Тобиас Вулф - Первое плавание

[перевод с английского]

Дважды уже раздавался гудок, и дважды уже Ховард помахал и прокричал всякие глупости стоящим внизу людям, он уже устал, а они все не уходили с пирса. Сделав усилие над собой, он все-таки снова помахал, и тут гудок прозвучал в третий раз.

Корабль начал отходить от причала. Нора привалилась к Ховарду, разгоняя воздух длинным шелковым шарфом. Внизу на пирсе их дочь держала над головой принесенную с собой по такому случаю картонку с печатными буквами на ней: ПАПА И МАМА, ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЗОЛОТОЙ СВАДЬБОЙ. Корабль стал набирать скорость, и она, бросив картонку и стараясь не отстать от корабля, побежала, что-то крича в сложенные рупором ладони. Ховард занервничал. В детстве она была глупой девочкой, а теперь была глупой женщиной, вполне способной на бегу свалиться с конца пирса. Но она, наконец, остановилась, и теперь ее фигура все уменьшалась и уменьшалась, и вот уже Ховард едва мог различить ее в толпе. Он перестал махать и повернулся к Норе:

– Я замерз. Посмотри на это небо. Ты сказала, что будет тепло.

Нора взглянула на облака. Они были такого же стального цвета, что и вода внизу.

– В буклете было сказано, что это идеальное время года для этих широт. Именно такими словами.

– Для этих широт, черт бы их побрал.

Ховард одарил ее взглядом. Взгляда было достаточно, добавлять что-либо смысла не было. Ховард пошел по направлению к трапу, ведущему к их каюте. Нора пошла за ним, цитируя из буклета.

От одной стены до другой висели бумажные растяжки «Добро пожаловать на борт корабля Уильям С. Фридман», «Счастливого плавания пребывающим в муках любви желают пребывающие на службе у любви». Каюта была светлая, с цветами и фруктами, на двери висели два спасательных круга в форме двух сплетенных сердец.

– Помоги мне дойти до туалета, Ховард. Я боюсь идти по качающемуся полу.

– Твои ноги еще не привыкли к качке.

Ховард взял Нору под руку и подвел ее к двери в углу.

– Это гальюн. А пол называется палуба. Раз уж нам придется провести на этом корабле неделю, думаю, тебе стоит научиться называть вещи правильно.

Он закрыл за ней дверь и оглядел каюту.

На стене был большой латунный шпингалет. Ховард подергал его и сумел передвинуть в открытое положение, после чего прямо на него откинулась кровать. Это было неожиданно, и кровать чуть не сбила его с ног, но ему удалось устоять на ногах и затолкать ее обратно в нишу в стене. Потом он снял показания барометра, выдвинул и задвинул обратно ящики. В верхних ящиках лежало несколько кусков мыла в миниатюрных упаковках. Ховард сунул пару кусков в карман, открыл иллюминатор и просунул в него голову. Другие люди тоже стояли, высунув головы. Он задраил иллюминатор, снова снял показания барометра, затем поднял трубку внутренней связи.

– Проверка, – сказал он. – Раз, два, три, четыре, проверка. Ночной рейдер1, говорит Черный ястреб. Проверка.

Из динамика послышался сопровождающийся потрескиванием голос:

– Стюард слушает.

– Это я. Ховард. Просто проверка. Конец связи.

Нора вернулась в каюту и подошла к дивану.

– Там слишком мало места. Не повернуться.

– Я бы мог заранее тебе сказать, что будут не хоромы.

– Я чувствую себя ужасно. Я наверняка и выгляжу ужасно.

Лицо Норы было бледным. Полопавшиеся сосуды на щеках и над верхней губой выделялись, как пометки на карте. Глаза ее лихорадочно блестели за стеклами очков. Ее укачало, и от этого она больше, чем когда-либо, была сейчас похожа на Гарри Трумэна, за которого Ховард не голосовал.

Он присел рядом с Норой и взял ее за руку.

– Ты выглядишь нормально.

– Честно?

– Ты слышала, что я сказал? – он отпустил ее руку. – Почему ты все время думаешь о том, как ты выглядишь?

– Это неправда. Я об этом не думаю.

Ховард начал расхаживать по каюте.

– Чертов корабль.

– Я думала, что будет хорошо, побудем вдвоем наедине.

В дверь постучали, и внутрь просунулась мужская голова – крупная квадратная голова, разделенная тонкой полоской усов.

– Наша золотая пара, – произнесла голова, улыбаясь. – Меня зовут Билл Твид, я ответственный за вашу культурно-развлекательную программу.

Следом за головой в каюту просочилось его тело.

– Позвольте горячо поприветствовать вас от имени всего экипажа Фридмана. Полагаю, вам известно, что это наше первое плавание. Раньше на кораблях бывали?

Ховард кивнул.

– В Первую мировую. Вы, я думаю, в ту пору еще не родились, – он махнул рукой в сторону иллюминатора. – По спинам немецких подлодок тогда можно было прогуляться от Нью-Йорка до Парижа. Три наших корабля они потопили. Я лично видел.

Ховард не сомневался, что и его они достанут. Он был в этом уверен и на протяжении всего перехода через Атлантику ни одной ночи не сомкнул глаз. Когда война закончилась, и он сел на другой корабль, чтобы отправиться домой, то был уверен, что где-то там еще оставался немец, до которого не дошли известия. Его немец. У Ховарда было ощущение неотвратимости событий.

Твид вручил Ховарду проспект.

– Мы на Фридмане считаем, что наша работа заключается в доставлении вам удовольствия. Ознакомьтесь и сообщите нам, что вас заинтересовало. У нас есть ряд специальных программ для наших матросов-ветеранов. Вы оба ходячие?

Ховард молча уставился на него.

– Да, – сказала Нора.

– Чудесно. Это значительно облегчает задачу, – он провел пальцем по своим усикам и сделал отметку в блокноте. – Еще несколько вопросов. Ваш возраст, мистер Льюис?

– Преклонный. Семьдесят пять исполнилось первого апреля. В День дурака.

– Вы еще молоды, папаша: всего лишь семьдесят пять. Мы на Фридмане не знаем слова «преклонный». Мы не находим его уместным. Просто считайте, что вам три раза по двадцать пять. А что насчет вас, миссис Льюис?

– Мне семьдесят восемь.

– Ага. Декабрь – май. Дети есть?

– Двое. Шарон и Клиффорд.

– Богатство бедняка. Счастлив тот, у кого их полный колчан. Кто они по профессии?

Ховард передал Норе проспект.

– Шэрон слабоумная, а Клиффорд в тюрьме.

Твид, продолжая что-то там царапать, оторвал глаза от блокнота.

– Весьма сочувствую. Безусловно, все это сугубо конфиденциально.

Нора бросила сердитый взгляд на Ховарда:

– Мистер Твид, вы женаты?

– Безусловно. Я женат на холостой жизни. Моя мать все твердит мне, что я должен найти себе жену, но я еще не решил, чью жену увести.

Он подмигнул Ховарду и положил ручку в карман.

– Хорошо, тогда, до ужина. Вам наверняка интересно, кто будет за вашим столом, – он заговорщицки улыбнулся. – Рон и Стелла Сперони. Молодожены из Делавэра. Бывали в Делавэре?

– Один раз на поезде проезжал, – произнес Ховард. – Не сходил.

– Очень милый штат. Уютный. Во всяком случае, я уверен, что Рон и Стелла смогут много узнать от вас о любви, учитывая, что, если сложить ваш опыт, получится сто лет.

Улыбаясь собственной математике, он закрыл за собой дверь.

– Как тебе такое могло прийти в голову? – сказала Нора. – Сказать ему, что Клиффорд в тюрьме.



Большую часть ужина Ховард провел, беседуя с Роном. Рон напоминал ему лошадь. У того было вытянутое лицо и мутные карие глаза, а когда он смеялся, верхняя губа его задиралась вверх, обнажая зубы. Он трудился в отцовском ювелирном магазине в Уилмингтоне. Они специализировались на искусственных бриллиантах, и Рон был готов побиться об заклад, что Ховард не отличит их товар от настоящих. Он заставил Стеллу снять с головы тиару – усыпанный камнями ажурный серебряный ободок – и вручил ее Ховарду.

– Попробуйте, – сказал он, – Сможете найти отличие – тиара ваша.

Он ждал, улыбаясь Норе и Стелле.

Ховард повертел тиару в руках, а потом поскреб ей о край стакана.

– Нечестно, – сказал Рон, отобрав тиару. – Я вам уже сказал, что они искусственные.

Разговаривая, Рон не сводил с жены глаз. У Стеллы были платиновые волосы, каштановые у корней, и длинные черные ногти. Говорила она мало, в основном просто сидела, подперев подбородок ладонью, обводя взглядом другие столы и царапая ногтями льняную скатерть. Рон познакомился с ней в своем магазине. Она пришла переделать сережки, и с этого все и началось.

– Она потрясающая, – прошептал Рон. – Видели бы вы, как она умеет с детьми.
После ужина официанты сдвинули все столы, освободив центр зала, и оркестр начал разогреваться. На середину танцпола, держа в руке микрофон, от которого тянулся длинный провод, вышел Твид. В зале наступила тишина.

– Сегодня среди нас, – сказал он, – Находятся те, кого можно назвать летом и зимой, Альфой и Омегой любви. Поаплодируем Рону и Стелле Сперони, связавших себя узами брака три дня назад, и мамаше и папаше Льюисам, отметившим в прошлую среду золотую годовщину свадьбы.

Все похлопали.

– У нас на Фридмане особое отношение к нашим матросам-ветеранам. Тем, кто боится времени, я скажу: что может быть лучше выдержанного вина или сыра? И если уж говорить об искусстве любви (Твид сделал паузу), любой знает, что старое дерево отдает больше тепла.

Все засмеялись. Ховард хрустнул костяшками пальцев под столом. Стелла, глядя на него, ухмыльнулась, и он отвернулся. Потом Рон, Нора и Стелла все встали, и он тоже встал и обнаружил себя танцующим со Стеллой. Когда заиграла музыка, он неуклюже обнял ее, не зная, что говорить, и не желая смотреть на все эти лица глядящих на него.

Первой заговорила Стелла.

– У вас сильные руки.

– Раньше часто приходилось поднимать тяжести.

Стелла подняла его руку, раскрыла ему ладонь и прочертила по ней своим черным ногтем.

– Вы очень страстный. Смотрите.

Она провела по линии от запястья к основанию указательного пальца.

– Видимо, от деда унаследовал. У него было четырнадцать детей. Продолжал строгать их, даже когда ему было уже за шестьдесят.

– У меня такая же.

Она показала ему свою ладонь. Запах Стеллиных духов оглушал.

– Когда у вас день рождения?

– Первого апреля. В День дурака.

– Овен, – Стелла осклабилась. – Баран.

Ховард заметил влажный отблеск золота на ее коренных зубах.

– Не знаю я ни о каких баранах. Мне и без этого нормально.

– Таким, как мы, брак противопоказан. В нас слишком много страсти, чтобы дарить ее только одному человеку.

– Женитьба на Норе была самым умным поступком в моей жизни.

– У нас с Роном открытый брак.

Ховард секунду обдумывал сказанное. Ему захотелось соригинальничать.

– У нас с Норой тоже.

– Вот ведь, подумать только, – Стелла сделала шаг назад. – Вы опередили время. Истинно так.

– Ну, как говорится: жизнь дается лишь раз.

– Мы с Роном пришли к выводу, что это наилучший способ решения вопроса. Ну, знаете ли, вместо того чтобы что-то там тайком и все такое. Рон прекрасно все понимает.

Музыка закончилась, все зааплодировали, и Ховард проводил Стеллу обратно к столу. Он и Нора некоторое время сидели и смотрели, как танцуют другие, но она молчала, и он понимал, что она на что-то злится. Наконец она встала и вышла на свежий воздух. Он вышел вслед за ней и встал рядом, облокотившись на ограждение. Качало меньше, но на корабль, словно завеса, опустился туман. Ховард ладонью коснулся Нориной руки. Она напряглась.

– Не прикасайся ко мне.

Ховард убрал руку.

– Я знаю, о ком ты думаешь, – сказала Нора.

– Да? И о ком я думаю?

– О Мириам Селби.

Ховард стоял, уставившись за борт.

– Она и правда похожа на Мириам, признаю. Но мне непонятно, в чем тут моя вина.

– Ты меня не любишь. Никогда не любил.

– Вот вы где, – раздался голос позади них. – Уже уединились? И без сопровождения. Придется разобраться. – Твид подступил ближе. – Уже поладили со Сперони?

– Приятная пара, – сказала Нора. – Привлекательная.

– Молодость, – Твид покачал головой. – Незабываемое событие. Кстати, хотел вам напомнить, что завтра вечером у нас костюмированный бал.

– Но мы не взяли с собой никаких костюмов.

– Не волнуйтесь, мамаша. Мы все дадим. Ну, ладно. Не шалите тут.

Ховард облокотился на ограждение, провожая взглядом уходящего по палубе Твида, пока тот не скрылся в тумане.

– Ховард, прости.

Он взял Нору за руку.

– Ты меня любишь? – спросила она.

– Конечно. Конечно, люблю.

– Ты никогда не говоришь мне этого.

Нора ждала, но Ховард не отвечал.

– Ладно, – произнесла она, прижимаясь к нему, – Неважно.

Ховард обнял ее одной рукой, продолжая глядеть за борт, на скользящую вдоль корпуса корабля черную, как нефть, воду.



Когда раздался сигнал тревоги – три протяжных гудка – Ховард очнулся ото сна с осознанием того, что его немец достал его. Он принял это без горечи, даже с некоторым удовлетворением. В конце концов, он ведь оказался прав.

Нора села в кровати, натянув одеяло до подбородка.

– Ховард, что это?

– Подлодка.

Ховард вылез из кровати, надел халат и вышел в коридор. В проходе уже столпилась толпа спрашивающих друг у друга, что означали гудки. И тут к ним протиснулся кто-то из членов экипажа и попросил всех не волноваться и отправляться обратно спать. Кто-то пронес на борт электроплитку и оставил ее включенной, из-за чего начался небольшой пожар. Ховард уже было собрался вернуться в каюту, когда к нему подошел Рон Сперони. На нем был пижамный верх и полосатые брюки от фрачной пары.

– Прошу прощения, мистер Льюис. Вы не видели Стеллу?

– Нет. А что?

– Я так спросил, на всякий случай.

– У вас ведь общая каюта?

Сперони кивнул.

– Она пошла на палубу подышать свежим воздухом. Потом я проснулся от этого свистка, а она все еще не вернулась.

– А когда она ушла?

– Около одиннадцати.

– Это было три часа назад.

– Я знаю.

Сперони посмотрел на свои босые ноги. Пальцы ног у него были длинные, волосатые и скрюченные, как у обезьяны. Ховард решил ему помочь.

– Идемте посмотрим. Может, она на палубе уснула.

Они поднялись на верхнюю палубу и пошли вдоль ограждения, осматривая ряды пустых шезлонгов в рассеянном свете ночных судовых огней. И вдруг, когда они дошли до кормы, до них донесся мужской голос, густой, обезличенный, самодовольно посмеивающийся. Они огляделись, но никого не увидели. Затем послышался женский голос, приглушенный и низкий, неожиданно перешедший в смех, без сомнения, Стеллин.

Голоса доносились из спасательной шлюпки, висящей за кормой. Сперони подался вперед, слегка дрожа, держа несгибающиеся руки по швам, уставившись в висевшую над кораблем тьму. Ховард протянул руку и взял его под локоть. Сперони повернулся к нему, рот у него дергался, и Ховард почувствовал, как Сперони обмяк. Он проводил Сперони вокруг носовой части на другой конец корабля. В свете фонарей щеки Сперони блестели, как мокрый асфальт. Ховард отвернулся в сторону воды.

– Она не упала за борт, – вымолвил Сперони. – Она в безопасности. Это самое главное.

Ховард кивнул.

– Вы не подумайте ничего такого. Стелла – человек глубоко нравственный, правда.

– Я не сомневаюсь.

– Видели бы вы, как она умеет с детьми.

– Я вот подумал, – сказал Ховард, – Может, это просто у нее такой период в жизни.

– Может, – Сперони потер глаза рукавом. – Я замерз. Идете вниз?

– Позже. Вы идите.

Сперони сделал пару шагов, потом повернулся.

– Вы правда считаете, что это у нее такой период в жизни?

– Возможно.

– Я тоже так думаю. Я бы не хотел, чтобы у вас сложилось неправильное впечатление. Стелла – прекрасный человек. Очень духовный.



Туман рассеивался. Показалось несколько звезд, мерцающих вдали. Ховарду стало интересно, как выглядит созвездие Овна. Он услышал голоса, шаги и Стеллин смех и поднял взгляд.

– Здравствуйте, Стелла. Мистер Твид.

Твид оглядел палубу.

– Добрый вечер, папаша. Предаетесь мечтам под звездами? Что ж, мечтать никогда не поздно.

Он поднес часы к глазам.

– Уже много времени, – сказал он. – Желаю вам спокойной ночи.

– Здравствуйте, Ховард, – Стелла облокотилась на ограждение. – Билл тот еще фантазер, но частичка его способна творить чудеса. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. А что привело вас сюда в такой час?

– Просто дышу свежим воздухом.

– Глядите, звезды показались. Правда ведь было бы здорово протянуть руку и собрать их, как ягоды?

– Мне такое не приходило в голову.

– Жизнь. Такой я вижу жизнь, Ховард. Собираешь разное, пока не найдешь то, что поистине имеет значение. Расскажите мне о любви всей вашей жизни.

– Любви всей моей жизни?

– Как вы с ней познакомились? – Стелла сделала пируэт, подняв одну руку над головой. – Это было на танцах? Что на ней было надето?

– Мы с Норой дружили, еще когда были детьми.

– Я не про Нору, Ховард. Она ваша жена.

– Вот именно.

– Бросьте, Ховард. Всем видно, что она не любовь всей вашей жизни. Опишите мне ее внешность, Ховард.

Ховард взглянул на Стеллу, потом снова повернулся к воде.

– Нора ко мне хорошо относится. Женитьба на Норе была самым умным поступком в моей жизни.

– Как она вас называла, Ховард?

– То, другое – оно быстро проходит. Этому нельзя верить.

– Как она вас называла?

Ховард почесал запястье.

– «Солнце».

– «Солнце». Как красиво, Ховард. Это очень красиво. Уверена, что именно им вы и были. Только для нее.

– Этому нельзя верить.

– Ну и что? Разве есть что-то, кроме этого?

– Есть много всего. Много.

– Но чего именно?

– А вам не кажется, что вы должны быть с Роном, вместо того чтобы кружить здесь? Есть определенные обязательства, понимаете ли, как то чувства другого человека.

– Обязательства? Нет уж, Ховард, увольте. Из обязательств клетки строят, – Стелла шагнула назад и дружески пожала руку Ховарда. – Вот не надо мне сейчас тут превращаться в ханжу. Я же вас насквозь вижу.



На костюмированный бал Ховард пришел флибустьером. Как бы пиратом-джентльменом. Вообще-то это был костюм дворянина восемнадцатого века: рубашка с жабо, парчовый кафтан, кюлоты и башмаки с пряжками, но Нора соорудила ему глазную повязку, а Твид одолжил парадную капитанскую саблю. Нора пришла в костюме Венеры. Она была в ниспадающей тоге, и Твид дал ей пластмассовые листики, которые она вплела в волосы. Он сказал, что они придают костюму греческий оттенок.

У них был отдельный стол. Сперони сидели в другом конце зала. На Стелле была ее тиара и блуза пастушки с глубоким вырезом и пышными рукавами. Рон был в форме офицера войск Конфедерации эпохи Гражданской войны. Выглядел он несчастным.

После ужина в зале погас свет. Через несколько мгновений из углов выстрелили красные лучи и начали двигаться по танцполу. Зазвучала барабанная дробь. Белый луч прожектора высветил в середине зала круг, и в него вошел Твид.

– Друзья! Прежде чем мы продолжим, я попрошу всех вас подумать о том, ради чего мы здесь собрались. И я говорю не о старике нашем Солнечном светиле, соблаговолившем сегодня выйти и одарить нас широкой улыбкой. И даже не о нашей великолепной кухне, заботливо сотворенной для нас месье и мадам Грим.

Луч прожектора переместился к двери в кухню. Повара улыбнулись и помахали, и луч снова осветил Твида, поднявшего вверх руки, прося тишины. Луч дернулся вправо, и Твид сделал шаг вбок, чтобы снова оказаться в круге света.

– Я говорю о том, что действительно привело нас сюда. Я говорю о любви. Вот именно, о любви. Мы теперь нечасто слышим это слово, но я лично не стесняюсь его произносить. И произносить его раз за разом: ЛЮБОВЬ! И я уверен, что вы присоединитесь ко мне. ЛЮ-БОВЬ – ЛЮБОВЬ!

Несколько человек его поддержали:

– Любовь, – произнесли они.

– Все вместе! Давайте, и пусть услышат вас все, кто остался дома. ЛЮ-БОВЬ!

– ЛЮБОВЬ! – заорали все.

– Вот теперь ваши сердца заговорили. Любовь – это небесная артиллерия. Мы на Фридмане склонны верить, что именно любовь все еще правит бал в нашем истерзанном и израненном мире. И, думаю, мы способны это доказать. Потому что если два человека смогли скопить на двоих сто лет любви, то тут уж я лично считаю, что всяким умникам стоит просто забиться в угол и поискать что-нибудь другое, от чего попробовать заставить нас отказаться. Потому что от чего мы не откажемся, так это от любви, это уж как пить дать. Вы знаете, о ком я сейчас говорю. Давайте поаплодируем мамаше и папаше Льюисам. Поаплодируем ста годам любви!

Зал наполнил шум аплодисментов. Ховард прикрыл незакрытый повязкой глаз, потому что в него брызнул резкий серебряный свет. Кто-то тянул его за руку.

– Встань! – прошипела Нора.

Ховард встал. Нора улыбалась и раскланивалась, зеленые пластмассовые листья в ее волосах покачивались вверх-вниз. Ховард пошарил у себя за спиной в поисках стула, но Нора еще сильнее стиснула его руку.

Луч прожектора снова осветил Твида.

– А давайте попросим этих двоих что-нибудь нам сказать? Вы не против, мамаша, папаша? Как вам это удалось?

Ховард съежился, но Нора потащила его за собой. Обескураженный ее настойчивостью, он позволил ей вывести себя на середину зала.

Нора взяла микрофон. Она улыбалась, ее очки блестели в свете прожектора:

– Девочки! Никогда не запускайте себя и не теряйте форму. Ежедневно понемножку делайте зарядку. Никогда не ложитесь спать в ссоре, – она крякнула и взглянула на Ховарда. – И не бойтесь постоять за себя и время от времени устраивайте мужу нагоняй.

Она склонила голову под аплодисменты.

Микрофон взял Ховард. Он уставился на него так, словно это было что-то такое, что его попросили съесть.

– Нечего добавить, – произнес он. – Просто живите каждым днем и не успеете оглянуться, как пройдет пятьдесят лет.

Он попытался придумать, чтобы бы еще такого сказать, но не смог. Все уже было сказано. Он нахмурился, глядя на микрофон, и медленно опустил руку с микрофоном в наползающей тишине.

Твид зааплодировал, и к нему присоединились остальные. 

– Спасибо, – сказал он, забирая микрофон. Он кивнул оркестру. Одинокий кларнет заиграл «Юбилейный вальс». Свет стал мягким.

Ховард понял, что сейчас ему придется танцевать с Норой. Не успел он взять ее руку, корабль резко качнуло, и палуба накренилась. Нора споткнулась, но удержалась на ногах. Ховард подумал, что наверно им надо о чем-то беседовать.

– Твои ноги уже привыкли к качке, – произнес он.

Нора придвинулась к нему и прижалась щекой к его щеке. Пластмассовые листья впивались ему в лоб. Болел не прикрытый повязкой глаз. Ховард медленно развернулся, чтобы не видеть ухмылку Стеллы и над ней мерцание ее тиары в свете двигающегося красного луча.

------------
Примечания:
1 - Рейдер – также самолет или корабль, совершающий налеты; истребитель торговых судов.