Я поплатился за свой роман

«Искусство требует жертв». Для меня это не пустая фраза. Недавно я опубликовал социально-психологический роман «Моя тюрчанка». И… лишился хорошего (поистине: замечательного) товарища, которого моя книга оскорбила. А дружили мы – не больше, не меньше – десять лет. Я ранен в самое сердце. Но – как честный художник – я не могу в угоду кому-либо исправить в романе ни слова. Даже в угоду давнему другу. Иначе я предал бы собственную музу.

Я должен сказать со всей откровенностью: ни в одном из своих художественных произведений я не пишу о себе, о своей жизни. Забавные (и не очень) эпизоды из моего далекого детства и ранней юности я публикую только у себя на страничке в социальной сети «Вконтакте». В новеллы же, повести и романы я не втискиваю свою биографию, я не настолько в себя влюблен. Все персонажи и события в моих произведениях – вымышленные. Конечно, как и любой другой текст любого другого автора, мои книги отражают реальность. А как же иначе?.. Но в моих сочинениях я не описываю конкретных реальных людей, а создаю обобщенные образы, в которых могут себя узнать тысячи человек. И ситуации, в которые попадают мои герои – это не калька с каких-то частных ситуаций из жизни отдельного хомо сапиенса, а тоже обобщения.

И что же?..

Один человек, которого я безмерно уважаю, чьим мнением дорожу – обвинил меня в том, что в романе «Моя тюрчанка» я описал собственную жизнь, но при этом все переврал и бросил тень на хороших людей. Нет ничего абсурднее этого обвинения!.. Если б оно исходило от какого угодно другого человека, я бы просто пожал плечами. Но тут претензии выдвинул друг, товарищ, близкий. И, что самое неприятное, даже не пожелал вникнуть в мои объяснения. Человек обиделся. Хотя, по-моему, обижаться следовало мне: он крайне едко высказался и обо мне лично, и о моем романе. Поверите ли?.. Из-за этого столкновения мы разорвали отношения – хотя общались десять лет!..

Вот так. Поневоле я принес в жертву своему детищу – роману – длительную дружбу с замечательным человеком.

Я не понимаю, я, честное слово, не понимаю, почему мой (бывший) товарищ увидел в «Моей тюрчанке» извращенный пересказ моей собственной жизни. Он (мой товарищ) прекрасно знает, как я жил последние десять (или даже больше) лет. И от него меньше всего я мог ожидать такого дикого обвинения. Видимо права одна моя приятельница, сказавшая: «Степан, люди, которые тебя знают, будут относится к твоей книге предвзято».

В моем романе нет инопланетян, супероружия, космических перелетов и не описывается эпидемия неизвестной болезни. Тем не менее, я отношу «Мою тюрчанку» к жанру социальной фантастики. Действие книги разворачивается в вымышленной стране Расее – государстве к Западу от Волги, обломке рухнувшей многонациональной Конфедерации. К слову сказать, я не хотел бы оказаться пророком. Не будем ли мы жить в таком обломке лет через тридцать, после крушения России в ее современном виде?.. Есть основания этого опасаться.

Я хотел показать историю отверженных людей, прозябающих на самом дне внешне благополучного постиндустриального, «демократического», рыночного – иными словами, капиталистически-бюрократического – общества. Своим творческим зрением я увидел двух характерных персонажей: а) безработного, ограниченного в правах парня с психической болезнью, перебивающегося на пенсию – т.е. на жалкие подачки со стола государства; и б) девушку-мигрантку (вдобавок не-славянку и нерусскую), которая сталкивается с националистической ненавистью со стороны обывателей и с угрозой депортации. Что было бы, если б эти две неприкаянных души полюбили бы друг друга?..

Своим романом я приглашаю читателя задуматься о таких бедных людях – настоящих париях и изгоях; вообще о положении «низших» слоев современного общества.

Мне следует со всей решительностью заявить, отражая упреки моего несправедливого товарища: безымянный юноша, от лица которого ведется повествование – это не я. Мне нравится, что называется, «влезать в шкуру» персонажа и давать читателю взглянуть на разворачивающиеся в произведении события глазами этого персонажа. Но (повторю!) – я никогда не пишу о себе. Безымянный юноша, о котором идет речь – это собирательный образ. И является мною настолько же, насколько и любым другим инфантильным, слабовольным, битым жизнью, имеющим ментальные особенности и плохо вписывающимся в общество парнем. Таких людей много. И я пишу не о ком-то из них, но, одновременно, о них обо всех.

То же самое нужно сказать о главной героине романа – прекрасной Ширин. Это не портрет какой-то конкретной девушки – а собирательный образ, символ. Моей задачей было показать ранимую, уязвимую молодую мигрантку с суровой судьбой. Подобных девушек немало. Я не описывал жизнь какой-либо отдельной девушки-мигрантки. Но, полагаясь на свою интуицию художника, «нарисовал» красавицу Ширин, в которой каждая из девушек-мигранток увидит что-то от себя.

Мой товарищ задал мне и такой колючий вопрос: «Почему тюрчанка?.. Почему вообще в твоем творчестве так часто фигурируют именно восточные девушки?.. Такое ощущение, что ты выделяешь их в какую-то особую породу людей».

Не передать словами, как этот вопрос меня ранил!..

Почему Ширин – тюрчанка?..

Вряд ли это надо вам разжевывать, если вы прочли мой роман. Очевидно же: в «Моей тюрчанке» я хотел показать тяжелую долю именно приезжей девушки, иностранки, притом не-христианке (в смысле: не принадлежащей к этнической группе, традиционно исповедующей христианство), да еще и отличающейся от коренного населения антропологическим типом. Нужно ли объяснять, что эта тема – актуальна для российского общества?..

Хочу еще добавить. Тюрчанка – это символ. В персидско-таджикской средневековой поэзии, страстным поклонником которой я являюсь еще со школьных лет (Рудаки, Саади, Хафиз, Джами…) прекрасная тюрчанка – это возлюбленная лирического героя. Хафиз готов отдать за родинку тюркской красавицы Бухару и Самарканд. Джами пишет: «Кумир по-тюркски говорит…». Таким образом, у персидско-таджикских поэтов девушка-тюрчанка воплощает в себе женственность, нежность и красоту.

Всеми этими качествами наделена и моя героиня Ширин. Так что мне – горячему почитателю иранской поэзии – логично было сделать этот женский персонаж тюрчанкой.

И есть еще один деликатный момент.

Почти все барышни, на которых я когда-либо обращал свое мужское внимание, были тюрчанками (главным образом, казашками). И все до единого – восточными девушками.
Да, я признаю: восточные девушки – особенно тюрчанки – меня восхищают и вдохновляют.

Еще учительница в институте – на лекциях по физиологии – говорила нам, что мужчину в женщинах привлекает набор признаков. Для каждого этот набор свой. Кого-то «заводят» желтые, как солома, волосы и василькового цвета глаза. А меня – черные или карие глаза, темные волосы, нежно-смуглая кожа и восточные (тюркского, иранского или арабского корня) имена.

Должен ли я этого стесняться?.. Полагаю, что нет.

Так что я, не изображая из себя монаха, могу ответить своему товарищу (если б тот захотел меня слышать) со всей прямотой: да, я «выделяю» восточных девушек из массы всех девушек и вообще всех людей. Но выделяю по-хорошему. Потому что, черт возьми, восточные девушки мне нравятся!..

Да, я восторгаюсь восточными девушками – и поэтому делаю своих героинь тюрчанками!..

Имею право. В конце концов: я художник – я так вижу.

Но я должен повториться: Ширин – собирательный образ. Я не изображал в романе ни одну из своих возлюбленных. Только двумя чертами, взятыми от девушек, которых я когда-либо любил, я наделил мою героиню – это обаянием и красотой.

Что сказать напоследок?..

Я должен, наверное, порадоваться (хотя бы горькой радостью), что мой роман вызывает у людей сильные эмоции. Одна из первых читательниц, ознакомившись только с аннотацией, сделала безапелляционный вывод, что я написал «вредительскую» книгу. А мой дорогой товарищ, видите ли, обиделся.

Мне очень больно расставаться с другом, который теперь плохо про меня думает.

Предлагаю. Прочтите книгу и составьте мнение: стоил ли роман такой потери или нет?..

Ссылка на роман:

https://author.today/work/153591