Маловытный

У крыльца сельмага снова толпа баб. По деревне прошел слух, что сегодня после обеда в магазин, или как местные его называют «лавку», привезут трикотаж, ситец и другие товары швейного производства.
– Что-то уж совсем с тканями худо стало! – с возмущалась одна из стоящих в толпе.  Это была не совсем старая, широкая в груди и в бедрах женщина. В народе часто таких называют добротной.
– Ой, и не говори, Мироновна! – согласилась с ней другая.
– Такого безобразия раньше не было, – распалялась Мироновна. – Это ведь вредительство какое-то началось. Может еще чё похлеще будет, все с голоду сгинем, страну разваливают на глазах! Это так-то все скоро будем как Санька-маловытный жить: яйцо на завтрак отварит, а бульон от него на обед хлебает! Нет, бабоньки, не для того такую страшную войну отстояли и страну поднимали, чтобы сейчас так по-маломальски жить. Не хочу я такого ни себе, ни детям своим, ни внукам. Да, что мы мало за свою жисть наголодовались?!
Многие бабы качали головами в знак согласия.
– Ой, а ты Степанида, сказала Саньке-то, что товар привезут, – широко улыбаясь блестя металлическими коронками, обратилась Мироновна к тощей старушонке, стоящей рядом.
– Да надо ему?! – махнула та в ответ.
– Да знаю я! – ответила Мироновна. – Он у нас маловытный, одни портки полвека носить может! Бабы все разом засмеялись.
Вскоре в «лавку» привезли товар, и меньше чем через час полки в магазине опустели. Бабы довольные разошлись по домам, неся в руках свертки с покупками.
До закрытия магазина оставалось еще несколько часов. За прилавком сидела продавщица-Надя. Это была молодая и веселая девушка лет двадцати. Работала в этом магазине года уже около двух лет. Устроилась сюда после окончания в городе курсов по торговле. После устройства в магазин переехала окончательно в деревню из соседнего села, поселившись в доме покойной тетки своей.
В полудреме она смотрела в проем открытой двери на улицу, слушала жужжание мух, ползающих по металлической решетке между оконными рамами, периодически сдувала упрямую белокурую прядку волос со своего лица, которая снова и снова норовила сползти прямо на глаза.
Вдруг на крыльце послышались шаги. В дверном проеме показалась знакомая ей фигура. Худощавый седовласый старик одет был в поношенную сатиновую темно-синюю рубаху, габардиновые светло-серого цвета брюки. Ноги у него обуты были в галоши. Штаны и рубаха во многих местах были заштопаны и с несколькими заплатками. Даже на левой галоше была аккуратно сделанная резиновая заплатка. Несмотря на множество заплат, вся одежда его, тем не менее, была чистая и нисколько не мятая.
– Здравствуй, Надюша! – сказал, улыбаясь, вошедший.
– А, Сан Саныч, здравствуй! – приветливо ответила Надежда. – Как обычно?
– Да, буханку ржаного и грамм двести конфет каких-нибудь.
– Опять только через два дня придешь? – спросила продавщица. – Вот масла вчера постного привезли, надо?
– Да нет, полбутыли еще есть.
– Сегодня трикотаж завозили, – как бы про между прочим сказала Надежда.
– Да, к чему мне, – улыбаясь сказал Сан Саныч. – У меня есть все, что нужно для жизни.
– Ты уж извини меня, Сан Саныч, – начала Надежда. – Но вот сколько я тебя знаю, ты все в одном и том же ходишь, только зимой полушубок, валенки и шапку с рукавицами одеваешь. Купил бы себе новые пиджак, брюки, рубашку, ботинки! Приоделся бы и глядишь самым завидным женихом на деревне был бы!
Сан Саныч смотрел на Надежду и улыбался, обнажая свои желтые, но крепкие зубы.
– Ну на самом деле, Сан Саныч, смотреть на тебя жалко! – продолжала продавщица. – Сменил бы уж свои одёжи-то!
 – Да зачем мне наряжаться-то? – недоумевал старик. – Давно уж я отженихался.
– Ой, и скупой же ты Сан Саныч, – начала корить его Надежда. – Моришь всё себя, ничего уж лишнего у меня никогда не купишь. Вот смотри сырокопченая осталась, там сыр, а вот беленькая стоит, пшеничная! Возьми, не жалей денег. Это раньше монахи все голодом себя морили. А ты вроде неверующий, но никогда себя ничем уж не побалуешь.
– Да, почему вдруг голодом-то себя морю? – удивился старик. – Ем я вдоволь, у меня и огород есть, коза, куры, улей, свое хозяйство.
– Ой, знаю я твое хозяйство, смех один, не хозяйство.
– Ну мне хватает, куда мне больше-то?
Надежда прищурившись уставилась на Сан Саныча.
 – Сан Саныч, а ты деньги-то куда копишь от экономии-то такой, –улыбаясь, полушёпотом спросила его продавщица. – У гроба-то карманов нет!
– Да не коплю я их специально, – удивился старик, – На книжке лежат какие, а какие тебе приношу сюда же. Много ли мне старику надо?
– Ага, приносишь! – захохотала продавщица. – Два раза в неделю булку хлеба берешь и масла постного бутылку раз в три месяца. Ну вот разве что конфет еще покупаешь ребятам. Не пьешь, не куришь, на баб не тратишься. Вот куда деньги деваешь, Сан Саныч?
– Не понимаю я, Надя, что ты от меня хочешь услышать?
– Да странный ты, Сан Саныч, – как бы вслух рассуждала продавщица, рассчитывая старика за товар. – Я здесь уже третий год почти роблю, а ты все в одном и одном, берешь все одно и то же. Вроде не голодные годы, а ты настолько себя зажал во всем. Эх, потому ты и один всю жизнь, ни одна баба и не посмотрит на такого эконома.
– А про баб могу одно сказать, – старик взял буханку, положил ее в авоську, конфеты ссыпал в карманы брюк. – Мне кроме моей Валюши никто и не нужен был никогда! Надя, запомни одно: счастье не купить, а жить лучше одному, чем с кем попало!
– Так, одна жизнь-то у нас у всех, – со вздохом произнесла продавщица. – Хочется жить широко, счастливо, а не влачить жалкое существование.
– Так и живи широко, Надежда, – поучал ее Сан Саныч. – Ты молодая, в глазах искорки веселые светятся, чем же это не счастье?
– Так, чтобы жить широко, нужно много денег, чтобы покупать для себя все, чего хочется, – приводила свои доводы Надежа. – А без этого, ну какая жизнь?
– А при чем тут покупать что-то?
– Ой, Сан Саныч, мы с тобой на разных полюсах видимо находимся, – еще раз вздохнула Надежда.
– Если бы могла себе купить много вещей, то от этого ты стала бы счастливее? – поинтересовался Сан Саныч у Нади.
– Непременно! – ни на секунду не задумываясь, ответила Надежда.
Старик ничего не стал возражать ей, а только и смог сказать: «Ну, до свидания, Надя!».
– До свидания, Сан Саныч! – сказала отрешенно Надежда. Она снова задумалась и уставилась в окно.
Через некоторое время на пороге магазина появилась Мироновна.
– Ох, запыхалась! – блестя металлом во рту, сказала она, подходя к прилавку. – Кое- как дотащила покупки до дома, все на всех примерила, разложила по шкафам.
– В пору хоть все пришлось? – поинтересовалась Надежда.
– Моему старику только брюки длинноваты оказались, – ответила Мироновна. –Ну ничего, подошью и поносит, никуда не денется. А куртки внукам подошли хорошо. А постельное-то, когда закажешь?
– Так в прошлый месяц же привозили? – удивилась Надежда. – Ты же, Мироновна, все и скупила.
– Ну еще надо, пусть будет про запас.
– Давай заказ сделаю, потом шепну тебе, когда привезут, – улыбаясь сказала Надежда.
– Ой, спасибо Надюша, – разлилась в улыбке старушка. – А сейчас дай-ка мне халвы килограммчика три, раз сахару у тебя нету, сыра отрежь мне килограммчик. Вон той колбасы еще нарежь килограммчик. Нет полтора давай. Макорошек давай килограмма три. Конфетюра вот энтого тоже давай. Конфеты-то какие есть?
Мироновна прищуриваясь осматривала все полки и их содержимое, тыкала пальцем на товар. А Надежда проворно металась от полки к полке.
– Еще что-то? – весело спрашивала продавщица.
– А зубровки мне давай! – несколько поразмыслив, ответила Мироновна. – Портвейна еще бутылку прихвати!
Надежда подставила табуретку, вскочила на неё и потянулась за бутылками, которые стояли на верхней полке. Тут Мироновна увидела надетые на Надежду джинсы.
– Ба, Надя, ты где такие джинсы отхватила? – с изумлением спросила старуха?
– А, это мне подруга припасла, – улыбаясь поясняла Надежда. – Она у меня в кафе в городе работает. Вот ей привезли, она и взяла две пары: у нас с ней размер одежды одинаковый.
– Внучата мои у родителей тоже все клянчат джинсы, – поясняла Мироновна. А зятёк-то мой, на свой оклад инженера не сильно может пошиковать. Пришлось им подкинуть деньжонок. Так ведь уже как месяца два не могут найти нигде. Что поделать? Вот дочь замуж вышла, хоть и не сильно проворного мужика нашла, а считай пристроена. А младший мой сынок Пашка все холостой ходит. При этом Мироновна, снова сверкнула своими зубами, скаля их в широкой улыбке.
– А ты мне размеры запиши, я подруге передам, – предложила Надежда, как бы не слыша замечание Мироновны относительно ее 26-летнего сына Пашки. – Как привезут их размер, так она и отложит.
– Спасибо, Надюшка, – улыбаясь, сказала Мироновна. – Тебе не в нашей лавке надобно робить, а повыше где работать и торговлю развивать!
– Да я бы с радостью! – ответила Надежда. – Кто бы взял?
– Ничего, возьмут, – обнадеживала старуха. – Ты девка расторопная!
– Ой, спасибо, Мироновна, на добром слове.
– Да, что ты!
– Ты у меня самый постоянный покупатель!
– Да ладно тебе!
– Правда, – пояснила Надежда. – Как не придешь, все скупишь.
– А для чего я всю жисть роблю и деньги зарабатываю, чтоб смотреть на них что ли?
– Вот! – подняв указательный палец вверх, воскликнула Надежда. – Вот об этом я сейчас до твоего прихода сюда и говорила Сан Санычу.
– Ой, что ты? – сморщилась Мироновна, замахав руками. – Нашла кому объяснять. Разве такому маловытному что-то объяснишь? Живет как птенец, ей-Богу.
– Я поначалу думала, что он умалишенный или пьяница какой? – поделилась Надежда. – Все время смеётся и глаза у него веселые-веселые. И чему веселится, непонятно? А он всегда такой скупой был?
– Да посчитай всю жизнь так, – начала сплетничать Мироновна. – Редко что для хозяйства подкупит. В основном все сам колотит: и избу, и мебель, и инструменты всякие сам смастерил. Ну рукастый так-то он, этого уж не отнять. А вот, чтобы копеечку потратить лишний раз, это уж не про него.
– У него жена в войну погибла? – поинтересовалась Надежда.
– Да, он добровольцем же ушел на фронт, когда еще студентом-инженером был, – стала рассказывать Мироновна. – А Валька в медицинском в это время училась. Только они свадьбу сыграли, война началась, он и ушел на фронт. А Валька и месяца не стала ждать, тоже на фронт медсестрой на передовую отправилась. Ну и что? Весной 42-го её и убило там. А он до Берлина дошел, потом, после Победы несколько месяцев на Дальнем Востоке японца добивал. Вернулся с войны, а Вальки-то нет. А баб сколько вокруг! И вдовые, и молодухи. Но ни на кого не заглядывался. Бабы даже шептались меж собой, предположив, что на фронте-то ему кой-чего отстрелили! А в 47-м году на год с лишним пропал.
– Как пропал?
– Написал заявление и уехал, – пояснила Мироновна. Ни слуху, ни духу. Местные думали, что известие про Валентину получил. Но через год снова у нас тут появился. Один приехал. Говорят, что какого-то родственника выхаживал, который в аварию попал что-ли. Вот снова работать в колхоз устроился. Потом в совхозе главным инженером. Так всю жизнь один и прожил.
– Ну, да, – задумалась Надежда. – Баба осталась бы жива, так не стал бы он скупердяем-то таким, наверное.
– Да, так-то он не скупой! – заступилась Мироновна за Сан Саныча. – Тут ему посчитай вся деревня задолжала. Знают, что у него зарплата, а сейчас вот пенсия. А расходов-то у него никаких, значит деньги водятся. Ну вот кто на свадьбу попросит, кто сына в Армию провожает, кому очередь на машину подошла, а денег не хватает. Так все к Саньке идут, взаймы просят. Никому не отказывает. Даст денег, а обратно и не спрашивает даже.
– Ну, да, – еще больше задумалась Надежда. – И конфеты каждый раз полные карманы наберет, и по пути детишкам всем раздает. Так, а почему же он все экономит-то? Ремки свои не сменит? Лишнего ничего не купит?
– Такой уж он маловытный, – сказала Мироновна, пожав плечами. – Ну Бог с ним. Ты, вот что, Надюша. Я уже давно заметила, как мой Пашка на тебя пялится. Ты что по этому поводу думаешь?
Надю этот неожиданный и прямой вопрос несколько смутил, и она не нашла ничего ответить подходящего, а только быстро вскинула плечами.
– Ты, Надюшка, не думай – продолжала Мироновна. – Пашка у меня хоть телок весь в отца, но парень хороший, моя кровь! Ему бы девку побойчее, да порасторопнее. А то найдет себе какую-нибудь размазню, так и проживет с ней постно. Не хочу, чтобы у него жизнь как у нашего Саньки-маловытного была. Что хорошего в этом?
Мироновна впилась в Надежду глазами.
– Ну, что думаешь, Надя? – не отставала старуха. – Как тебе Пашка мой?
– Да, как тебе сказать, – замялась Надежда. – Он у тебя добрый, симпатичный, плечистый, но мягкий чересчур какой-то.
– Ну так я и говорю, что он телок, а девка ему побойчее нужна, вот как ты, – поясняла Мироновна. – Ну?
– Ну что я скажу, – нехотя стала говорить Надежда. – Ну пару раз он меня до дома провожал. Да тебе уже, наверное, и соседи напели про это?
Мироновна улыбалась, молча смотря на Надежду.
– Ну и всё, – как бы оправдывалась Надежда.
– Надюшенька! – умоляюще произнесла Мироновна. – Да всё я знаю. И Пашке допрос учинила тогда, он мне во всем и признался.
– Да? – удивилась Надежда. – И что же он?
– Ну что-что? – хмыкнула старуха. – Нравишься ты ему. А главное мне по сердцу ты пришлась, Надя! Мы с тобой едино мыслим. Бабе ведь, что главное нужно? Ей надо, чтобы в доме достаток был, чтоб дом был полной чашей. Согласна?
– Да, с этим не поспоришь.
– Ну вот!
– Только Павел сам инициативу не проявляет никак, – поясняла Надежда. – Идет и молчит как немой.
– А ты сама инициативу бери, я тебе во всем подсоблю, – обнадеживала её Мироновна. – Одно слово телок. Ты бери его в оборот и все! Я со своей стороны подтолкну его. Ой, да я вам такую свадебку сварганю! Я вам и дом отдам брата своего. Он как умер пять лет назад, племяннички мне и продали дом-то его. Так он пустой и стоит. На краю деревни, по соседству с Санькой-маловытным. А дом наш папка еще строил. Крепкий, хороший дом. Да деньжонки у меня на книжке есть. Машину купите. Ну как?
– Ой, Мироновна, ты меня прямо как корову на базаре покупаешь? – растерянно сказала Надежда.
– Да почему покупаю-то? – удивилась старуха. Если уж у вас с Пашкой все сговорено, так я только вам подсобить хочу. Неужто я своему ребенку враг. Я хочу, чтобы он жил широко, чтобы нужды у вас не было ни в чем. А ты девка цепкая, знаешь, чего хочешь.
– Ой, я аж растерялась, Мироновна.
– Да все у вас ладно будет, – успокаивала Мироновна, положив свою ладонь на руку Надежде. – Вы у меня, голубчики, как сыр в масле кататься будете?
Надежда посмотрела на Мироновну и улыбнулась, кивая.
Через месяц назначили свадьбу. Мироновна все это время пребывала в делах-заботах, взяла на себя свадебные хлопоты.
– Пашка, Надя, вы бы сходили и соседа вашего пригласили, а то неудобно как-то, – посоветовала Мироновна. – Да и вдруг перехватить у него в долг придётси когда.
– Да я думала об этом, – ответила ей Надежда. – Паша пошли! И молодые направились к дому Сан Саныча. Надя шла легкой походкой, что-то напевая себе под нос, Павел плелся молча за ней, как бычок на привязи.
Подойдя к дому Сан Саныча, Надежда отворила калитку в палисадник и, подскочив к окну, постучала в раму.   
– Сан Саныч, ты дома? – крикнула Надежда.
– Дома, дома, – послышался голос хозяина из ограды. – Заходи!
Надежда выскочила из палисадника, толкнула калитку от себя. Подойдя к воротам резко растворила их.
В ограде под навесом на чурке сидел Сан Саныч и стамеской выдалбливал корытце.
– Сан Саныч, здравствуй! – весело поприветствовала его Надежда.
– А Надя, Павел, здравствуйте, проходите! – он поднялся с места и подошел к гостям, пожал руку Павлу. – Проходите в дом.
В доме у Сан Саныча было весьма аскетично. Вся мебель: кровать, лавки, стулья, шкафчики, столы – все было сделано руками хозяина. На кухонном столе стояла нехитрая утварь. Хозяин усадил гостей за стол пошел поставить на плиту чайник. Из кухонного шкафчика достал мед.
– Сейчас вас чайком копорским с медком угощу, – говорил Сан Саныч, наливая горячий отвар в стаканы.
–  Спасибо, Сан Саныч, – благодарила его Надежда. – У нас свадьба назначена через несколько недель, вот всех соседей обходим, и тебя приглашаем. Павел при этом сидел и молча пил чай, периодически дуя на кипяток.
– Спасибо, Надя! – улыбался хозяин дома. – Слышал я про вашу свадьбу. Спасибо за приглашение.
Надя все осматривала жилище Сан Саныча. Все кругом ей казалось каким-то пустым. Но при этом она подметила исключительную чистоту в доме и в ограде. «Да уж, богато живет, ничего не скажешь!» – иронично подумала про себя Надежда. «Нет, уж такого счастья мне точно не надобно!» – заключила она про себя.
Внимание Нади приковали два небольших фотопортрета на стене над кроватью. На одном изображена молодая довольно-таки симпатичная девушка в белом халате. Очевидно это молодая жена Сан Саныча. Другой фотопортрет озадачил Надежду. Он изображал молодого человека, сидящего в инвалидном кресле. Поза сидящего была неестественна. Его корпус был завален на один бок, голова его свисала на грудь. Рядом стояла старушка в черном платке одной рукой держась за ручку кресла.
– А это твоя жена Сан Саныч? – спросила Надя.
– Да это моя Валюшенька, – ответил старик. – Война разлучила нас. Я прошел всю войну, а Валюша под Харьковом споткнулась.
– А это что за старушка и с кем она рядом?
– Это Антонина Васильевна и её сын Андрей, – пояснил Сан Саныч. – Она была моя учительница в начальной школе, а Андрей моим другом молодости. Вместе с ним на один курс механического факультета поступили, вместе добровольцами ушли.
– Это в войну его ранило?
– Нет, это уже после войны произошло, – начал Сан Саныч. – В войну Андрею повезло. Мы оба не получили серьезных ранений. А после войны я сюда, в наши края вернулся. Надеялся, что Валюша объявится. Так и остался тут. А Андрей в Запорожье остался, восстанавливать заводы. Женился там. А в 47-м году при монтаже силового кабеля с высоты сорвался. Врачи дали ему срока несколько дней. Жена его молодая бросила мужа-инвалида. Заботу об Андрее его мать на себя взяла. Антонина Васильевна, перевезла его с Украины к себе в город. Мне написала. Я приехал. Помогал ей с Андреем. Андрей прожил около восьми месяцев. Антонина Васильевна после смерти сына тяжело заболела, потом совсем слегла. Пережила она сына всего на три месяца. Как все устроил с похоронами, взял на память о них фотокарточку.
Сан Саныч замолчал. Павел и Надежда тоже молчали.
– Так, когда говоришь, Надя, свадьба-то у вас? – первым оборвал молчание
Сан Саныч.
– Двадцать первого расписываться будем.
– Жить-то в соседях значит будем?
– Только обжить нужно дом-то, пустой стоял столько лет, – пояснила Надежда. – Да и уйму чего нужно приобрести в дом.
– Ну это дело наживное, – подбадривал её старик.
– А у тебя Сан Саныч пустовато как-то? – Надежда обвела взглядом обстановку, – Вещей маловато, вроде как бы и не нажил ничего за всю свою жизнь?
– Много вещей тоже не всегда хорошо, Надя! – пытался пояснить хозяин дома. Избыток их не только жилье захламляет, но и саму жизнь нашу. Таких вещей, без которых жить совсем невозможно, мало, и все они у меня есть.
– Ну, Сан Саныч, я уже говорила тебе, что мне этого не понять, – попыталась возразить Надя. – Мне для полноты жизни нужно очень много вещей.
– Видимо каждому свое, – заключил Сан Саныч, улыбаясь глядя на неё.
Вся деревня гуляла на свадьбе у Надежды и Павла. Мироновна сдержала свое слово. Закатила пир на весь мир. Молодым подарила дом, отдала деньги, отложенные ею за последние годы. Надежда через день после свадьбы, взяв Павла в охапку, съездила в областной центр. Через несколько дней обратно они приехали на новеньком «Москвиче». Мироновна была на седьмом небе от счастья за молодых.  Надежда тоже радовалась. Дела у неё шли в гору. Вместе со своей свекровью она выбила для Павла теплое и денежное место в районном центре. Сама Надежда вскоре уволилась из магазина и перешла работать в Райпотребсоюз. Жить Надежда с Павлом перебралась в город. Стала Надежда, как и мечтала, жить на широкую ногу. Все у неё было в достатке.
Как-то поехали Надежда с Павлом в деревню навестить Мироновну. Проезжая мимо автобусной остановки Надя, заметила знакомую ей высокую фигуру старика, одетого в поношенные сатиновую темно-синюю рубаху, светло-серые габардиновые брюки. Старик выходил из здания сберегательной кассы.
– Сан Саныч! – окликнула Надя из открытого окна своей новой Волги.
– А, Надя, Павел, здравствуйте!
– Ты в деревню? – спросила Надя.
– Да.
– Ну садитесь, мы тоже туда едем, свекровь навестить. По пути Надя и Сан Саныч рассказывали друг другу последние новости, шутили и смеялись. Павел при этом молча крутил баранку.
– А в городе-то что делал Сан Саныч? – поинтересовалась Надежда.
– Да нужно было дело одно завершить, вот и пришлось ехать в город.
– Ага, знаю я, Сан Саныч, какие дела у тебя, – насмешливо проговорила Надежда. – В сберкассу ходил, поди опять на книжку сэкономленные денежки складывал. Ух, какой ты подпольный миллионер, Сан Саныч.
– Да скажешь тоже! – смеялся ей в ответ старик. – Нет нужно было кое-что сделать.
– Ну ладно-ладно, Сан Саныч, не буду я в твои финансовые дела вникать!
– Да какие мои дела стариковские? – отшучивался Сан Саныч. – Вы-то как живете, Надя? Свадьбу-то сыграли и недолго пожили, почти сразу уехали из деревни. Опять ваш дом пустым стоит.
– Да, разве это дом? – несколько пренебрежительно отозвалась Надя. – Так хибарка. Все никак руки не доходят, чтобы продать его. А так все хорошо у нас. Квартиру получили, вот машину сменили, в квартире все обставили.
– Ну и хорошо, Надюша, рад я за тебя, – улыбнулся старик. – Только в глазах вот у тебя Надюша, прежних искорок нет почему-то!
Надя призадумалась, посмотрела в окно, сказала, слегка улыбнувшись: «Старею, Сан Саныч, наверное!». Старик ничего не ответил ей, только смотрел на нее своими по-прежнему веселыми глазами.
Надежда и сама стала подмечать, что в погоне за лучшей долей, наполнением своего дома всё новыми и новыми вещами, она может быть и стала жить «широко». Но за этой «широтой» скрывалась ограниченность и скудость самой жизни, мыслей, чувств. Всматриваясь в лицо Сан Саныча, Надежда только сейчас начала понемногу понимать его философию «маловытности». Старик отнюдь не дурак, не умалишённый, он здраво мыслил, и самое главное, он был счастлив. Эти мысли погрузили её в какое-то оцепенение. Она не заметила, как машина подъехала к воротам дома её свекрови.
Через несколько месяцев снова приехав в гости к Мироновне, Надя с мужем узнали, что Сан Саныч умер.
– Вот такие дела! – говорила Мироновна. – Степанида прибежала ко мне и говорит, что Санька-маловытный откинулся. Рассказывала, что сам на кровати лежит, а в сенях новеньких гроб у него стоит. Так это еще что! Почтальонка тут рассказала, что он незадолго до смерти все в город ездил и дела свои какие-то заканчивал.
– Да, точно мы его у сберкассы с Павлом тогда встретили.
– Так, самое-то главное вы не знаете! – взахлеб рассказывала Мироновна.
– Что такое? – удивленно спросила Надежда.
– Санька-то на книжке скопил пятьдесят четыре тысячи и все их разом в Детский дом перевел! – подняв руки вверх, с расстановкой сказала Мироновна.
– Пятьдесят четыре тысячи?! – переспросил Павел. Даже он, молчун, по своему обыкновению, был ошарашен такой суммой. 
– Пятьдесят четыре тысячи! – повторила Мироновна. – Это же шесть, нет, даже восемь машин можно купить. И разом все в Детский дом. А сколько денег ему наши деревенские так и не вернули. Ой, страсть! Вот ведь как экономил, все копил и не воспользовался этаким богатством. Это только наш Санька-маловытный такое отчебучить мог! Да уж, маловытный-маловытный, а таким богачом оказался.
Надя не стала вслушиваться в восклицания своей свекрови, а только некоторое время думала что-то про себя.
– Да уж, Сан Саныч действительно очень богатым человеком оказался! – произнесла вслух свои мысли Надя. – Быть таким богатым не каждому дано!