Лавровы. Роман. Часть 5

Глава 5. Гегемон.

Гигантский завод был широко известен, не только в СССР, но и в подавляющем большинстве стран остального мира Не только социалистических, но и территорий загнивающего капитализма. Даже чернокожие африканцы свободно крутили баранку нашего «Москвича». Двадцатилетний Константин Лавров толкнул дверь отдела кадров гиганта автомобилестроения морозным январём. Стране нужны были автомобили и столица открыла свои просторы для иногородних, мечтающих освоиться в городе. «- Догадываюсь, моя дорогая, это, наверное, лимитчики наследили. Ну что ты, Вероника Маврикиевна, следы – то человеческие». Анекдот этот хоть теперь более – менее современный, а события отражает тогдашние, давние. Покоряла столицу молодёжь провинциальная.
Там в самом конце прессового цеха, на участке доделки готовых деталей работала на склоне лет его троюродная тётушка. Она – то и составила протекцию на элитный участок резки заготовок из листового металла. Сначала от неё отмахнулись, но она зашла с другой стороны. И снова получила отказ. Не на ту напали. Зашла с тылу. И этот не совсем честный маневр имел положительные последствия. Говорят, что победителей не судят. Так и стал Костя Лавров резчиком металла второго разряда.

- Раз ты такой настырный, то прошу через неделю приступить к работе – для вида обиделся начальник участка Владимир Филиппович Каширский. – Без всяких уговоров и провокаций.

- Мне бы отдохнуть хоть немного, две недели назад из Советской Армии пришёл – попытался прокачать законные права Костя.

- В деревне живёшь?

- Да, там. Рязанская губерния.

- Ну в ней, в таком случае и оставайся, коровам хвосты крутить. Мужики с фронта приходили и через день уже кувалдами стучали. Устал что ли сапоги гуталинить?

- Понятно.

Мать ещё заплакала горько, как узнала. Хотелось ей понянчить последыша, хоть месяц – другой. Другие – то уж упорхнули кто куда. Вот и этот засобирался. Вдвоём с Матвеем останутся. Пусто зимой в избе, к утру холодно. За окнами снаружи беснуется метель, швыряет в стены охапками снега. Сиди жди писем. Матвею проще, он ответы пишет, а днём на работе. Тогда ещё тошнее. Хоть и понимает, что времена теперь другие, да в городе и лучше. Хоть бы внуков поболи нарожали да им на лето побросали, но пока только у Виктора одна - Олечка. Приезжают когда, то у Гореевых больше живут. Там у Наташи мама, оно и не обсуждается.

- Отдохни, сынок, в родном доме – сквозь слёзы пытается уговорить она, мало надеясь на удачу. – Куда она Москва сбежит от тебя? Одни мы с отцом в таком домище. Да ещё мыши на чердаке.

- А Матвей с Настей? Они же рядом совсем. Уж поди беременная теперь. Три месяца после свадьбы ихней прошло. Родит – будете на радость себе нанянчиться. Чего они в квартиру ушли от вас? Не гнали же их.

- Своё хозяйство заводят.

- Поеду, мама.

И уехал, такой же вот метельной ночью. Хоть и пожирала душу жалость к родителям. Если молодожёны хозяйство заводят, он что рыжий? Пока только дембельский чемоданчик в руках из всего имущества. Общежития при заводе отличные, тёплые и просторные. Бельё меняют каждую неделю. Столовая при цехе, говорят платят на участке хорошо. Театры и выставки, футбол. А говорите коровам хвосты крутить. Руки – ноги есть, здоровье в порядке. Как сейчас начнём этот металл кромсать, мало не покажется.
Цех встретил его огромным грохотом и сквозняком. Тянул тёплый воздух из калориферов, а от разогретых от штамповки прессов добавлялось тепла. На улице январь, а тут в одних рубашках. Девушки – лимитчицы, тоже сбежавшие из отчих домов, в поисках синей птицы, при причёсках забранных косынками. Техника безопасности. Строго с этим. И у Кости в бригаде все лимитчики, один только, Николай Русских – москвич, неизвестно как сюда попавший. Ряд, штук в десять огромных гильотинных ножниц, исподлобья посмотрел на него. Ножницы трофейные, немцы на них металл для своих танков резали, все как один гидравлические. Только парочка наших, но они механические и оттого шумливые. Зубчатое колесо грызёт другое зубчатое колесо, другое грызёт третье. Направляющее.
Вверху, по проложенным на колоннах вдоль стены рельсам, разогнавшись следует монстр – электромостовой кран. В кабинке крановщица, на крюке полиспаста, захваченная цепными стропами болтается тонн на восемь, упакованная пачка металла. Перед каждыми из ножниц, стоит металлический стол, с регулируемой высотой подъёма чугунной столешницы. На один из них и ляжет теперь пачка. Таких кранов на участке два. А в цехе с десяток. Один непорядок - туалет в другом конце пролёта. Пока дойдёшь назад, хоть снова иди.

- Ну что, дембель, явился? – принял его у кадровички приведшей того на участок, что бы не заблудился, Каширских. –  Рукавицы надевай, буду тебя азам обучать. Готов?

- Всегда готов! – в тон ответил Лавров. – За тем и ехал. Громкая техника, уши закладывает. После смены, наверное, ничего не слышно, как в тумане или под водой.

- Самое главное под мухой не быть, коли учую чего, премию сразу чик – чик. Как с этим самым делом? – начал обучение начальник. – Вы молодёжь масса безалаберная, пока пыль в одно место не навтыкается.

- В умеренных размерах. Меня в деревне один дядька даже пытался научить, однако не смог. Но рюмку в руке держать умею и с какой стороны огурец солёный откусить тоже – пояснил Костя. – Так, что можете сразу приступать к следующим азам, чего время тянуть.

- Ну ты я вижу парень смекалистый, так что иди вон к Петру Капнику, он покажет как ему помогать – махнул в сторону вторых по порядку ножниц, по крайней мере так было написано на их облупленном боку. – Три дня ученические проплатят, а на четвёртый день в бригаду. Всё поровну. Лениться не позволят, да вот хоть Иван Лопатин – кивнул на проходившего мимо парня с наладочным ключом в руках.

- Новенький? – бегло спросил тот. – Как пить бросить?

- Это он на проставу намекает.

Пётр за ножницами, с карандашом в руках, читал газету. Увидев напарника, аккуратно сложил её напополам, после чего ещё раз и спрятал в тумбочку стоявшую тут же.

- Здравствуйте – поприветствовал того Лавров. – Вот к Вам на помощь прислали.

Через пять минут он стал гегемоном. Тягал и просовывал на пару с Капником промасленный металл в ненасытную пасть ножниц. Те с приятным хрустом разгрызали его на заданный размер заготовки. Следующий лист следовал за предыдущим и так же как надо разрезанный ложился в стопку с тыльной стороны. Потом лимитчицы заложив его на матрицу штампа нажмут каждая на педаль пресса и опустившийся пуансон, со звоном проделает нужную операцию. Где формовку, где вытяжку, где чеканку, где пробивку, где обратную вытяжку. Да мало ли в штамповке операций. Время шло быстро. К концу смены с непривычки стало чуть устало. И тут случилось происшествие. Закурил и взяв ручные ножницы он отправился открывать пачку металла. Уже потом, окутанный клубами табачного дыма заметил, что за ним внимательно наблюдают. Младший лейтенант. Выяснилось потом, что на заводе, ставшем для него родным, испокон века существует военизированная пожарная охрана, со своим депо и солдатами срочниками в расчетах пожарных машин. Откуда же ему было знать такие нюансы, что курить полагается только в специально отведённых местах, не спеша и с чувством непосредственно выполненного долга. После всего процесса курения бычок полностью затушить и пожаробезопасным поместить в урну, которая входила в состав каркаса скамьи, покрашенной в красный цвет.

- Курим, значит? – чуть не чеканя шаг, подошёл военный.

- Что? - ответил начинающий резчик листового металла, заготовительного отделения, Прессового цеха № 1, ордена Октябрьской Революции и ордена Трудового Красного Знамени автомобильного завода имени Ленинского Комсомола (АЗЛК), производственного объединения «Москвич», министерства автомобильной промышленности СССР, г. Москва, Волгоградский проспект, 32.

- Вы ему, что не объяснили? – обратился пожарный к подоспевшему Владимиру Филипповичу. – Первым делом надо было. Непорядок какой.

- Извини, Володя, не успел, как всегда запарка. Тут ножницы сломались, тут металла нет, тут ОТК свирепствует. Винтом уже закружился.

- Фамилия и табельный номер. Говори быстро – свирепел лейтенант. Это ведь потом стало ясно, что у того премия начислялась с количества пойманных нарушителей. Чем выше процент, тем толще кошелёк. Диалектика.

- Вовка, прости молодого, он больше не будет. Я прослежу – железно пообещал тут как тут Лопатин. – Зуб даю. Учти последний. Испугаешь парня.

- Прощу…в следующий раз. Табельный номер!

- Лавров. 0326.

Так и вручили первый талончик с заработной платой без законной премии. Вернее с ней, но в графе премия красовался жирный прочерк. Это уже потом, через несколько лет, заимев доступ к телефону с заводскими номерами, часто вспоминал старую обиду.

- Это 02, пожарная часть? – требовательно спрашивал, приглушив голос.

- Да. Военизированная.

- А у вас вода есть?

- Ну конечно. Как всегда.

- Тогда готовьте мыло и полотенце, сейчас слона приведем купать.

Дождавшись, когда из трубки благоговейно польётся отборный Русский мат аккуратно клал её на рычажок. Это уже потом, когда получили с лейтенантом квартиры в одном доме и сидели вместе на скамье в сквере, стали приятели. Это уже потом. Ну раз талончик на зарплату был, то в нём была и какая – то энная сумма в рублях. Пацаны из бригады с самого утра ходили вокруг него, хотя у них свои талоны на зарплату имелись. То в курилке кто спросит: - «Ты, Костя, сколько можешь на проставе выпить? Я много. На халяву только телефонный столб не пьёт, потому что у него стаканчики перевёрнутые», а другой вроде так между делом информирует: - «Вот вчера в «Марсианке» хорошее пиво было. Между прочим, там многие наши прописывались». Для вашего общего развития поясняю – это модерновый пивной бар такой возле метро. Уже в самом захудалом конце смены, когда напряжение достигло наивысшей точки кипения, подошёл Иван Лопатин, снял рукавицы, вздохнул:

- Ты Костяна, я знаю парень хороший. И работаешь так, что залюбуешься и однажды мне денег в долг давал, который кстати я ещё не вернул. И девчонки на тебя оборачиваются. Но…всё это рухнет в тартарары, пойдёт прахом и так далее и тому подобное, если ты сегодня не проставишься на всю Камаринскую. Что б до песен и всяких там танцев.

- Да ты што, я всегда готов – задохнулся от негодования Лавров. – Только я стесняюсь как – то немного. Плохо ещё всех знаю. Как, где и сколько? Водку или портвейн? Может пиво? А может в кино всех должен сводить.

- Так бы и сказал – мигом заулыбался Иван. – Это я беру на себя. После смены не торопись, как выйдешь из проходной мы все уже там. Ждём. Традиция такая, все халявщики должны подождать прописанта минут пять. Но не больше. Смотри.

- Постараюсь не опоздать.

И вот оно наступило утро следующего дня. Оно не могло не наступить. К автомату с газированной водой выстроилась очередь не меньше, чем вчерашняя в кассу с зарешеченным окошком. Зарплата накануне настигла разом весь цех. Очередь стояла молча, лишь иногда открывая глаза, что бы отогнать от автомата слишком задержавшегося там клиента. Напившиеся, пока не наступила смена, отходили в сторону и вели в этой стороне философские разговоры.

- Это не солдатский марш – бросок, старт и разумеется финиш. Это сама таинственная неизвестность – разглагольствовал Володька Марусин. – Никто не знает, закончим ли мы смену в полном составе или некоторых снесут на склад.

- И сколько к раннему вечеру получат статус инвалида Коммунистического труда – поддержал его Павло Заратустра, махровый хохол из – под Львова.

- А вас вчера предупреждали – пискнула осушившая два стакана воды юная с
виду крановщица магнитного крана, с тоской посмотревшая вверх, на своё законное место работы. Там на верхотуре автомата с газировкой нет. – А вы всё не могли остановиться, еще добавим! Халявщики. Даже стыдно за вас.

- Пожалел волк ягнёночка – помахал ей перед газами газетой Пётр Капник, да так что красный карандаш вылетел из передовицы метра на два. – Ты сама намертво стояла, защищая честь бригады.

- Кстати, а кто Костю – то сегодня видел?– заволновался Лопатин.

- В курилке сигареты курит – пошевелил опухшим носом, приласканным вчера шершавым асфальтом, Павло. Дорожное полотно, оказалось каким – то намагниченным. Уж он от него уворачивался по всякому, а асфальт всё тянет. Этот уворачивается, а этот тянет. Притянул естественно.

Наконец, то тут, то там разгоняясь, заскрежетали механизмы. Вскоре разгонялись до максимальных величин и начинали корёжить металл, придавая ему нужный вид детали. Константин с Петром обречённо посмотрели в глаза друг другу. Взялись за верхний лист металла и…пошло, пошло, пошло. На других трофейных станках тоже отсмотрелись оторопело и приступили. Перед строем немецких ножниц как назидание расхаживал Владимир Филиппович Каширский, хмуро сплёвывал, ещё хлыста не хватало. Целый день надсматривал, так и витало в воздухе: - Arbaihten. Хоть бы в туалет один раз сходил. Терпеливый такой. Но всё когда – то заканчивается, и хорошее и плохое. Пошли по графику на обед первые отделения. Девчоночки в косыночках и промасленные лимитчики с прессов.
Навалились на вчерашние кислые щи. Шеф – повар женщина опытная, да ещё науськанная цехкомом приказала наварить их в три раза по сравнению с обычными днями. Хватило не всем. Один Генка Сомов, раньше привязывавший свою рыбацкую лодку к Калязинской колокольне, опростал четыре тарелки. И как, скажите мне, можно без обмана победить такой народ?

- Лавров, тебя в комитет Комсомола вызывают - сообщил Каширский когда вернулись. – Что за люди такие? С ними по - хорошему, а они тянут назад. То пожарник за шкирку взял, то прости Господи, Ленинская молодёжь. В следующий раз отпуск на зиму перенесу.

- Он и так зимой.

- Костян, ты ничего не бойся. Вали всё на нас – заговорили - зароптали все разом. – Скажи, заставили, ну в крайнем случае пытали, селёдкой там кормили, а воды не давали. Вон на Лизуху вали, мол, она подваливает и не отваливает. Короче ври и не красней.

И пошёл он солнцем палимый. Мимо автомата с газированной водой, вдоль
участка с трофейными ножницами, мимо цеховых часов, показавших теперь полдень. По лестнице пошёл, на второй этаж. Упёрся в дверь, постучал.

- Что же Вы Константин Лавров на комсомольский учёт до сих пор не встали? – поднялся навстречу секретарь цеховой ячейки ВЛКСМ, Димка Катамадзе. – Дисциплина важнейшее качество для комсомольца.

- Да я как – то…вот… - опешил Костя.

- Ты Лавров, вот что, садись пока – указал на стул секретарь. – Беседовать с тобой будем по душам, только между нами пусть разговор останется. Не обязательно всем знать. Любопытствующих множество.

- Если так надо, то давайте беседовать.

Дмитрий, не находя нужных слов для начала разговора, некоторое время потоптался в середине кабинета. Чуть подрагивал пол под ногами, когда один из тысячетонных прессов двойного действия, формовал, скажем, каркас крыши автомобиля или вытягивал крышку багажника. Из столовой пахло щами и чуть подгоревшим гарниром. Откуда – то потягивало сигаретным дымком. В красном уголке шумно разыгрывали Ферзевый гамбит шахматисты.

- Начнём прямо – очнулся Катамадзе. – Жалобы поступают от комсомольцев заготовительного участка. Культмассовой работы не ведётся абсолютно, комсомольская агитация отсутствует. В комсомольском прожекторе лампочка перегорела. Мало того ни одной комсомольской свадьбы не проведено за всё время наблюдения. Мальчиков Владимирами совсем не называют. Не справляется Капник. Хочу тебя выдвинуть на его освобождающееся место, на заседании цехового бюро Комсомола.

- Нет, я не смогу! – заволновался Лавров.

- Сможешь. У тебя большой организаторский талант имеется. Вон как проставу организовал. В рядах Красной армии был комсомольским вожаком взвода. Я справки наводил. Сержантом вернулся, не проходя обучения в сержантской школе.

Константин после слов об организаторских способностях круто покраснел.

- Ну вот и договорились. Иди работай.

Ребята из бригады с любопытством посмотрели на него из – за ножниц, когда он вернулся на участок. Показал всем оттопыренный большой палец. Крановщица на электромагнитном кране за всех радостно захлопала в ладоши. Присел в курилке. Закурил. Сигарета методично уменьшалась и вместе с ней уходило вон напряжение дня. Жизнь продолжается и дорогу ведь осилит идущий. Никто правил этих не отменял. Не особенно – то хотелось взваливать на себя лишнюю заботу. Так – то время весёлое, молодое. И ребята в бригаде за словом в карман не лезут. Смену отпахали, хозяйственным мылом головы обросшие ополоснули и гуляй казак по широкому Дону. Кто куда, кто в кино, кто в библиотеку, а кто и пива сначала попить. Костя вон ждёт лета, на футбол, в Лужники. Милый его сердцу московский Спартак всеми своими силами готовился упасть в первую лигу. Говорят, и тренера матерного, в смысле матерщиника, назначили, будет тянуть назад. А болельщик на то и болельщик, что бы помогать. А уж как вторая смена выпадала, спи – не хочу. За полночь возвращается, яичницу приготовит и спать. До самого обеда следующего дня. С трудом проснётся, умоется, яичница с колбасой зашипит на сковороде и на завод. В следующие сутки всё повторяется. Нет, конечно, нюансы бывали разные, но суть остаётся сутью, тихий он, Константин, и скромный, совсем как Генсек.
Но новое комсомольское дело постепенно затягивало. Нет, он не сидел в сторонке с передовицей в газете «Правда» и её младшей сестрой «Комсомольской правдой». Не грыз, пачкаясь, химический карандаш, не применял в разговоре патетических слов. Он, как теперь сказали бы, создал комсомольский клуб. По интересам. Они, эти самые интересы, оказались схожими. Выставки, театры, Третьяковка. Редко – редко пив – бар «Марсианка». Даже одного комсомольца поженили на расчётчице местной. Тоже комсомолке со стажем. Пришлось подтолкнуть немного. Ну совсем чуть – чуть. Там и подталкивать – то особенно не надо было. На седьмом месяце особенно сильно замуж хочется. Прямо невтерпёж.
Однажды, уже летом, когда в цехе стало неподобающе жарко от внешнего воздействия и от разгорячённых прессов, сидели в курилке на улице. Вели тихий разговор о бывшей армейской службе. Подошёл Каширский.

-Все курите, скоро как Карлссоны взлетите вверх от дыма – раздражённо заворчал на всех. – Лавров, давай срочно выдвигайся в отдел кадров. Там на цеховую доску почёта всех выдвиженцев фотографируют. Аж пятьдесят человек. И ты Капник. Тоже отличился.

- Это, Владимир Филиппович, ошибка произошла какая – то, верно меня вызывали? – без тени улыбки изрёк Лопатин. – Проверьте талмуд.

- Сиди смирно! – цыкнул на него начальник.

- Могли бы и раньше сказать – мигом встряла крановщица. – Их в парикмахерскую надо проводить, головы хорошим мылом помыть, смотрите у Лаврова какие лохмы отросли! Как медведь мохнатый.

- И ты, Елизавета, не встревай, там ваш Пахомов тоже кого – то имел ввиду, так, что быстро встала и попеременным шагом устремилась в сторону конторки полной вашего брата крановщиц, повезёт, так рядом с Костей и расположишься, а это, сама знаешь, тебе будет приятно. – Каширский редко выдавал такие тирады без вкрапления словарного запаса матерных слов. – Всё, расходитесь. Лавров и Капник быстро в душ, переодеться в цивильное и в кадры.

- Правда, могли бы и предупредить заранее, мы галстуки прицепили, да из пиджаков моль выбили – возмутился даже невозмутимый обычно Пётр. – Что за неуважение такое к рабочему классу? Гегемону, так сказать.

- Не хочешь, я Лопатина отошлю – встал в позу руководитель.

- Нет, почему, я желаю, но как – то так неправильно это.

Совсем неплохо смотрелся потом Константин Матвеевич Лавров почти в центре этой самой доски. Капника – то на задворки пришлёпали, и в окружении всё ветеранки труда, а у Кости с одной стороны Елизавета, с другой молодая штамповщица с отделения самой мелкой штамповки. У них там прессики махонькие, как швейные машинки. В общем все довольны, все смеются. Один только старожил заготовительного отделения Сергей Васильевич Селютин шутливо возмутился во всеуслышание.

- Понавешали тут хипарей волосатых! – и больно похлопал Костю по плечу заскорузлой от времени рукой в рукавице.

А неделей – другой позже, замечена была у доски, молоденькая повариха, совсем недавно появившаяся с подругой на цеховой кухне. Что – то или кого – то с интересом рассматривала среди скопления фотографий. После её явления на раздаче готовых блюд, даже никогда не посещавшие столовую молодые ребята, полюбили казённую пищу. Шумели в очереди, привлекая внимание. У Кости тоже внутри кто – то ахнул, после брошенного ею весёлого взгляда. И продолжал ахать каждый обеденный перерыв. Вот и теперь он попытался беспечно продефилировать мимо. Благо Доска почёта совсем рядом с заготовительным участком.

- Лавров, ты работать будешь или возле ударников пастись? – всё испортил мастер Генка Цаллагов. – Дефицит кругом. Иди резонатора кроватку быстро нарежь, дежурный по цеху звонил. В цехе сварки линия глушителя скоро встанет. Упаси бог. Их ещё наштамповать надо.

- Да не встанет – досадливо отмахнулся тот. – Считай готово уже.

А стряпуха улыбнулась себе и порхнула назад, в сторону выхода из цеха. Долго ещё чуть заметно витал вокруг запах её духов. Молодость – отличное же время, несмотря ни на что. И любые духи вкусно пахнут.
Время меж тем шло вперёд семимильными шагами, футбольный Спартак благополучно готовился ступить в первую лигу, собственно одной ногой уже  был
там. Константин всё более становился профессионалом. Его ценили в бригаде. И по комсомольской линии тоже. Девчонки через одну желали познакомиться.

- Куда в выходные путь держим? – спрашивали приятели.

- В парк Горького! – и все шли в воскресение к величавому Крымскому мосту. Гуляли – развлекались, катались на Чёртовом колесе.

Ноябрь в том году явился тёплым. С обильными туманами в которых на заливных лугах плавали по грудь редкие кустики. Туман молочными зубами пожёвывал их ветки, впрочем, не причиняя вреда. Звери в лесу утепляли свои жилища современными материалами, не обманываясь в сроках наступления очередной зимы. Ночью всё же подмораживало и по краям водоёмов ложился хрупкий ледок. Дни становились короткими, как одеяло в холодной постели. На подбородок натягиваешь, пятком зябко. Так и здесь. Не успел утром потянуться, а уже стемнело. Впрочем, люди в любое время года люди. И ничто человеческое им не чуждо.
Возле дома, на скамеечке, в самом начале Поповки, сразу за мостом, сидели сегодня Александр Фомкин и Семён Шарин. Между ними стояла изрядно отпитая бутылка водки стакан и банка тихоокеанской кильки пряного посола.

- Я на этого Лаврова сильно обижен – объяснял Фомкину Семён. – Во – первых он из бригадиров меня выпер, пока я на больничном прозябал с ангиной. Во – вторых прощелыгу этого Иванова на моё место водрузил. В – третьих Таисию свою за мово Вовку не отдал. А я, между прочим, свататься к нему с бутылкой приходил.

- Но это когда было, уж лет двадцать оттикало, пора забыть, мало ли? А Вовка действительно хороший парень – откликнулся Александр. – Главное большой и чубатый. Мой Борька уже лысеть начал, а только год и отслужил всего в рядах. Думаю и Гаврилыч мужик неплохой, многие с него пылинки сдувают. Всем не угодишь.

- Я и говорю тебе, что обижаюсь и точка, а другие пусть дуют, лёгкие разрабатывают. Я ихнюю семью на станции встречал, фикус неподъёмный перемещал с места на место, а благодарности ноль. А сватался недавно, лет десять может назад. Бутылку выпили, думаю срослось, а она в отказ пошла. Вовка он как богатырь былинный, чего девке надо? А бутылку выпили. Всю. Жалко же. Не в прок пошла. Мимо цели. А это кто идёт?

- Здорово Костя! – оглянулся на подходившего отпускника Фомкин. – А ты никак вернулся что ли? Гляжу он или не он? Походка вроде похожая.

- Здравствуйте. Я дядя Саша уже в Москве на заводе почти год работаю, в отпуск приехал – добродушно подошёл к ним Константин. – К Гореевым в гости иду. Родственники же. Александр Ильич позвал, мы с ним после службы и не встречались, всё в кутерьме какой – то. В январе уехал сразу.

- Посиди с нами коли так.

- Помнишь дядь Саш мы с тобой комбайн картофельный в Тёп - селе ремонтировали, я ещё фланец к комкодавителю прикрутил неправильно.

- Молодой ещё, кем пришёл – то со службы?

- Сержант. Военный строитель. Борька – то ваш где? Не женился на Полинке Камневой? Клинья к ней подбивал, ты же говорил мне.

- Куда там! Она в Рязань укатила, в техникуме учится. Красавица. Поди ребята Рязанские косопузые за ней как коты мартовские увиваются – засмеялся Фомкин. – На Новый год обещалась, отец ейный как – то проговорился. Он бы за Борьку отдал её. Не желает Полинка. Фыркает.

- Вот и ихняя Таисия тоже на моего Вовку фыркнула – тут же вмешался Семён. – Раньше никто их мнения не спрашивал, родители выдавали жениха на подносе и будьте здоровы. Детей два – три было, а теперь один. Дофыркались. Наливай Сашка. Пусть нам хуже будет.

- Почему не налить, коли есть. Константин будешь маленькую грамульку? У нас ещё много – потряс посудиной он.

- Нет, пойду я.

- Ну, иди - иди. Ильичу привет. Так я тебя и не научил крепко зашибать, не в коня видно корм – махнул рукой Фомкин. – А вообще ты молодец Костя. Жизнь надо устраивать, а в пьяном виде не всегда точно кирпичики ложатся. Бывает, поколешь какой, оскрётки получаются. Эх, трудно в деревне без пистолета, иногда волком готов выть на луну. Это когда баба на чекушку не даёт.

- Вот и я говорю – продолжал гнуть линию Семён. – Вовка мой Семёныч тоже хороший каменщик, а счастья в личной жизни нет. И кирпичи совсем не бьёт, а нету.

- Он же Клавку Алёшину взял, учительница - возразил скорее по привычке Фомкин. – Детвору уму – разуму поучает, сеет, как говорится, доброе и благонадёжноё. Ну бывай, Константин.

Старый дом Гореевых был по – прежнему кряжист и справен. Огромный валун притащенный сюда в доисторические времена красиво возлежал под окнами выходящими на  булыжник дороги.  Бывший Владимирский  тракт. Много стонов слышал он и если у камня были уши, то в них по - прежнему метался бы жуткий кандальный звон. От тыльной стороны дома, до самой почти речки убегал огород, густо - густо засаженный плодовыми деревьями. В прибрежных кустах в изобилии проживали зубастые щуки и детки ихние щурята. А на другой стороне сплошь поросшей вековыми деревьями заправляли угольно – чёрные грачи. В день по два - три раза собирали орущее вече и решали на повышенных тонах злободневные проблемы. А уже за птичьем подворьем сиреневая аллея, а там и рукой подать до правления колхоза. Комбайны, сеялки – веялки на которых вечерами любили посидеть Лавровские пырки.

- Здорово Константин! – вышел в калитку из сада Александр Ильич. Там, за его спиной в нескольких местах чадно дымили кострища, ало и зло тлел мусор скопившийся за лето, опавшие ниц листья, ботва.

- Здравствуйте, дядя Саша.

И даже обнялись чуть – чуть. Сели на ступени крылечка, первым делом закурили. И полилась меж ними беседа. Ни о чём и обо всём сразу. Как это всегда бывает. Гореев поговорить любил, а особенно поучать между делом. Но делал это не со зла, а скорее по – привычке. Разные у людей характеры. Кто мягко стелет, да жёстко спать, а кто наоборот.

- Учиться – то куда пошёл? Теперь без образования совсем плохо, как говорится ученье – свет, а не ученье – чуть свет и на работу – весело улыбнулся Александр Ильич. – Наш Юрка в Рязани в Радиотехническом институте учится, уж скоро заканчивает. Год – другой.

- Пока не получается – вздохнул отпускник. – Хотя, конечно, я понимаю необходимость. Думается наверстаю со временем.

Ноябрьский вечер наступает рано. Уже темнело когда он не спеша, как говорила мама – с ножки на ножку, возвращался в родные пенаты. То тут, то там равнодушно взбрёхивали собаки. Невзрачный свет выпадал из окон домов вдоль улицы, прямо на холодную землю. По пути зашёл в клуб. Знакомых среди молодёжи почти не было. За три года подросли те, которые в до армейской его жизни были почти пацанами и пацанками. Зато крутые нынче. Танцевали они теперь в полутьме зала, выключая свет и курили прямо в помещении. Сразу внутренне заскучал и через пять минут ушёл, помахав всем рукой на прощание. Даже партию в бильярд не сгонял.
До отпуска работать долго, а проходит он этот самый отпуск со скоростью курьерского поезда, не задумываясь, проворно. Хотя и соскучиться успел по огромной и шумной громаде цеха, по запаху промасленных рукавиц, по приятелям в конце концов. Матрёна Матвеевна снова горько заплакала, провожая в такую же снежную ночь назад. Да, начало декабря только, а заметелило знатно, по - февральски. Враз куда – то потерялись дороги и тропки, а вместо них откуда
ни возьмись следы - собачьи, кошачьи, а у околицы даже волчьи. Заповедная Мещёра. Леса, лоси, грибы с глазами – их едят, они глядят. Милая Рязанщина косопузая. Родная сторона.
В общежитии ждала срочная телеграмма. Именно сегодня вознамерился прибыть на скором поезде из уездного города Тамбов, улица Олега Кошевого, дом номер один, закадычный армейский друг Алёшка Пучин. Два года, как говорится, под одной шинелью спали, из одного котелка ели, на одной гауптвахте сидели, целых два раза. И надо же, время до прибытия ещё было. Умылся, переоделся, зубы почистил. Сходил в соседний подъезд, к друзьям по бригаде, тоже Тамбовским волкам. Всем сегодня во вторую смену. А поезд в полдень.

- Здорово, Колян – почти не переходя порога молодцевато поприветствовал приятеля. – Тамбовский волк из леса сбежал, сегодня приезжает. Давай у вас стол накроем, пообедаем. По всем счетам плачу я. Потом на смену, а он тут побудет. Голованов в первую смену?

- Да не вопрос, пусть проживает – твёрдо заверил Николай. – Голован со смены придёт часов в пять, будет развлекать. Телевизор посмотрят, в картишки перекинутся. Пивка Жигулёвского попьют, продуктов вкусных подкупят, а тут и мы явимся, встречайте. Отпразднуем встречу с размахом.

- Тогда я уехал встречать, а на вас надеюсь – уже от лифта громко сказал Костя. – К обеду вернёмся. Ах ты Алёшка, ах ты сукин сын, приехал же! Даже и не ждал.

Поезд прибывал на Павелецкий вокзал точно по расписанию. Но метрах в ста от платформы, перед стрелкой, встал как вкопанный. Стоял пять минут, стоял семь, стоял десять. Видит око, да зуб не ймёт. Совсем чуточку – чуть продёрнул металлические бока вагонов ближе к зданию вокзала и вновь встал. Теперь был неподвижен три минуты. Встречающие заволновались. Нашла коса на камень и косит, и косит. Наконец припарковался точно у отметки первого вагона. А вот и он – военный строитель ефрейтор Алексей Петрович Пучин. Пять минут крепко обнимались и хлопали друг друга по правому плечу, ещё пять хлопали по левому. Народ на них искоса поглядывал. Кто с завистью, кто с осуждением.
На такси естественно была преогромная очередь. Стоять не перестоять. Так и без обеда можно было остаться. Подъехала очередная «Волга» с шашечками.

- Шеф, двойной тариф – бросился к ней Лавров. – Везде куда надо и не надо опаздываем! И негде по головке не погладят.

- Неееет – лениво протянул таксист. – Дураков нынче нет… Куда ехать – то?

- Метро «Текстильщики». Тройной тариф даём.

- Так  и  сказал  бы, червонец гони без сдачи, и располагайтесь со всем вашим комфортом – и замахал руками на возмущённую очередь. – Тише – тише, граждане, все там будем. Медленнее едешь – дольше будешь.

Успели везде. И пообедать и на смену. С непривычки, после отдыха, время до обеденного перерыва длилось медленно. Да и не всё нынче ладилось на участке. То кран на целый час сломался, то свет во всём пролёте погас, то сигареты закончились.

- Константин, сала деревенского привёз? – с надеждой спросила Елизавета, спустившись с крана. – Я с прожилочками люблю. Вкуснотище.

- Привёз немного, завтра точно принесу, а сегодня у меня друг приехал из Тамбова – откликнулся он. – Год не виделись. С самого дембеля.

- Познакомишь? Я тамбовских сильно люблю. Прямо обожаю.

- Посмотрим на твоё поведение. Особенно не надейся.

Во вторую смену народу в столовой толчется меньше, чем с утра. Да и повариха на раздаче всего одна. Комплексный обед. За шестьдесят копеек первое, второе и компот. За семьдесят копеек салат, первое, второе и тот же компот. Дополнительно можно ещё сметанку за семнадцать копеек, но она больше похожа на кислое молоко. Пустая трата денег. Ведь больше чем половина пачки «Ява» в мягкой упаковке. А с черпаком из нержавейки в руках царит она, хрустящий белый халат, такой же чистоты колпак, взгляд из - под него томный. Посмотрела исподтишка – как в туман увела, не вырвешься. Словно наваждение. 

- Валюха, давай погуще со дна – как всегда первым в бригаде отоваривался Сомов. – Живот уже к позвоночнику прирос. Пока дошёл до столовой, два раза упал на пол от истощения. Еле откачали. Искусственное дыхание делали.

- Я и смотрю ты такой бледный.

Константин заблаговременно встал в очередь последним. Выжидал долго и настойчиво. Наконец стоявший перед ним Капник с усердием понёс свой поднос за свободный столик. Больше никого не было, только они двое.

- Здравствуйте – мелькнула быстрым взглядом она. – Вам с салатом?

- Да – отозвался Костя. – За семьдесят копеек. – И без всякого внятного перехода добавил, - а Вы во сколько времени сегодня заканчиваете кормление?

- В девять часов уже никого не будет, а что?

- Можно я вас провожу вечером? – густо покраснел Лавров. – Время позднее одной возвращаться. Морозно и темно вокруг. Мало ли чего? Я очень прошу.

- А проводи! – воскликнула она после паузы. – Только я далековато живу, на электричке ехать.

С трудом, но отпросился с работы. Ехали долго. Вот уже заиндевелое Царицыно миновали. Застучали по стыкам дальше, Бутово стояло безмолвное как раб. Это теперь тут почти центр Москвы, а тогдаааа…жуть и медведи рычали. Однако часть Щербинки уже в то время была небольшой частью столицы. Подольск. Каменный вокзальчик по правую руку, за ним серые хрущёвки. Обмороженная луна, чуть дыша смотрела вниз. До Чехова не доехали. Двери зашипели и они вышли на укрытый темнотой перрон. Часы показывали двадцать два часа. Электричка ускользнула дальше, оставляя за собой вьюжные буруны снега. Хорошо хоть погудела на прощание.

- Ну вот и приехали – сказала она остановившись возле расписания движения на Москву. – В двадцать три ноль пять последний поезд обратно. Ещё билет купить. Или зайцем поедешь?

- Вот же в двадцать три сорок – коротко указнул пальцем Константин. – На ней поеду. Чего спешить, всё равно завтра во вторую смену.

- Она до Царицыно только. Там в полночь такси не отловишь.

- Пусть – по доброте душевной не придал значения он, очарованный пассажир российских железных дорог. – Кто жизнь понял, тот не спешит. Там разберёмся.

- Ну как хочешь – пожала плечами Валентина. – После не обижайся, я тебя предупредила.

Было морозно. Чистый воздух Подмосковья бодрил, пощипывал уши и нагло забирался под мохеровый шарф. Где – то впереди иногда поблескивала фарами автомобильная дорога. Свет в окнах потихоньку гас. То в одном месте, то в другом. Натруженный за день народ благополучно ложился спать. А они не спеша прогуливались по главной улице посёлка. Константин был счастлив. Даже взял в свою ладонь её руку в мохнатой варежке.

- Ну тебе пора обратно – прервала наконец очарование она. – Очень рада, что мы с тобой познакомились. Приезжай в выходные, погуляем.

- Приеду обязательно – заверил он.

Обратная электричка была пуста. Константин притулился у окошка и тут же задремал. Состав дребезжал на неровностях стрелок, останавливался около чужих подслеповатых, так сказать вокзальчиков, тарахтел дальше. До Царицыно добрались за полночь. Привокзальная площадь не подавала признаков жизни. На двух – трёх столбах горел свет. Свистел вырвавшийся на свободу ветер.
Но в зале ожидания неожиданно было тепло. На видном месте висело расписание движения поездов. Первый на Москву в пять ноль три. В самом дальнем углу, у касс виднелась свободная скамейка. Константин обречённо присел. Скреблась метель в безвольные стены. Внутри, то тут, то там бродили подозрительные с виду типы. Искали слабаков и пьяных. В противоположном уголочке испуганно сидела эффектная женщина, прижимая к груди дамскую сумочку. Сквозило. Пьяный страж порядка, в звании сержанта, вздыхая отправился спать в потаённую комнатушку. Впереди почти пять часов ожидания и борьбы с дрёмой.
Общежитие ещё спало, когда путешественник  позвонил в дверь тамбовских друзей. Заспанный Николай открыл совсем не скоро. Недоуменно, полузакрытыми глазами смотрел на гостя.

- Ты чего не открываешь? – шагнул он внутрь. – Стучу – стучу.

- Да Лёху на такси провожали. Только вернулись.

- Он что разве уехал?

У него билет обратный был – пожал плечами Николай. – Ты, что не знал, что ли. Чудеса какие – то.

- Да не обратный – высунулся Голованов. – Он проездом, в какой – то Петровск продвигается. Обиделся на тебя очень. Говорит, что не ожидал от Лаврова такой подлянки.

- Делааа! – сел Костя.

Потом он писал на улицу Олега Кошевого, не раз и не два. Много писал. Но ответа так и не получил. Навсегда потерял лучшего друга. Часто вспоминал с теплотой, ругал последними словами себя. Ничего не помогло. Ничего.
Тишина.