

-- Обязан помочь, обязан!! долг платежом красен… Стервец! - бормотал я в поисках визитной карточки.
Вещи из платяного шкафа горкой взгромоздились у кровати на коврике: брюки, пиджаки, куртки с вывернутыми наружу карманами. Здесь-то я её и обнаружил визитку сложенную квадратиком в боковом кармане старой джинсовой куртки.

Из дому я звонить поостерегся, мало ли какой «сюрприз» может меня ожидать, если к линии неведомо кто подключен.
Ближайший таксофон, - около супермаркета. Не обращая внимания на хлёсткий с песком ветер, я как спринтер домчался до него за несколько минут.
Редкие прохожие плелись вдоль порыжевших домов стараясь передвигаться поближе к фасадам, а одинокие машины, запорошенные жёлтой пылью, вереницей волочились к выезду из города, изнурённые нежданным светопреставлением.
Приземистая, когда-то синяя кабинка, превратилась в бурый нарост, сливаясь в одно целое со стеной супермаркета. Затворив за собой дверь, я потоптался на утрамбованном в шелухе от семечек днищу, и разгладив визитку прикрепил её на рамку «Инструкция пользования» по соседству с профилем Че Гевары работы местного умельца.

Пикассо, - твою мать!

Глотая горячий воздух, я набрал Илюшин номер. Дружелюбный голос автоответчика предложил обождать; трубка встрепенулась вальсом Штрауса, но тут же погрузилась в тишину.
-- Слушаю, -- произнёс знакомый голос.
-- Илья?.. это Алекс!
-- Алекс… Алекс…, -- словно решая мудрёную задачу, невнятно перебирал голос.
-- Люша, это Алекс из «чистилища»!
Голос заметно потеплел и даже вспомнил прозвище, которым наградил меня в далёком совместном прошлом:
-- Понял «Мамочка», каким ветром?
-- Не ветром! -- я почти орал сжимая нагретый пластик в потной ладони, -- У меня здесь такой кавардак, впору к врачам обращаться!
Я вкратце пересказал ему последние события, начиная с запаха духов, и окончил телефонной книгой, которую призрачный фантом переложил из хрустального ковша на стол. В трубке воцарилась тишина и заподозрив, что линия отключилась, я дунул в микрофон.
-- Понял тебя, -- в голосе Ильи послышались насмешливые нотки, -- в самый раз обратиться в полицию или на приём к психиатру.
У меня будто оборвалось в груди, и вопреки желанию доходчиво объяснить ему ситуацию и попросить о помощи, - выложил свои «соображения» о его сволочной натуре.
-- Лады-лады, остынь! Откуда звонишь?
-- Из таксофона.
-- Молодец, -- похвалила трубка, -- диктуй адрес.
Попытка объяснить ему как быстрее и легче подъехать к моему дому, была тут же прервана:
-- Сейчас около четырёх. К восьми – буду. Входную дверь на ключ не запирай. Да…, перед тем как покинуть таксофон обязательно набери любой знакомый номер. Местное отделение полиции - в самый раз.