Люська, мокрая курица

/Рассказ написан Викторией Стасовой на основе реальных событий./

В тающей темноте показались сугробы, частоколом замелькали стволы, но вскоре лес отступил, и за окном поплыли прямоугольники домов, с каждым поворотом становясь всё выше. Автобус петлял по улицам, тормозил со скрипом на перекрёстках, выдыхая бензиновый перегар. Газовали встречные и попутные грузовики и легковушки, дымили трубы домов, коптили башни кочегарок - запах города подкатывал к горлу: скорей бы уж приехать! Наконец-то остановка: «Товарищи делегаты, мы прибыли к музыкально-драматическому театру Карельской АССР, собираемся у автобуса и организованно проходим в здание, открытие съезда работников культуры начнётся в десять часов.»

Люда спрыгнула с подножки в толпу и, вдыхая долгожданную свежесть, запрокинула голову: небо подпирают огромные колонны... Говорили, что съезд будет проходить в новом театре, и она представляла красивый каменный дом, намного больше, чем районный дом культуры. «Да ведь это Парфенон!» Правда, в учебнике истории он возносился в синее-пресинее небо, а сейчас по нему сползают мохнатые сумерки февральского утра. Здание так близко, что и не разглядеть. Она отбежала шагов на десять, но подкатил другой автобус и закрыл вид. Скорее назад, какая-то группа уже двинулась вверх по ступеням. Проскочив мимо колонн и потоптавшись за спинами, Люда не заметила, как очутилась внутри. «Храм! Недаром так похож на Парфенон!».

В тёмном мраморном простенке отражалась фигура в бордовом пальто и синем платке с узлом под подбородком. Оглянулась: где все, с кем она приехала? Только что рядом были две девушки, сидевшие впереди в автобусе. О, знакомая шапка! - начальник райотдела культуры, - не охота лишний раз попадаться ему на глаза, но уж лучше держаться за ним, чем потеряться.

В раздевалке очередь: - Можно шубу на плечики? - Конечно! - Дайте, пожалуйста, бинокль! - Не положено. Избавившись от пальто и платка, Люда поспешила за начальником. Два пролёта каменной лестницы, и – чудо: арками ввысь окна с ажурными стёклами, зеркало до потолка, узорчатый паркет. Вспомнилась другая картинка из учебника – дворец, и сразу стало неловко, захотелось оказаться в его самом укромном уголке.

Миновав сияющую середину, у зеркала замедлила шаг - ей и вправду идёт новое платье. Светло-голубое, приталенное - по фигуре и не короткое, коленки закрывает. Рукава «три четверти», с отворотами, и маленький круглый воротничок, а на нём и на отворотах - застроченные рядами тонюсенькие рубчики. Люда заметила, что на неё смотрят и вдруг поняла, что взгляды притягивают не модный фасон платья и не её гордость - толстые чёрные косы, подвязанные сзади «корзинкой», а рыжие яловые сапоги. Гладкие и блестящие бабушкины сапоги, сшитые когда-то у сапожника. Бабушка их берегла, надевала только по случаю, в город. И вот по случаю дала Люсе, размер как раз впору, да только ноги в голенищах болтаются, ну что ж - сорок три килограмма в восемнадцать лет: «Нарастёт ещё мясо!» Она зашагала быстрее: «Сяду в зале и не сойду с места до конца съезда!»

У багровых портьер - привратник в юбке: «В сапогах нельзя! Это театр, а не вокзал!» - голос железный, а смотрит не в ноги, а на рукав. «Что же делать?» – ручка ридикюля заскользила в ладошках...

- Люда, куда пропала? Идём скорей, мы тебе место заняли! - вот они, девчонки из автобуса!
- Пропустите её, пожалуйста!
- В сапогах в зал не пущу, тут ковры!
- Ой, поймите, она из деревни приехала, первый раз в театре и не знала, что надо переобуваться!
- В таком платье из деревни, не морочьте мне голову, вот молодёжь пошла, и это называется съезд работников культуры…
Люда встрепенулась: «Честное слово! Я из Пряжинского района, из Нижней Салмы, библиотекарь. А платье мне соседка сшила»
Привратница хмыкнула и перевела взгляд на приближавшихся мужчин.
Зал был ещё не полный, уселись в самом центре.
- Люда, а правда соседка платье сшила? Выглядит как покупное!
- Да правда-правда, это почтальонша наша, сама и выкройку нашла в журнале «Мода». Машинка у неё Зингер, строчку вон какую ровную даёт!
- И ткань, похоже, дорогая. Шерсть?
- Да, чистая!
- Ну, для зимы, конечно, светловата, а для лета, наверное, слишком тёплая. Но тебе этот цвет к лицу! Много за шитьё отдала?
- Да она с меня ничего не взяла по-соседски. Говорит, у неё азарт на красивые вещи, не то что пододеяльники строчить. Шутит, конечно, три недели ведь старалась, чтоб точь-в-точь как на картинке.
- Да, модное платьице вышло. На танцы в нём ходишь?
- Нет пока, она только-только сшила. Да я и на танцах-то бываю, чтоб музыку ставить.
- А что у вас там за музыка?
- Проигрыватель. Пластинок, правда, мало. Иногда мужик на гармошке играет, ну это по праздникам.
- У вас новый клуб? Или я путаю?
- Не, у нас старый: пол дома – начальная школа, вернее - одна комната, детей шесть человек, все вместе учатся, а в другой половине – зал: кино, танцы и библиотека – всё там. Школьники на переменах носятся, телевизор новый чуть не уронили, плотник ящик для него сколотил, на замок теперь закрываю.
- Так ты завклубом?
- Ну да, считаюсь завклубом, все ключи у меня, а так-то библиотекарь. Да нас там всего трое – я, киномеханик и учительница. Ну и уборщица печку топит.
- А знаешь, что завтра будет работа по секциям – завклубами отдельно, библиотекари отдельно? Ты куда пойдёшь?
- К библиотекарям, конечно. У меня в трудовой – библиотекарь.

Съезд начался с длинных речей - скучнее некуда. Сплошные цифры: сколько библиотек, сколько читателей, сколько книг выдано. Сначала Люда слушала внимательно: оказывается, каждый второй житель Карелии – читатель массовой библиотеки, а для лучшего использования книжного фонда доступ к полкам теперь свободный. «Сами книги берут, - это ж не уследишь!» Да у неё в библиотеке и полок-то нет, только шкаф глубокий с висячим замком, в нём и формуляры, и книжек около сотни. Остальные шесть тысяч – в Салменице, где сельсовет раньше был, и клуб в старой церкви. Оттуда она книжки на замену в рюкзаке носит. А ведь зимой там солдаты жили, рыбу ловили для воинской части, они на хранилище замок сломали и книги брали, но ничего же не пропало, всё вернули, смеялись только, когда она их ругала.

А с трибуны уже докладывают, что в очагах культуры регулярно проходят лекции и беседы с населением.

«Да! – Людмила выпрямилась в кресле, - это про меня!» Каждую неделю у неё беседы в совхозе: то придёт с утра к полеводам «на развод», то вечером к дояркам и телятницам на ферму, рассказывает им о новых книгах, о писателях, или статью занимательную из журнала прочтёт - слушают всегда с интересом!

Вспомнила, как полтора года назад зав культурой в райсовете глядел на неё с недоверием: «Ты что умеешь-то? Там ведь с людьми разговаривать надо!» А теперь вот на съезд послали, за образцово-показательную работу. Она тогда и подумать не могла, что окажется, как сказал проверяющий, «представителем власти на всех уровнях». В трёх деревнях налоги собирает: за скот, за имущество, да ещё самообложение - на новый забор, колодец или мостки к озеру - с квитанциями, как положено. Платить-то не все хотят, приходится спорить из-за недоимок. Перед выборами по дворам списки избирателей составляет, в каждом доме уже не по разу была. Да ещё включили её в «лавочную» комиссию при сельсовете, туда только надёжных людей выбирают, чтоб общественность следила за работой магазинов. В этой комиссии всё собрания да отчёты, но один раз она была на ревизии, пересчитывала коробки с тушёнкой и банки в каждой из них. А ведь у неё и в клубе дел полно. Старые книги надо подклеить, новые на почте получить, да ознакомиться с каждой, чтоб людям о них рассказывать. Дважды в неделю киномеханик привозит кино, а она кажафиши делает: на обоях тушью и толстым пером напишет название и несёт их по деревням, на заборы кнопками прикрепляет. Столько времени на эту беготню уходит, до Салменицы четыре километра, до бабушкиной Мишинсельги – пять, и всё в разные стороны! А до Эссойлы, где теперь сельсовет - двенадцать, два раза в месяц надо туда сходить, за зарплатой себе и уборщице и пособиями для двух матерей. Если попутная машина попадается - хорошо, но обычно пешком.

- Ничего себе! Люда, слышишь? Ты за год сколько литературных вечеров провела?

- Ой, я прослушала! А сколько надо?
- Не меньше трёх, и конференций столько же.

«Девушки, потом болтать будете» – из-за спины сердитый шёпот и резкий

запах духов. Кажется, это - «Красная Москва». Люда задумалась, можно ли
посчитать за литературный вечер тот концерт самодеятельности, когда
совхозные бригадиры Валя и Вера пели песни на слова советских поэтов? А
тот, когда студенты Университета из стройотряда выступали? Они и стихи
рассказывали.

Уверенный голос со сцены зачитывал постановление съезда. И вот уже делегаты единодушно голосуют за дальнейшее улучшение работы очагов культуры. Торжественная часть закончилась, но вечером все приглашены на концерт и каждый может привести одного гостя!

- Девочки, как отсюда добраться до автостанции?

- Ты куда ехать надумала? Ночевать что ли негде?
- Да не, я у родственников ночую, а пока мне надо в общежитие, оно там недалеко.
- На концерт-то собираешься?
- Ага, с подругой, вот за ней поеду.
- Тебе на четвёрку. Через площадь и сразу направо, увидишь остановку. В буфет с нами сейчас не пойдёшь?
- Не, некогда, да и есть не хочется.
Может, сначала к тёте Дусе показаться? Нет, к ней далековато: на троллейбусе
до конечной, по мосту через пути и ещё дворами напрямик минут десять. Да и
тётка, скорей всего, сейчас на работе, она ведь меня только ночевать ждёт.
Ладно, поеду сразу к Лидке, до неё ближе.
- Люська, мокрая курица, ты когда-нибудь поправишься? Скулы вон торчат,
порезаться можно! В деревне что, коров нет? Молоко тебе надо пить!
- Да полно коров, в совхозе доярки соревнуются, у кого надои больше, а я
не люблю молоко, ты же знаешь.
- Да помню, как моя мать тебя заставляла выпить кружку, а тебя всё тошнило.
Эх, давай-ка чайник поставлю, у меня есть яички и сало, отец привёз.
- То я и вижу, Лид, ты в городе уже второй год, а всё такая же – кровь с молоком!
- Это называется конституция, я не худею! Люсь, платье у тебя красивое,
откуда? И сидит, как на тебя сшито!
- Так на меня и сшито, соседка удружила! Материал в сельпо был,
уценённый, потому что никто не брал, я давно его приметила, да всё денег
жалела, а как про съезд сообщили, решилась, ехать-то не в чем было.
- Люсь, а у тебя ухажер-то какой-нибудь появился? Тракторист хоть или кто?
- Ты что! В деревне парней вообще нет, один Санька-дурак, но он ни за кем не бегает, да и не нужен никому, пьёт всё время. А так – дети да мужики женатые, на меня никто не глядит, видно не понимают, что со мной гулять можно.
- Ну, ты всё такая же хохмачка! А мужики, конечно, любят, чтоб было за что подержаться!
- Ой, Лидка, а тётка одна приревновала ко мне своего мужа! Пришла к хозяйке и давай меня поносить: «Твоя жиличка, такая-растакая, связалась с мужиком!» Хозяйка меня с квартиры выгнать хотела. Я так рыдала, клялась ей, что и в мыслях не было. А она говорит, видели нас вместе. Мужик этот в клуб приходил, книги у меня брал и пару раз шел со мной через мост, по пути, вот видно и придумали, что мы с ним гуляем. Да мужик-то старообразный, я бы с таким ни за что не стала.
- Ну Люсь, ты там – фигура! Книжки выдаёшь, по съездам разъезжаешь - это не в совхозе спину гнуть, вот бабе и завидно.
- Как бы не так! Я же с весны до поздней осени обязана в поле отрабатывать. Посадка, прополка, сенокос... С утра до трёх там, а в шесть вечера клуб открываю. За совхоз, конечно, платят, но прошлой осенью я надорвалась. Навоз вилами разбрасывали с тележки, мокрый, тяжелый, спину перехватило так, что ни согнуться, ни разогнуться не могла, до сих пор иногда побаливает.
- Господи, какой с тебя работник, ты же махонькая, как ребёнок! Бросай ты эту деревню, давай поступай учиться. Аттестат из школы забрала?
- Да, прошлым летом как в отпуск вышла, поехала в Пряжу и оплатила, наконец, свой долг за питание. А в школе уже не было никого, еле нашла тётку, которая мне выдала аттестат.
- Много ты была должна?
- Триста семьдесят рублей старыми деньгами. Я весь год помаленьку копила,
зарплата четыреста восемьдесят рублей двадцать копеек, сорок восемь по-
новому. Хотела тогда сразу поступать в культпросвет на библиотечное, но на
очное опоздала, а заочно мне с работой не потянуть. В этот год обязательно
поступлю!
- Люсь, далось тебе это библиотечное! Давай к нам на дошкольное, или хоть в медицинское. Всё же интереснее с людьми, а не среди книжек.
- Не, Лида, я лучше среди книжек, а людей – знаешь, сколько ко мне ходит! Каждый второй житель Карелии – читатель библиотеки! Да и плохой человек в библиотеку не пойдёт!
- Ну да, как выучишься, в деревню тебя уж не пошлют, в каком-нибудь городе будешь. А помнишь, как мы после выпускного припёрлись в райком комсомола, записываться на ударную стройку?
- Ага, всем классом! Хотели, чтоб про нас в газете напечатали! Хорошо, что никого сразу не взяли, отправили подумать до осени. В итоге, одна Таня Иванова поехала.
- Отличница наша, вот она бы хоть куда поступила, но у них в семье дети мал-мала-меньше, всех не выучишь. А Ваську Петрова помнишь?
- Помню, Вася-шкаф. Он на физкультурном учится?
- Да, встретились случайно на улице, поболтали, в кино позвал, потом ещё гуляли разок - холод был страшный, зашли в кафе-автомат, просто погреться, и проводил меня, больше не виделись.
- Лид, а у вас есть танцевальные вечера?
- Есть, конечно, в домах культуры, а у нас в училище нет. Да и с кем танцевать, женское царство. Ой, Люська, одевайся, а то на концерт опоздаем!

Вечерний театр ещё ярче сверкал хрусталём и зеркалами. Люда шла впереди, уверенная, как завсегдатай.

- Лида, а ты уже была тут? Посмотри на люстры! А паркет! Как в каком-то дворце!
- Да, красота! Храм культуры! Я слышала, что раньше на этом месте церковь была, очень большая и красивая.
- А мне утром показалось, что это Парфенон, ну который в древней Греции.
- Чудачка ты, Люська! Пойдём скорей, а то сесть некуда будет!
- Лида, а у нас с тобой места даже лучше, чем у меня утром было! Так хорошо сцену видно! И весь зал как на ладони! Красота!

Звонкий голос объявил, что концерт открывает симфонический оркестр. Заунывная музыка чуть не усыпила, но следующим номером вышли танцоры балета, изображавшие сцену из «Калевалы», и Люда оживилась, узнав героя-кузнеца Ильмаринена и мельницу Сампо: совсем недавно она получила новое издание этой книги с яркими иллюстрациями и просидела с ней почти весь день. Концерт шёл без перерыва и был интересным, даже болтать не хотелось, а под конец, от танца с ложками, совсем развеселились.

- Люся, а давай пешком прогуляемся, такой вечер хороший, и не поздно ещё, не охота сразу в общежитие возвращаться.

- Давай, дойдём до Ленина, там я на троллейбус сяду.
- Ты ведь к тётке? Она знает, что ты приехала? А то поехали ко мне, уместимся на одной кровати.
- Не, тётя Дуся знает, я ей писала, она ждёт меня.
- Вон, смотри - кинотеатр «Победа», куда мы с Васькой ходили, он тут рядом живёт, может зайдём к нему?
- Что, в общежитие? А нас пустят?
- Пустят, не ночь ещё, ну или позовём его погулять, не мороз ведь!
В комнату к Ваське их не пустили, вызвали его на вахту, мигом прибежал.
- Лида, Люся, какими судьбами?
- Люся на съезд приехала, вот гуляем, школу вспоминаем, мимо твоего общежития шли, решили позвать тебя за компанию!
- На съезд - вот это да! Ну пошли, пройдёмся, до закрытия общаги ещё два часа.
Снова вышли к кинотеатру, и Люда вдруг вспомнила:
- Вася, а ты знаешь, что значит “тайна третьей колонны”?
- Люся, скромница ты наша, кто бы спросил?
- Люсь, правда, что это ты, у меня не могла узнать?
- Да мне девчонки в театре утром сказали, чтоб я спросила у своего парня. У меня парня нет, а интересно, подумала, может Вася знает.
- Ха-ха! Они тебя разыграли! Ну, если я тебе скажу, мне придётся стать твоим парнем!
- Ой, уже пол-одиннадцатого, тётка меня заждалась!
- Да, Люсь, скоро и троллейбусы ходить перестанут. Тебе ведь на первый надо? Вон идёт как раз!
- Тогда, я поехала, пока ребята! Лида, пиши!

Троллейбус двинулся вниз по Ленина, разгоняясь на пустынной улице. Весело мелькали в темноте жёлтые фонари, светились уютом окна многоэтажек.

- Как красиво в городе! Так бы ехать и ехать! В деревне ночью темнота, электродвижок к вечерней дойке включают и в десять вырубают до утренней. А днём ни к чему электричество, и так светло. Телевизор в клубе один на всю деревню. Радио вообще нет. Да, доработаю до лета и поеду поступать. С Лидой как-то нехорошо получилось. И зачем я про эту тайну спросила? Эх. Да хоть бы ответ узнала! Наверное, уже подъезжаю, скоро конечная. Ой, не пойму, где это мы? Дома незнакомые. Троллейбус сворачивал, а налево или направо, не заметила. Кажется, не туда еду.

- Скажите, пожалуйста, скоро «товарная»?
- Товарная в другую сторону!
- Как в другую? Это ведь первый троллейбус, я около университета села.
- Там же две остановки: прямо у университета – в сторону товарной, а ближе к «Победе» - на Ключевую. Езжай скорее в обратную сторону, скоро уже последний пойдёт.

Вышла, перебежала через дорогу, прождала с полчаса. Ни троллейбусов, ни автобусов. Людей на улице тоже нет. Что делать? Пешком пойти - далеко, и дорогу не знаю. Одно за другим гаснут окна в домах. Скоро полночь, тётя Дуся ждёт, небось волнуется. Метель начинается, холодно. Зайти в подъезд и ждать до утра? Страшно

Вон мужик какой-то идёт, спрятаться? А не буду, вроде не пьяный, пусть себе идёт, хоть одна живая душа на улице. Смотрит на меня! Ой, я его знаю! Да, точно! Его мать в нашей деревне живёт!

- Здравствуйте!
- Здравствуй. Ты что тут делаешь?
- Троллейбуса жду.
- Троллейбусы уже не ходят, в шесть утра теперь первый. А тебе куда ехать?
- Мне на товарную, к железному мосту.
- Пошли со мной. Я сейчас в гараж, с двенадцати у меня смена, довезу тебя к мосту.
- Ой, спасибо Вам!
- Богу спасибо скажи! Чего это ты так поздно?
- Я после концерта села не на тот троллейбус, вернее на тот, но не в ту сторону, а темно, я и не заметила, что не туда еду.
- Живёшь тут теперь? Уехала из деревни?
- Не, на съезд работников культуры приехала, на два дня.
- А ночевать куда? Всё уже закрыто.
- К тётке, она ждёт меня. Волнуется, наверное.
- Ладно, ещё немного подождёт, сейчас быстро доедем. Садись в кабину!
- А я Вас сразу узнала, Вы у меня в библиотеке книги брали.
- Да помню я тебя, когда в отпуск к матери приезжаю, захожу в клуб, что там ещё вечерами делать?
- А Вы всегда по ночам работаете?
- Не всегда, по графику. Чтоб к утру дороги чистые были, кто-то должен ночью работать. Тебя звать-то как?
- Люся.
- Людмила, значит. Ты, Людмила, в другой раз одна вечером не шастай. Всякое может случиться. Лихие люди хуже волков.
- Ой, а я видела волка! Мы с Валей, почтальонкой, пошли в Мишинсельгу на выходной, вечером, как я клуб закрыла, слышим - за деревьями вроде кто-то идёт. Я говорю: «Собака за нами привязалась», а Валя мне: «Ты глянь - серый, и хвост поленом, это - волк». Мы тогда начали шуметь, песни петь, думали спугнуть его, а он так и не отстал, шёл до самого конца, но в деревню не сунулся. Бабушка сказала, он собак почуял, и не голодный был, поэтому не напал на нас.
- Да он один был, а вас двое, поэтому не напал. Вот и в городе не ходи одна. Приехали, где дом твоей тётки?
- Почти сразу за мостом!
- Как за мостом? Тебе что, в пятый посёлок?
- Да, тут рядом!
- Что ж ты не сказала? Я бы тебя туда другой дорогой отвёз, прямо к дому, а теперь отсюда только кругом. Эх, Людмила!
- Я не знала, что есть другая дорога. Да я сейчас мигом добегу! Спасибо Вам, что выручили, век не забуду!
- Ну, давай беги. Да смотри там!

С моста виднелись только ряды рельсов, а за ними – сплошная метель. Пятый поселок не выдавал себя ни одним окном, лишь фонарь маячил в начале улицы. Сквозь пляшущие снежные хлопья показался угол деревянной двухэтажки. Да, здесь налево, ещё дом, и вот, кажется, это окно на первом этаже. Люда тихонько постучала в стекло: «Тётя Дуся…». Бледное лицо высунулось из-за шторки и исчезло, дёрнулся дверной крючок в подъезде. «Люся! – громкий тёткин шёпот - думала, уже не придёшь! Ждала-ждала, да и легла. Проходи скорей, а то соседей разбудим»

- Как же ты так поздно?

- Ой, тётя Дуся, со мной такое случилось! Меня знакомый мужчина на машине привёз. Если бы не он, не знаю, что бы я делала.
- Господи, Люся! Какой мужчина? Откуда привёз? С тобой всё в порядке?
- Тётя Дуся, всё хорошо! Я знала, что ты волнуешься, просто так вышло, села не на тот троллейбус, а он уже последний был.
- Ну, слава богу! Главное – ты жива-здорова. Сейчас вот умывайся, вода в умывальнике ещё не остыла. Да на столе тебе калитки оставила, свежие, сегодня в буфете купила. Чай сейчас подогрею.
- Спасибо, тётя Дуся!
- Покушай и ложись на диване, постелено там. Я завтра во вторую смену, утром и поговорим.
- А мне к одиннадцати в публичную библиотеку, но ты меня пораньше разбуди.

На покатом тёткином диване Люда засыпала не в первый раз, но сегодня он казался ей самым мягким. По-родному похрапывала тётя, «тик-так, тик-так» - уютно щёлкал будильник, «так-так, всё-так» - где-то перестукивал поезд. Далеко и коротко свистнул паровоз.

Скоро лето!

Виктория Стасова