Ангел

Родилась в одной семье девочка. Назвали её Марьянкой. Родители нарадоваться на неё не могли – такой она была хорошенькой и разумной. Даже из других деревень приходили посмотреть на чудо-девочку.
 Подросла Марьянка и ещё краше стала, прямо глаз не от-вести. Личико беленькое, щёчки румяные, а глаза – как два окошка, из которых небо смотрит, голубизны необыкновенной. Как встряхнёт она своими кудрями рыжими – будто огнём опа-лит, всем парням в округе глаза заслепила.
 Только от красоты её дивной никому не жарко было и не холодно. Сер¬дце-то у неё каменным оказалось. Никто от неё ни взгляда тёплого не видал, ни слова доброго не слыхал. Парням, что сватались, всем отказывала: один некрасивый, другой глупый, а третий ростом не вышел.
Постепенно все от неё отвернулись и за другими девушками стали ухаживать. Кому охота посмешищем быть?
Только один Иван, местный умелец, подле неё остался, заслонила ему Марьянка весь белый свет, никого он кроме неё не видел.
– Сынок, – пытались образумить его родители. – Какая из неё жена? Она ведь никого, кроме себя не любит. И действительно, даже для своих старых родителей закрыто было её сердце злое.
Как наступила зима, да такая лютая, старики с ног сбились, чтобы хату протопить. Тяжело им из лесу каждый день дрова таскать, да нарубить их, да печку натопить, да поесть сварить.
– Дочка, – просят они как-то её, – не ходи сегодня гулять, что-то нам совсем худо.
– Вот ещё, – дёрнула она плечами, – все на речку идут, на ковзанках кататься, а я что – дома буду сидеть? Хлопнула она дверью, даже чаю им не согрела.
А на речке молодёжи пол¬но, по льду катаются, друг в друга снежками кидают – веселятся. Иван от Марьянки не отходит, всё следит, чтобы она не упала. А та на него, гордячка такая, даже не смотрит.
Сняла она рукавичку, чтобы снега набрать, а колечко её соскочило с пальца да в прорубь покатилось.
– Ай, – вскрикнула Марьянка и над прорубью наклонилась. Заглядывает в студёную воду, а там темным-темно, ничего не видно. Заплакала она, жаль ей колечка. А Иван тут как тут.
– Не плачь, люба моя, – говорит, – я тебе новое колечко сделаю, ещё краше будет.
Зло посмотрела на него Марьянка.
– Не хочу другого, достань мне это, а не то больше не под-ходи ко мне.
– Да как же я достану? – взмолился Иван. – Зима ведь. Холодно.
Совсем разозлилась де¬вушка, стала над Иваном насмехаться.
– Смотрите, – кричит она всем, – а Иван, оказывается, не Иван, а Иванка. Не парень он вовсе, а девка!
Все смеяться стали.
Покраснел Иван да давай раздеваться.
Тут все опомнились, стали его отговаривать.
– Не делай этого, Иванушка, пошутили мы!
А Марьянка всё своё твердит: доставай кольцо, и всё тут.
Разделся Иван до исподнего и прыг в воду. Накрыла его студёная вода, а назад не выпустила. То ли сердце его от холода разорвалось, то ли назад дороги не нашёл, только не вы-плыл Иван с проруби. По весне нашли его, похоронили рядом с родителями. Те, бедные, не дождавшись сыночка своего единственного, с горя померли.
 Вернулась Марьянка с речки, а родители её уже холодные лежат, слабые они были, от холода задохнулись. Осталась она одна – одинёшенька. Другая бы горевала, а этой всё нипочём. Даже кошки с собакой не завела – ведь их кормить надо, а Марьянка ни о ком заботиться не хотела, так и дожила до старости смоковницей бесплодной.
 Пошла она как-то в огород картошки накопать. Вдруг видит – сидит на камне ящерка, греется на солнышке.
– Ах ты, уродина, – закричала Марьянка, – и как только Господь терпит таких!
Да мотыгой её, мотыгой! Только старая уже была Марьянка, не удержалась она и упа¬ла да прямо головой о камень ударилась. Тут её душа с телом и рассталась.
Подхватил её Ангел-хранитель и к Богу понёс.
– Господи, – говорит, – сотвори с ней по милости Твоей.
– Нет у меня для такой чёрной души милости! – ответил Бог. – Пойдёт она в Омут забвения на веки вечные.
Прижалась душа Марьянки к своему Ангелу-Хранителю.
– Защити, батюшка, – просит. – Искуплю я свою вину.
Покачал головой Ангел.
– Здесь ничего искупить нельзя. Сколько раз я старался сердце твоё растопить, сколько раз во сне нашёптывал: опомнись, Марьянка! Да ты меня слушать не хотела.
– Заступись, – дрожит Марьянкина душа. Вдруг видит она: Иван с её родителями к Ангелу подходят. Кланяются низко, за Марьянку просят. За одно мгновение вся жизнь её бесполезная перед ней пролетела. Сколько людей из-за неё, бессердечной, жизни лишилось. Родителей и тех, не пожалела. Стыдно ей стало.
– Не просите, –сказала она им. – Не надо. Поделом мне, злодейке. Пусть будет воля Твоя, Господи, а не моя, – и глаза закрыла.
– Отче милосердный, – заплакал тут Ангел, – сжалься над этой душой заблудшей. Не губи её. Может, её ещё спасти можно.
– Хорошо, – согласился Бог. – Быть по – твоему. – Толь¬ко она сама себя спасти должна.
Открыла глаза Марьянка, а над ней небо синее, по нему облака плывут, а воздух спелой черешней пахнет.
– Слава Богу, привиделось, – облегчённо вздохнула она. И только хотела встать – а не может. Опустила она глаза, глядь, а вместо ног у неё – лапы перепончатые, всё тело в каких-то наростах безобразных, а сзади хвост уродливый тянется.
Страшно стало Марьянке, поняла она, что не привиделся ей страшный сон. Вдруг увидела она прямо над собой чей-то огромный клюв. Еле-еле успела под камень спрятаться, так и просидела там до вечера.
Как стемнело – так ей есть захотелось, что просто мочи нет терпеть больше. Побежала она на грядку, нашла капустку, отгрызла кусочек, да и съела его. И показалось ей, что ничего вкуснее она в своей жизни не ела.
Так и стала она жить. Днём от ужей да от птиц пряталась, а ночью на огород бегала – то морковку себе выкопает, то огурчик надкусит, а то, и клубничкой полакомится.
Всё бы ничего, только стала она за людьми очень скучать. Издали за ними наблюдала, речи человеческой с жадностью внимала, а подойти близко боялась – не забыла, как сама ящерку когда-то убить хотела.
Погнался за ней однажды огромный кот. То ли за мышь её принял, то ли просто поиграть захотел. Марьянка и туда, и сюда, но, как ни старалась, а спрятаться от кота никак не могла. Отовсюду он её своей лапой доставал.
Так перебегала она с места на место, пока не прибежала к какому-то дому. Вот-вот схватит её сейчас страшный зверь. Метнулась она на крыльцо и в дом забежала. За¬бралась на стол, прижалась, вся дрожит от страха, даже глаза закрыла.
– Ах ты, негодник, – услышала она чей-то голос. – А ну, брысь с хаты. Открыла Марьянка глаза и увидела старушку. Чистенькая такая, аккуратная, вся будто светится. Хотела она убежать, да все силы страх забрал.
Увидела старушка Марьянку, подошла ближе. Лицо у неё доброе, так всё улыбкой и лучится.
– Ах ты, красавица, не бойся, я тебя не обижу, – обратилась она к ней. Потом внимательно так посмотрела на неё и спрашивает:
– А ты ведь Ангел, правда? Я вижу, ты Ангел. Может, ты за мной при¬шла? Пришло мое время умирать?
Марьянка хотела ей сказать, что это она, Марьянка, умерла, а старушка пусть себе живёт да не смогла. В горле что-то булькает, а слова не выходят.
– Погоди милая, я тебе молочка налью. Взяла старушка блюдечко, налила туда молочка да печеньица накрошила.
– Угощайся, матушка-сударушка. Никто тебя здесь не тронет.
Так и стала Марьянка со старушкой той жить. Как стемнеет, зажгёт старушка свечку, сотворит молитву и начинает с Марьянкой разговоры всякие водить. Про жизнь свою нелёгкую рассказывает, с просьбами к Марьянке обращается.
– Ты, говорит, – Ангел мой, когда назад вернёшься, передай близким моим, что помню я их и люблю. И каждый день за их упокой молюсь. Да попроси, чтобы Господь не гневался на меня и простил мне грехи мои вольные и невольные, если я в своей жизни что не так сделала.
Жалко Марьянке старушку, тяжело той с хозяйством самой управляться. Горюет, что не может она ей ничем помочь.
– Была бы я прежней Марьянкой, – думает, – я бы ей воды наносила, пирогов бы напекла. Только сейчас она поняла – как это сладко, когда ты о ком-то заботишься. Только ничего она со своими лапами перепончатыми сделать не может.
– И тут я бесполезная, – вздыхает.
Однажды забыла старушка свечку загасить. Подул с окошка свежий ве¬тер, взметнулось пламя да схватило краешек салфетки. Загорелась салфетка, огонь силы набрал, на занавески перекинулся.
Проснулись старушка с Марьянкой, а в хате дыма полно, дышать нечем. Вскочила старушка, хотела дверь от¬крыть да упала и ударилась так, что двинуться не может. Марьянка ви-дит, что огонь уже к двери пробрался, сейчас весь дом загорится. Бросилась она бежать, да через дверную щель на крыльцо выбралась.
– Фу, – едва отдышавшись, вздохнула она с облегчением, – успела.
Как вдруг слышит, старушка слабым голосом её зовёт.
– Где же ты, Ангел мой? Неужели бросишь меня, друг мой сердешный?
Сжалось сердце у Марьянки от любви и сострадания, бросилась она назад. Поднялась по двери, упёрлась в щеколду, хочет с места её сдвинуть.
А огонь всё лютует, ящерку за хвост хва¬тает. Больно Марьянке, из последних сил толкнула она щеколду, дверь и открылась. Освежил свежий воздух старушку, выползла она на крыльцо, а там и соседи подоспели.
 Только не увидела всего этого Марьянка. Сгорела она, охваченная пламенем, даже до земли не долетела.
Подхватил её обожжённую душу Ангел-Хранитель, понёс к Богу.
– Прости её, Отче, – просит.
– Да я её уже давно простил, – ответил Бог и, улыбнувшись Марьянке, послал ей своё дыхание.
Почувствовала она, как встрепенулась её душа, как наполнилась силами молодыми. Глядь – а она прежней Марьянкой стала, только ещё краше.
– Благодарю, Господи, за милость твою, – низко поклонилась Марьянка и, засмеявшись от счастья, полетела искать родителей да суженого своего, Иванка.