Стратегия

   Ясноглазый молодой Свиридов работал грузчиком в большом продуктовом магазине. Его почему-то называли только по фамилии. Впрочем, он никогда не задумывался об этом. А считал он себя завзятым, даже весьма ревнивым хозяином эстакады - новой, высокой, гладкой площадкой. Приходил загодя, обметал веничком и, раскинув длинные с кривизною ноги, опускался на белесую стопу гофрированной бумаги из-под куриных яиц, насиженной уютным гнездышком. Хотелось бы приятной разминки перед началом тяжелой трудовой деятельностью. Поглядывал по сторонам, дожидаясь подхода какой-либо из молоденьких продавщиц. Вытягивал трубочкой губы и, словно засевший в цветущих садовых кущах зяблик, мелодично посвистывал. Двое девиц, будто не слыша бойкого весеннего певчего, звонко цокая по асфальту каблучками, прошагали мимо к главному входу магазина. Расправив плечи, он заприметил Нину Овечкину, по плечо ему росточком, хрупкую миловидную девушку. Засвистал заливисто, звонко и, выставленными с боков локтями, сделал трепетные взмахи, словно легковесными крыльями. Нина оглянулась, с лучезарной улыбкой взошла по ступенчатой лесенке на эстакаду.
         
   - Ну, здравствуй, Свиридов, - произнесла бархатным грудным голосом. - Уже на месте?

   - Я, Нинон, ещё со вчерашнего вечера не уходил, – отшутился он, - всё тебя поджидал.

   Когда-то в школе, по программе языковых знаний, преподавали французский язык. И кое-что осталось в его бесшабашной дырявой памяти.

   - Асееву, цыпочка! - сдвинув ноги ровным стульчиком, предложил присесть к нему на колени.

   - Нет уж, я лучше постою.
               
   Досадуя за более сладостное отказанное времяпрепровождение, он грубо освистывает, разгуливающего по его эстакаде, дикого голубя. Сизарь испуганно хлопает крыльями, улетает. Тут-то Свиридов вскакивает со стопы и обхватывает обеими руками девушку. Нина вскрикивает, пытается высвободиться из крепких объятий. Но куда там, сильный Свиридов прокручивается на месте раз десять. Следом, закруженную и размякшую девушку ставит на ноги. Та раскачивается, словно пьяная. Довольствуясь успешным произведенным эффектом, Свиридов придерживает её, чтобы не упала, и уже прицеливается поцеловать в белую шейку, отороченную шелковым кружевным воротничком. Но в самый благоприятный момент, с надсадным металлическим скрипом кем-то изнутри растворяются широкие ворота. Взлохмаченная простушка вздрагивает, приходит в себя. Посылает озадаченному Свиридову "дурака" и с поспешностью исчезает в складском помещении.    
               
   Не смотря ни на что, Свиридов ощущает удивительный прилив бодрости от чувственных соприкосновений с ароматно нежным девическим телом. Со страстным рвением принимается за разгрузку сахара из подъехавшей машины. Мешок, в пудре песочной, каждый весом ровно в пол-ста килограммов. «Эн, дэ, труа, катар, сис!» - просчитывает напевно до пяти. Укладывает груз на колесную тележку и отвозит на склад. Понемногу его зеленая, как весенней порой листья, рабочая спецовка темнеет со спины от едкого солёного пота и сахарная пыль ссохлась клочьями. Он заметно устает, делается медлительным в движениях. Но здесь то он замечает на своей трудовой площадке в белом воздушном халате новую, пышную словно булочку молоденькую продавщицу, которая вскинув острый мечтательный носик, поглядывает на проплывающие в небе серебристые облака и красиво затягивается душистым ментоловым дымком от миниатюрно тонкой сигаретки. Свиридов, точно сказочный кот воюн, почуяв заветное шуршание мышки, с лёгкостью становится на цыпочки, подкрадывается сзади. Подхватывает девицу на руки. Та взбрыкивает, как лошадка, красивыми стройными ножками и умудряется из неловкого положения отвесить Свиридову звонкую оплеуху.
               
   - Шестьдесят сис весить стала, Тамарон. – Отпуская её, заявляет Свиридов.  - На труа кэгэ, значит, бывшая в морском солнечном отпуске, поправилась эная.

   Тамара отряхивает выпачканный халат. Нервно трясущимися губами проговаривает:

   - Придурок, эный!
               
   Зато, после удачно проделанной с нежностями авантюры, Свиридов с нарастающей кипучей энергией довершает разгрузку сахара. Усаживается, словно в пуфик, на привычно удобную стопу. Игриво раскидывает ноги. Оглядывается по сторонам. Хочет было с переливами посвистать. Однако ему передают: "Срочно быть в кабинете у главной".
               
   Над столом, из-за светящегося голубого экрана компьютера, возвышалась ярко каштанового окраса шевелюра директрисы с искрящимися звёздами глазами:

   - Ну что, Свиридов, снова на тебя жалоба. Сколько можно?.. Уволю!
               
   Он опустил голову. На полу валялся лист скомканный бумаги, гуляющей туда-сюда от порывистых вихрей потолочного вентилятора. Свиридову казалось, что он и есть эта никчемная брошенная бумажка, которая закатится в тёмный угол и потом уборщица подхватит её мокрой тряпкой и окунет в помойное ведро.

   - Что молчишь?.. Или соображать, начинаешь?

   Свиридов выпрямляет спину, разводит в стороны руки:

   - Как же, Анна Степановна, уволите? Надо сначала кого-нибудь на моё место устроить. А я и так, за дэ, - он подумал, что начальница не знает французского, - за двоих грузчиков вкалываю. Во-от, прибавку к зарплате пришел просить.
   
   Глаза директрисы стали сквозными синими щёлками:

   - Ай, какой, наш Свиридов находчивый оказывается. Ему бы на инженера выучиться следовало бы, а не балаган в магазине устраивать.
 
   - На уличной эстакаде, - поправляет он.

   - Какая разница?!

   - Ну, тогда, я пошёл.

   - Стоп! Куда это ты развернулся?

   - На инженера учиться.

   - Но-но, я пошутила.

   - Зато, я – нисколько!

   - Ай! Ещё, выходит, и обидчивый, наш то Свиридов?.. Только вначале ответь: зачем к девчатам пристаешь?
               
   - Так, я же с пользой дела, для вашего магазина стараюсь. Так, чтобы эные сотрудницы соблюдали себя в резвых подвижных формах. За ихними фигурами слежу. Располнеют, ежели, с ленцой работать станут. Во-от, и взвешиваю их помаленьку.
 
   - Ка-ак, взвешиваешь? Весьма не понятно... И что же, безошибочно?

   - Конечно. Не то меня, давно бы на смех подняли.

   - Но, разве девочки тебя об этом просят?

   - А-анна Степановна, жалуются на меня только те, которые весом в горку идут.

   - Это почему же?

   - А потому, скрыть хотят. Дескать, полнеют. А худеньким, фигуристым, завидуют. Вот так.

   - Ну и логика у нашего Свиридова? Лучше какой предложение сделал. Остепенился бы.
               
   В кабинет, тем временем, вошла Нина. Услышала разговор:

   - Кто же за такого, дурака, замуж пойдет?

   Свиридов начал переминаться с ноги на ногу.

   - Это почему же? – почуяв его расстройство, вопрошает главная. - Погляди-ка на него: лицом румян, и ростом выдался, и в плечах богатырь.

   - Да он, Анна Степановна, с придурью дикой. Если и выйдет замуж какая, не иначе как кривобокая. Только нет у нас таковых… Я чего сообщить-то хотела: машина с крупами подъехала.
       
   - Машина! – Начальница выскакивает из-за стола. - Да, знаешь ли, Свиридов. В нынешнее времечко грузчики куда почётнее инженеров будут. В работе ты, конечно, молодец... Ну-у, соколик, ступай, трудись.
 
   - А как же насчет прибавки?

   - Ну, будет-будет... Не волнуйся. – И наскоро наказывает Нине: - Вы его там, смотрите, на эстакаде не шибко-то обижайте!

   Когда Свиридов вышел, начальница долго ломала голову: «Ишь, стратег, как распорядился? Даже непонятно стало - то ли он раньше заходил повышение к зарплате требовать? То ли я его потом на разборку вызывала? В мозгах-то всё перепутал, озорник. Да на такого сокола, сами, поди, девчата как мухи на мёд липнут».