Маловытный

Толпа баб собралась у крыльца сельмага. По деревне прошел слух, что сегодня после обеда в магазин, или как местные его называют «лавку», привезут трикотаж, ситец и другие товары швейного производства.
– Что-то уж совсем с тканями худо стало! – возмущалась одна из баб.  Это была не совсем старая, широкая в груди и в бедрах женщина.
– Ой, и не говори, Мироновна! – согласилась с ней другая.
– Такого безобразия раньше не было, – распалялась Мироновна. – Это ведь вредительство какое-то началось. Может еще чё похлеще будет, все с голоду сгинем, страну разваливают на глазах! Это же скоро все жить будем как Санька-маловытный. Яйцо на завтрак отварим, а бульон от него на обед хлебаем! Нет, бабоньки, не для того такую страшную войну отстояли и страну поднимали, чтобы сейчас так по-маломальски жить. Не хочу я такого ни себе, ни детям своим, ни внукам. Да, что мы мало за свою жисть наголодовались?!
Многие бабы качали головами в знак согласия.
– Ой, а ты Степанида, сказала Саньке-то, что товар привезут, – широко улыбаясь блестя металлическими коронками, обратилась Мироновна к тощей старушонке, стоящей рядом.
– Да надо ему?! – махнула та в ответ.
– Да знаю я! – ответила Мироновна. – Он у нас маловытный, одни портки полвека носить может! Бабы все разом засмеялись.
Вскоре в «лавку» привезли товар, и меньше чем через час полки в магазине опустели. Бабы довольные разошлись по домам, неся в руках свертки с покупками.
До закрытия магазина оставалось еще несколько часов. За прилавком сидела продавщица-Надя. Это была молодая и веселая девушка лет двадцати. Она работала в этом магазине года уже около двух лет. Устроилась сюда после окончания в городе курсов по торговле.
В полудреме она смотрела в проем открытой двери на улицу. Слушала жужжание мух, ползающих по металлической решетке между оконными рамами. Периодически сдувала упрямую белокурую прядку волос со своего лица, которая снова и снова норовила сползти прямо на глаза.
Вдруг на крыльце послышались шаги. В дверном проеме показалась знакомая ей фигура. Худощавый седовласый старик одет был в поношенную сатиновую темно-синюю рубаху, габардиновые брюки светло-серого цвета. Ноги у него обуты были в галоши. Штаны и рубаха во многих местах были заштопаны. Даже на левой галоше была аккуратно сделанная резиновая заплатка. Несмотря на множество заплат, вся одежда его, тем не менее, была чистая.
– Здравствуй, Надюша! – сказал, улыбаясь, вошедший.
– А, Сан Саныч, здравствуй! – приветливо ответила Надежда. – Как обычно?
– Да, буханку ржаного и грамм двести конфет каких-нибудь.
– Опять только через два дня придешь? – спросила продавщица. – Вот масла вчера постного привезли, надо?
– Да нет, полбутыли еще есть.
– Сегодня трикотаж завозили, – как бы про между прочим сказала Надежда.
– Да, к чему он мне, – улыбаясь сказал Сан Саныч. – У меня есть все, что нужно для жизни.
– Ты уж извини меня, Сан Саныч, – начала Надежда. – Но вот сколько я тебя знаю, ты все в одном и том же ходишь. Зимой только полушубок, валенки и шапку с рукавицами одеваешь. Купил бы себе новые пиджак, брюки, рубашку с ботинками! Приоделся бы, и глядишь самым завидным женихом на деревне был!
Сан Саныч смотрел на Надежду и улыбался, обнажая свои желтые, но крепкие зубы.
– Ну на самом деле, Сан Саныч, смотреть на тебя жалко! – продолжала продавщица. – Сменил бы уж свои одёжи-то!
 – Да зачем мне наряжаться-то? – недоумевал старик. – Давно уж я отженихался.
– Ой, и скупой же ты Сан Саныч, – начала корить его Надежда. – Моришь себя, ничего уж лишнего у меня никогда не купишь. Вот смотри сырокопченая осталась, сыр. А вот беленькая стоит, пшеничная! Возьми, не жалей денег. Это раньше монахи все голодом себя морили. А ты вроде неверующий, но никогда себя ничем уж не побалуешь.
– Да, почему вдруг голодом-то себя морю? – удивился старик. – Ем я вдоволь. У меня и огород есть, коза, куры, улей, свое хозяйство.
– Ой, знаю я твое хозяйство.
– Ну мне хватает, куда мне больше-то?
Надежда, прищурившись уставилась на Сан Саныча.
 – Сан Саныч, а ты деньги-то куда копишь от экономии-то такой, – улыбаясь, полушёпотом спросила его продавщица. – У гроба-то карманов нет!
– Да не коплю я их специально, – удивился старик, – Часть на книжке лежат. А часть тебе приношу сюда же. Много ли мне старику надо?
– Ага, приносишь! – захохотала продавщица. – Два раза в неделю булку хлеба берешь и масла постного раз в три месяца. Ну вот разве что конфет еще покупаешь ребятам. Не пьешь, не куришь, на баб не тратишься. Вот куда деньги деваешь, Сан Саныч?
– Не понимаю я, Надя, что ты от меня хочешь услышать?
– Да странный ты, Сан Саныч, – как бы вслух рассуждала продавщица, рассчитывая старика за товар. – Я здесь уже не первый год роблю, а ты все в одном и одном ходишь. Берешь все одно и то же. Вроде не голодные годы, а ты настолько себя зажал во всем. Эх, потому ты и один всю жизнь, ни одна баба и не посмотрит на такого эконома.
– А про баб могу одно сказать, – старик положил буханку хлеба в авоську, а конфеты ссыпал в карманы брюк. – Мне кроме моей Валюши никто и не нужен был никогда! Надя, запомни одно: счастье не купить, а жить лучше одному, чем с кем попало!
– Так, одна жизнь-то у нас у всех, – со вздохом произнесла продавщица. – Хочется жить широко, счастливо.
– Так и живи широко, Надежда, – поучал ее Сан Саныч. – Ты молодая, в глазах искорки веселые светятся, чем же это не счастье?
– Так, чтобы жить широко, нужно много денег, чтобы покупать для себя все, чего хочется, – приводила свои доводы Надежа. – А без этого, ну какая жизнь?
– А при чем тут покупать что-то?
– Ой, Сан Саныч, мы с тобой на разных полюсах видимо находимся, – еще раз вздохнула Надежда.
– Если бы ты могла себе купить много вещей, то от этого ты стала бы счастливее? – поинтересовался Сан Саныч у Нади.
– Непременно! – ни на секунду не задумываясь, ответила Надежда.
Старик не стал возражать ей, а только улыбнулся.
– Ну, до свидания, Надя!
– До свидания, Сан Саныч! – сказала отрешенно Надежда. Она снова задумалась и уставилась в окно.
Через некоторое время на пороге магазина появилась Мироновна.
– Ох, запыхалась! – блестя металлом во рту, сказала она, подходя к прилавку. – Кое-как дотащила покупки до дома. Всё на всех примерила, разложила по шкафам.
– В пору хоть всё пришлось? – поинтересовалась Надежда.
– Моему старику только брюки длинноваты оказались, – ответила Мироновна. – Ну ничего, подошью и поносит, никуда не денется. А куртки внукам подошли хорошо. А постельное-то, когда закажешь?
– Так в прошлый месяц же привозили? – удивилась Надежда. – Ты же, Мироновна, все и скупила.
– Ну еще надо, пусть будет про запас.
– Давай заказ сделаю, – улыбаясь сказала Надежда. – Потом шепну, когда привезут.
– Ой, спасибо Надюша, – разлилась в улыбке старушка. – А сейчас дай-ка мне халвы килограммчика три, раз сахару у тебя нету. Сыра отрежь мне килограммчик. Вон той колбасы еще нарежь килограммчик. Нет полтора давай. Макорошек давай килограмма три. Конфетюра вот энтого тоже давай. Конфеты-то какие есть?
Мироновна прищуриваясь осматривала все полки и их содержимое, тыкала пальцем на товар. А Надежда проворно металась от полки к полке.
– Еще что-то? – весело спрашивала продавщица.
– А зубровки мне давай! – несколько поразмыслив, ответила Мироновна. – Портвейна еще бутылку прихвати!
Надежда подставила табуретку, вскочила на неё и потянуышись за бутылками, стоявшими на верхней полке. Тут Мироновна увидела надетые на Надежду джинсы.
– Ба, Надя, ты где такие джинсы отхватила? – с изумлением спросила старуха?
– А, это мне подруга припасла, – улыбаясь поясняла Надежда. – Она у меня в кафе в городе работает. Вот ей привезли, она и взяла две пары. У нас с ней размер одежды одинаковый.
– Внучата мои у родителей тоже все клянчат джинсы, – поясняла Мироновна. А зятёк-то мой, на свой оклад инженера не сильно может пошиковать. Пришлось им подкинуть деньжонок. Так ведь уже как месяца два не могут найти нигде. Что поделать? Вот дочь замуж вышла. Хоть и не сильно проворного мужика нашла, а считай пристроена. А младший мой сынок Пашка все холостой ходит. Ему же уже двадцать пятый год пошел.
Мироновна, снова сверкнула своими зубами, скаля их в широкой улыбке.
– А ты мне размеры запиши, я подруге передам, – предложила Надежда, как бы не слыша рассказ Мироновны про сына Павла. – Как привезут их размер, так она и отложит.
– Спасибо, Надюшка, – улыбаясь, сказала Мироновна. – Тебе не в нашей лавке, а повыше где робить и торговлю развивать!
– Да я бы с радостью! – ответила Надежда. – Кто бы взял?
– Ничего, возьмут, – обнадеживала старуха. – Ты девка расторопная!
– Ой, спасибо, Мироновна, на добром слове.
– Да, что ты!
– Ты у меня самый постоянный покупатель!
– Да ладно тебе!
– Правда, – пояснила Надежда. – Как не придешь, все скупишь.
– А для чего я всю жисть роблю и деньги зарабатываю, чтоб смотреть на них что ли?
– Вот! – подняв указательный палец вверх, воскликнула Надежда. – Вот об этом я сейчас до твоего прихода сюда и говорила Сан Санычу.
– Ой, что ты? – сморщилась Мироновна, замахав руками. – Нашла кому объяснять. Разве такому маловытному что-то объяснишь? Живет как птенец, ей-Богу.
– Я поначалу думала, что он умалишенный или пьяница какой? – поделилась Надежда. – Все время смеётся и глаза у него веселые-веселые. И чему веселится, непонятно? А он всегда такой скупой был?
– Да посчитай всю жизнь так, – начала сплетничать Мироновна. – Редко что для хозяйства подкупит. В основном все сам колотит. И избу, и мебель, и инструменты всякие сам смастерил. Ну рукастый так-то он, этого уж не отнять. А вот, чтобы копеечку потратить лишний раз, это уж не про него.
– У него жена в войну погибла? – поинтересовалась Надежда.
– Да, он добровольцем же ушел на фронт, когда еще студентом-инженером был, – стала рассказывать Мироновна. – А Валька в медицинском в это время училась. Только они свадьбу сыграли, война началась, он и ушел на фронт. А Валька и месяца не стала ждать, тоже на фронт медсестрой на передовую подалась. Ну и что? Весной 42-го её и убило там. А он до Берлина дошел. Потом после Победы несколько месяцев на Дальнем Востоке японца добивал. Вернулся с войны, а Вальки-то нет. А баб сколько вокруг! И вдовые, и молодухи. Но ни на кого не заглядывался. Бабы даже шептались меж собой, предположив, что на фронте-то ему кой-чего отстрелили! А в 47-м году на год с лишним пропал.
– Как пропал?
– Написал заявление и уехал, – пояснила Мироновна. Ни слуху, ни духу. Местные думали, что известие про Валентину получил. Но через год снова у нас тут появился. Один приехал. Говорят, что какого-то родственника выхаживал, который в аварию попал что-ли. Вот снова работать в колхоз устроился. Потом в совхозе главным инженером. Так всю жизнь один и прожил.
– Ну, да, – задумалась Надежда. – Баба осталась бы жива, так не стал бы он скупердяем-то таким, наверное.
– Да, так-то он не скупой! – заступилась Мироновна за Сан Саныча. – Тут ему посчитай вся деревня задолжала. Работал, когда зарплату получал, а сейчас у него пенсия. А расходов-то у него никаких. Значит деньги водятся. Ну вот кто на свадьбу попросит, кто сына в Армию провожает, кому очередь на машину подошла, а денег не хватает. Так все они к Саньке идут, взаймы просят. Никому не отказывает. Даст денег, а обратно и не спрашивает даже.
– Ну, да, – еще больше задумалась Надежда. – И конфеты каждый раз полные карманы наберет, и по пути детишкам всем раздает. Так, а почему же он все экономит-то? Ремки свои не сменит? Лишнего ничего не купит?
– Такой уж он, маловытный, – сказала Мироновна, пожав плечами. – Ну Бог с ним. Ты, вот что, Надюша. Я уже давно заметила, как мой Пашка на тебя пялится. Ты что по этому поводу думаешь?
Надю этот неожиданный и прямой вопрос несколько смутил. Она не нашла ничего ответить подходящего, а только быстро вскинула плечами.
– Ты, Надюшка, не думай – продолжала Мироновна. – Пашка у меня хоть телок весь в отца, но парень хороший, моя кровь! Ему бы девку побойчее, да порасторопнее. А то найдет себе какую-нибудь размазню, кулёму, так и проживет с ней постно. Не хочу, чтобы у него жизнь как у нашего Саньки-маловытного была. Что хорошего в этом?
Женщина впилась в Надежду глазами.
– Ну, что думаешь, Надя? – не отставала старуха. – Как тебе Пашка мой?
– Да, как тебе сказать, – замялась Надежда. – Он у тебя добрый, симпатичный, плечистый, но мягкий чересчур какой-то.
– Ну так я и говорю, что он телок, – поясняла Мироновна. – А девка ему побойчее нужна, вот как ты, – Ну?
– Ну что я скажу, – нехотя стала говорить Надежда. – Пару раз он меня до дома провожал. Да тебе уже, наверное, и соседи напели про это?
Мироновна улыбалась, молча смотря на Надежду.
– Ну и всё, – как бы оправдывалась Надежда.
– Надюшенька! – умоляюще произнесла Мироновна. – Да всё я знаю. И Пашке допрос учинила тогда, он мне во всем и признался.
– Да? – удивилась Надежда. – И что же он?
– Ну что-что? – хмыкнула старуха. – Нравишься ты ему. А главное мне по сердцу ты пришлась, Надя! Мы с тобой едино мыслим. Бабе ведь, что главное нужно? Ей надо, чтобы в доме достаток был. Чтоб дом был полной чашей. Согласна?
– Да, с этим не поспоришь.
– Ну вот!
– Только Павел сам инициативу не проявляет никак, – поясняла Надежда. – Идет и молчит как немой.
– А ты сама инициативу бери, я тебе во всем подсоблю, – обнадеживала её Мироновна. – Одно слово телок. Ты бери его в оборот и всё тут! Я со своей стороны подтолкну его. Ой, да я вам такую свадебку сварганю! Я вам и дом отдам брата своего. Он умер пять лет назад, племяннички мне и продали дом-то его. Так он пустой и стоит на краю деревни, по соседству с Санькой-маловытным. А дом наш папка еще строил. Крепкий, хороший дом. Да деньжонки у меня на книжке есть. Машину купите. Ну как?
– Ой, Мироновна, – растерянно сказала Надежда. – Ты меня прямо как корову на базаре покупаешь?
– Да почему покупаю-то? – удивилась старуха. – Если уж у вас с Пашкой все сговорено, так я только вам подсобить хочу. Неужто я своему ребенку враг. Я хочу, чтобы он жил широко. Чтобы нужды у вас не было ни в чем. А ты девка цепкая, знаешь, чего хочешь.
– Ой, я аж растерялась, Мироновна.
– Да все у вас ладно будет, – успокаивала Мироновна, положив свою ладонь на руку Надежде. – Вы у меня, голубчики, как сыр в масле кататься будете?
Надежда посмотрела на Мироновну и улыбнулась, кивая.
Через месяц назначили свадьбу. Мироновна все это время пребывала в делах-заботах. Она взяла на себя все свадебные хлопоты.
– Пашка, Надя, вы бы сходили и соседа вашего пригласили, а то неудобно как-то, – посоветовала Мироновна. – Вдруг перехватить у него в долг придётся.
– Да я думала об этом, – ответила ей Надежда. – Паша пошли!
Молодые направились к дому Сан Саныча. Надя шла легкой походкой, что-то напевая себе под нос. Павел за ней плелся молча, как бычок на привязи.
Подойдя к дому Сан Саныча, Надежда отворила калитку в палисадник и, подскочив к окну, постучала в раму.   
– Сан Саныч, ты дома? – крикнула Надежда.
– Дома, дома, – послышался голос хозяина из ограды. – Заходи!
Надежда выскочила из палисадника и направилась к воротам, резко их отворив.
Под навесом на крыльце сидел Сан Саныч и стамеской выдалбливал корытце.
– Сан Саныч, здравствуй! – весело поприветствовала его Надежда.
– Надя, Павел, здравствуйте, проходите! – он поднялся с места и подошел к гостям, пожал руку Павлу. – Проходите в дом.
В доме у Сан Саныча было весьма аскетично. Мебель вся была сделана руками хозяина. На кухонном столе стояла нехитрая утварь. Хозяин усадил гостей за стол. Сам направился ставить на плиту чайник. Из кухонного шкафчика достал мед.
– Сейчас вас чайком копорским угощу с медом, – говорил Сан Саныч, наливая горячий отвар в стаканы.
– Спасибо, Сан Саныч, – благодарила его Надежда. – У нас свадьба назначена в эту субботу. Вот всех соседей обходим. Тебя пришли пригласить.
Павел сидел и молча пил чай, периодически дул на кипяток.
– Спасибо, Надя! – улыбался хозяин дома. – Слышал я про вашу свадьбу. Спасибо за приглашение.
Надя все осматривала жилище Сан Саныча. Все кругом ей казалось каким-то пустым. Но при этом она подметила исключительную чистоту в доме.
– Да уж, богато живет, ничего не скажешь! – иронично подумала про себя Надежда. – Нет, уж такого счастья мне точно не надобно!
Внимание Нади приковали два небольших фотопортрета на стене над кроватью. На одном изображена молодая довольно-таки симпатичная девушка в белом халате. Очевидно это молодая жена Сан Саныча. Другой фотопортрет озадачил Надежду. Он изображал молодого человека, сидящего в инвалидном кресле. Поза сидящего была неестественна. Его корпус был завален на один бок, а голова его свисала на грудь. Рядом стояла старушка в черном платке одной рукой держась за ручку кресла.
– А это твоя жена Сан Саныч? – спросила Надя.
– Да это моя Валюшенька, – ответил старик. – Война разлучила нас. Я прошел всю войну, а Валюша под Харьковом споткнулась.
– А это что за старушка и с кем она рядом?
– Это Антонина Васильевна и её сын Андрей, – пояснил Сан Саныч. – Она была моя учительница в начальной школе. А Андрей лучший другом. Вместе с ним на один курс механического факультета поступили, вместе добровольцами ушли.
– Это в войну его ранило?
– Нет, это уже после войны произошло, – начал Сан Саныч. – В войну Андрею повезло. Мы оба не получили серьезных ранений. А после войны я сюда, в наши края вернулся. Надеялся, что Валюша объявится. Так и остался тут. А Андрей в Запорожье остался восстанавливать заводы. Женился там. А в 47-м году при монтаже силового кабеля с высоты сорвался. Врачи дали ему мало срока. Жена его бросила. Заботу об Андрее его мать на себя взяла. Антонина Васильевна, перевезла его с Украины к себе в город. Мне написала. Я приехал. Помогал ей с Андреем. Андрей прожил около восьми месяцев. Антонина Васильевна после смерти сына тяжело заболела, потом совсем слегла. Пережила она сына всего на три месяца. Как все устроил с похоронами, взял на память о них фотокарточку.
Сан Саныч замолчал. Павел и Надежда тоже молчали.
– Так, когда говоришь, Надя, свадьба-то у вас? – первым оборвал молчание
Сан Саныч.
– Двадцать первого расписываться будем.
– Жить-то в соседях значит будем?
– Только обжить нужно дом-то, – пояснила Надежда. – Он же пустой стоял столько лет.  Уйму чего нужно приобрести в дом.
– Ну это дело наживное, – подбадривал её старик.
– А у тебя Сан Саныч пустовато как-то? – Надежда снова обвела взглядом обстановку, – Вещей маловато. Вроде как бы и не нажил ничего за всю свою жизнь?
– Много вещей тоже не всегда хорошо, Надя! – пытался пояснить хозяин дома. Избыток их не только жилье захламляет, но и саму жизнь нашу. Таких вещей, без которых жить совсем невозможно, мало. И все они у меня есть.
– Ну, Сан Саныч, я уже говорила тебе, что мне этого не понять, – попыталась возразить Надя. – Мне для полноты жизни нужно очень много вещей.
– Видимо каждому свое, – заключил Сан Саныч, улыбаясь глядя на неё.
Вся деревня гуляла на свадьбе у Надежды и Павла. Мироновна сдержала свое слово. Закатила пир на весь мир. Молодым подарила дом, отдала деньги, отложенные ею за последние годы. Надежда через день после свадьбы, взяв Павла в охапку, съездила в областной центр. Через несколько дней обратно они приехали на новеньком «Москвиче». Мироновна была на седьмом небе от счастья за молодых.  Надежда тоже радовалась. Дела у неё шли в гору.
Вскоре Надежда, уволившись из магазина и перешла работать в Райпотребсоюз. Для Павла выбила теплое и денежное место. Так они Павлом перебралась в город. Стала Надежда, как всегда мечтала, жить на широкую ногу. Все у неё было в достатке.
Как-то поехали Надежда с Павлом в деревню навестить Мироновну. Проезжая мимо автобусной остановки Надя, заметила знакомую ей высокую фигуру старика. Он как раз выходил из здания сберегательной кассы.
– Сан Саныч! – окликнула Надя из открытого окна своей новой Волги.
– А, Надя, Павел, здравствуйте! – поприветствовал Сан Саныч молодых людей.
– Ты в деревню? – спросила Надя.
– Да.
– Ну садитесь, мы тоже туда едем, свекровь навестить.
По пути Надя и Сан Саныч рассказывали друг другу последние новости, шутили и смеялись. Павел молча вел автомобиль.
– А в городе-то что делал Сан Саныч? – поинтересовалась Надежда.
– Да нужно было дело одно завершить, вот и пришлось ехать в город.
– Ага, знаю я, Сан Саныч, какие дела у тебя, – насмешливо проговорила Надежда. – В сберкассу ходил, поди опять на книжку сэкономленные денежки складывал. Ух, какой ты подпольный миллионер, Сан Саныч.
– Да скажешь тоже! – смеялся ей в ответ старик. – Нет нужно было кое-что сделать.
– Ну ладно-ладно, Сан Саныч, не буду я в твои финансовые дела вникать!
– Да какие мои дела стариковские? – отшучивался Сан Саныч. – Вы-то как живете, Надя? Свадьбу-то сыграли и недолго пожили в деревне. Почти сразу уехали из деревни. Опять ваш дом пустым стоит.
– Да, разве это дом? – несколько пренебрежительно отозвалась Надя. – Так хибарка. Все никак руки не доходят, чтобы продать его. А так все хорошо у нас. Квартиру получили, вот машину сменили. В квартире все обставили.
– Ну и хорошо, Надюша, рад я за тебя, – улыбнулся старик. – Только в глазах вот у тебя Надюша, прежних искорок нет почему-то!
Надя призадумалась, посмотрела в окно.
– Старею, Сан Саныч, наверное! – задумчиво сказала она. Старик ничего не ответил ей, только смотрел на нее своими веселыми глазами.
Надежда и сама стала подмечать, что в погоне за лучшей долей, наполнением своего дома всё новыми и новыми вещами, она может быть и стала жить «широко». Но за этой «широтой» скрывалась ограниченность и скудость самой жизни, мыслей, чувств. Всматриваясь в лицо Сан Саныча, Надежда только сейчас начала понемногу понимать его философию «маловытности». Старик отнюдь не дурак, не умалишённый, он здраво мыслил, и самое главное, он был счастлив. Эти мысли погрузили её в какое-то оцепенение. Она не заметила, как машина подъехала к воротам дома её свекрови.
Прошел месяц. В следующий свой приезд в деревню, Надежда со своим мужем узнали, что Сан Саныч умер.
– Вот такие дела! – сидя за столом, делилась новостями о Сан Саныче Мироновна, – Степанида прибежала ко мне и говорит, что Санька-маловытный откинулся. Рассказывала, что сам на кровати лежит, а в сенях новеньких гроб у него стоит. Так это еще что! Почтальонка тут рассказала, что он незадолго до смерти все в город ездил и дела свои какие-то заканчивал.
– Да, точно мы его у сберкассы с Павлом встретили его однажды.
– Так, самое-то главное вы не знаете! – взахлеб рассказывала Мироновна.
– Что такое? – удивленно спросила Надежда.
– Санька-то на книжке скопил пятьдесят четыре тысячи и все их разом в какой-то детский дом перевел! – подняв руки вверх, с расстановкой сказала Мироновна.
– Пятьдесят четыре тысячи?! – поперхнувшись, переспросил Павел.
– Пятьдесят четыре тысячи! – повторила Мироновна. – Это же шесть, нет, даже восемь машин можно купить. И разом все в детский дом. Вот ведь как экономил, все копил и не воспользовался этаким богатством. А наши деревенские, кто у него занимал, уйму денег ему задолжали. Те кто задолжал ему, в свое время приносили деньги ему. А Санька не брал. Говорил, что пока путь дескать деньгами пользуются, а отдадут потом. Ой, страсть! Это только наш Санька-маловытный такое отчебучить мог! Да уж, маловытный-маловытный, а таким богачом оказался.
Надя, вслушиваясь в восклицания своей свекрови, перебирала в голове мысли. Она окончательно поняла, что Сан Саныч был широкой души человеком.
– Сан Саныч действительно оказался очень богатым человеком! – после продолжительного молчания произнесла Надя. – Быть таким богатым не каждому дано!
– Да и не говори, – продолжала взахлеб судачить Мироновна. – Все богатство разом бухнул!
– Пятьдесят четыре тысячи! – бурчал про себя Павел.
Надежда встала из-за стола и подошла к окну. По какой-то непонятной пока для нее причине она не могла смотреть на своего мужа и его мать. Их восклицания и пересуды по поводу скопленных Сан Санычем денег стали ей не выносимы. Она еще долго стояла и смотрела в окно.