Ветка

Слабонервных и чувствительных прошу не читать...
Сижу в полутемной кухне и баюкаю на руках завернутое в мягкую тряпочку маленькое исхудавшее до костей почти невесомое тельце. В нем еще теплится жизнь, а в ясных глазах, смотрящих на меня с любовью, застыл вопрос... или просьба... только о чем?
Что я могу сделать для тебя, моя хорошая, моя верная подруга?
Усатая мордочка, обрамленная некогда шикарным воротником, принюхивается к моей руке. Она хочет кушать. Хочет, но не может. Даже самые маленькие и нежные кусочки корма застревают в области гортани. Она съедает за день еле-еле четверть стограммового пакетика. Даже для нее этого мало. И бесконечно пьет. Пьет и писает под себя. Ибо задние лапки уже не ходят. Рак не щадит никого, даже людей...
Я осторожно глажу лысое после операции пузико, она начинает громко и взахлеб мурлыкать, иногда нервно подрагивая.
Вета, Ветка, как называем ее. А на самом деле она Светлана. Светлана Алексеевна, как в шутку говаривала моя мама. Шестнадцать лет для кошки - возраст солидный. Она домашняя в третьем поколении. Бабушка ее жила у нас, мама ее жила тут, и Вета родилась здесь.
Родилась не в лучший час для нашей семьи. Через несколько дней после ее рождения скоропостижно умер мой папа. В суматохе трагедии не сразу вспомнили дать маленькой девочке имя. А когда этот вопрос назрел, то мама категорично заявила, что будет она Светланой. В честь моей подруги, что активно нам помогала с папиными похоронами. Я тогда возмутилась, что кошек не называют человеческими именами. А мама возразила: "А как же Васьки и Машки? Это тоже человеческие имена". Я ответила, что имена абстрактные, а не в честь кого-то. Но мама была неумолима, и я смирилась. Какая, в принципе, разница на фоне всего происходящего? Но со временем Светлана стала Светкой, Веткой, Ветой.
Так вошел в мою жизнь маленький пушистый комочек на тоненьких лапках.
Котенок шнырял везде, как и положено маленькому озорнику. Лазал по коврам, засыпал в хрустальных вазах, нежился на маминой подушке, путал рукоделие, таскал для игры карамельки в шуршащих обертках. А еще до одури любил зажигалки. Чем они его привлекали - не известно. Но постоянные их пропажи заставляли нас покупать новые.
Однажды при генеральной уборке перед новым годом я отодвинула диван и обнаружила шикарную коллекцию зажигалок всевозможных расцветок. И тут меня настигло вдохновение. Я подвесила эти зажигалки блестящим дождиком на разной длине к люстре. Получился этакий авангард. Пригласила маму в комнату. Она даже не сразу поняла, из чего вышло шикарное яркое новогоднее украшение. Мы долго смеялись и шутливо восхваляли кошку, что сохранила такое добро.
Ветка выросла в шикарную царственную особу серого полосатого окраса с белыми грудкой, животом и тапочками на лапках. Надо отметить, что длинная шерсть распределялась неравномерно. Шикарный белый воротник обрамлял короткошерстную голову, хвост пушился на манер павлиньего пера, а на задних лапках красовались богатые штанишки. Воротник и штанишки мама иногда особо расчесывала. Вета терпеливо сносила этот уход, хоть и не очень любила, но ей нравились похвалы, что сыпались потом в ее адрес.
Потом мама заболела...  Именно тогда Вета и проявила себя как истинный лекарь и терпеливая сиделка. Она взбиралась маме на грудь, когда та лежала с сердечным приступом, осторожно укладывалась и начинала мурлыкать как иерихонская труба, с пристаныванием, взахлеб, иногда даже давясь слюной. И никакая сила не могла согнать ее с этого места. Мама гладила ее по голове, разговаривала с ней и успокаивалась, будто приняла самое сильное лекарство.
Они были неразлучны - моя мама и кошка. Вета ходила за ней по пятам, помогала во всех домашних делах, спала только с ней, брала корм только из ее рук, позволяла гладить себя и чесать только ей. И эта любовь была взаимной.
Была еще и любимица Бусинка, полусиамская кошечка, мама Веты. Но про нее отдельный разговор.
К сожалению, жизнь не вечна. Через два года мамы моей не стало. Но кто знает, может Вета и продлила ее дни своим присутствием?
В тот год Ветка осиротела вдвойне. На сороковой день после смерти моей мамы из запертой квартиры на пятом этаже ночью исчезла Бусинка - мама Веты. Как я не искала - не нашла. Вывод напрашивался только один - выпрыгнула в открытую форточку, хотя никогда не была замечена в подобном за многие года. Была зима, внизу хоть и небольшие, но сугробы. Ни кошки, ни ее трупа не было обнаружено. Так мы остались с Ветой вдвоем.
Кошка очень тосковала: отказывалась есть, лежала все время на мамином диване, каждый раз вздрагивала и бежала к входным дверям, едва лифт останавливался на нашей площадке.
Только через три месяца Вета пришла как-то ночью ко мне в ноги спать. И осталась.
Потом в моей жизни появился ОН. Как любит говорить теперь мой муж, что сначала влюбился в кошку, а потом в меня. До этого он не особо жаловал их. Нет, не обижал, не прогонял, случись какому коту приблизиться к нему, но особой любви не испытывал. А тут взглянул в ее миндалевидные желто-зеленые глаза и пропал. При первом знакомстве она сразу пошла с ним на контакт, даже несколько вызвав ревность с моей стороны. Она смотрела на мужчину таким взглядом, будто все про него понимала, и даже знала его будущее, что впоследствии прочно связалось с моим.
Несколько лет прошло относительно безоблачно. Мы поменяли квартиру. Вета перенесла переезд стойко, быстро привыкнув к новому замкнутому пространству. Улицы она не знала, мартовские всплески гормонов и отсутствие кавалеров переносила спокойно. Она влюбила в себя моего мужчину и влюбилась сама. Я оставалась и остаюсь для нее на последнем месте. Но я не ревную. Лишь бы всем было хорошо.
Вета стала спать под боком у моего мужа, доверительно подставляя ему для поглаживания свой живот. Если ей было зябко, она требовательно просилась к нему под одеяло, но при одном условии - она сделает это сама. Муж откидывал тогда одеяло и говорил ласково: "Ну, иди ко мне. Сама. Конечно, сама. Сама, сама". И она шла. Уваливалась во всю длину, прижимаясь к нему спиной, громко мурлыкала и расставляла лапы, чтоб ее поглаживали по пузику.
Как-то случилось страшное. Муж оказался в реанимации, впал в кому.
Я бесцельно бродила по квартире из угла в угол, не зная, чем себя занять и успокоить. Потом села на кухне и нервно закурила. И тогда пришла Ветка. Тронула осторожно меня лапкой за руку, взобралась на колени в кои веки и громко запела свою мелодию. Я обняла ее, заплакала и стала с ней говорить.
"Вета, ты веришь, что все будет хорошо? Ты меня пришла успокоить?"
Кошка подняла свою усатую мордочку и пристально взглянула мне в глаза. И я поняла, что она хотела мне сказать...
Дальнейшие события теперь мне кажутся страшным сном.
После недельной комы муж пришел в себя, но развилась полинейропатия. Я забрала домой не ходячего человека, ибо больница сделала свое дело.
 Он лежал, корчась от боли в ногах, самые сильные обезболивающие не помогали,  тело дергали нервные токи. За месяц муж похудел на тридцать килограмм, до его ног было не дотронуться, маячил вопрос об ампутации.
И тут... вышла на арену Ветка.
Однажды я застала ее крадущуюся к ногам больного человека, когда он забылся в коротком шатком сне. Я, чтоб не разбудить мужа, шикнула на кошку, но она мало обратила на меня внимания и продолжала свое дело: спокойно с предельной осторожностью улеглась на его ступни поверх тонкого одеяла. Я хотела ее аккуратно убрать, но муж вдруг меня остановил: "Оставь Вету. Мне легче становится, когда она уходит потом". Значит, это не первый раз. Я удивилась, но подчинилась.
С этого момента она практически поселилась на ногах мужа. Она прерывалась только на короткие промежутки для еды и туалета, практически перестала следить за собой: не вылизывалась интенсивно, как было раньше, не крала зажигалки, не таскала карамельки для игры. Иногда вдруг исчезала, и муж тут же спрашивал, где она. Я, смеясь,  отвечала, что кошка на подзарядке, ибо находила ее в прихожей между ванной и туалетом под розеткой и выключателями. Помедитировав там, Вета возвращалась на боевой пост с усиленным мурчанием. И мужу становилось лучше, боли постепенно отступали. А через полтора года он встал с инвалидной коляски. Когда это случилось, Вета перестала лежать у него на ногах.
Но с тех пор она стала для мужа святыней, кошачьим ангелом. Все лучшие куски с его тарелки обязательно дегустировались этой удивительной кошкой. Даже ее иногда шаловливое поведение сходило ей с лап. И сколько разных болячек она сняла с нас - не перечесть. Ко мне приходила, когда я была очень расстроена или зла, и все снималось как по волшебству, лишь заслышу ее громкое мурлыкание. Оно у нее особенное. Будто пытается что-то взволнованно рассказать, с переливами, посвистыванием, утробным бульканьем. Даже при посещении ветеринарной клиники, у нее тоже бывали проблемы, она с порога начинала всех оповещать своей песенкой. А уж на столе у врача при осмотре аж захлебывалась мурчанием от эмоций.
Потом появилась у нас подкидыш - маленькая Бося. И Вета, никогда не имевшая котят, приняла сиротку как родную, даже давала сосать той свои пустые соски под свою уже более нежную песню. Затем в разное время появились еще двое - котик и кошечка. Вета уступила им место рядом с мужем, но осталась неизменной хозяйкой и главой нашей семьи.
Шестнадцать лет. Оглядываясь на этот срок, я думаю, как много произошло и как быстро прошло время. Это целый век для маленького животного. Это целая жизнь. И, как жаль, что они не могут быть рядом всю нашу жизнь, но свою жизнь они проводят с нами.
Диагностировали у Веты рак матки и почки, прооперировали, вырезав почти пол кошки, выздоровление шло успешно, как вдруг отказали задние лапки. Повторное обследование показало быстрый рост метастаз... Надежды нет. Она умирает.
Я кормлю ее с рук, меняю подстилки, сую завернутую в тряпку бутылочку с горячей водой ей под бок. Некогда шикарные штанишки пришлось обстричь под корень, ибо приходится мыть попу каждый день и сушить становится проблемно. Белый воротник стал скудным, хвостик похож на крысиный, позвоночник под оставшейся шерсткой прощупывается ребристой доской. И только плотное пузико показывает, что в нем живет зараза, выпивающая все соки из бедного животного. Последние дни ест все хуже. Два маленьких кусочка корма и отворачивается как капризное дитя. Но это не каприз. Она давится, ей больно глотать. Что там происходит в ее исстрадавшем теле, мне неведомо. Врачи разводят руками. Что ходите? Старость и рак. Гуманнее усыпить.
Да, я с ними согласна.
Но Вета борется. Она на одних передних лапках выползает со своей лежанки, чтобы попить из рядом стоящего блюдца, переползает в более прохладное место, если ей жарко, она призывно мяучит, когда ей что-то надо. Она терпеливо выносит все процедуры с мытьем, сушкой и расчесыванием, ибо сама уже не вылизывается. Она с  благодарностью отзывается на ласку. Она мурлычит по ночам громко, надрывно, на всю комнату, пытаясь успокоить саму себя.
Я не знаю, на сколько ей больно. Она не может сказать, пожаловаться. Я могу только догадываться по нервному подергиванию ее слабеющего тела и иногда по утробному ворчанию, когда осторожно беру на руки. Она все переносит стойко, лишь вглядывается мне в глаза и прижимается ко мне крошечным тельцем - костлявым, легким и теплым, судорожно вцепляясь коготками в кофту.
Как невыносимо больно смотреть на мучения, и как принять решение, когда она смотрит на меня ясными глазами и чего-то еще ждет?
Последние два дня не ест совсем, отворачивается даже от самых любимых кусочков, а попытки накормить насильно вызывают рвотный рефлекс. 
Я держу на руках почти невесомое тельце, глажу,  разговариваю с ней, благодарю за каждую минуту, что она со мной, прежде, чем она уйдет на радугу. А она слушает, иногда дергается от нервной боли, и мурлычет, мурлычет, мурлычет... С присвистом, взахлеб, на разные лады... Мурлычь, моя хорошая, я еще побуду с тобой, я сама тебе спою. Спасибо, что ты была в моей жизни. С тобой уйдет целая эпоха, с тобой уйдет последняя нить, связывающая меня с прошлым, с моими родителями. Без тебя я осиротею окончательно.
Для нас ты больше, чем просто домашнее животное. Ты наш друг, наш член семьи, наша любовь. Глажу потускневшую шерстку и успокаиваю себя тем, что Вета прожила длинную по кошачьим меркам жизнь в сытости, любви и заботе, никогда не знала голода и холода улиц, ей не приходилось бороться за выживание. Она любила нас и вкладывала в это себя всю.
А сама все думаю, можно ли было избежать болезни любимицы? Шестнадцать лет назад мало мы имели представления о физиологии кошек, просто не задумывались, хотя они всегда были просто неотъемлемой частью нашей жизни. Можно ли было предотвратить трагедию? Может быть. Хотя, никто не вечен. Даже горы. Но затянутые в свои проблемы мы мало задумываемся о братьях наших меньших. А ведь мы для них целый мир и вся жизнь.
Мурлыч, моя Ветонька, моя маленькая отважная кошечка, пой свою последнюю песню...

P.S. Через три дня на моих руках Ветка ушла на радугу... И до последней секунды мурлыкала, будто предвкушая облегчение и рай. А мои слезы еще долго капали на бездыханное тело. Счастливого пути, наша любимая. Жди нас. Ибо никто не вечен.

24.11.2021