Эпоха бессмертия 3

ОТРЫВКИ ИЗ ПОВЕСТИ В. АСТАНИНА "ЭПОХА БЕССМЕРТИЯ"
   
   
  Батюшка частил скороговоркой. Он старательно барабанил привычные и непонятные никому, кроме его и его невидимого собеседника, фразы. Иногда срывался на фальцет, и в такие минуты получалось очень смешно. Несколько раз Николай Аристархович с трудом сдержал улыбку, а один раз-таки не удержался. Это было нехорошо. Здесь в церкви молились его односельчане. И хотя он мало кого из них знал, но они-то знали его хорошо, как и положено знать земляка, залетевшего высоко. Конечно, это "высоко" было относительным измерением. Подумаешь шишка - зав. отдела журнала. Правда, столичного, правда стотысячника.
  Святые с образов смотрели строго, даже недовольно. То ли им не нравилось присутствие на службе Николая Аристарховича - и это было вполне объяснимо: что было делать в церкви атеисту? - то ли гневались на батюшку, которые в присутствии идеологического врага нес околесицу, пользуясь необразованностью прихожан, не разумевших по-старославянски. Но святые-то отлично понимали этот язык, как свои, славянские, так и иностранные иудейские и греческие. Николай Аристархович испытал под этими взглядами некоторое неудобство и, чтобы доказать и святым на иконах, и молящимся, что он им не чужой, вместе со всеми поднес сложенные щепотью пальцы ко лбу, опустил их к животу, и тут с ним случилась напасть... Он забыл куда дальше. Может, забыл, а может и вовсе не знал. Так как креститься его в детстве не учили, и после того, как в годовалом возрасте совершил над ним батюшка - предшественник того, что тараторил сегодня с амвона, - обряд крещения, никогда святой крест не осенял его больше.
  Смешав движение, Николай Аристархович, вышел на церковное крыльцо и привычно потянул из кармана сигареты. Это движение получилось у него намного более уверенно. Самому смешно стало. Но спохватился, и закуривать не стал, и только выйдя за ворота, принялся шарить по карманам в поисках зажигалки. Стоявший неподалеку старичок протянул ему спички.
  - А вот и Коля Смурнов, - сказал он с приветливой улыбкой.
  Николай Аристархович узнал в нем своего старого учителя.
  Поздоровались.
  - Я здесь супругу поджидаю, - пояснил тот, словно оправдываясь.
   
  ***
   
  Да убери ты свою самогонку! - шикнула на мужа мать, Коля из столицы хорошей водки привез.
  - А моя что ли плохая? - удивился отец, но спорить не стал, а бутыль сунул под стол. Авось до нее тоже дело дойдет, надолго ли той столичной хватит? Впрочем, и народу собралось немного. Одна родня. Да и сколько теперь этой родни, когда даже на селе больше одного-двух детей никто не имеет? Уместились за одним столом и дальние и близкие.
  - Давай, отец, - ткнула мать супруга под бок, - скажи...
  - Так что сказать, - вот сыночек на побывку приехал. То летом, Катя, дочка была, а теперь он. Жаль, что не вместе. Ну, ладно за здоровье. Чтоб было у вех все, как надлежит быть!
  - С Богом, - вроде бы как в поддержку тоста, но и с вызовом крякнула со своего места баба Варя - сразу и не высчитаешь кому, какая родня.
  Выпили. Водочка, многократно очищенная, на высококачественном спирту пошла по деревенским глоткам непривычно мягко. Отец даже поначалу укоризненно взглянул на этикетку: водка ли? Отчего ж не забирает? Но уже тронуло, затеплило душу. Почти незаметно. И надо было немедленно повторить, поскольку несвоевременно выпитая вторая - это зря выпитая первая. Николай сам разлил по бокалам. И теперь по уважению слово выпало говорить старому учителю. Он поднялся, крякнул, поправил галстук - отличие сельского интеллигента, с которым тот не расстается ни в какое время года и ни в какой ситуации. Терпеливо переждал суету готовящегося к тосту застолья - все, все здесь его ученики, за исключением самых младших, - сказал то ли в шутку, то ли всерьез свое любимое "попрошу соответствовать"!
  - Каждому человеку, - начал он издалека, как и положено интеллигенту среди простых людей, - свойственен свой путь в жизни. Это понятно. Но разница не только в этом между нами, а и в том, как с каким видом мы идем по своей жизненной дороге. Один по тропинке и меж рытвин идет с гордым видом, другой по асфальту еле плетется и все ему не так: и штиблеты жмут, и штаны узки. А вот Николай пошел по той дороге, которая уже и бурьяном успела за сто лет зарасти. И дорога эта такая, что идущего по ней каждый, который втайне так же думает, как идущий, вслух осудить готов. Я оценивать не буду его выбор. Только скажу, я восхищаюсь и журналистским талантом Коли и его смелостью. Коля, я выписываю ваш журнал, читаю твои статьи регулярно. И согласен, нравственность настоянная на страхе - это этика недочеловека.
  Выпили, но как-то вяло. Тетка Варя же демонстративно рюмку свою отодвинула. Мать, не глядя на учителя пригубила, отец выпил полную. Впрочем, трудно было поначалу понять, то ли одобрил он этим тост, то ли поддержал традицию: какой же русский выпьет вторую не до дна? Однако, сделав дело, как подобает, задумался над словами старого учителя и, перегнувшись в его сторону, проговорил:
  - А вот, Иван Иванович, я думаю, что не наше это дело - рассуждать о таких проблемах. - Слово проблемы показалось ему очень уместным для разговора с умным человеком. - Недавно по телевизору показывали, что наука доказывает - нельзя установить есть Бог или нет. А раз так, то и не стоит этого вопроса касаться. Я в церковь не хожу, конечно, но не отрицаю. Что ж отрицать? Мне это не мешает.
  - Цена вопроса не в этом, - отозвался со своего места Иван Иванович, аккуратно отерев губы бумажной салфеткой. - Цена вопроса в том, что пора человечеству из пелен вырасти. Ведь его боженькой как Бабаем пугают: вот не так сделаешь, будет тебе! Николай в своей последней статье писал, и я с ним согласен, что люди-то выросли. Они уже не боятся Бабая. Они уже с ним пытаются договариваться. Ведь голос совести, как нас учат - это голос Бога. В иносказательном смысле слова, понятно. А совесть это продукт, извините, эластичный. С совестью договариваются очень даже просто, а то и вовсе молчать заставляют. С Богом, если он есть, договориться нельзя. А раз договариваются...
  - В церковь ходить надо! - отозвалась со своего места Варвара. Ушастая! Вон откуда разобрала.
  - Ага, к нашему отцу Сергию! - хмыкнул кто-то из племянников. Только бутылку не забыть взять.
  - Слыхали, оживился свояк, - он Прохорку в ухо въехал на той неделе? Тот в церковь завалился и стал что-то там про святых что-то буровить... А тот ему в ухо! Да ловко так, вырубил начисто! Его за это от службы отстранил их главный.
  - Молодец какой, батюшка! - удивился Николай Аристархович.
  - Молодец-то молодец, только они до этого пили вместе!