Под музыку Вивальди

               
           Он подпевал Никитиным и улыбался, потому что ехал как раз к Вивальди. Так он обозначал свои «музыкальные вылазки». Вот в прошлом месяце был у Чайковского, и теперь гадал, услышит ли «Времена года» Антонио Лючио. Боясь опоздать, поглядывал на часы, ведь концерты в консерватории начинались в строго указанное время, и опоздавшие не могли попасть в зал до антракта. А ему ещё предстояло сдать куртку в гардероб, привести себя в порядок, оглядеться, нет ли кого из знакомых. Хотя сомнительно, его приятели слушали другие ритмы, и он своё пристрастие скрывал, не желая насмешек, недоумённых переглядываний, ухмылок у себя за спиной.. Ну, это он хитрил – он просто оберегал от чужих глаз и ушей то, что ему свято: Вивальди обожала мать.
                Двигался он медленно, дорога была плотно занята машинами, несмотря на выходной день и непогоду. Мело третий день. Город изменился до неузнаваемости – зима, как всегда , нагрянула неожиданно, дорожники не справлялись с обилием снега. Он выискивал место, где можно на минутку остановиться, добежать до киоска за пачкой сигарет.
               Он приоткрыл дверцу, чтобы бросить на заднее сидение блок любимых сигарет, когда его кто-то тронул за рукав. Рядом увидел девушку, заметённую снегом, ему даже подумалось, что она возникла из метели, соткана из снежинок. Они красиво осели на шапочке, на пушистых бровях и ресницах. Взгляд её больших глаз казался растерянно-просящим. Снегурочка!
 -  Будьте добры, подвезите меня, я опаздываю, а это никак нельзя, пожалуйста! – она не отпускала его рукав, словно опасалась, что он тут же исчезнет.
 -  А Вам куда? – спросил он и тут же вспомнил слова матери «нельзя спрашивать куда, нужно говорить -  далеко ли», и раздражаясь, тут же решил, что предложит девушке выйти, не трогаясь с места, если не по пути. Молча удивился, услышав ответ – В консерваторию! – также молча посторонился, чтобы она могла сесть.
              Уже со своего водительского кресла покосился на случайную пассажирку. Она, видимо , продрогла, потому что пыталась своим дыханием согреть руки. Он больше открыл решётку отопления, и она, благодарно кивнув, протянула руки, сняв пушистые, красиво расшитые бисером рукавички. Он увидел длинные тонкие покрасневшие пальцы, ногти в виде миндальных орешков, и подумал, что они не по моде коротки.
            Он хотел уменьшить звук, но девушка сказала:
 – Пожалуйста, не надо, – а потом добавила – знаете, эту песню Величанского и Берковского исполняют многие: и «Пламя», и Меладзе с Гагариной, а я больше люблю Никитиных на фоне оркестра Жана Поля Мориа..
           Он не ответил, про себя удивляясь такому совпадению. Так молча какое-то время ехали, погружённые в музыку.
              - На концерт? – наконец поинтересовался он, и на её утвердительный кивок продолжил – ну, значит, ещё увидимся. Она улыбнулась.
           Консерватория радушно сияла огнями, и, казалось, из открываемых дверей вырывалось душистое тепло, наполненное музыкой. В фойе он потерял незнакомую попутчицу из виду и, незаметно оглядевшись, убедился, что знакомых лиц нет.
             В зале рядом с ним оказался седой осанистый мужчина, скорее уже старик, который как-то беспокойно поглядывал по сторонам и на сцену, стараясь занять собой как можно меньше места, стать незаметнее. Но ему было не до старика, он был поглощён желанием отыскать взглядом свою недавнюю спутницу, понаблюдать за её реакцией на Вивальди, чтобы понять, что её привело в этот зал, сверкающий огнями, улыбками, глазами любителей музыки. Но её не было.
                Постепенно свет начал гаснуть в зале и одновременно озарять сцену.. В зале установилась тишина. И он в предчувствии, в предвкушении закрыл глаза, ему, как всегда, казалось, что зрение крадёт рождение звука.
             Возникшая мелодия была нежной, чуть грустной, она рассказывала и обещала, звала за собой. На сцене и зале царил Вивальди.
             Плакали и ликовали скрипки в его любимых «Временах года», и это заставляло забыть о лютой стуже на улице, метели, дороге домой, где его никто не ждёт…
            Рядом седой старик не то всхлипнул, не то вздохнул. Он открыл глаза, покосился на соседа – тот платком промокал глаза. Взглянул на сцену и замер – среди мужчин-скрипачей были две девушки, в одной из которых он вдруг узнал свою случайную спутницу. Ему сразу стали понятны её короткие ноготки на прекрасно вылепленных пальцах, её желание побыстрее согреть руки, её достойная сдержанность…
          Чёрное облегающее концертное платье подчёркивало стройную гибкую фигурку, светлые кудрявые волосы рассыпались по плечам, глаза сияли. Она вся была устремлена за улетающими звуками, выражение лица летящее, мечтательное.
        Он опять покосился на соседа, а тот, справившись с волнением, кивнул в сторону сцены и с нескрываемой гордостью шепнул – моя внучка.
        В антракте старик поделился:
   - Внучка студентка консерватории, выпускница, это её первое выступление с профессиональным оркестром. Она не знает, что я здесь, а я не мог усидеть дома. Теперь будет ругать, что в такую метель добираться придётся.
  -  А давайте, я вас подвезу! – неожиданно предложил он. Ему захотелось быть с ней не просто знакомым, а официально представленным. Это казалось более достойным, основательным. И когда после концерта она радостно воскликнула – дедушка! – тот церемонно представил: моя внучка Анна! – у него громко ударило сердце. Анна! Как мать… Какое счастливое совпадение! Девушка улыбнулась ему удивлённо и радостно.