Сеня - хороший

Зимой между нашим домом и бараком, как раз посредине, вырастает высокая ледяная гора. Хозяйки выливают помойные ведра с картофельными очистками, домовым мусором,  содержимым детских горшков. На трескучем сибирском морозе вода клубится густым паром, а через несколько секунд уже застыл крепкий лед. Темный, стеклянный, с кочками отбросов, желтыми разводьями и буграми. От вершины помойки к проулку идет длинный пологий скат. Со страшной скоростью по нему несутся тяжелые с широкими полозьями железные санки. Они есть у всех ребят поселка, потому что делают их в механическом цехе шахты.
 
В погожие солнечные дни на помойке столпотворение. Большие парни лихо съезжают на ногах, натыкаясь на малышей. Веселый, раскрасневшийся народ со сшибленными шапками и летящими шарфами сталкивается в кучу малу, валяется по льду. Хохот, свист, визг, кутерьма. Все друзья там, а мне нельзя! Завидно – хоть плачь, иду гулять просто так, без санок. Из наших окон помойка как на ладони, и бабушка зорко следит, не показываясь из-за тюлевой шторки.
 
На чистом снегу в огороде рисую буквы и смешные рожицы. Круг ровно не получается: шире там, где едят, уже – где думают,- говорит про такой овал дядя Витя. Глаза – листья тополя, нос картошкой, рот до ушей и сами уши – большие слоновьи лопухи. Подхожу к дощатому забору или в летнюю кухню, в щелку гляжу на ребят.

Из второго подъезда показался Сеня Центнер. Они с матерью – тетей Соней живут в дальнем конце барака, в левой «ноге» буквы «П». Сеня очень большой неуклюжий увалень, ему сколько-то много лет, может, - двадцать и выглядит как взрослый дядька. Он, говорят соседи, – даун. С трудом переставляя толстые, не сгибающиеся в коленях ноги, улыбается прищуренными глазками и слюнявым ртом, постоянно бормочет себе под нос. Никто, кроме матери, его не понимает. Ребята смеются и кричат:
- Сеня – дурак! Сеня – дурак!
 
Побросали санки, окружили Сеню, прыгают, кривляются. Сеня застыл на месте большим каменным столбом, оглядывается в поисках защиты. Но ее нет, и он, подняв вверх кулачищи, заревел диким и грубым голосом. Как заводная механическая игрушка медленно затопал к обидчикам, высунув язык и быстро вращая глазами. Вот-вот схватит - не поздоровится! Но те на чеку, не в первый раз!  Ждут, когда подойдет совсем близко. Миг - и сорвались с места! С гиканьем, улюлюканьем разбежались, рассыпались во все стороны.
 
Сеня садится на желтый лед и горько плачет – во весь голос, мычит как корова, рукавом стирая слезы с лица. Выходит тетя Соня, пожилая печальная женщина, приземисто-квадратная с укоризненным взглядом. Она тоже в черной одежде, как и ее сын. Молча поднимает Сеню и уводит домой. 
Бабушка предупреждает:
- Увидишь Сеню, не подходи, не разговаривай, сразу беги домой! Уедут они скоро к себе на родину. Эвакуированные. Ждали, когда война закончится. Скажи ребятам, чтобы не дразнили. Больной человек. 
- Они же большие, баба. Меня не послушают.
 
В следующий раз, поджидая Сеню, я спряталась в летней кухне, закрылась на крючок.  Глядя в просвет между досками, когда он появился на улице, изо всех сил крикнула:
- Сеня – хороший! Сеня – хороший!
Он, не остановившись, протопал мимо помойки с растерянной улыбкой на лице.