Глава 1

     Раннее утро принесло тяжёлый и тревожный запах гари. От него что-то заныло внутри. В окно дробно застучал маленький кулачок.
     – Булка, вставай! У Пираньи дом сгорел. Пошли смотреть!
     Сердце заколотилось внутри, пытаясь выскочить, так что пришлось его даже чуточку придержать.
     – Сейчас иду! – ноги сами нашли растоптанные кроссовки, а руки уже натягивали свитер на голую полоску живота, торчащую из-под коротковатой футболки.
     – Я не Булка. Я – Милка, – отражение в зеркале не поверило этим словам, демонстрируя щёки, руки, да и всё остальное, как будто сложенное из горки булок.   
     Хотелось чуть-чуть поваляться в кровати, подумать про ещё одну странную ночь, полную каких-то не таких снов. Но дом же сгорел! Рука машинально пристегнула к поясу ключ-карту, и Милка, захлопнув дверь, побежала догонять подругу. Та, услышав пыхтенье позади себя, с криком «Булка, не отставай!» понеслась ещё быстрее. Но уже через пару домов, опершись двумя руками о стену, Милка остановилась, задыхаясь.
     – Габи… не могу…
     – Стой! Я посмотрю! – последние слова ещё звенели в ушах, а подруга уже ускользнула смуглым лёгким мотыльком в соседний проулок.
     Мимо с топотом пробежали соседские мальчишки: два брата, тянущие за руки третьего, глупенького. Он спотыкался, не поспевая за старшими, и тихо беззлобно смеялся. Наконец воздух вернулся в лёгкие, и можно было идти дальше.
     Дом Пираньи был последним в городке. Прямо перед обширной свалкой. Именно был. Теперь он покосился и почернел, оскалившись изломанными балками. Пожарный вертолёт уже улетел, оставив остывать пепелище, на котором, явно, спасать было нечего.  Сама Пиранья, злобная и неприятная старуха, лежала неподалёку от дверного проёма, накрытая чёрным пластиковым пакетом для мусора. Наружу торчали только кончики оплавленных галош.
     – Так и сгорела со всем своим барахлом, – пробасил кто-то сзади.
     Видя, что больше ничего интересного не покажут, небольшая толпа начала потихоньку расходиться. Милку схватила за запястье холодная рука, так что та вздрогнула, едва сдержав крик. Но это была всего лишь Габи.
     – Там, с другой стороны, вся стенка вывалилась. Страшно.
     – Страшно… И горячо. Посмотрим, когда остынет, – пальцы Милки неуверенно потянулись к жару пепелища.
     – Мы придём вечером, – Томусь, старший из соседских братьев, присел на корточки и ткнул какой-то обгорелой кривой железкой в сторону бывшего дома.
     – Мы – тоже, – тут же подхватила Габи почти шёпотом, но Томусь услышал, и его испачканная сажей щека округлилась. 


     Весь день шёл дождь. Холодный и настойчивый, он как будто задался целью остудить рану, нанесённую пожаром. К вечеру, когда небо очистилось, к чёрному дому подтянулись четыре тени: две долговязые, одна – маленькая и тоненькая и ещё одна, как будто надутая изнутри.
     – Пошли со стороны свалки, где стена выпала, – Томусь старательно обходил взглядом то место, где недавно лежало обугленное тело хозяйки.
     – Да-а-а-а, – прошелестела Габи.
     Чёрный дом молчаливо согласился, как будто заманивая внутрь.
     – Только держите меня, – протянула чуть дрожащую руку Милка, и Томусь, как самый старший и сильный, молча схватил её и потащил.
     В доме было очень темно и тихо. Только свет полной луны падал сквозь огромные неровные прорехи в крыше. Дети сгрудились на таком островке зыбкого света и, прижавшись друг к другу, замолчали. Вдруг откуда-то с неба тёмным росчерком сорвалась стремительная тень и ударила Томуся по макушке. Он закричал и побежал прочь, не разбирая дороги. Придя в себя уже у своего порога, мальчишка обнаружил тяжело дышащего брата и соседку-шоколадку с вытаращенными глазами.
     – А где Булка? – упавшим голосом спросила она. 

     Милка так и стояла в чёрном чреве выгоревшего дома. Открытые глаза смотрели в пространство. Вулканчик на голове чуть покачивался в такт… чему-то. Её как будто омывал лёгкий поток. Дом жаловался ей тихо и неслышно. Да и сама бабка-Пиранья казалась уже не такой страшной. Просто ужасно одинокой. И где-то глубоко-глубоко мелькала почти неразличимая ниточка любви. Какая-то девочка… Не дочь… Почти… Родная кровь… Мечты, что она найдётся. Какие-то запасы для неё, схороненные на свалке. Череп и кости. Зелёная бочка без дна. Всё для неё… Всё от тётушки… Розы? Розы… Раскрывшийся внутри головы чёрный цветок ссохся и рассыпался в пепел…
     Милка не видела, как привели взрослых, как светили фонариками, не слышала, как кричали. Не заметила, что приехала полиция, а потом медики из благотворительной клиники, отчего весь пустырь перед сгоревшим домом засиял, как ярмарка. Она спокойно стояла, глядя на обугленную стену остекленевшими глазами. 
     – Пани Новак, можно я поеду с вами? – смуглая рука ухватилась за ручку дверцы, уже задвигаемой изнутри матерью Милки. 
     – Габриэла, вон отсюда, – прозвучал в ответ раздражённый голос, и дверца захлопнулась.

     – Марк, ты что?! Чуть не проворонил девчонку! Ты же сейчас куратор. А она совсем не готова. Едва начала обучение. Если тебе нужна помощь…
     – Прости. Не освоился ещё. Не думал, что у неё может получиться.
     Два голоса бубнили что-то над головой Милки, вырывая её из такого странного… сна?
     – Потише можно? – девочка открыла глаза, обнаружив, что над ней склонились два медика в униформе и зелёных шапочках, а на боковом кресле покачивается в такт движению машины спящая мать.
     – Теперь всё можно, – женщина улыбнулась очень странно, как будто одними морщинками вокруг глаз. – Знай, что мы не в самую ближнюю клинику едем. Но ты, думаю, нас простишь за лишние ухабы на дороге? Мы уже ввели тебе лекарство и проверили, что с тобой всё в порядке. В клинике тебя посмотрят и сразу отпустят домой. Ничего страшного. Только постарайся пока не лазить во всякие… такие места. Обещаю, что когда немного подрастёшь, покажу тебе что-то интересное.
     – Все вы так.
     – Кто, все?
     – Взрослые, – со вздохом призналась девочка.
     – Мы – не все, – загадочно ответила женщина.
     – Считай, что я не совсем взрослый, – как-то грустно усмехнулся второй медик.
     Милка рассмотрела его повнимательнее. Совсем молодой парень. Наверное, от колледжа практику проходит.
     – Ты практикант?
     Он неуверенно пожал плечами.
     – Сейчас это неважно, – женщина сняла латексную перчатку и мягко сжала пальцы девочки, а «практикант» замкнул образовавшуюся цепь.
     Милка почувствовала, как в голове снова что-то подуло и поплыло. Почти как в чёрном доме, только потоки были совсем добрыми и тёплыми. И ещё какими-то… умными. Ей ещё столько всего предстоит узнать. А пока нужно быть осторожной и внимательной. Даже во сне.
     – Особенно во сне, – шёпотом подтвердил «практикант».
     «Марк», – всплыло у Милки в голове, после чего парень чуть заметно кивнул. «Очень устал». Он слегка нахмурился. «Больно». Марк сразу отпустил правую руку, разорвав цепь.  Милка попробовала ухватить что-то ещё, но в голову как будто напихали ваты, а в следующее мгновенье женщина уже делала укол её матери.
     – Вас немного укачало, но с вашей девочкой всё в порядке. Мы приехали.
     Транспорт, дёрнувшись, остановился, а снаружи уже открывали дверь. Милку бережно, под руки, передали врачам клиники. Потом помогли спуститься на землю матери. Милка успела глянуть через плечо на садящуюся обратно в машину женщину. Та кивнула ей и снова улыбнулась морщинками.
     «Практикант» откинулся на спинку бокового кресла, ещё сохранившего тепло матери Милки и прикрыл глаза.
     – Айно, я не могу…
     Женщина стянула с головы зелёную шапочку и мягко положила руку на плечо парня.
     – Маркку, сынок, держись, она без тебя погибнет.