У Костра. Три урока

Костёр задумчиво колыхался:
- А тебе когда-нибудь приходилось быть Учителем?
- Приходилось ли мне быть учителем? Я собственно десять лет отпреподавала английский.
- Отпреподавала? Значит, больше не преподаёшь?
- Нет, я устала от этого и сменила род деятельности.
- Понятно. Только я не про профессию. Я не спрашиваю, была ли ты учителем, я спрашиваю, приходилось ли быть Учителем.

В старшей школе я примкнула к неформалам. Мы пили пиво на остановке, играли под гитару, сколачивали рок-группы, носили напульсники, рваные джинсы, чёрную одежду, тяжёлые ботинки и торбы с принтами любимых групп. Обвешивались металлом, грохотали цепями и красили волосы в невообразимые цвета. Там я познакомилась с Катькой.
Катьке нравился мой бывший парень Андрей, Андрею всё так же нравилась я, и Катька, видимо, решила, что, чтобы нравиться Андрею, нужно быть похожей на меня. У меря был браслет с затупленным лезвием на верёвочке – Катька сделала себе браслет и пояс из острых лезвий. Любой Gilette со своими тройными-пятерными лезвиями нервно курил в сторонке. Катька старательно изучала меня и в какой-то момент мы с ней подружились. Она была чуть постарше и после девятого класса решила уйти в «путягу» учиться. По её мнению, ей ловить в школе и надеяться на вышку было нечего, поэтому ПТУ казалось самым благоразумным, хотя и не радужным решением. А ещё Катька очень любила группу Evanescence, хотя ни черта не понимала английского. В том, что этот язык у неё есть хоть какая-то надежда выучить, Катюха сомневалась, а немецкий, который был у неё в школе, она люто ненавидела.
Сейчас, зная немецкий, я в какой-то степени её понимаю: это то ещё проклятие для тех, кто к нему нежных чувств не испытывает со всей его орфографией, синтаксисом, отделяемыми приставками и горлоразрывающей артикуляцией. С моей точки зрения, самый простой язык – английский. Хотя может он простой именно по той причине, что я его люблю. У меня была ученица, каждое занятие с которой приводило меня к экзистенциальному кризису с мучительными вопросами о смысле моего существования и моей работы. То есть этот кризис настигал меня два раза в неделю в течение двух лет, потому что, покидая занятие, я уже знала, что уже через два-три дня в голове ученика будет идеальная пустота, как будто меня с ней никогда и не было. Она часто ездила с отцом в Испанию, но с испанским языком наблюдалось то же самое. Поэтому когда в школе вторым языком дали китайский, мать девочки стала запасаться валидолом и нитроглицерином, а я попыталась начать осваивать китайский, но тут же поняла, что если европейские языки у меня заходят хорошо: у меня быстро усваивается романо-германская группа, я не испытываю сложностей с балтийскими, фино-угорскими языками, - то тут мой мозг просто отказался это запоминать. И так мы ожидали Апокалипсиса, но он не произошёл. Китайский оказался для девочки интуитивно понятным и пошёл у неё без напрягов. Мораль: если судить рыбу по её способности взбираться на дерево – она так и помрёт, думая, что она дура.
Собственно, Катька, глядя на свои успехи в немецком, который с какого-то перепугу считался самым лёгким, и поковырявшись в одном-двух учебниках по английскому, сделала вывод, что не дано ей. И как –то раз мы сидели вечером и пили пиво, я не помню, с чего разговор зашёл, но я стала рассказывать ей про английскую грамматику всё-то что знала на тот момент. В нашем городе интернетов тогда не особо было, он был роскошью, недоступной большинству детей, поэтому если нужна была сеть, мы ходили на почту и арендовали компьютер, если надо. На следующий день Катюха, сияя, показала мне пачку распечаток текстов Evanescence и купленный словарь. Я ей показывала, как читать, она сверяла тексты по звучанию в песнях, ковыряла их со словарём, я показала ей системы времён, помогала уточнять перевод. А потом наши пути разошлись. Я уехала учиться в другой город. И вот где-то через пару лет я узнала от подруги, что Катька поступила на бюджет и учится на переводчика.

- Звучит фантастически, зная какой конкурс в такие вузы, - вздохнул костёр.
- Не то слово. Она, получив студенческий, позвонила всем друзьям и попросила, чтобы, если они меня увидят, передали мне её огромнейшую благодарность. Хотя моя заслуга едва ли тут велика?
- Но там был урок же?
- Да! Нужно следовать путями сердца, и он всегда будет лёгок и радостен. Ничто не может соединить, ничто не может легко и быстро привести тебя к цели, кроме любви. Мы часто гонимся за амбициями, социальным одобрением, продираемся через тернии и трудности, жертвуем чем-то. И чаще всего жертвуем именно нашим сердцем. Потому что нам кажется, что его выбор то слишком фантастичен, то его не одобрят окружающие, то это слишком просто, чтобы быть правдой в нашем жестоком мире.
- А что если он в самом деле фантастичен и неправдоподобен? – пламя как-то выжидающе всколыхнулось.
- Значит, надо сломать себе мозг и сделать так, чтобы это стало единственно возможной реальностью.

Когда я взяла её в ученики, задача была просто подготовить к экзаменам в школе. Бывают же такие школы, где в четвёртом классе нужно сдать экзамен, да ещё сдать по учебникам, сделанным для английских детей. А у нас тут помимо абсолютной незаинтересованности в предмете, беспросветной лени, ещё и дислексия. Весь год я ходила как на войну, продвижения были, но чудовищно медленные, и по всем признакам в сроки мы никак не укладывались. Всё двигалось к провалу, но чудом на экзамене ей попались самые наши подготовленные задания. Мне было предложено заниматься дальше. Восторга у меня эта идея не вызвала, мне откровенно не нравилось заниматься с этим ребёнком, но я согласилась. В отсутствие давления экзаменов дитя расслабилось ещё больше и откровенно презирало все эти занятия. Её можно было бы понять. Вот представьте, что вам-то русские буквы читать и писать – форменное страдание: они путаются, не запоминаются и, сколько ты не бьёшься, преодолеть эти трудности не получается. А тут тебе суют вообще другой язык с другими буквами. Страдание в квадрате. Я же понимать её не хотела: я жила в другом мире, в мире, которому дислексия известна только как термин. И меня это всё страшно бесило.
- Скорее бы тебя пройти, - шипела она на Голицынского. – Я тебя с такой радостью сожгу!
Как многие дети, она старалась меня заболтать, и иногда это получалось. Я обнаруживала перед собой очень милого и доброго человечка, у которого к сожалению дислексия. А мне нужны были результаты. Не могу я без результатов! Бесполезной себя чувствую. И опять включалась эта муштра. Грамматические упражнения сыпались на её голову беспощадно.
- Англичанка в школе на меня взъелась, - заявляет она в шестом классе.
- Почему?
- Она ко мне постоянно придирается.
- Из-за того, что буквы путаешь?
- Нет, то у меня время не то, то прилагательное неправильное. У нас полкласса их путают, и им ничего! А на меня прям окрысилась! – возмущению моей девочки нет предела.
А я чувствую радость. Это с дурака ничего не спрашивают, потому что что с него спросишь? А первым признаком, что ты сечёшь фишку, является повышение требований. Да и я уже заметила, что домашки она делает сама, пишет недурно и самое главное… буквы больше не путает. Моё отношение меняется. Я начинаю её особенно ценить, и даже не потому что она совершила реальный подвиг и перешагнула через свою проблему. Через неё я начинаю видеть что-то такое в себе, что меня радует. Она как напоминание каждую неделю о том, что всё не напрасно.
В седьмом классе школьная программа у неё уже вызывает скуку, потому что английская грамматика уже добита до независимых причастных и сложных подлежащих. Мы всё больше начинаем заниматься разговорной практикой. Контролировать больше ничего не нужно. Мы обсуждаем статьи, фильмы, картинки. В восьмом классе начинаем заниматься немецким, теперь она любовно гладит Голицынского, а сожжением грозит Завьяловой. В девятом классе она на «отлично» сдаёт ОГЭ по английскому. После десятого мы расстаёмся.

Я в задумчивости. Костёр тоже задумчиво колыхается.
- Ты знаешь, что большинство людей с дислексией не могут получить даже среднее образование из-за своей проблемы, даже если им помогают хорошие профильные специалисты? – вдруг задумчиво говорит он. – А те, кто справляется, часто до конца жизни не может нормально работать с текстом.
- Да. И Беата доказала, что эту проблему можно полностью устранить.
- То есть ты опять не при чём? – лукаво извивается пламя.
- Почти. Я просто помогла человеку перейти из одной реальности в другую. Я просто верила в неё и не верила в дислексию. Я верила в то, что она всё может, и никакая дислексия ей не помешает.
- Вы сломали реальность.
- Да. И спасибо ей за это! Она реально сильная девушка.
- А ты реально терпеливый Учитель, - усмехнулся Костёр.
- Да, есть у меня одна штучка…

Лёшу в отличники выводить было не надо. Мне с порога сказали, что он «мальчик хороший, но туповатенький». Снисходительно сказали одноклассницы, с которыми я занималась, смущённо констатировала мама, когда мы обговаривали коррекционный курс. Задача была быстренько ликвидировать лакуны в его знаниях и подтянуть хотя бы до уверенной тройки, а если четвёрки, то вообще супер. Легко сказать «быстренько». Парнишка доходил до всего сверхмедленно: то, что обычно можно было объяснить за урок, растягивалось урока на четыре. Первые две недели я немного офигивала от такого эстонского лифта. При этом в отличие от других детей его не надо было фиксировать в пространстве, в смысле, он реально пытался вникнуть, добросовестно делал домашку, старательно изучал матчасть. Но каждая новая ошибка, как бы он не пытался это скрыть, его явно расстраивала. Ему пригласили репетитора Маши и Алисы, одних из самых умненьких девочек в классе, но даже он бессилен против его тормозной системы. Всё тлен!
Я ехала на занятия и по пути слушала «Подъём!» с Сергеем Доренко. Я с детства обожала этого журналиста, и для меня он был как отец родной. И вот я сижу в автобусе, а Сергей обсуждает в эфире тонкости образовательного процесса.
- Таланты и способности человека не имеют никакого значения, значение имеет только железобетонная задница! – гогоча, кричит Сергей Леонидович. – Человек с железобетонной задницей достигнет всегда больше, чем талантливый без неё.
И вот я снова сижу над Лёшиной домашкой. Ошибка, ещё одна, и ещё. Лёша тяжко вздыхает.
- Да ты не расстраивайся, - говорю. – У тебя в любом случае есть отличное преимущество перед о-о-очень многими.
- Какое? – упавшим голосом тихо спрашивает Лёша.
- У тебя есть железобетонная задница, - веско заявляю я.
- Это как? – недоверчиво косится он на меня.
Я ему объясняю, что способности и таланты в жизни практически ничего не решают. Можно иметь талант в рисовании и не стать художником, можно иметь способности к языкам и не выучить ни одного, можно иметь отличные физические данные и не стать спортсменом, можно родиться с миллионами, но умереть нищим. А можно не иметь ничего из этого, но быть упорным, терпеливым, настойчивым, и научиться рисовать (возможно, даже потом будут говорить, что ты был гениальным художником), изучить с десяток языков и перебить все мировые рекорды, просто развив эти качества при помощи своего упорства, терпения и настойчивости, просто усадив свою железобетонную задницу на этот трон и сказав себе, что тебя никто не сможет отсюда сдвинуть, что никто не сможет прогнуть твоего непоколебимого намерения сделать то или иное дело. Я сказала ему, что железобетонную задницу можно, конечно, и нарастить если приложить усилия, но мало кто может похвастаться тем, что она у него уже есть.
- Железобетонная задница – это реально суперспособность! – в заключение сказала я.
Лёшка слушал меня с горящими глазами и открытым ртом .
- Даже магом можно стать как Битве Экстрасенсов? – уточнил он.
- Можно стать круче любых магов, - заверила его я.
Когда я уходила, мальчишка светился как лампочка Ильича, у него теперь была самая настоящая супергеройская  суперспособность, которая могла изменить всё.
На следующей неделе перед Лёшей у меня были занятия с его одноклассницами Алисой и Машей. И та, и другая встретили меня вопросом, что я сделала с Лёшей. С их слов, если бы им сказали, что парнишку подменили инопланетяне, они бы в это поверили. По всем предметам у Лёши пошла вверх успеваемость. На физкультуре ранее висевший сосиской на турнике и избегавший командных игр Лёша внезапно начал и подтягиваться, и бегать, и в волейбол играть. У физрука глаза на лоб полезли, увидев такое преображение.
- Как? – единственный вопрос, который он смог сформулировать.
- Таланты и способности – ничто, железобетонная задница – всё! – гордо и уверенно сообщил Алексей учителю.
На занятии меня встретил уже совсем другой Лёша. Он больше сжимался скромно на своём стульчике, не вздыхал уныло, в его домашке практически не было ошибок, найденные мы разобрали в секунды. Образовательный процесс ускорился. Программа, рассчитанная на полгода, была освоена за три месяца.
Сейчас мои ребята в старшей школе. Мы уже давно не занимаемся. Не так давно болтали с Алисой. Лёша – отличник по всем предметам, самым сильным у него является английский. Парень вырос весьма уверенным в себе, слегка задиристым и вместе с тем спокойным и рассудительным.

Костёр воодушевлённо гудел.
- Сильно! Сильно! – затрещал он. – Знаешь, почему я тебя спросил, про Учительство? Дело в том, что никто не может научить кого-то чему-то если сам этого не имеет. У тебя вот есть какие-нибудь желания и мечты из тех самых?
- «Из тех самых», в смысле, которые фантастические и неправдоподобные?
Пламя закивало.
- Ну… Есть. Не сказала бы, что они фантастические и неправдоподобные, я просто не совсем уверена, что именно я с ними справиться могу.
- Это сложно?
- Не то что бы. Скорее я не верю в то, что у меня есть качества и способности, которые мне помогли бы это сделать.
Костёр вспыхнул, и из него вышла Катя:
- Отринь сомнения! То, что делается из любви, легко даётся и на это всегда найдутся качества и способности.
- Спасибо, Учитель!
Катя исчезла. Костёр вспыхнул вновь, и из него вышла Беата:
- Забудь о преградах! Преграды существуют лишь до тех пор, пока мы в них верим, отвергни идею их существования, и нет их.
- Спасибо, Учитель!
Беата исчезла. Костёр вспыхнул, и из него вышел Лёша:
- Поверь в себя! У тебя достаточно упорства, терпения и настойчивости, чтобы выработать любые необходимые качества, чтобы найти у себя необходимые способности. Натяни тетиву лука своей решимости, пусти стрелу своего намерения и будь уверена, что она обязательно достигнет цели.
- Спасибо, Учитель!