Почему

Когда-нибудь «долго и счастливо» закончится. Когда-нибудь, я оглянусь, и мир за моей спиной, поющий свою множественную единую песнь, стукнет меня по голове, как бы пытаясь сказать: «Помни. Ты. Есть».

И это самое время, этот самый момент, он нашёл меня. Как всегда безоружным, как всегда не помнящим себя. Был день или ночь, полдень, сумерки? Время сейчас и тогда запутанно, туманно. Слово о часах движет мой циферблат в обратную сторону, а после, снова по прямой. Оно, маятник. Остаётся только он — шаг влево, шаг вправо: и всё моё существование вмещается как раз между ними.

Я должен был получить очередную лёгкую работёнку, напоминание о необходимом действии, чтобы жить в пелене своих мелочных желаний. Кажется, я его ждал, как ждут агнцы манны, а звуки слога. Мне нужно было продолжение, но мир внёс свои коррективы. Китай. Новая волна вируса. Напоминание отменено. Я, отменён. Учителей удаляют одного за одним: нелегалы теперь нелегальны. 

 День за днём, и снова и снова и снова я кручу колёса китайского велосипеда, чтобы уехать дальше, как можно дальше, но всё время двигаюсь по кругу, чтобы увидеть то, что, возможно, пропустил, позабыл, развидел. Байк, мотоцикл, машина: за окном ли, на заднем сиденье ли — девушка, лёгким движеньем руки тонкими пальцами смахивает в сторону экран смартфона, цепляется телом своего рулевого, и платье её треплется в лучах неона. Всё просто -  я, вижу: мир всё ещё жив. Я, вижу: деревья — зелены, и дороги простирают свой путь ветрам, идут меж высотками змеиною линией и врезаются в тебя. Во взгляд устремлённый вперёд, за следующий поворот и далее.

Я, жду. Не знаю чего, но я хочу ждать, и время снова течёт мимо. Не так как прежде, не так как в блаженной дремоте, но всё ещё поодаль.

Уже сегодня мне нужно было заплатить за учёбу, чтобы продлить визу, чтобы продлить свой сон. Тоже самое я должен был сделать ещё вчера, неделю назад и должен буду сделать ещё через неделю вперёд. Должен. Завис на добром слове людей, позволивших оставаться под крышей общежития. Но, при всех отягчающих обязательствах, продолжаю настойчиво копошиться у себя за пазухой, ибо тело моё зудит, как если бы охранника товарного склада, уставшего от просмотра видеороликов и в кои-то веки решившего включить старое радио, хлыстом ударил бы хрип не настроенной волны. Так и я в своей панике: «что это и куда нажать», наконец-то нажал не туда, и теперь пытаюсь понять смысл эха, бегущего иголками по всему телу. И кажется, этот отзвук преследовал меня ещё задолго «до». Дома. Вот оно, мне нужно вернуться.

Пролистываешь сайты: Шанхай — Владивосток, 7к.  Шанхай — Москва, 3к. Расстояние, что пролетит самолёт в разы больше, цена в разы меньше. Смешно. В голове возникает первое «почему». Вспоминаешь о цене за карантин, в независимости от выбранного направления появляется необходимость платить ещё больше условного билета на месте прибывания. Платить. Снова и снова. И снова новое почему.

 Невозможность оплатить ни то, ни другое выбивает тебя в пустоту вместе с твоими недостаточно назойливыми вопросами.

Что дальше? Заработать монет на разного рода работах и купить билет? Тело начинает гундеть: «Для нас это слишком долго». Перспектива потерять сигнал, потерять нить к ответам начинает пугать. Ну уж нет. Когда появляются вопросы требующие правды, намерения и действия лишаются компромиссов. А потому, настаёт пора сомнительных идей. Первая и последняя — перейти границу на ногах. На своих двоих. Пешком. Стирая дорожную пыль обрезиненной стопой в неугомонном желании вернуться домой. Романтика и отчаяние Агасфера. Пожалуй, на ней и остановимся. Она нам подходит. Границы на выезд, кстати, закрыты. Шёл первый? Второй год?

Третье «по-че-му».

Звонок в посольство. Это произошло в один из дней, когда мною было дано обещание своему университету найти деньги на следующие полгода учёбы. Я лгал своим учителям.

Рандомный телефон на пути из офиса, рандомный человек принимающий звонок в офисе. Девушка. Почему каждый раз, мы, имея серьёзный вопрос, должны говорить с голосом ангельской красоты?..
- Здравствуйте, меня зовут Константин. Я, гражданин Российской Федерации, застрял в Китае, не могу попасть в РФ, что мне делать?
- Добрый день, меня зовут … , Вам нужно найти деньги и купить билеты на ближайший самолёт
- У меня нет денег, и не у кого больше занять.
- Пару минут — я слышу неуверенность. Отзвук небесных арф сломлен.
Две минуты, 123 секунды и их окончание: длительность, которую я не засёк.
- Здравствуйте, меня зовут Александр ( да, его имя останется неизменным), меня ввели в курс Вашего дела, но всё же повторите то, что было сказано, ради деталей.
Он вежлив, учтив — одобряю. Повторяю повторяемое повторно.
- Константин, Вам нужно найти деньги. Попросите друзей, родных. Если Вы не сможете найти контакты своей семьи, то тогда их найдём мы, и в таком случае они заплатят всё, чтобы мы вернули Вас домой.
- Спасибо, я понял, всего доброго, до свидания.
- До свидания.
Интонация, тон голоса решает всё. Был момент когда мы смеялись, я и Александр, не помню почему, но нам было смешно, наверное, потому что он русский, а я хотел быть идиотом, пусть после он и угрожал сделать мою семью нищими, скорее всего он сам этого не понял, я тоже хотел бы этого не понять. Ещё одно «почему».

В посольстве мне не помогут, сделают только хуже, значит, мой путь определён. Мне открывается два города, два пути: Хэйхё и Суйфеньхё. Очевидно, что они самые заметные на карте приграничные города. Первый, минует приличную часть дальневосточной дикости, но окружён полупустыми деревнями. Есть мост, по которому я могу перейти в свой дом. Второй — ведёт в сторону Владивостока, мира, где более чем достаточно линий и их пересечений меж разносортными членами этого портового города, где будет место и для меня, для точки. Значит, Суйфеньхё. А вдруг я ошибаюсь? С сомнениями рука об руку.

Близится зима.

Времени нет, как нет и денег. Последние я перевёл из рублей в юани в надежде достигнуть границы. Моя подруга смотрит на меня и крутит пальцем у виска. Куда? Куда? Куда?. Её руки протягивают мне тысячу рублей, или две, в которой завёрнута заговорённая на удачу сторублёвая купюра. Удача? Мне? Ещё один друг ищет другого и тот отдаёт мне бумагу, что не может обменять. Я буду, я прибуду благодаря их милости, шутка ли? Спасибо.

Последние прогулки. Вечера, педали, жёлтый свет улиц - мир разносится по кронам древ, отражаясь в едва заметных ручейках на моих щеках.
Мне страшно. Ужас содрогает каждую мою клетку, доводя всех нас до тошноты. Будущее неопределённо, и пусть впервые за несколько лет мы встречаемся с ним лицом к лицу, но сердце глупого авантюриста поедает стыд за его холодные руки на трясущемся теле. Поймёт ли?

Наступает день Х. Рюкзак забит полезными и «нет» вещами: «экономика для чайников», религии Индии, книга,  твоя, «Циники» Мориенгофа, графики картина без имени Пьера де Лабуле, подаренная им же. Трусы, еда и иже с ними.

Нога занесена на шаг,
И ужас отступил.
Есть только миг,
В который я
Себя
Воскресил.

Ремни затянуты и весом своим режут мне плечи. В следующий раз стоит забирать меньше белья. 

Едва переступил за порог общежития, как эмоции мои окрасились в нейтральные цвета, будто пожитки, сдавливающие под бременем чужих стен грудную клетку, вместе с последним свободным вдохом избавили тело и от отравляющего беспокойства.

С каждым новым шагом растёт и уверенность. Я иду домой. И будущая зима уже не так страшна, и не страшна граница. Место, которое стерегут люди, следующие одним только правилам и законам. Законам, которые закрыли меня в бесконечном сне, из которого наконец-то вот-вот выйду. Я подойду к ним. Они же позволят? Они же не выстрелят? Да. Да! Положу руку на сердце их, а их руку прижму к своему: «Я. Иду. Домой». Ведь услышат же, поймут. Не может же быть, чтобы они остались глухи, не может быть, чтобы закон был сильнее сердца.

Молчание сменяется улыбкой, в наивном сиянии занимаю место в плацкартном вагоне китайского поезда. Меня ждёт 31 час пути среди мужественных людей: строители и крестьяне — чернорабочие, каждый из них натянутая тетива, и как и они, я буду натянут всю дорогу.

Города сменяются рисовыми полями и горами. В тёмных километровых туннелях в отражении стекла жёлтые люди вытирают засохшую землю своих рук об интерьер теперь уже жёлтого вагона.

Еду в свете чужого золота.

После тряски в душном воздухе сменяющихся попутчиков наконец-то достигаю первой контрольной точки. Харбин.

Три часа по полудню. Дорога до границы начнётся с переезда на другой вокзал и после займёт ещё около 2 часов, чтобы добраться уже в Суйфеньхё. Оттуда около 20 км до пропускного пункта. Накинуть ещё пару часов на разговоры и проверку документов — в лучшем случае я оказываюсь в России ночью. Слишком мало шансов найти ночлег и слишком много оказаться на улице в незнакомом месте совершенно одному. Эту ночь проведу на вокзале. Выезжать к границе будем с утра. По ходу дум ищу метро: пути к нему перекрыты. Мой блуждающий взгляд останавливается на толпе водителей зазывал, общаюсь с самым громким из них. Харбин закрыт на карантин. Некоторое время назад здесь была вспышка нового типа вируса. Появляется ещё больше условных правил. Придётся сыграть.

Человек-громкоговоритель представляется «избранником от народа», своего рода делегатом, помогающим приезжим и проезжающим. Сажусь в его машину. Первым делом нужно сдать тест на нуклеиновые кислоты. Подъезжаем к больнице. Водитель выскакивает со своего сидения и вторым движением учтиво открывает уже мою дверь. Он улыбается и идёт впереди меня, говорит за меня. Думаю, передышка мне не помешает. После короткого диалога с другими делегатами в олимпийках и кроссовках, передаёт, что сегодня тест не сделать, придётся ехать на следующий день. Мечты о Суйфеньхё скрываются за завтра. Спрашивает ел ли я и предлагает вместе отужинать. Распутываем цепь придорожных китайских кухонь, где в одном из звеньев его хорошо знают. Там меня угощают пельменями и крафтовым пивом. Ставлю на стол два стакана, громоглас отнекивается: за рулём, не положено. Я опрокинул в себя три, он два. Впервые за пару часов с детского лица сходит улыбка и всё существо его на мгновение дышит тоской. Минутное помешательство, продлившееся до приезда в отель. Точнее в апартаменты, как их и называет мой гид. Предстоит расчёт: теперь его глаза искрятся сладостной уверенностью лёгкого заработка. Показываю свои гроши. Искры, не нашедшие легко воспламеняемого материала из дерева, тут же гаснут. Говорю, что могу заплатить за машину и уйти в ночь, тест теперь я знаю где сделать и сам. Он настаивает, чтобы я остался. Апартаменты: белая комната 2 на 2, кровать и окно без подоконника. Вместе с машиной и ужином цена вопроса 200 юаней. Вместо прошенных шестиста. Стук в дверь, мистер улыбка протягивает мне баночку пенного. Принимаю ещё один подарок и закрываюсь с внутренней стороны. В этот момент вспоминаю, что за всё время не спросил ни имени его, ни паспорта: воспалённые образы рисуют наркотики, растворённые в банке, похищение и продажу на органы... да кому я нужен?

Я смотрю на город, и белые губы его окном в пол стены рассказывают о дорогах, что уходят за горизонт и в одной из своих точек доходят до моей Родины, о домах, в которых сидят такие же потерянные души, с надеждой вслушивающиеся в дыхание этого запутанного представления.

Подарок ударяет в голову хмелем. Перекладываю паспорт из портфеля в карман своих джинс.

На утро по пути на тест я был уже не единственным пассажиром. Молодой парень моего возраста так же приехал в Харбин и нуждался в справках. Продажа на органы. Массовая. Ну да.

В очереди на оказание медицинских услуг мой гид подходит ко мне с самым серьёзным выражением лица и требует дальнейшей оплаты. На дезинфекцию. Что же, я ошибся в нём, могу и заплатить. Просит ещё 200, отдаю 150: пояс до позвоночника не затянешь. Возвращаемся в апартаменты. Меня просят остаться в коридоре, студента ведут в мою комнату. Что-то здесь не так. Тут же в квартире освобождается ещё один угол — громоглас отводит её мне. Те же самые 2 на 2 с койкой и окном без подоконника, единственное отличие: не заправленная кровать с потёками и волосами от прошлого обитателя. 150 за дезинфекцию. И всё-таки я ошибся.

Делегат скрылся до того, как искривилась моя физиономия. Ладно, досмотрим эту сцену до конца.

Через пару часов за мной вернулись, чтобы забрать результаты теста в больнице и после отвезти на вокзал. Промолчал.

У госпиталя:
 - Давай мне ещё 200 и я заберу твои результаты.
 - Зачем? Я и сам могу их забрать.
Спор ни о чём длился ещё около четверти часа. В итоге мы пошли вместе.

Мой гид начинает закипать.

Этот же разговор продолжился, когда мы вернулись с тестом. Расстроенный китаец тыкает на знак уровня топлива в машине. Бак машины полон. Мой бак почти пуст. 99 градусов.

Последние пять минут мы ехали в тишине. А потом случились красный свет перекрёстка и два соседних автомобиля такси. Статичная атмосфера сделала своё дело: 100 градусов.

Рывком открыв дверь, мой водитель, захлёбываясь китайской тарабарщиной, обращается к двум другим машинам. В одной из них ему отвечают. Боковым зрением замечаю как из багажника вылетает моё добро и отправляется в соседнее такси. Я спокоен. Я иду домой. При пересадке на другой транспорт руку мою перехватывает громоглас.  Оборачиваюсь: глаза его опущены не смотря на кипящую в нём самом ярость, ещё миг и вторая его рука сжимает в моей ладони нечто похожее на потрёпанное конфетти:
- Он довезёт тебя. Заплатишь 12 юаней.
Теперь он мельком бросает на меня свой взгляд. Я улыбаюсь.
- Спасибо.
Надрыв.
Сажусь в такси. Трогаем. Мой делегат продолжил ругаться с другим водителем, но уже где-то вдалеке, и чем дальше мы уезжали, тем неувереннее он мне казался. В моей руке лежит двадцатка.

На вокзал я прибыл в половине четвёртого. Слишком поздно. Покупаю билеты на следующее утро, ночую в пустых залах ожидания.

Пора. Теперь это скоростной поезд с редкими пассажирами, в котором всё моё внимание было приковано к мелькающим вдоль дороги полям, где редкие крестьянские хижины были выстроены так, будто сама природа распланировала их появление среди своих холмов задолго до рождения человека.

Суйфеньхё. На выходе из вагона я оказался в потоке местного рода лиц. Хотелось бы сказать, что встреться глазами с русскими и мне стало бы легче, но нет, тяжести не было: последние шаги до выхода из вокзала давались так же просто как и первые. Остаётся только пройти пункт медицинской проверки.
Нас всех встречают: доктора в биокостюмах, полиция и люди с палками и бронежилетах. Приплыли.

Город закрыт, единственный способ туда попасть: отсидеть 14 дней карантина, 1 день — 200 юаней. Слышу как в моих карманах последняя монета разрезает своими гранями звенящую пустоту. Мимо меня проплывает очередь из желающих пройти. Я тоже проплываю мимо, пока в моей голове крутятся мысли об обмане и побеге, либо драке и марафоне на пару десятков км. Нет. Вся моя дорога была проявлением доверия, доверюсь и сейчас.

За стеклянными дверьми стоят обросшие рыжей бородой холмы, и за ними меня зовут.

Я последний из новоприбывших. Рассказываю принимающим кто, что и куда.
- Это невозможно. Китайские законы запрещают пересечение границы.
- Но у меня ничего не осталось, мне нужно домой.
Внешний голос всё ещё крепок, внутренний начинает трещать под давлением возникающих сомнений. Запрещено. Я запрещён? Преступник - это человек, возвращающийся домой? Абсурд. Я вижу как руки мои смыкаются на их шее. Лжецы. Вены на руках вздуваются, заменяя собой пальцы и оплетая щупальцами лица моих врагов. Это лишь помутнённая фантазия, дыши. Пусть ложь и не имеет права мне мешать, но лгут ведь не они, верно? Они лишь следуют лжи.

Почему.

Перед моими глазами мельтешит полицейский в служебной мешковатой куртке, твердыми судорогами вжимающий пальцы в свой смартфон. Он остался один, он звонит. Остальное слово закона рассыпалось на обед. Адресат мне неизвестен, как и речь с этой стороны провода. Падаю в железопластиковое кресло напротив стеклянных дверей, напротив рыжих холмов. Я, небо и огненные леса: Толстой, привет.

Спустя 15 минут ко мне подсаживается связной и протягивает телефон. На том конце меня приветствует русская речь. Спасибо, человек в мешке. После короткого объяснения мой русскоязычный китайский собеседник ломаным голосом говорит, что вся таможня закрыта: здесь даже некому меня принять. И если я скажу, что не смотря на то, что плакать должен был я, а голос дрожал у новоиспеченного друга, ответите ли вы, что это всего лишь неполадки связи, коррекция звука? И если вы скажете: «Да», я всё равно буду знать, что он хотел помочь. Моё доверие было оправдано. И пусть страх обвинил моих двух откликнувшихся помощников, заключив их в невозможности пере-шагнуть послушность к закону — я, знал: они, меня, видят. Я, есть.

Мне говорят, что стоит обратиться в посольство в Харбине, вспоминаю об их бесполезности, но соглашаюсь. В конце концов в первый раз звонок был в Пекин — тогда быть может здесь будет по-другому? И всё же, я благодарен. Полицейский в мешке хлопает меня по плечу и улыбается, его глаза искрятся сочувствием. Он помогает купить обратный билет и проводит меня по-свойски через все посты проверок. Спасибо.

Ожидание обратного поезда прерывается подлетевшей ко мне группой законников. Мешок доложил - стандартная процедура - его вины нет. Главарь банды, то есть полиции, выходит вперёд. Женщина. Я продолжаю сидеть, думая о том чтобы приподняться, из уважения к говорящему прекрасному полу, но всё ещё сижу. Это был самый долгий монолог из всех, что я слышал за два года пребывания в Китае. Суровое лицо за всё это время ни разу не изменило своего тона и цвета, будто проговаривало заученную на крови истину. Жаль, что я ничего не понял. И всё же, после, когда она уходила — я привстал, и уголки её карих глаз для меня приподнялись. Она тоже видит.

Оставшееся время ожидал в присутствии двух каменных лицом охранников как особо опасный преступник из голливудских фильмов, к счастью без наручников. Это льстит.

Дорога на Харбин. В своём воображении разглядываю людей, что смотрят, либо смотрели на меня. Имел ли я право просить о большем чужих? И почему чужих? Где проходит граница между своими и чужими? Почему она нас разделяет, если мы видим друг друга? Не знаю. Верю лишь, что зародившееся в них сомнение в принятии меня своим — это уже много.

Человек в головном вагоне командует «стоп машина». Пассажиры не слышат его приказов, его голоса, но видят, как металлический цилиндр мерно останавливается, открывая свои двери людской волне. Мы выплеснуты и течём в сторону выхода.

Придерживаюсь плана друзей из Суйфеньхё: обращаюсь к очередным законникам с просьбой помочь добраться до посольства. Равнодушием меня отпихивает обратно в поток.

На очередном КПП меня останавливают — иностранец с огромным рюкзаком не вызывает доверия уже как пару лет. Всё прежнее было везением. Объясняюсь на пальцах и прошу одолжить телефон. Звонок. Кто бы мог подумать, но мне снова отвечает девушка.
- я пятый-десятый, застрял. Пытался вернуться пешком, мне сказали что это незаконно. Что делать?
Кажется слова мои, не ожидая ничего хорошего, исходят уже не из меня, вырываясь из глотки только ради приличия.
- Здравствуйте, пятый-десятый, зачем Вы пытались перейти границу? Могли бы для начала спросить об их состоянии.
- спрашивал. На сайте КПП границы числятся открытыми, пусть в посольстве мне и сказали обратное, среди двух разных положений я увидел шанс на возвращение.
- в любом случае Вам необходимо приобрести билет на самолёт.
- но мне не на что. Хотя... а я мог бы попросить взять у Вас кредит? Ведь все данные на меня есть в базе, это не будет проблемой, Вы всегда сможете с меня спросить.
Девушка смеётся, кажется её веселит наивность заплутавшего щенка.
- простите, но мы не сможем выдать кредит, мы этим не занимаемся. К нам постоянно звонят люди, которым требуется срочная операция, дети оставшиеся в Китае без родителей и многие другие, и мы им не помогаем — всё это время я слышу её улыбку.
И говорить больше нечего. Должно быть это был момент, когда нужно воскликнуть: «Почему? Как же так?», но чужие губы, сомкнутые в приподнятую на концах дугу, сокрыли в себе и все мои вопросы.
- Спасибо. До свидания.
Наверное, я просто оглох на одно ухо, наверное, для такого ответа есть весомая причина.

Отдаю телефон, падаю на стоящую рядом табуретку. Несущие меня китайцы вытягиваются в своём любопытстве.
- Мне не помогут. Я возвращаюсь в Ханчжоу.

Переход на станцию отбытия занимает некоторое время, оно — моя борьба с отчаянием в желании остаться безучастным камнем на голой площади с прибитым ко мне просроченным тестом короновируса, единственным пропуском на поезд. Едва намерение вернуться к пути становится действием, как я оказываюсь внутри вокзала.

Ночь во сне и вне. Среди пустоты зала ожидания мои дебри беспокоит юноша, который хочет со мной сфотографироваться. Он называет меня Гё (старший брат). После пары щелчков камеры мы заводим разговор и я узнаю, что он из Хэйхё, города с мостом домой. Он тоже закрыт на карантин. Какова вероятность появления этого паренька здесь, после моего поражения? И зачем?

 Понимаю, что какой бы из городов я не выбрал бы изначально, всё равно оказался бы на обратной дороге до университета.

Рвануть с ним и испытать человеколюбие уже у других законников? Нет, я узнал достаточно. Зуд, моё эхо как первопричина этого путешествия снова даёт о себе знать: начинает казаться, что всё дело было в «узнавании».

Продолжаю свой путь в плацкартной грязи обязательных остановок, правдою и неправдою отгоняя всё увиденное и непредвиденное. На одной из станций заходит миловидная девушка, не проходит и пяти минут как нас начинают венчать: она смущена, через два с половиной часа, сходит без имени. Один из сватов учит выписывать имя Путина и Мао Дзе Дуна: вместо ручек — наши пальцы, вместо листа бумаги — его широкая ладонь. Учитель, о котором я всегда мечтал.

Мир всё ещё жив.

Через тысячи километров и тысячу лиц я возвращаюсь в Ханчжоу. Мой кр код, после красной зоны с дельта-вирусом всё ещё зелен, и если я стану причиной гибели всего Китая, то узнаю об этом только через две недели.

Моё отсутствие осталось незамеченным, страхи о заразе с моей стороны и необходимой длане контроля оказались несущественны. Вернуться из закрытой провинции и спокойно пройти все КПП — да как два пальца. Но это если говорить вскользь, объективно, а добавишь личных ощущений и сразу же вспоминаешь о куче билетов на пересадки, своих монологах на русско-англо-китайском с каждым врачом и охранником. Вспоминаешь о чувстве бессмысленности обратного да и пути как такового: ибо куда ни направляйся — я человек которого пристрелят, если он станет возвращаться домой пешком. Так не иди пешком, найди деньги и купи билет на самолёт! Я мог бы написать многое, удариться в эмоции, но скажу только одно: «А как же Честь?».

Сомневаюсь в пережитом: зуде, знании, людях. У кого спросить прав ли я? Кто ответит? За неимением учителей спрашиваю у мира. Мой вопрос — это поиск нового способа остаться в Китае, получение рабочей визы.

События не заставляют себя долго ждать: одна из моих подруг предлагает устроиться в местечко, куда срочно нужны русские. Мы теперь экзотика, а значит и шансы есть. На собеседовании молодая девушка в высотном здании просит привлекать российских стримеров к сотрудничеству с её агентством. Сиди да болтай днями напролёт с людьми — спустя экспериментальный срок получи денюжку и визу. Звучит просто, поехали.

Общение не даётся слишком уж легко, но с каждым днём навыки всё крепчают. Благодаря моему участию наша база понемногу пополняется. Вместе с людьми в системе появляются и более конкретные вопросы по нашей работе.

Мы балаболы.

После этих слов девушка, лидер нашей команды, давится слезами.
На следующий день высыпаю чего не понимаю на босса. Он в спешке начинает менять условия сотрудничества. Предложение стало не ахти, ибо предлагать теперь нечего. С этого момента пользы от меня столько же, сколько и от словаря семантики: помогаю коллегам скрутить из правды шарик сладкой ваты. День, другой — я не приношу людей. Пока мои соседи по офису сражаются со словами и находят клиентов, я вместе с новым другом борюсь с неофициальным программным обеспечением и блокировками в социальных сетях, не особо успешно. Появляются намёки на моё увольнение. Шучу, что в этом месте «всё против меня». Парень, помогавший с китайскими программами и получавший мою постоянную поддержку в переговорах, потерянным взглядом рассматривает пол. В предпоследний рабочий день использование главной из программ было ограничено по трём пунктам. Я встретил невозможность.

Меня увольняют. Мне хочется верить, что это ответ.







ЭПИЛОГ

Думаю, здесь также стоит упомянуть, что спустя сутки после моего ухода с лапшичной должности, об этом узнаёт девушка, подарившая мне удачу в купюре: теперь она хочет помочь мне с поиском работы. Все  шесть отправленных мне ссылок на агентов по трудоустройству оказываются неактивными.

А теперь...


Слово — отражение явлений, их понимание, обращённое в звук, а после в знак.
Когда человек учится слову — он учится понимать явления мира.
Любой язык, это всегда диалог между миром и людьми говорящими. Наша реальность — это наши слова.

Возвращаясь к тому, что я обнаружил: человек, возвращающийся домой, такого права за собой не имеет, и в худшем варианте должен быть пристрелен. В нашей эпохе «должен» — не значит будет (пока что), ибо закон это только договорённость, чему я частично рад,  и всё же общество равняется на законы. И возникает вопрос, кто хочет равняться на «это»? И если я не хочу, то как сказать об этом? И кому сказать: миру или людям? Если разговор с людьми понятен, то как говорить с миром? (Ибо если говоришь с миром, то говоришь со всеми людьми)
 
Если допустить мир живым, то он общается на уровне явлений. Есть ли человек явление? Да. Значит любое наше действие, как отражение нас самих — это тоже явление. С тем как задать вопрос — понятно, а как получить ответ? Ибо на любое своё действие, ты получишь в ответ любое другое. Как трактовать? Мне кажется, что тут нет и не может быть переводчика, а значит остаётся только доверие. Это как пытаться объяснить что-то человеку, язык которого ты совершенно не знаешь. Вы не понимаете друг друга, но понимаете?  Почему? Потому что хотите, потому что доверяете. А значит и диалог с миром — это всегда доверие. Если он хочет говорить с тобой, он позовёт, как у Ромен Роллана. Если он хочет, чтобы ты замолчал, ты замолчишь.

Что же делать с людьми? Идти и бить по голове тех, кто допустил «это»? Сила среди явлений последний аргумент. Вода не течёт под лежачий камень, она его обтекает, выталкивает в низины. Они говорят. И только при невозможности диалога стихия полностью снесёт препятствие с пути.

Возможно люди, проморгавшие «это» забыли связь между явлением и звуком, возможно им стоит просто напомнить, ибо все мы учимся постепенно.
И для этого достаточно одного «почему».


Если...

«Плаванье» Бодлера в переводе Цветаевой
Франсуа Вийонс в переводе Эренбурга

Веневитинов

Смирится гордое желанье
Весь мир объять в единый миг
И звуки тихих струн твоих
Сольются в стройные создания

 пишу по памяти, прошу простить если ошибся — это строчки что были со мной от и до

Баратынский, который как по мне интереснее Пушкина.

Верлен: единый образ женщины и любовь через себя; секрет которой я пока не разгадал
Блок и его биография рукой Горького, если Горького будет мало — читайте «Звёздные часы человечества» Цвейга.

«Идиот» Достоевского
«14 Июля» Ромен Роллан
«Огонь» и «Ясность» Барбюс
«Смирительная рубашка» Джек Лондон
Вселенская библиотека Борхеса
«Песни Мальдорора» Лотреамон
трилогия Беккета

и те кого я искал более остальных

«Гиперион» Гёльдерлин

«Мир» Бибихин
теории тетрасоциологии
работы о влиянии культуры на ведение политики пера профессоров МГУ
«Террор в изящной словесности» Жан Полан
«Ужас» Набоков
«Белая любовь» Замятин


Были и другие, но эти важнее.