Ч. 277 Приказ и самолюбие

Предыдущая страница   http://proza.ru/2021/11/23/1258
 
Экипаж «Паллады» описал весь западный берег Японского моря, приблизительно от 35 градусов 42 градусов 31 минуты северной широты  до реки Томан-кан, пограничной с Маньчжурией, и даже несколько десятков миль далее, по маньчжурскому берегу.
 
При этом, как пишется в исторических трудах, «были открыты и описаны берега бухты Посьет, острова Римского-Корсакова и залив Ольги». Открыты, надо понимать, для наших мореплавателей. У корейцев все эти места значились и значатся сейчас под своими названиями.
 
Отличились гидрографическими работами и другие суда отряда Путятина: экипаж шхуны «Восток» нанёс на карту точные координаты острова Джалет, а офицеры корвета «Оливуца» обнаружили две скалы в северной широте 37 градусов 22 минуты и восточной долготе 131 градус 57 минут, которые они назвали камнями Менелай и Оливуца.

Как отмечалось в морской печати, «открытием этих камней оказана мореплаванию важная услуга – они находятся на перепутье судов, идущих к северу по Японскому морю».
 
Мы помним, что в Маниле Путятин пообещал Унковскому не вмешиваться в командование фрегатом. Ефим Васильевич держал свое слово, по-видимому, с большим трудом. Тем не менее, целых три месяца никаких столкновений между адмиралом и командиром фрегата не было.
 
Однажды в мае, находясь у корейских берегов, «Паллада» стала на якорь в каком-то заливе. Утром Путятин приказал сниматься с якоря, но Иван Семёнович предложил подождать, пока туман рассеется, обоснованно опасаясь попасть на скалы.
 
Путятин повторил своё приказание сниматься с якоря. Унковский подал соответствующую команду, выполняя приказ адмирала. Но Путятин, видимо от возражения Унковского, взбеленился и, стоя на мостике, стал сам подавать команды.
 
Командир фрегата, стиснув зубы стоял рядом. Во время одного из манёвров Унковскому показалось, что фрегат слишком долго идёт в одном направлении. Опасаясь, что берег близко, он не выдержал и сказал адмиралу, что необходимо повернуть.
 
Но Ефиму Васильевичу, как говорится, вожжа под хвост попала. «Нет-с, ещё до берега не может быть близко»,- возразил он. В этот момент порыв ветра разогнал туман, и к всеобщему ужасу, перед носом фрегата возникли нависшие скалы.
 
«Лево на борт!», - рявкнул Унковский,  и «Паллада» каким-то чудом миновала скалы. Путятин молча спустился с мостика и ушёл в свою каюту. Это была последняя стычка между командиром и адмиралом.
 
Но она переполнила чашу терпения командира фрегата. Он знал, что «Палладе» суждено навсегда остаться у восточных берегов, поэтому спал и видел, чтобы поскорее расстаться с Путятиным и принять участие в боевых действиях на Балтике или на Чёрном море.
 
У входа в Татарский пролив фрегат встретил шхуну «Восток», которая доставила известие о разрыве дипломатических отношений с Англией и Францией и пакет, адресованный Путятину.
 
Вот что сам писал Путятин по этому поводу: «Что касается шхуны «Восток», то она случайно соединилась с «Палладой», не доходя за несколько дней до упомянутой бухты, и привезла, между прочим, известие, хотя и не официальное,
 
о последовавшем разрыве Франции и Англии с Россией, а также высочайшее повеление на моё имя сосредоточить суда вверенного мне отряда в заливе Декастри, и там ожидать дальнейших распоряжений от генерал-лейтенанта Муравьёва».
 
Письмо от великого князя Константина было кратким. Управляющий Морским министерством писал: «Донесения Ваши через г. Бодиско получены. По нынешним политическим обстоятельствам государь император повелевает Вам идти немедленно при первой возможности в гавань Декастри

близ устья Амура и находиться там со всеми вверенными Вам судами в распоряжении генерал-губернатора Восточной Сибири, от которого получите дальнейшее назначение».
 
Приказы на военной службе не обсуждаются, да и не стал бы никогда Ефим Васильевич явно выражать своё неудовольствие, так, чтобы это увидели подчинённые. Но обида была велика, поэтому внимательные люди из его окружения перемену настроения Путятина всё же  заметили. Самолюбие вице-адмирала было глубоко задето.
 
Его подчинили равному по званию, но он имел ещё и звание генерал-адъютанта! Скорее всего, нежелание идти в Декастри было вызвано протестным настроением Путятина. Он направился в Императорскую гавань, где его дожидался барк «Князь Меншиков».
 
Шхуну «Восток» он отправил к Амуру встречать генерал-губернатора.
 
В Императорской гавани, куда «Паллада» прибыла 22 мая 1854 года, никаких указаний от Муравьёва не поступало. Начальник поста доложил адмиралу, что по его сведениям генерал-губернатор спускается вниз по Амуру во главе особой рекогносцировочной комиссии.
 
Зато командир барка передал Путятину письмо из морского министерства, содержавшее требование освидетельствовать «Палладу» «на предмет ее благонадежности» для обратного плавания в Кронштадт или для использования в составе Сибирской флотилии.
 
Ефим Васильевич назначил комиссию, которая единодушно засвидетельствовала, что для несения дальнейшей службы фрегат требовал капитального ремонта в доке. Противник о существовании Императорской гавани не знал, но это был лишь вопрос времени, рано или поздно при осмотре берегов гавань была бы открыта.
 
Путятин решил до получения дальнейших распоряжений укрепить вход в Константиновский затон, одну из самых удобных бухт Императорской гавани. По его распоряжению приступили к строительству двух батарей, каждая по 8 орудий, которые предполагалось снять с борта фрегата, обращённого к берегу.
 
Расположение их было таким, чтобы они могли вести  перекрёстный огонь. Как вспоминал один из участников тех далёких событий: «Увлекавшийся иногда адмирал Путятин находил, что наша позиция обладала такою силою, что уподоблялась чуть ли не Гибралтару.
 
Действительно, мы, может быть, отразили бы нападение одного или много двух фрегатов, но если бы неприятель пришёл в составе эскадры, то, нет сомнения, что разгромил бы нас в пух и прах.
 
Когда насыпка мерлонов (часть насыпи или стены между амбразурами – прим. автора) и устройство платформ под орудия и пороховых погребов близилось уже к окончанию, к нам прибыл на шхуне «Восток» Н.Н.Муравьёв».
 
Путятин службу знал, был ещё Лазаревым приучен, как нужно встречать начальство. Муравьёв был крайне раздражён тем, что вице-адмирал не выполнил указание идти в Декастри и готовился к трудному разговору с новым подчинённым в таком же звании.
 
Но после торжественной встречи – построенного в парадной форме личного состава, орудийного салюта из 11 выстрелов и праздничного обеда из запасов, припрятанных для подобного случая - настроение генерал-губернатора улучшилось.
 
Тем не менее, на совещании с Путятиным он отверг предложение адмирала оставить «Палладу» в Императорской гавани. Боевой опыт у генерала был побольше, чем у Ефима Васильевича, и он хорошо понимал, что в случае боя с неприятельской эскадрой от береговых батарей останется ровное место,
 
захват или уничтожение фрегата будет не столько военной, сколько политической победой союзников. А вот этого Муравьёву не хотелось, и Николай Николаевич приказал ввести «Палладу» в устье Амура, после чего покинул на «Востоке» Императорскую гавань.
 
Продолжение http://proza.ru/2021/11/25/1050