Глава 1 - Жизнь без прошлого
Венера, посёлок Максвелла
Пансионат "Смирновский"
10 мая 2329 года
В помещении для приёма гостей тихо. Сезон по местным меркам только начинается, массовый заезд постояльцев начнётся в начале июня, когда южнее станет слишком жарко. Люди приедут к Горе Максвелла, местные называют её не так длинно и "пафосно" - просто Гора. Гора даёт развлечения почти на любой вкус - походы, сплавы по рекам, стекающим с огромного ледника, подъём на малые вершины. Но не даёт самого главного - на самую вершину невозможно подняться, во всяком случае в традиционном, альпинистском понимании. Высота Горы - больше 11-ти километров, и если подниматься на неё "по классике", то туда нужно брать десятки, если не сотни литров кислорода на каждого. Брать с собой дрона? Нет, это не по классике, альпинист должен нести всё снаряжение на себе. Рисковавшие собой уже были, но из них никто не вернулся - когда служба спасения вытащила со склонов горы 50-й труп, люди решили всё - хватит. Теперь восхождения выше 8000 метров запрещены и альпинистов отсюда как ветром сдуло - ну что это за восхождения такие, если нельзя взобраться на самую вершину?
И гора не обеспечивает ещё одного очень важного развлечения, которое было бы к месту в таких глухих, незаселённых местах, и отдалённых; вокруг неё можно было бы ездить на лошадях, это были бы долгие конные походы, но на такое обязательно нашлись бы желающие. Полностью "выключиться" из повседневной жизни - ни связи, ни новостей, ничего кроме небольшой компании, общения, спокойного движения и неглупых животных. Тут такого не будет просто потому, что лошадь, как это не странно, хочет пить и есть. С питьём никаких проблем - дождей достаточно, озёр и просто луж тоже, а с едой серьёзная проблема. О Горе, местности вокруг, да и о всей планете вообще можно сказать одно и тоже - она безжизненная, вода не всегда синоним жизнь, говоря точнее - отнюдь не сразу.
Давно о Венере можно было говорить как угодно - ад, кислотная баня, да просто употребить половину полуцензурных и нецензурных ругательств. На Земле, в Люксембурге, Генеральная ассамблея ООН что приняла резолюцию о терраформировании планеты, страны члены ООН разделили обязательства по вложениям в эту затею и приблизительно поделили ту территорию, которая должна стать сушей по результатам предварительного моделирования. Прошло двадцать с лишним лет, и только тогда давление атмосферы начало снижаться, а температура - падать. Первые водяные, а не кислотные дожди пролились над планетой в ещё через тридцать лет, а окончательно современные границы материки и острова приобрели ещё через сорок.
Некоторые из детей, которым родители сказали - "скоро переселимся на Венеру!" дожили до конца XXII века, когда нужда в переселении отпала, но на планету всё-таки высадили восемь тысяч первых колонистов. Тогда уже старики, кто-то из которых родились ещё в XXI веке записали для "пионеров" обращения на разных языках - как им было волнительно слышать такие новости в далёком детстве, и как здорово, что ещё при их жизни Человек может ходить по Венере и дышать нормальным воздухом без скафандра и пить воду без фильтров, просто зачерпнув её из реки.
Последний из тех стариков, ещё помнивших трансляции с той исторической Генассамблеи умер в 2226-м, тогда колонистов было уже не восемь тысяч, а семнадцать миллионов. Где-то провели настоявшую демаркацию границ, а здесь, на Земле Иштар этим не занимались - ровная часть поверхности планеты до сих пор выглядит как битая вулканическая порода в которой ничего не растёт.
Здесь, вокруг такая же ситуация - вода есть, а жизни нет. Можно сплавляться по Максёлке, а вокруг будут не сосны и ели, а камни за полтора века едва скруглённые водой, прошло ещё слишком мало времени, чтобы здесь начали расти травы и леса. Здесь в Посёлке есть почва, её по большей части с Земли привезли, производить искусственную почву слишком дорого - проще культивировать в завезённой микроорганизмы, которые в результате своей жизнедеятельности произведут новую. В 2260-х, когда на Земле началось перенаселение, в планету снова вложили денег: Завезли новую почву, увеличили бюджет Администрации остаточного терраформирования, которая форсирует размножение местной флоры и фауны. Люди не почувствовали серьёзной отдачи за сорок лет, а потом про Венеру начали забывать - человечество наконец-то вырвалось за пределы Солнечной системы, а там за её пределами, есть немело достаточно "готовых" планет, достаточно живых. Конечно там нет дубов и берёзок, но есть своя растительность со съедобными плодами и живность со съедобным мясом.
***
У администраторской стойки пансионата двое, собственно администратор, Светлана, и таксист, Мечислав. Светлана ведёт семейное дело вместе с мужем - его прадед основал этот пансионат в больше века назад, когда в посёлке жили только учёные и Петру Ивановичу Смирнову пришла вполне разумная идея, что среди растущего населения планеты найдутся желающие отдыхать не только на Земле. Просто не все могут позволить себе сразу три отнюдь не дешевых космических перелёта, чтобы оказаться у знакомых пейзажей.
Мечислав - белорус, он перебирается в Посёлок летом, когда здесь клиентов больше чем на полуострове Тарашкевича. На белорусской территории есть замечательный курортный городок, но летом там также пусто, как и здесь зимой, когда прямо за окном можно фотографировать гейзеры на фоне выпавшего снега.
- Святлана! Дваццать восем тысяч! Эта ж...
- Какие деньги? Решил в чужом кармане покопаться? Хороший заказ, в Город съездишь! Мало ли кто сколько зарабатывает...
- Дело гавариш. Успомню далёкую далёкую дарогу, только б Михалыч с техаглядом не падвёу. Пачти чатыры тысячы киламетрав туды и назад. Где гэтыт Елизарау? На рэйс жа спозницца!
- Щас позвоню. Алкаш...
Некто Елизаров позавчера позвонил Мечиславу и уговорил его отвезти до Города почти за тридцать тысяч. Просто Городом здесь называют Александров-Приморский - он не только крупнейший город на материке, но и на всей планете. В самом городе 18 с половиной миллионов человек, в агломерации 30 с небольшим, а если считать округу - то все пятьдесят. Таксист может удивляться якобы причудам отдыхающего, но такие причуды бывают по несколько раз за сезон, а ему просто не о чем со Светой поговорить.
До Города можно добраться не только на такси. Но поезда сейчас ходят редко - четыре раза в неделю, и малая авиация делает все меньше рейсов. С Венеры, толком её не заселив, люди съезжают на те самые "готовые планеты". Пять лет назад "готовых планет" стало в разы больше, людей интересуют другие разумные цивилизации живущие там, и всего за четверть века с планеты уехало полмиллиарда человек. Светлана родилась здесь, Мечислав тоже, и они никуда не поедут. Но таких немного - если уж люди с Земли уезжают, что уж говорить о таких местах как Посёлок. Здесь достаточно отойти на пять километров в любую сторону, взять фотографию, сделанную автоматическим посадочным модулем ещё в 1975-м и, что называется, найди три отличия. Их и будет ровно три - голубое, а не жёлтое небо, тучи на нём и лужи под ногами. Всё, на этом отличия заканчиваются.
- Их величества спускаются. Ну ты же припустишь если...
- Канешна...
Таксист может превысить скорость, хотя Мечислав в свои года предпочитает неторопливую и солидную езду. К тому же сейчас его клиенты захотят и посмотреть из окна на громадину Горы, поэтому торопиться во время таких, практически обзорных экскурсий ему совершенно ни к чему.
Из лифта вышел человек, вроде не старый, но абсолютно седой. У него действительно красная морда, мешки под глазами - весь его, с позволения сказать, отдых прошёл в тёплых вулканических источниках вместе с коктейлями. До проституток дело не дошло просто потому, что у него было только два состояния - протрезвление и опьянение, а отнюдь не потому, что он кому-то хранит верность.
- Светлана...ай, забыл как вас...
- Николаевна.
- Да, я же вам, вроде, ничего не должен?
- Ничего не должны. До свидания, Максим Валерьевич! Если понравилось - приезжайте снова!
У Светланы было очень острое желание просто таки процедить прощание, "приезжайте снова". Но тут не разгуляешься - этот Елизаров для неё как рак на безрыбье. Хотя в реках нет ни раков, не рыбы, но это уж так. Он прилично себя вёл, пил, но пил тихо, не буянил. Не приходится выбирать - когда она была ребёнком гостей было больше, а сами они не лакали алкоголь в таких количествах. Муж, чтобы поднять ей настроение изобрёл фразу - "водочный эквивалент", в него можно пересчитать всё выпитое постояльцами. "Водочный эквивалент" выпитый Елизаровым действительно огромен, но денег у него немало, и алкоголизм, если он и появятся, ему вылечит любая частная клиника в самых лучших условиях.
***
Машина такси едет медленно - хоть посёлок и небольшой, он чётко делится на курортную часть и всё остальное, где живут обслуживающие отдыхающих люди, находятся склады, маленькая школа, полицейский участок, почта, и всё прочее, что нужно почти для семи тысяч человек. А по улицам в курортной части Посёлка люди могут ходить по проезжей части, даже поддамши немного, так что здесь максимум 30, и камеры контроля скорости на каждом шагу. Мечислав думает о том, что ехать ему действительно неблизко, но Михалыч, владелец единственной автомастерской вроде бы работает на совесть. Он такой же местный как таксист и Светлана, родился здесь и никуда не уедет. У таких людей и ход мыслей не как у городских, сами про себя они всегда говорят, что работают не за деньги а на совесть. Тут же все всех знают - если в автомастерской схалявят, то на Михалыча будут смотреть как на халявщика все.
- Максим, так? Зачем приезжау? Нравицца?
- Вроде бы я здесь родился. Не, не понравилось, в следующий отпуск сюда не приеду. На Венеру вообще.
- Вроде бы? Не памятаеш?
- Не помню.
- Маленьким отсюда павезли?
- Вроде да, в два года. Потом в Смоленск. в Смоленске я три класса я вроде бы в гимназии ходил.
- Зноу вроде бы? Не памятаешь?
- Да, не помню. Мечислав, знаю я вашего брата, любите вы с пассажиром поговорить. Я не хочу говорить почему я не помню и говорю "вроде бы".
Посёлок не настолько большой, чтобы ехать через него уж слишком долго. На дороге знак железнодорожного переезда, именно железнодорожного, потому что здесь и в XXIV веке лежат рельсы со шпалами. Слишком дорого строить в пустыне, по сути, где никто не живёт инфраструктуру для магнитотрасс, чтобы здесь ездили современные поезда на магнитной подушке. Отсюда всего два направления - на север и на юг. На севере, на берегу океана Посёлок Арктический, по другому его никак назвать не успели, так что он называется по сути. Он за полярным кругом, летом там солнце не садится а зимой не встаёт, и зимой там действительно холодно и океан месяца на полтора каждый год замерзает. На юг Белолесье и Город.
Поток транспорта здесь настолько небольшой, что выезд на трассу это перекрёсток со светофором, и конечно цикл работа светофора настроен так, чтобы транзитный транспорт останавливался пореже. Дорога здесь почти самая простая - одна полоса в каждую сторону, обочина и полоска безопасности. Вся разметка из световозвращающих материалов, ночью это будет единственное освещение. Дорога прямая, как стрела, но максимальная скорость всё равно небольшая - 120 километров в час. Нет здесь разделителя, и лобовые столкновения могут кончится плохо. А они бывают, эти столкновения - водители едут часами, могут забыть и отключить автоматику машины. Остановиться, отлить, а потом забыть. И соблюдение скоростного режима здесь контролируют простейшим образом - плакатом с социальной рекламой и под ним двумя развороченными легковушками в аварии трёхлетней давности.
- ...Давно замечено, что чем дальше от флота, тем лучше твое настроение, и
чем ближе к флоту, тем оно все пакостней и пакостней, а непосредственно на
флоте - оно и вовсе никуда не годится. Не помню кто это сказал.
Пассажир знает - очень скоро езда таксисту наскучит и он будет расспрашивать пассажира обо всём подряд. Например, почему у него такая недовольная морда. Елизаров вспомнил об этом и выдал эту фразу или цитату.
- Служыш на флоце?
- Нет, не служу. Я не служу, я работаю. Хотя...
Мечислав видит - этот Елизаров уткнулся в окно, смотрит в зеркало, пока Гора ещё совсем не скрылась из вида. И вид у него не такой, что он сильно хочет разговаривать.
***
Четыре часа спустя.
Таксисту стало скучно через час, и он решил договориться с пассажиром какую музыку тот готов слушать. Елизаров не любитель народных песен и со скрипом согласился послушать первый и третий фортепианный концерт Чайковского. И больше ни на что не согласился - он привык ценить тишину, потому что по работе ему приходится много думать, а думать он привык иногда в полной тишине и темноте.
Где-то час назад река Максёлка сблизилась с трассой, она будет петлять, проходить то слева от дороги, то справа от неё. До впадения в океан она получит множество притоков, из узкой и порожистой превратится в широкую и спокойную, а при впадении в океан будет небольшой эстуарий. Этот эстуарий вырос, пока Алесандров-Приморский не расширился и люди не стали селиться у моря, но больше он уже расти не будет - теперь набережная заключена в камень. Набережная, и причалы Администрации остаточного терраформирования. За четыре часа не было ни одного крупного съезда, помеченного знаком. Они начнутся часа через два - там будут небольшие фермы генно модифицированной сои. Фермы держатся на субсидиях - выращивание сои здесь дело дорогое, а продуктам из неё приходится выдерживать конкуренцию нормальному импорту с Земли. Формально эти разбросанные фермы объединяются в деревни, так чтобы дети могли учиться у живого учителя, а не видеть его на экране, и видеть других детей, а не только своих родителей и братьев с сёстрами. Взрослым точно также нужна хоть какая-то социализация и живое общение. Эти сёла тоже на субсидиях, но налогоплательщики со временем задают всё больше вопросов об осмысленности таких трат. Соя, выращенная на этих фермах дешевле не становится, а стоимость импорта малу-помалу становится меньше. Люди считают, что всё должно происходить естественно, а не искусственно ускоряться из их кармана, тем более, что из их кармана достают много, а видимой отдачи нет. Налогоплательщика можно долго уговаривать что это вообще дело долгое, но тот может резонно ответить - человек живёт всего один раз, и вообще не любит долгих и настойчивых уговоров. А если уговоры становятся уж слишком настойчивыми, то в Сети может провести плебисцит об урезании расходов на самих уговаривающих. В Посёлке народ говорит, что это как бьющееся сердце, которое со временем бьётся всё слабее. Все понимают - будет здесь земля и леса везде, природа своё возьмёт. Но когда? Через сотни, тысячи лет? Может десятки тысяч? Жизнь ускорилась - в этом году уже успели отметить сорокалетие с того момента, как двигатели впервые позволили развить сверхсветовую скорость. Теория, плод двух учёных с разных континентов, воплотилась в практику. С тех пор произошло настолько много событий, что даже родившиеся на Венере и привыкшие к этим местам согласны - всё что вокруг происходит слишком медленно.
Когда люди встретили другую разумную жизнь произошло столько невозможных раньше вещей, что те же Светлана и Мечислав понимают - со временем внимание к Венере будет только угасать. Всё настолько быстро завертелось, что просто невозможно предсказать что будет через двадцать лет, а то и через десять. Те, кто помоложе вообще живут сегодняшним днём, они живут совершенно другой жизнью и мыслят совсем другими категориями, нежели их родители. Люди разных поколений. Мечислав на таких насмотрелся, наговорился с ними, если он о чём и будет говорить, то явно не о том, зачем люди эмигрируют на другие планеты где и год может длиться подчас тысячи лет, и сутки могут быть и 8 и 80 часов. Это стало допустимым, нормой жизни. Год на Венере тоже не сразу сравнялся с Земным, и сутки тоже, но об этом задумались сразу, и работали параллельно с распылением химикатов в ядовитой атмосфере планеты. Венеру можно было "синхронизировать" с Землёй, а как можно вмешиваться в цикл вращения планеты, которую уже занимает другая цивилизация? Один пример есть, кое-кто и попрекает им, говоря, что люди почему-то перестали быть людьми, когда радостно рванули к другим мирам. Мечислав и это слышал, поэтому он тоже понимает - он может не хотеть никаких перемен для себя лично, но отрицать, что жизнь изменилась также бессмысленно, как и пытаться ссать против ветра.
Справа от трассы появился первый признак того, что дальше жизни будет больше - там крупный массив ветрогенераторов. Ставить солнечные панели здесь бессмысленно - слишком часто идут дожди, и их придётся кому-то или чему-то отмывать. С ветряками проще - ветер есть всегда, более того он контролируемый - ураганов здесь никто не допустит. На Земле тоже, но там это не приводит к мыслям о том, что вся планета...управляемая...
***
Название "Белолесье" было запланированным, тут рассчитывали высадить большую берёзовую рощу, чтобы вновь созданная природа напоминала славянам их родную. Но условия тут немного другие, и произошло то, что должно было произойти - берёзы и не заметишь за зарослями пальм и древовидных папоротников. Народ пооптимистичнее называет Венеру "Планетой юрского периода", во всяком случае растительность тут скоро будет именно такой, как в эру динозавров. Самих динозавров нет, людям и одного примера хватило. На саговниках, которые уже встречаются по сторонам от дороги сидят птицы, но это не просто птицы - вымершие в конце юрского периода археоптериксы. Вымершие, но клонированные снова, это был лишний урок людям - нечего чувствовать себя великими творцами, можно натворить....дел. Археоптериксы жрут всё, даже котят прихватить могут, и теперь "птичек" держат подальше от городов. Они ни черта не приручаются, и на них лучше смотреть или издалека, или в документальных фильмах о природе Венеры. У Мечислава была поломка машины когда он ехал в сторону Белолесья, так что он знаком с этими наглыми тварями, которых просто так не отгонишь, если уж они учуяли хоть что-то съедобное.
Городок уже появился на горизонте. Белолесье основан давно по местным меркам - в 2205-м, его называют городом на развилке. Там автомобильная развязка и относительно крупная узловая железнодорожная станция. На Земле Иштар есть одна главная дорога, направление - из Алексадрова-Приморского в Гриневичи, как раз там и работает Мечислав большую часть года. Гриневичи расположены на берегу живописного залива, в окрестности хорошо вложились, и теперь там отличное, и главное недорогое место для отдыха. В августе там проходит студенческий фестиваль "Больше солнца! Больше тела!", можно даже больше сказать - славянский студенческий фестиваль. И это одно из немногих естественных явления во всяком случае на материке - в отличие от "Славянского базара" в Витебске этот фестиваль не планировали на межгосударственном уровне, это в каком-то смысле стихийное явление. Перед фестивалем и после него назначаются дополнительные поезда, и поток транспорта на дороге увеличивается в разы.
- У горадзе заправимся и аддахнем.
- Да не вопрос.
Семь часов в пути - всякому захочется походить и размяться. До Александрова-Приморского останется ещё восемьсот километров, но по времени это немного - дальше дорога совсем другая. Не такая, как между Минском и Москвой, конечно, но по крайней мере даже у Белолесься будет две полосы в каждую сторону, и направления отделены друг от друга на пятнадцать метров. И скорость, естественно, будет выше.
Всё было запланировано и сделано удобно для водителя - дороги обходят город, скорость вообще не нужно снижать, и автозарядный комплекс "Узловой" расположен удобно для всех, кто бы с какой стороны не ехал. Гора Максвелла до сих пор изучается учёными и Мечислав не единственный, кто ездит из Гриневичей в посёлок Максвелла. Оттуда ещё сложнее попасть в Посёлок поездом - ехать до Белолесья, ждать пересадки на неудобном вокзале...
Пассажир немного прикорнул от монотонной дороги, сейчас проснулся и вышел размяться под крышей АЗК. На Венере почти всё под крышей - везде много дождей, почти как в Бенгалии, а люди не изменились до такой степени, чтобы считать под дождём намоченную голову допустимой вещью. Изобрели удобные противодождевые шляпы с регулируемой шириной, но не изменились сами. Елизаров знает совершенно другую расу, которая никогда не пряталась от дождя, особых восторгов он от неё не испытывает. Но ему с ними работать и нужно. Крыша АЗК, защищающая голову от дождя -одно из последних напоминаний, он всё ещё на территории людей.
Тронулись дальше. Теперь можно идти легально со скоростью 200 километров в час, такие числа ещё раз напоминают пассажиру, что Венера, какая бы она не была безжизненной, всё-таки человеческая планета. Но это и не Земля, если расстояния до городов на самой главной дороге материка наносится на металлическую табличку -
"Элеваторный -432
Дельта - 678
Александров-Приморский - 794,
Иваново - 798"
Когда-то считалось, что Максёлка образует дельту, её даже рассчитали, и один из самых дальних городов-спутников Алексадрова-Приморского назвали до того как стало окончательно понятно, что так не будет. Поэтому Дельта - в некоторой степени исторический топоним, посвящённый истории человеческой ошибки. Ошибки курьёзной, но не судьбоносной. Иваново - не город, такой уже есть, это аэрокосмический комплекс, Елизарову туда. Аэрокосмический комплекс - фактически космопорт и аэропорт в одном, на земле таких нет просто потому, что нет столько пространства. Для взлёта космоплана нужны одни полосы, для самолёта другие, здесь всё планировали с чистого листа, сразу выделили участок ровной земли площадью почти восемьсот квадратных километров. На Земле, можно сказать, всё скученно, и у каждого космопорта есть своя история, в том числе "выгрызание" нужного количества земли, планирования санитарной зоны, где космоплан при взлёте переходит на сверхзвук.
***
Александров-Приморский, Речной район
Белолесское шоссе
Иваново к западу от города, в теории его нужно объезжать по Большому Кольцу. На практике люди тоже могут ошибаться, например в том, как будет развиваться городская агломерация, и как пойдут транспортные потоки. Время сейчас вечер, почти шесть часов, и Большое Кольцо перегружено грузовым транспортом - небольшие грузовички развозят продукты сразу с контейнерного терминала космопорта на склады магазинов. Сейчас быстрее немного въехать в город и объехать его по Среднему кольцу.
Материк был назван Землёй Иштар ещё в XX веке, когда он был просто крупной возвышенностью, и никакого океана на Венере ещё не было. Раз так, то тематику междуречья в городе стараются обыгрывать. В парикмахерских делают вьющиеся бороды, в магазинах одежды продают высокие шапочки в вавилонском стиле. Рекламные щиты над проезжими частями магистралей призывают забросить сетевые игры на планшетах и вспомнить древние времена, когда люди забавлялись настольными играми лицом к лицу. В магазинах нет наборов для привычных шахмат и шашек, как минимум нарды, а ещё сенет, и игры, бывшие популярными в Урарту, Шумере, Вавилоне и Ассирии. У персов нет такой жилки – не только досконально выяснить правила первых настольных игр, но и наладить производство наборов из натуральных материалов. Конечно, их не обидели – заплатили хорошие деньги за патенты, чтобы у персидских археологов не было ощущения, что результаты их трудов просто украли.
Через месяц в центре пройдут «шумерские чтения». Задача этих чтений – «скрестить» тексты, представляющие интерес только для учёных и археологов с художественной литературой. Сделать слова, написанные пять тысяч лет назад достоянием человеческой, и не только человеческой культуры.
Елизаров ехал в Посёлок Максвелла поездом, шесть часов вполне хватило, чтобы прочитать "Сказание о Гильгамеше", ему полезно почитать такое, понять какова была литература тогда, и что в людях осталась неизменным. По работе полезно - там ему постоянно приходится смотреть на человечество со стороны, читать такие ему древние книжки совершенно нелишние. Максим работает тоже в Городе Дождя, он прямо сейчас вспоминает это, видя тротуары прикрытые прозрачными крышами из оргстекла, переходы под улицами в основном подземные. Люди, хоть и в курсе стараний мэрии, прерывающей ливни если они затягиваются, всё равно ходят по улицам в чём-то наподобие плащ-палаток.
Здесь пока что человеческая культура, здесь кипит жизнь. Над магистралью органодиодная панель с прогнозом погоды, ограничениями скорости и самой последней информацией по загрузке основных дорог города. Но здесь не совсем Земля в том плане, что город перенаселён, первоначальные планы заселения планеты не осуществились. Теперь уже неважно почему - на Земле считается, что из любого города до космопорта можно доехать поездом максимум за четыре часа, Здесь такое неосуществимо даже в Белолесье. Не от того, что поезда медленные - нет смысла гонять их так часто. Поэтому на планете люди живут не разъезжаясь от космопорта, тоже самое и на других материках, и на архипелаге Новая Хортица. Для Елизарова это тоже напоминание - он возвращается к месту своей не слишком приятной и опасной, но денежной работы. Денежной и нужной.
- Далёка лецишь?
- Вот ты, мужик, спросил! Мы с тобой далеко ехали?
- Дал...
- Да, далеко. Я так отвечу - лечу я дальше чем хочу. Но и ты ехал дальше чем хотел, чтобы 28 штук заработать.
Мечислав нагляделся на людей, в том числе на таких, что возвращались из отпуска, как на каторгу. Он и сам таким был, но так и не понял, как разговаривать с "каторжанами". Машина уже давно идёт по Ивановскому шоссе, держится слева, чтобы следовать к "Космопорт, зона вылета. Аэропорт, терминалы Г, Д, Е". У Елизарова телефон брынькнул - регистрация на его рейс уже началась и это, пожалуй, к лучшему. Больше движения, меньше остановок и пустых раздумий.
***
-...Следующий, документы. Один момент.
Максим предъявляет на регистрации не паспорт а визу, будто он чужой. Он и в самом деле чужой, если из детства и юности он ничего не помнит, не просто так он говорит "вроде бы". Вместе в визой он предъявляет и другой документ, тех мест...так получилось, что там он свой, там вообще нет чужих...
- ...ваше место К68, счастливого полёта.
Елизаров задержался у стойки регистрации буквально на секунду, вот-вот и он покинет те места, где говорят по-русски и без акцента. Большинство по крайней мере. Еще сутки и это будет едва ли непозволительной роскошью. Он проходит по телескопическому трапу и суёт под язык таблетку, этот полёт первый, но далеко не последний, можно сказать, его дорога из отпуска к работе только началась. Он двигался и будет двигаться к ней по разному, на этой дороге время и пространство очень относительно.
- Я хочу спать, разбудите меня по прилёту, если сам не проснусь.
- Хорошо, учту.
Максим также едва задержался у старшей стюардессы, встречающей пассажиров на борту космоплана. Первый рейс до космической станции Скай-Сити-II занимает 9 часов, и Макс уже поделил свои перелёты на условно дневные и условно ночные. В первых он будет маяться как себя занять, а во вторых заставит себя спать. Не он заставит, таблетки которые непонятны местным. Людям вокруг, охране, их лучше не показывать, чтобы не сойти за наркомана.
На соседних местах уже сидят. Студенческая компания, парни и девушки сильно жалеют, что они не в поезде, и не могут выйти в тамбур и наговориться всласть. Здесь не бизнес-класс и стюардессы не будут демонстрировать чудес убедительности, чтобы одни могли спокойно поспать, а другие поговорить не мешая первым.
Максим уселся, задумался о своём, он даже не заметил как посадка закончилась, и тягачи оттащили космоплан от терминала на рулёжные дорожки. Также не заметил пока шло руление и пилоты получали разрешение на взлёт. Елизаров оторвался от своих мыслей только когда снизу уже была вода и шуме разговоров еле заметный хлопок от перехода на сверхзвуковую скорость. Теперь его движение сильно ускорилось - космоплан увеличивает скорость набора высоты и скорость движения, скоро она будет гиперзвуковой.
Стюардессы объясняют пассажирам правила безопасности, и на этом их работа почти закончится. Им не кормить пассажиров, не подавать напитки, это дешевый ночной рейс, "съедающий время". Они устроятся спереди, в отсеке между классами и будут говорить о своём житье-бытье - кто одна, кто замужем, и как такое терпят в семье. Может прямо в эту ночь одна из них скажет - всё, больше она с ними не работает, потому что ночью нужно быть дома. Конечно это не по правилам, но наверняка будет шампанское, шоколадные конфеты - немного забвения и сладости в серые будни.
Максим часто думает о том, что думают другие, это тоже полезно по работе, а сейчас он смотрит в окно. Там уже звезды, можно сказать, они уже в космосе. Он как то слышал дискуссии учёных, что такое космос, где его граница. Его спросили, а он ответил, что "космос, наверное, где я дышать и жить не смогу"...
***
Приблизительно в 35.000 километрах над поверхностью Венеры
Станция Скай-Сити-II
11 мая
-...Уважаемый! Мы прибыли!
- Да, извините.
Здесь уместно именно слово прибыли - космоплан никуда не садится, он стыкуется со станцией. В таких полётах можно говорить об отбытии и прибытии, а не об от отлёте и прилёте.
Максим быстро просыпается, он уже вышел из космоплана и смотрит на табло прилёта. "Александров-Приморский, Прудник-над-Сырожью, Гриневичи, Красный кут". Пока ещё знакомые, и благозвучные топонимы...
- Куды?
- Межпланетная зона вылета.
- Свезём!
Елизаров мог бы выбрать автоматическое такси. Оно дешевле, в нём просто нет таксиста, который может задать тупой вопрос. С другой стороны пройдёт месяц, и Саксим будет ценить именно таких таксистов, возможно именно за их неизменный интерес к тому, кому они везут. Он хоть есть, этот интерес, машина выполняет задачу, никакого "интереса" в её алгоритме не прописано.
- На Землю? В видпуск, поки не жарко.
- Нет, не на Землю. И мой отпуск уже кончился. Слуште, у меня рейс через три часа, знаете здесь пельменную?
- В торговелний зоне есть одна непогана...
- Ну вот туда тогда.
Здесь тоже живут, в названии станции не зря есть слово сити - город. Людей здесь не так много, как над Землёй, но тоже достаточно - тысяч восемьсот, не меньше. Максим даже думать не хочет о жизни, где никогда не будет настоящего солнца и света - только искусственное освещение. Можно жить в полярной ночи и твёрдо знать, что однажды будет рассвет, а здесь? Неужели здесь, среди миллиардов тонн металла кто-то тоже считает это родными местами? Тут ведь всё есть - магазины, школы, училища.
- Вот, будь ласка.
- Спасибо родной.
Максим взял телефон, уже когда заказ такси начал уплывать вниз, он выдрал его и сменил "без чаевых", на "чаевые - 5%". Нормальный, в меру жизнерадостный таксист, он только вечером увидит, что на счету чуть больше ожидаемого. Какого вечера и по какому счёту?..
- Что будете? Меню?
- Можно...пельмени по-сибирски? С чесночком? И попить...предложите что-нибудь!
- Предложу монгольский чай.
"Пельмени-вареники" - сеть пельменных, Максим знает как минимум одну такую же, с таким же названием, но очень. Пельмени по-сибирски ему люди рекомендовали, сам он не знает о Сибири почти ничего. Кроме того, что Сибирь вообще есть. А монгольский чай Елизаров уже пил, уместно сказать, что далеко отсюда, и он знает, что это не чай. Своеобразный напиток, сытная штука, очень подходящая прелюдия к пельменям.
Три года назад Максим читал сказку, "Хоббит", читал помня пушкинское "сказка - ложь, да в ней намёк". Автор сказки написал её в первой половине XX века, наверняка он даже не думал, что когда-то люди будут не просто перечитывать её, но и говорить именно об этой станциями словами из сказки, называя Скай-Сити II последним домашним приютом. Последним перед Cолнцем. Есть Меркурий, но он слишком горяч, и его бедные недра не стоят затрат на освоение, планета представляет чисто научный интерес. Станция Ларунда на орбите Меркурия научная, там нет удобств, ресторанов и кафе, максимум столовая со скудным рационом. А само Солнце до сих пор угрожающе недостижимо хотя бы потому, что нет безумцев лететь без связи, хоть и закрывшись огромным "зонтом" от солнечного жара. Можно закрыться от солнечного пекла, а от солнечного ветра не закроешься, в конце концов наступает точка, откуда в радиошуме не будет услышан даже сигнал бедствия.
У Максима вообще много лишних мыслей, он часто задумывается о том, как со временем меняются люди. Люди растут, вроде это называется "акселерация", у людей окреп иммунитет, они не так подвержены инфекциям, как раньше. У Максима слишком часто появляются вроде бы лишние мысли, причём в тот самый момент, когда нужно получать положительные эмоции. Например как сейчас, от настоящих пельменей, соуса, бульона, который остаётся в тарелке. Он закончил и расплатился, нужно двигаться дальше.
В межпланетной, "верхней" зоне вылета регистрация и посадка не прекращается круглые сутки. Основное направление - Земля, точнее станция Скай-Сити, висящая неподвижно над Гвинейским заливом. Станция Паллада у Юпитера тоже популярна, вроде её тоже можно назвать городом, туда тоже летят. Но Максиму нужна Земля, точнее "Небесный град" над ней - крупнейший транспортный узел Солнечной системы. Его быстро пропускают, и даже проводят внутрь, ведь на этот дневной рейс он покупает билет в бизнес-классе. Доплачивает из собственного кармана к "компенсации расходов по проезду к месту отдыха", чтобы была нормальная компания и возможность её сменить. В личном терминале пассажира бизнес-класса есть опция "пересадите меня", и стюардессы всегда найдут выход, если сосед пассажиру неприятен.
- Вадим.
- Максим.
- Сидай, Максим, в ногах правды нет.
- Вадим, ничего, если на ты?
- Ничего.
- Ты ведь капитан первого ранга?
- Да, всё правильно, капраз.
Капитан первого ранга, капраз... Любые новые территории, Новый свет, как это было у конкистадоров в XVI веке это война. Можно выходить в космос с разведёнными по сторонам руками, как это выглядит на старинных иконах, но такое отношение поймут не все, говоря точнее - почти никто. Почти вся история человечества за пределами Солнечной системы состоит из войн, большие или малые. Войны на поверхности, в космосе, где люди гибли тоже. Сосед Максима - офицер другого флота, корабли того флота бороздят не океанские просторы, а двигаются в космическом пространстве, и могут устроить филиал Ада на поверхности планеты по приказу командования.
- Ты совсем седой! Воевал?
- Вроде да.
- Вроде?
Максим поднял рюмку, которая стояла у него на столике и постучал по ней. Не прошло и минуты, как в ней оказалась крепкая тминная настойка.
- Вадим, мы же можем поговорить так, чтобы это осталось между нами?
- Конечно.
- Мне почистили память осенью, в 23-м.
- Всем чистили, кому больше...
- Нет, Вадим, ты не понял. Полная очистка. Искусственная ретроградная амнезия. Я, знаешь, считаю свою жизнь с 11-го октября 2323 года, когда всё произошло.
- Всё было настолько хреново?
- Понятия не имея. Наверное да. Можешь считать это моей слабостью, но я верил и до сих верю своим врачам. Они... очень долго испуганно смотрели на меня, просили чтобы я не задавал вопросов о моём прошлом. Потому, что лучше от этого не будет. Я и не задаю. Они сами со временем говорят мне кое-что, вот осенью сказали, что я родился тут, на Венере, в Посёлке Максвелла. Я туда и съездил.
- Ладно, выпьем за будущее!
- Выпьем!
Сосед Максима попросил обычной водки. Максиму не удастся уйти в посторонние мысли просто потому, что он не умеет мало пить и молчать, особенно когда он надолго оказался в удобном кресле и в хорошей компании. Настойка даст телу тепло, и развяжет язык когда они будут лететь среди пустоты и темноты. И самое главное - заставит немного забыть Максима, что он - человек без прошлого.
Глава 2 - Путь между мирами
В рейсе Венера - Земля
На расстоянии около 40 миллионов километров от Солнца
Солнце близко, на таком расстоянии это жгущий и ослепляющий белый шар, в нём нет ни единого оттенка жёлтого. Встающее Солнце над горизонтом Венеры больше и белее, чем на Земле, здесь оно почти полностью белое, если смотреть в иллюминатор.
Иллюминатор в их космоплане непростой - кристаллическая решётка изменяется, чтобы пропускать не больше полпроцента солнечного света. Иллюминатор можно вообще закрыть, и подумать над выражением "до белого каления", которое практически подтверждает то, что горячее белеет.
Вадим пару часов думал над сказанным Максимом, вертел свою рюмку, будто в гранях заключены ответы. Или правильные, не болезненные вопросы.
- Сколько тебе?
- Лет? 34. Вроде бы я биологически появился на свет в середине апреля 2295-го.
- Биологически...Интересно говоришь...
- Вадим, как ещё мне говорить? Для себя я так считаю - в октябре мне будет шесть лет. Мне врачи так сказали - путь ваши награды, военная пенсия будут для вас как наследством от вашей прошлой реинкарнации.
- Реинкарнации. И ты не хочешь знать, что там было в прошлой...реинкарнации...
- Нет. Не хочу. У меня неблагодарная работа, я стараюсь не думать о том, кем я был. В моём положении, кстати, это очень полезно.
- Спецназ?
- Нет, Вадим, не спецназ. Давай я скажу и не буду уточнять - спецслужбы.
- Спецслужбы? Договорились. Ты извини конечно, но ты не выглядишь шестилетним. Не производишь впечатление. Тебя учили?
- Да, учили, и не меня а нас. Я не один такой, обунённый. Первый год...это вообще как в тумане, для себя я считаю что в первый класс я пошёл в ноябре 24-го. Под новый, 2325-й год нас вывозят на Нассам, и до конца года мы вроде как осваиваем программу первого и второго класса. До ноября 26-го года - третьего класса, до апреля 27-го - четвёртого. Потом мы работали, и всё замедлилось, пятый класс мы учили год, где-то до марта 28-го. Дальше каждый учится индивиудуально - в середине марта этого года я сдал всё за шестой класс. Теперь я семиклассник! Начал учить химию, основы экономики, зоологию...
Максим не заметил, как Вадим закрылся руками, в ужасе. На войне можно погибнуть, он и думать не думал, что могут быть такие последствия. Есть о чём задуматься.
- Чорт тебя дери. Давай мы про Нассам побалабочим?
- Давай.
- Год там был?
- Да, год. Тогда они ещё восстанавливались, нас отвезли на простецкие острова, без пальцерастопыристых богатеев. Там мы учились и каждому давали что-то вроде национальной обучающей программы, и у меня до сих пор всё построено так, что в теории я должен сдать выпускные экзамены гимназии и получить паспорт. Когда-нибудь.
Для человека не порвавшего с Землёй паспорт родной страны как спасательный круг. Военные иногда называют это "запасным аэродромом", хотя по сути дела это возможность прилетать на Землю когда угодно, не думая дадут ли визу или не дадут.
- Вадим, ты хотел про Нассам поговорить?
- Так, хотел.
Из последней войны человечество вышло с единственными союзниками, по правде говоря отнюдь не безпроблемными. На Земле их называют азадийской цивилизацией, за пределами Солнечной системой - азадийской расой или просто азадийцами. Нассам - их родная планета, настолько же непростая, как они сами.
- Максим, у тябя есть их нграды?
- Есть две, звёздочки. Не знаю, как они появились.
- И у меня две.
- Понял.
Люди и азадийцы поддерживают дистанцию - не каждый человек может попасть на Нассам, чтобы увидеть "как живут инопланетяне". Два ордена - фактически ВНЖ, но Максима подобные перспективы не воодушевляют.
- Батьки грошей падкинули и я там домик купил. Далее представляешь?
- Вполне. Тёплая вода, выпивка и "моё почтение". Потом тоже самое и повторить.
Максим и впрямь представляет, что дальше. Дальше Вадим "освободитель", его и награждали на белорусском, сделали такой жест "почтенному". Дальше хуже - Елизаров сидел в тёплой воде и лакал спиртное больше месяца, тоже самое Вадик делал больше, может полгода или год, пока решил, что катится по наклонной и больше так не может. Теперь кто-то ему что-то много сказал, и он летит с Венеры с явной целью в жизни.
- Всё так, теперь еду в академию флота, преподавать "Основные принципы современного кораблестроения".
- Могу только поздравить. Основы всегда нужны.
Максим протянул руку, но мысль не завершил. Это простая, мирная дисциплина, своего непростого военного прошлого Вадим не тронет. Всё остальное верно - кто-то должен преподать курсантам основы, зародить интерес и конечно же не отпугнуть их от службы формальным, или ещё хуже надменным отношением.
***
Приблизительно в 36.000 километрах над поверхностью Земли
Станция Скай Сити
- Закрываем визу?
- Закрываем, мне работать пора.
Максим на таможенном посту ООН, у него была однократная туристическая виза, теперь на границе он должен её закрыть. Человечество разделилось надвое. Номинально это произошло в 2308-м году, в детстве, которое Максим не помнит, фактически раскол глубится и ширится до сих пор. Граница на таможенном посту, перед стойками регистрации на рейсы до станции Васильево, которая находится в другой системе, в десятках световых годах отсюда. Здесь ООН, "Традиционное общество", там Объединённые Территории и, по правде говоря странное сочетание бардака с точки зрения правопорядка и огромной военной машины. Визу у Елизарова забрали, где-то в базах данных будет отметка, что он ничего не отчудил - это почти как кредитная история заёмщика, в общем и целом довольно ответственного. За погранпостом уже "там", Максим может просто встать в очередь и предъявить свой основной документ, ведь "там" он будет уже вполне свой.
- Максим Валерьевич, одну секунду...
- Жду.
У стюардессы на стойке регистрации при самой первой же проверке зажглось VIP - Елизаров должен восприниматься ей как особо важная персона, и это нередко заканчивается паршиво. Флотские офицеры, офицеры спецназа на острие боевых операций, они часто "бузят", могут в подпитии ту же стюардессу за задницу схватить. Если она пожалуется ей выговорят - "ты ничего не понимаешь!", потом могут вообще уволить - все домогательства от VIP персон стюардессы обязаны переносить. Но держать очередь нельзя, ей нужно выдавить из себя улыбку, будто Елизаров дорогой гость лично у неё дома, почти что друг семьи. И одна из двух встречающих стюардесс проводит Максима в голову космоплана.
За этот перелёт он не платит, Максим просто показал своё военное транспортное требование. В нём ясно указано - только бизнес-класс, место по усмотрению предъявителя. Сосед Елизарова - азадиец на возрасте, такие могут забыть о правилах приличия. Голубоватая кожа указывает на солидный возраст, новая кожаная одежда, подбитая шестью - на высокий, и всё ещё актуальный статус. Азадийцы могут поучить человечество во всём, кроме как организации наземных перевозок, вполне возможно что этого, например, профессора, пригласили в Петербург, прочитать пару лекций. Оплатили самые дорогие билеты, организовали культурную программу, обязательно выделив пару часов на посещение Финского Залива.
Это ночной рейс, Максим и не будет пытаться общаться, тем более что его сосед выглядит как статуя. Он может так просидеть весь рейс, эта раса вообще терпеливая и живёт долго, сегодня могут жить родившиеся ещё во время Битвы при Пуатье. Теперь Максим может вытащить блистер с таблетками никого не прячась - таблетки официально производится, и на них есть ничуть не менее официальный рецепт. Как говорят юристы - другая юрисдикция, иногда это чувствуется сразу же.
Другая юрисдикция чувствуется и в другом - в их новом соседе, офицере спецназа. Тоже сел, не поздоровался, но сразу требует "приветственные напитки", если у него достаточно наглости, то он выбьет из стюардессы не шампанского, а коньяка. А пока всего-то лейтенант небрежно оглядывает соседей, и Максим прикидывает возможные провокации и ответы на них. На оскорбительное "чё пялишься, гражданский", Елизаров может предъявить служебное удостоверение и лейтенант быстренько заткнётся. Но взгляд Максима куда убедительнее любой ксивы, хоть его и избавили от прошлого, но это прошлое всё ещё позволяет буквально пригвождать наглецов к стене или креслу всего лишь глазами. Есть много других методик - смотреть в сторону человека как на пустое место, смотреть чуть левее или правее головы, словом лезть в бутылку совершенно необязательно.
У Максима уже начали закрываться глаза, когда к ним подошла стюардесса. Она не первый год работает на этом необычном, связующем рейсе, прекрасно знает всех возможных нарушителей порядка, и к ним она подкатила тележку с крепким спиртным - водка, коньяк, виски, бренди, горилка...
-....молодой человек, я замужем!!!
- Неужели тебе не хочется разнообразия?!
Иногда можно провалиться в сон буквально на минуту, но Максим прекрасно знает содержание этой минуты - опрокинутая рюмка, и предложение перепихнуться, возможно даже вслух.
- Нет, девушке не хочется разнообразия! Лейтенант, ты всё понял?!
- Ой, спасибо вам большое!
- Не за что...
Максим может показать удостоверение Главного управления внутренней безопасности ровно одному человеку, чтобы остальные не заметили ничего.
- И чё?
- Ты извинишься перед мадмуазель. Да, прямо здесь, перед всеми, и тогда я сделаю вид, что ничего не видел и не слышал...
***
Полёт прошёл спокойно. Максим давно научился прикрывать безымянным пальцем своё ФИО, чтобы лейтенант не надумал "отомстить". Он будет помнить лишь шок - моментальное появление перед лицом карточки ГУВБ МВД, и больше не запомнит ничего. Ни подразделение, ни звание. Азадиец, не сказавший за десять часов ни единого слова наверняка подумал о людях чуть лучше, что вроде "У них нет, что это сукин сын, но он наш сукин сын. Если сукин сын, то он просто сукин сын и точка".
Стюардесса не смогла поблагодарить Максима фактически за выполнение должностных обязанностей - он проспал восемь часов, проспал движение к точке прыжка, прыжок за 80 световых лет к системе Мерак, движение по зоне безопасности. И должна ли она благодарить хорошо оплачиваемого сотрудника спецслужб, за то, что он одёрнул молодого молокососа без военных заслуг, возомнившего себя небожителем?
Когда Максим проснулся, то не обнаружил лейтенанта спецназа с собой, его пересадили. Такие молодые говнюки часто судят о людях по себе, он просто пересрался от страха и сбежал, чтобы Елизаров о нём забыл. Аздиец смотрит на Максима немигающим взглядом, ему, как говорят медики, физиологически мигать не надо, а смотреть в глаза другим его не напрягает. Он не человек, соревнование в гляделки для него даже не лёгкая разминка.
- Я - Имран.
- Максим.
- Отчество?
- Валерьевич.
- Вы правоохранитель, Максим Валерьевич, правда?
Некоторые, знающие срок жизни азадийцев почему-то считают, что они должны быть страшными "тормозами". Почти как эстонцы в анекдотах, в анекдотах, придуманных эстонцами. Нет, они быстро схватывают перемены в жизни, понимают с кем нужно разговаривать по имени и отчеству. Даже понимают слово "отчество". И ситуацию понимают - на такую деликатную тему нужно говорить очень тихо, практически на грани слуха.
- Да, правоохранитель. Когда меня учили этому ремеслу, то всячески поощряли идеализм и то...почти то, что у нас, людей, называется юношеским максимализмом. Люди боролись...словом вашим "братьям и сёстрам", как вы иногда говорите люди казались освободителями. Не просто третьей стороной в войне, а протянувшими руку помощи. Желательно бы этому светлому образу не меркнуть, а значит всех паршивых овец нужно показательно давить.
Имран, сосед Максима задумался. Ему больше тысячи лет, при таком возрасте и жизненном опыте даже невероятная, почти двухвековая война может восприниматься как "затянувшаяся неурядица". А люди никакие не освободители, они вообще появились "недавно" может быть также быстро и исчезнут.
- Максим Валерьевич, вам наверняка интересно, что я делал на Земле?
- Интересно? Не буду вилять - немного интересно, не до такой степени, чтобы расспрашивать.
- Я был в городе Минске, в стране Беларусь. Выступал на научной конференции - "Эффективное лечение посттравматических расстройств и ресоциализация пострадавших".
- Да, им это не помешает... в стране Беларусь. Вы же не назовёте себя доктором...Я вспомнил, кто-то из ваших, или знавших азадийского военврача сказал так - "главное знать биохимию, всё остальное приложится"...
- Браво! Так говорят на Нассаме...Максим Валерьевич, к сожалению на сегодняшний день нет официального перевода слова "лейа" и то, как называется это учебное учреждение. "Центральное медицинская академия" - грубое упрощение, но упрощение уместное. Это моя, как говорят люди, alma mater, фразу о биохимии произносят студентам перед их первым занятием. Вы - интересный человек. Не хвастаетесь, но знаете о нашей расе немало.
- Я работаю среди вашей расы последние два года, господин Имран. Ещё год жил среди ваших, когда восставливался и учился. Как вы уже поняли, наверное, я работаю не среди людей и не только ради людей.
- Это я уже понял. Военное могущество людей поразительно...
То, что удивляет немного разговорившегося соседа Максим видел не раз. Военная космическая станция немалых размеров, флотские офицеры называют её "Пирожком" за сходство со сплющенным тороидальным трансформатором. Если считать Объединённые Территории военизированным образованием, то там, за сотнями метрами брони скрыт мозговой центр, официально несуществующие управления генштаба. Разведка дальнего космоса, словом то, что на деле понимает насколько безоблачным будет существование обычного человека завтра. Продолжится ли его жизнь как обычно, или где-то в пределах системы материализуется эскадра вражеского флота и начнёт сеять смерть. Прозевать такое никак нельзя - обыватель должен просыпаться каждое утро без задних мыслей. Просыпаться, пить кофе-напиток, читать светскую хронику и продолжать поднимать экономику. Именно обыватель, смотрящий с утра на полуголых знаменитостей обеспечивает то самое поразительное могущество военное могущество людей. Можно быть идеалистом, но такое "шестилетний" Максим уже хорошо понимает.
***
Станция Васильево, примерно в 39.000 километров над поверхностью планеты Аннатал
12 мая 2329 года
На выходе из космоплана пассажиры разделяются, они идут по двум коридорам неравной ширины, "зелёному" и "красному". По "красному коридору" идут только что прибывшие иммигранты, на стойках регистрации они предъявляют свой национальный паспорт и меньше чем через минуту получают новое удостоверение личности - карточку резидента Объединённых Территорий. Может через несколько месяцев они зададутся вопросом, почему они так называются. Резиденты, а не граждане. И почему пресса с фактическим госучастием избегает произносить слово "государство". "Госсовет" есть, а "государства" нет. Можно подумать и ответить так - когда нечто занимает сотни планет, то стоит подумать, как это называть. Основатели Объединённых Территорий очень рьяно рвали со многим наследием человечества, по сути дела Объединённые Территории порождены военными идеалистами, как бы не дико звучало такое словосочетание. Про них, особенно про Адмирала Соколова тоже можно сказать, что он был идеалистом и страдал юношеским максимализмом.
Максим проходит зелёным коридором, ему не нужно сворачивать на таможню и за что-то объясняться. Всё, что он привёз из отпуска это впечатления, а остальное - несколько бутылок с содержимым не вызовет подозрений даже у самого параноидального охранителя. Ему нужно пройти немного направо, затем свернуть налево - из зоны прилёта сразу следовать в зону вылета.
Там шумно, людно и грязно, как в антиутопическом фильме. Большая война, закончившаяся пять лет назад и сама кажется концентрированной антиутопией, так что тут не удивителен шум, гам, гвалт, десятки полицейских в полном облачении, и мусор прямо под ногами. Картина будет неполной, если не сказать о грохоте двигателей старых космопланов на форсаже.
Максим уже встал в очередь на «Рейс №468 «Васильево-Тотенгам-Сварг», где...не помнит это, где он читал. "люди, люди, люди". Много, что впихнули в его вроде как пустую голову, и теперь там винегрет из того, что нужно каждый день, из того, что забудется на всю жизнь, и из того, что вспоминается в подходящий или наоборот, в самый неподходящий момент. Тотенгам и Сварг - планеты, а сами слова - так называемые официальные транскрипции.
Если считать Елизарова шестилетним, и не забыть его пребывания на Нассаме весь 2325-й год, то он застал появление всё новых официальных переводов. "Братья и сёстры" - так азадийцы могут называть себя сами, если они считают что довоенное общество было дрянным, и сейчас они строят новое и светлое будущее. Над Нассамом тоже встаёт Солнце, но ещё в феврале 25-го всех убедительно просили называть его Светилом, чтобы не путать одно с другим. "Год" и "Цикл" тоже появились не сразу - Нассам совершает полный оборот вокруг Солнца или Светила за 74 года, и на год это как бы не тянет. Потом было "Спутник и спутница" вместо "Муж и Жена", "Таинство появления на свет" вместо "Рождения" и "Церемония прощания" вместо "Похорон". Это говорили деликатно, говорили, мол мы обозначаем различие. Остаётся ещё много слов без официальных переводов - "двип", "лейа", "Анке анаткаль", как называют чёрную дыру...
- ....почтенный, давайте выберем Вам место?
- Да, давайте выберем....
"Почтенный", "Высокопочтенный" и "Почтеннейший". Максим в начале апреле прочитал большую статью по диагонали, где это сравнивалось с Табелем о рангах и подобающими обращениями к чиновникам - "Ваше благородие", "Ваше высокородие" и "Ваше высокопревосходительство". "Девушка", которой чуть больше двухсот лет увидела в базе данных награду Елизарова, которая пять лет назад называлась "За заслуги перед Новой Республикой", а сейчас называется "Звездой океана". Война, которую многие журналисты пишут всегда Войной с большой буквы для неё не затянувшаяся неурядица, а перманентный кошмар, с которым она столкнулась с самого раннего детства. Поэтому для неё всё люди - освободители, нужно долго и методично стараться, чтобы обосрать этот образ или символ.
- 3А, вполне сойдёт.
- Хорошо, вас обязательно проводят.
За стойками регистрации сидят "девушки", а стюардами работают юноши, потому, что "девушкам", как считается, не пристало непосредственно обслуживать посторонних. Стюардами работают студенты, они работают почти без отдыха, свободное время тратят на дистанционное обучение, а отпуск на сдачу экзаменов. Есть у азадийцев и положительная сторона, в данном случае положительная. "Парни", "девушки" пашут как буйволы будучи твёрдо уверенными, что честный труд приведёт их к зажиточности, ну а в короткой перспективе хотя бы просто к сытной жизни.
Максима привели почти в голову космоплана, и его соседи уже воркуют, это люди, парочка, кажется они говорят на польском.
- Я Томаш, это Катарина.
- Очень приятно, Максим. Вы летите до Сварга или выходите на Тотенгаме?
- Мы летим до конца, Максим.
Максиму предстоит уже четвёртый, дневной рейс. Четвёртый, но не последний. Он поднял глиняный бокал и постучал по нему указательным пальцем - почти двое суток Елизаров старательно играл трезвенника, но тут есть что отметить - человеческую компанию на пути к нечеловеческой планете.
- Том, Кэтрин...ой, извиняюсь...
- Максим, мы всё поняли.
- Не пугайтесь когда это ведро гвоздей оторвётся от стыковочного узла. Его ионные двигатели старые. Экономичные, но старые, у них уже полно резонансных частот при их солидном возрасте.
- Мы с Катариной летали на Палеш в прошлом году. Когда начался полёт, всё жутко задрожало, но нам быстро всё объяснили.
- Ой как хорошо.
Максим сделал большой глоток мутноватого содержимого бокала и почти провалился в мягкое и широкое кресло. "Дешёво, но гнило, Дорого, но мило" - вроде Макс слышал это в Смоленске. Азадийцы привыкли делать "дорого, но мило", это здорово выручает тех, кто выжил после "затянувшейся неурядицы". У тяговых двигателей космоплана всё бы хорошо, кроме отсутствия вибраций в переходных режимах - сброс тяги и её увеличение.
Палеш считается одним из так называемых "Первичных миров" - планет, терраформированных между 47.000 и 35.000 годами до нашей эры, ещё до того, как азадийцы сами открыли быстрый перенос материи в пространстве, что сегодня происходит по нескольку тысяч раз на день. Из всех Первичных миров есть самый первичный - не просто так людей-туристов тянет на "азадийскую Венеру". Там есть и жизнь, и всё остальное, там спокойно и хорошо, но такой исторической ауры как у Нассама, естественно, нет.
- Ребята, ничего если я вас так...
Максим даже не успел придать своему предложению вопросительный оттенок перед началом жуткой тряски. Он почувствовал расстыковку и еле успел поднять бокал. Говорят, что эти глиняные бокалы столь же устойчивы, как и стакан в подстаканнике на заре пассажирских поездов, но привычка есть привычка. Скоро пилоты переведут двигатель в установившийся режим, и вибрация в салоне прекратится.
- Что тут такого? Вы же не хотите нас обидеть?
- Нет, не хочу.
Да, эти двое точно были на Палеше и переняли из азадийской культуры лучшее - умение не цепляться к отдельным словам. То, что слово не так важно, как его значение в контексте Елизарову вдолбили ещё в 2325-м.
- Значит "ребята" можно. На Сварге туристам делать нечего, если не секрет, зачем вы туда?
- Работать. Мы с Катариной знакомы ещё с Варшавской Медицинской Школы, учились на смежных специальностях. Она - анестезиолог, я - хирург.
- Ясненько, вы, наверное будете работать в человеческой клинике для людей. Уттар? Даксим?
- Город Уттар-Друва.
- Да, там его называют просто Уттар. Друва - сложное слово, оно означает "находящийся за полярным кругом", или "находящийся недалеко от полюса". Есть такая традиция - опускать частицы в названиях городов на азадийских корпоративных планетах. У нас промежуточная посадка на Тотенгаме, все города на Северном полушарии начинаются с приставки "Ван-" - "леса" или "лесной", а на южном полушарии заканчиваются на "-мадари" или "-мадани" - то бишь "пустыня" или "пустынный". Ну это я так.
Перед прыжком в другую систему иллюминаторы закрываются, чтобы люди-пассажиры не ослепли от нестерпимого света. Азадийцам наоборот эти вспышки нравятся, но здесь они не диктуют правила и кого-то понятное дело это здорово напрягает.
Космоплан летит к Тотенгаму, к космопорту в крупнейшем городе Ван-Мера. По человеческим меркам Тотенгам считается довольно обыденной планетой, и через год-другой туда тоже могут потянуться туристы. Растительности там много, а бездумно клонированной живности нет. Пока 90 процентов Тотенгама - военная зона, и обычному человеку нечего делать за пределами городов и крупных дорог.
Путь Максима из отпуска можно назвать дорогой между мирами. Первый мир - Земля, где Закон, как часто говорят, цель, он же и средство, а единственные действующие дворцы - дворцы правосудия. Выкусил, правда, Елизаров земное правосудие, не далее как в прошлом году...
***
Смоленск
Суд Пушкинского района
10 мая 2328 года.
год тому назад
В зале суда пятеро. Судья, ей слегка за сорок, скучающий прокурор предпенсионного возраста, подсудимый и двое полицейских. Городовой Назаренко сверкает как начищенный самовар, он предчувствует очередного "раздавленного клопа" - максимально суровый вердикт в отношении подсудимого, назвавшего его "говнюком". Командир Назаренко не то чтобы скучает - все судебные заседания по статье "оскорбление сотрудника правоохранительных органов" это как разбор полётов. Подсудимого взяли трезвым, немудрено, что суду очень интересно, с чего это он так....разглагольствовался.
- Всем встать. Подсудимый подойдите для допроса.
- Да, ваша честь.
Судья смотрит на мужчину, и пытается понять, сколько ему лет. Она специально не смотрела в документы, к тому же у неё чисто женское любопытство - угадала или не угадала? Но в документы заглянуть надо просто потому, что к судимому даже по самой тяжкой статье нужно обращаться по фамилии, имени и отчеству.
- Елизаров, Максим Валерьевич, 2295 года рождения?
- Да, ваша честь, это я.
В голове у судьи совершенно нецензурные контрукции, вроде "твою же перемать!!!". Подсудимому 33 года, а его глазах едва ли не вечность. И он не гражданин, вот же какая штука. В городе и на Земле вообще этот Елизаров на основании визы, выданной миграционным управлением ООН, будто он какой-то инопланетянин. И теперь ему придётся задавать совершенно идиотские вопросы.
- Максим Валерьевич, прапорщик Назаренко обнаружил Вас у металлического ограждения Гимназии №1. Поясните суду, что вы там делали?
- Ваша честь, мне отвечать коротко или...
- Говорите так, как считаете нужным.
- Ваша честь, в ноябре прошлого года мне сообщили, что я учился в этой гимназии. Правда мой лечащий врач не рекомендовал мне приходить туда и пытаться что-то вспомнить.
- Вспомнить? Вы не помните ваше обучение в Гимназии? Максим Валерьевич, не нервничайте и употребляйте в вашей речи "ваше честь" пореже.
- Хорошо, спасибо. Я не помню моего обучения, вообще ничего не помню до января 2324 года.
- Вот как?! У вас нарушение памяти?! Ваши...так называемые...Ваши Объединённые Территории хвастаются самой лучшей медициной, как они утверждают в известной человечеству части галактики. Может я что-то не понимаю?
- У меня не нарушение памяти. Мою память забрали по...врачи это, кажется называют "по медицинским показаниям". Вроде со мной ничего не могли сделать.
- По медицинским показаниям?! Так, секунду, в адрес суда поступила телеграмма... Таак, "Состояние после переживания катастрофы, сопровождающееся потерей ориентации...
- Ваше честь, умоляю, не надо! Хотите засудить - засудите, мне не надо это слышать...
- Да что с вами такое?! Суд объявляет перерыв, подсудимому плохо!!!
***
Суд - не издевательство, не имеет право быть издевательством. Максиму вызвали бригаду неотложки, врач останется в зале суда, на всякий случай. Чтобы не затягивать дело Максиму разрешили давать показания с передней скамьи для зрителей. Елизаров смотрит на всё рассеянным взглядом, для него это всё равно издевательство. Уж проще получить уведомления о штрафе или ещё чём, чем всё вспоминать.
- Максим Валерьевич, я поняла сказанное вами насколько могла. Вы готовы к тому, что Суду предъявят видеозапись с нагрудного регистратора сотрудника полиции?
- Готов, уже отмучиться хочется.
Иногда судье приходится делать то что нужно, а не то, что должно сделать по человечески. Судила она уже этих...с Объединённых территорий. Борзых, кричавших на неё, а этот же вообще дитё! В его глазах и неизбывный ужас, и детская беззащитность. Но ему 33 года, и она не может относится к нему как к ребёнку.
На экране старинное трёхэтажное здание, века XIX-го или даже XVIII-го. Полицейский переходит дорогу и идёт к действительно странному человеку. Вроде взрослый мужчина стоит у чугунного забора схватившись за него правой рукой. Но взрослые люди так не стоят...
"-Прапорщик Назаренко. Предъяви-ка мне документы, родной.
- Сейчас, найду эту...вот виза.
- Виза?! Елизаров! Чё это так?
- Я обязан объясняться?
- Не обязан. А мож ты педофил какой, за детишками подсматриваешь! Каких у вас только извращенцев нет! Расы там всякие...
- Да, всякие расы. Нам их что, уничтожить надо было? Чтоб было расовое единобразие...
Судья поставила видео на паузу. Городовой провоцировал, он и рот то так не мог разевать! "Педофил"... Надо смотреть дальше.
"- ...плевать мне на ваше разнообразие. Так ты так и не ответил, почему у тебя не паспорт а какая-то там виза? А?
- Нет у меня аттестата. Так получилось.
- Так получилось? Чего у тебя так получилось? Получилось это если обосрался в штаны от испуга, это получилось. А ты что?! Или у вас там не нужно учиться?
- Знаешь что...
- Ну что я не знаю, неуч?!
- Вот ты и говнюк, прапор, я не в игрушки играл!!!
- Говнюк?! А ну стоять!!! В суде будешь объяснять, с чем ты играл..."
Судья остановила видео, этот не то что борзый, не сдержался конечно, но городовой сейчас получит...
- Лейтенант Исаченко, проснитесь, сделайте Суду такое одолжение!
- Ой... Прошу прощения, ваша честь!
- Суд выносит частное определение - подвергнуть прапорщика Назаренко дисциплинарному взысканию за провоцирующее поведение, несовместимое со статусом сотрудника Правоохранительных органов. Я настаиваю не менее чем на строгом выговоре, имейте это в виду, мой секретарь проверит.
- Вас понял, Назаренко, собирай шмотки, я сегодня же дам рапорт на увольнение со службы. Ищи себе новую работу, умник.
- Василий Иванович?!
- У тебя уже неполное служебное, мне такие геморойщики в роте не нужны...
- Господа, сделайте Суду одолжение! Продолжите выяснять отношения ЗА пределами зала заседания.
***
Примерно полчаса спустя.
Судья и сама выпила успокаивающего, теперь она мыслит спокойнее, как максимум "тьфу ты, блин". Городовой уже показал себе "наилучшим образом", если ему вынесли предупреждение о неполном служебном соответствии. Теперь его уволят и о службе в полиции когда-либо он может забыть. Он может вообще забыть всё в своей жизни начиная с поступлении в школу полиции и до сегодняшнего дня, с таким "послужным списком" и ставшим неактуальным образованием ему только в ассенизаторы идти.
- Елизаров, подойдите пожалуйста. Пару слов без протокола, если вы не против.
- Не против.
- Прапорщик этот дурак набитый, мог бы дело не доводить до суда, если бы соображал чуть лучше. Но ваше дело рассматривается, я не могу его просто взять и закрыть. Понимаете?
- К чему вы клоните, если мы говорим без протокола?
- Я не могу признать вас невиновным. Могу принять во внимание то, что вас спровоцировали. Мне нужно приговор вынести.
- И я мешаю?
- Нет, дело не в этом. Максим Валерьевич, давайте вы...выберете? Могу "предложить" пять дней ареста и штраф в двадцать тысяч.
- У меня отпуск кончается, это не поймут.
- Поэтому я и спросила. Там...в ваших Объединённых Территориях вы тоже на страже Закона? Единственная альтернатива - запрет на въезд. Года на три. Согласитесь, и мы не будем вас задерживать - приставы передадут вас в руки Милиции Беларуси в Орше через сорок минут...
***
Примерно в 3000 метрах от поверхности Тотенгама
Наши дни
В салоне оживление, несколько сотен пассажиров сойдут в космопорте Ван-Мера, совсем немного поднимутся на борт, чтобы лететь дальше, до Сварга.
В салоне опять всё задрожало, пилоты прибрали тягу, после касания они дадут реверс. Катарина, соседка Максима что-то нашептала Томашу, после чего он сделал вид, что он маленький ребёнок и с видимым удовольствием положил голову ей на колени. А она поцеловала его в ушко. За таких только порадоваться можно, после работы они будут рассказывать друг другу о тех же самых больных, просто она вела операции "до", а он - оперировал и "после".
Максим сгруппировался почти по-военному, будто касание взлётно-посадочной полосы это не штатная процедура, а участие в сильно неравной драке, когда на него идут минимум пятеро. Реверс закончился, вместе с ним и столик прекратил мерзко дрожать.
Елизаров снова постучал по бокалу, скоро его наполнят. Промежуточная посадка это почти полчаса пока выходят одни, и заходят другие, занимать места они будут уже на рулении. Тут вроде бы уже третий мир, в котором работает Макс, но и о втором тоже стоит сказать. Станцию Васильево он промахивает даже не думая о том, какой гадюшник там, внизу. Там внизу столица Объединённых Территорий, такая "чудесная" столица, где в год убивают 55 человек на сто тысяч населения. Мексиканские журналисты не забывшие историю своей страны не скупятся в выражениях, они пишут статьи, где спрашивают - "А обезглавленных трупов, подвешенных за ноги у вас ещё нет? Всё остальное уже есть!". И мексиканцы после Войны едут домой, приговаривая "мы не за такое воевали!". Чтобы понять уровень бардака в том втором, промежуточном уровне достаточно открыть совсем недавнюю "прессуху". Вглядеться в лица, и всё...
***
Планета Аннатал, г. Соколово
Правобережный район, пресс-центр ГУ МВД Объединённых Территорий по городу Соколово и городскому округу.
29 апреля 2329 года
Две недели тому назад
Глава ГУВД проводит пресс-конференцию, вышел на растерзание прессы. Генерал-полковник Густавсон смотрит на журналистов и понимает - щас будут бить.
- Главное управление на основании закона...
- Господин генерал, можно ближе к делу?!
- Принято решение - ближайшие две недели сотрудники ГУВД не несут персональной ответственности за случайный вред здоровью, несоразмерный содеянному...а также за причинение смерти в результате исполнения служебных обязанностей...
У генерал-полковника только одна мысль "ой бляяяя!!!". Он обязан сказать это, также обязан вытерпеть десятки ушатов говна, что прямо сейчас выльют на его седоватую голову.
- Да, вот вы...
- "Республиканское обозрение", город Санкт-Петербург. Планета Земля, господин генерал, не забыли о такой?
Почти шестидесятилетний швед может только шептать "Мамочка!!! Роди меня обратно!!!". В "городе Санкт-Петербурге" давно знают как надо. Как должно быть. С его "как есть" это ни черта не сочетается...
- Да...
- Господин генерал, вы не обалдели от вашей вседозволенности? Кто будет платить жертвам полицейского произвола? Общественный бюджет? Вы не забыли, почему он называется общественным? Может потому, что он принадлежит Обществу, а вам принадлежать никогда не будет? Как вы называете ваших гражданских лиц? Резиденты? Это их деньги, вы хотите залезть людям в их карманы и их же деньгами с ними расплачиваться?
Густавсон уж руки поднял, так, что он сдаётся на милость победителя. В его заявлении есть от чего озвереть...
- За последние две недели ГУВД потеряло убитыми 52 сотрудника. Я уж не говорю о морально сломленных, тех кто будут отстранены от службы и направлены на психологическую реабилитацию...
- Господин генерал, ваши...менты, они из какого-то особенного теста слеплены? Три дня назад в плотных слоях атмосферы Юпитера потерпела крушения станция газодобычи UltaDeepCore. 48 человек погибли за четверть часа, господин генерал. Всех кого достанут, похоронят без воинских почестей, без залпов из огнестрельного оружия. Чем ваши сотрудники такие особенные?
Молодая петербурженка смотрит на "шефа" ГУВД сверлящим взглядом. А сам шеф прекрасно знает - были "весёлые времена" в "городе Санкт-Петербурге" и никто не причислял там погибших полицейских к лику святых. Сейчас она развернётся вширь и скажет что работа в полиции такая же работа, как и в других местах, а погибшие и покалеченные полицейские технически ничем не отличаются от других людей, пострадавших от производственного травматизма.
- Вы у нас...Ирина Анатольевна, да? Я вам встречный вопрос задам - как мне мотивировать людей? На место погибших должны прийти новые, но они никому не должны, эти 52 человека с гражданки должны захотеть у нас работать? Так чем мне их манить? Тульскими пряниками, что ли?!...
...
Тотенгам, космопорт Ван-Мера
ВПП 8-я Правая
Снова наши дни
То, что творится в "людской части" Объединённых территорий не просто бардак, значительно хуже. Только что приехавшим мигрантам пытаются вдолбить "оно не сломалось и ты не пытайся чинить". То есть обычные люди вроде как должны привыкнуть к стрельбе среде бела дня, постоянным контртеррористическим операциям как к ежедневной рутине. Взрослые привыкнут, а дети? Как им объяснить, что это "новая нормальность"? Конечно сейчас не так как три года назад, когда стрельбы и убийств было ещё больше, а всем приехавшим говорили - не лезь. Не лезь в огромный военный бюджет, в несколько раз больше чем госрасходы средней европейской страны. С людьми разговаривать не умеют, не умеют и не хотят. Большие чины в МВД понимают - если человеку ничего не объяснять, то он развернётся и уедет. Вернётся на Землю, на Венеру, не важно - бюджет оскудеет из-за таких, уехавших, и их всё-таки нужно держать. Мягко держать, объяснять что происходит, объяснять что делают "менты" и "копы".
В Главном управлении внутренней безопасности есть два официальных управления - контрразведка и антитеррор. Здесь люди заработали достаточно технологических преимуществ пережив Войну, а значит будет промышленный шпионаж, и кто-то должен стрелять или хватать шпионов. И террор уже тоже есть, с каждым годом его всё больше. Максим старается не задумываться ни о контрразведке, ни об антитерроре, потому что его работа в другом. Он уже допил содержимое бокала, пока космоплан взлетал и покидал атмосферу.
Томаш проснулся, он не прочь перекусить ещё раз. Длинный рейс, больше шестнадцати часов, немудрено, что человек захочет поесть за это время два или даже три раза. Пусть эта сладкая парочка поест - сам Максим пока разве что лимонада попьёт, а поест он позже. Когда никто не будет ему выговаривать, что он залез в тарелку пальцами и выглядит как чушонок.
- Максим, вы можете нам с Катариной кое-что подсказать?
- Конечно, если смогу.
- Тотенгам, который мы только что покинули и Сварг куда мы летим называют корпоративными планетами. Как вы сами это понимаете?
- Томаш, я - школьник, может ты знаешь такое слово школяр?
- Вы?...
- Неважно, что я, так получилось. Ты понимаешь, я только начал экономику учить, я даже не знаю такого слова "корпорация". Или "трест". Не знаю и всё. Я просто могу советов вам надавать так, от себя.
Польская парочка немного опешила от слова "школяр". А вообще Максиму года три назад так сказали - седину можно закрасить, а можно оставить, потому что она, видите ли, стала модной. Многие даже специально обесцвечивают волосы чтобы выглядеть "умудрёнными жизнью". Максу не надо ничего обесцвечивать, у него настоящая, натуральная седина от перманентного стресса, который длился годами. На него и девушки симпатичные "клевали" и до сих пор "клюют". А в постели уж точно забываешь о том, что не знаешь половину школьного курса социологии и основ юриспруденции.
- Вы говорили о советах?
- Да ребят, мой первый совет это влиться в ваш человеческий коллектив. Я не знаю об Уттаре почти не ничего, а ваши коллеги сразу подскажут вам безопасные районы города. Если у вас нет своего оружия - лучшего его не только купить, но и научиться стрелять. Полицейские могут писать и говорить всё, что угодно, но там они не защитники и помощники, а вымогатели...
- Серьёзно?!
- Серьёзно. Парикмахерская, в которой вы будете стричься будет платить им "за безопасность".
- А...
- Вы хотите сказать, почему за их зарплату они вас не защищают? Томаш, я полагаю, что вы на двоих просадите их месячное жалование в центре Варшавы за день, ну максимум за два. И они получают "компенсируют" "недостачу" взятками, понимаете? Если вас обворовали, то не надо кричать "держите вора!!!", этому вору нужно стрелять по ногам. Забудьте об экстренных службах, потому что налоги с ваших доходов будут как маленький кусок масла, размазанный по слишком большому ломтю хлеба. Всё, что вам сделают нормально, сделают только за ваши деньги. Не те деньги, которые вы отчислили в бюджет - за те деньги которые вы лично отдадите конкретному исполнителю. Поэтому лучше не ходите где не надо.
- А как же...
- Как же что?
- Природа? Отдых?
- Томаш, я не знаю где на природе проходит граница между селянами и вооружёнными до зубов наёмниками. Природа есть, а безопасности там нет. Наёмников стреляет спецназ, но вы для них для них унтерменши, вроде бы вы должны знать в Польше кто такие унтерменши. Туго пока с отдыхом на Сварге. Дотянете до Нового Года - можете съездить на Баграду. Там наши...в общем, там спокойно. Или на Кадулл, если...если жар костей не ломит.
***
Планета Сварг
Космопорт Уттар-Друва
Максим распрощался с Томашем и Катариной, долго глядел им во след. В этом пустом неприятном терминале в некотором смысле "Потёмкинская деревня", Знает Максим что такое "Потёмкинская деревня" хоть он не дошёл до самого князя Потёмкина Таврического и Екатерины II. Он забежал вперёд, и его историчка соизволила ему объяснить, что это показуха, то, что не бывает в реальной жизни. Не бывает в реальной жизни молодых азадийцев, чурающихся взяток. Только начавших, по сути, свою жизнь и не боящихся, как в старом фильме, жить на одну зарплату. Но и в этой потёмкинской деревне есть обычная, занюханная билетная касса, куда нужно совать ничуть не менее обычное, бумажное транспортное требование.
- Даксим, Бизнес. 2А, иди на посадку, не мешай!
- Ага...
Кассирша - баба неопределённого возраста, национальности и форм. Пьёт по чёрному прямо на рабочем месте, хотя эта баба скорее всего бывший армейский санитар или санинструктор, устроилась как смогла и где смогла. Её можно и нужно понять, учитывая то, что никакую взятку ей никто не даст, а единственная радость в жизни - поллитра синтетической водки с самой простейшей закуской.
Всё, теперь Максим окончательно в последнем, третьем мире. В этом космопорте сходили биржевые дельцы, и он выглядит относительно пристойно, а ему лететь дальше, в другой город, город каторжников. Который был таковым, есть, и ещё долго будет. На посадке в космоплан Макс показывает посадочный талон и покачивает ладонью со всеми прижатыми пальцами, кроме среднего и указательного. Это значит он сам пройдёт мимо раздолбаных кресел эконом-класса, где сейчас сидят солдаты очередной ротации, сам дойдёт до бизнес-класса, и сам плюхнется в самое левое кресло во втором ряду.
Этот космоплан был космопланом давно, когда его силовые антенны могли рассеивать петаваттные импульсы, а движки выдавали нужную тягу, оставляя после себя многокилометровые голубые снопы. Сейчас он уже хиляк, и выполняет роль гиперзвукового межконтинентального самолёта. На самом деле межконтинентального - на планете нет океана, но есть огромные пустыни с раскалённым воздухом, где дуба дадут даже кажущимися всесильными азадийцы. Это другим они кажутся всесильными, а Максим прекрасно понимает куда нужно бить, чтобы добиться своего от этих холодных самоуверенных индивидуалистов, закостеневших в ощущении собственной правоты. До работы Елизарову остались считанные часы, а его путешествие между мирами закончилось. Дорога от "закон он же цель, он же средство" до "всех можно понять, но так быть не должно".
Глава 3 - Заклятые друзья
13 мая 2329 года
Гул и дребезг в салоне - космоплан взлетает с надрывом. Пилоты просто не могут перевести тягу в положение 100 %, даже сейчас всё трясется так, будто это последний полёт этой машины. Ну в крайнем случае предпоследний. Бетон взлётно-посадочной полосы очень лениво проносится в иллюминаторе - они, конечно, взлетят, но вполне возможно, что отрыв произойдёт совсем недалеко от торца длинной ВПП.
Вибрация в салоне не прекратится весь полёт, потому что по сути дела это не совсем обычный полёт, а перегонка машины из одного космопорта в другой. В таком полёте нет установившегося движения -двигатели всю дорогу будут работать на разных режимах. Вот он, наконец, отрыв, и такой же тягостно-медленный набор высоты. Неизвестно, когда будут деньги на новую технику, явно не завтра, и даже не через пять лет, поэтому тяговые двигатели приходится щадить. Едва взлетевший космоплан летит низко, прямо под ним городские районы, и народ искренне "радуется" рокоту двигателя четыре раза в сутки. Солдаты, сидящие в салоне матерятся на разных языках от такого "чудесного полёта", а у Максима снова всплыла фраза, неизвестно откуда...
-... все это "тяготы и лишения", которые нам предписано стойко преодолевать.
- Почтенный?
- Вот что родной, ты мне нормальную жратву, я тебе...забыл, сколько будет дюжина в кубе. Столько за нормальный обед хватит?
- Более чем!
- Вот и славно.
То, что Елизаров заплатит молодому стюарду - отнюдь не взятка. Питание, включенное в стоимость билета, отвратное, но экипаж всегда держит приличную пищу для готовых её оплатить. Пищу, которые сами стюарды купили за свой счёт, и теперь они рассчитывают что-то заработать сверх своих затрат, иначе их телодвижения просто не имеют смысла. Хранение в холодильниках, готовка, всё остальное.
Азадийцы пользуются не десятичной, а двенадцатиричной системой счисления, поэтому те числа, которые они считают красивыми, для человека выглядят не очень. Например 144, 288 или 1728. Космоплан уже начал разворот на юг, сейчас под ними дороги с оживлённым движением, всего минут пятнадцать, и они закончатся. Вообще все следы цивилизации закончатся, и останутся что-то вроде джунглей, куда лучше не соваться если жизнь дорога...
- Вот, пожалуйста! Вы обещали 1728 данов...
- Да, давай свой терминал.
Максиму подали просто роскошный обед и он легко немаленькой суммой. Теперь на столике холодненькая газировка, ароматные крупные кусочки мяса, плавающие в резко пахнущем маринаде и отличная морская капуста. Елизаров даже с открытыми глазами помнит 2325-й год, уроки под открытым небом: он и другие с обнулённой памятью с неудовольствием пялились себе в тарелку, а их...учитель говорила - "неужели вы, люди, не цените мясную вырезку?". А эти люди ни черта не понимали, ни что такое "мясо", ни уж тем более что такое "вырезка". Макс уже потом понял эти слова, и быстро оценил пристрастие азадийцев к бескостным морским тварям, в том числе тех, что можно жрать живыми. Пассажирам, кстати, могут подать совсем крупных моллюсков - их сначала убивают двузубой вилкой прямо в тарелке, затем глотают целиком, неразделанными. У неподготовленного человека так просто рот не откроется, но стюард Максима уже знает, и знает что ему нравится, а что нет.
Азадийцы, обожают слово "уместно". Уместно сказать, уместно сравнить. Макс крутится среди них не первый год, и уж сам немного заразился их манерой речи. Сидит и вспоминает свою дорогу, начавшуюся на Венере, уместно сказать, началась она далеко отсюда. И другое уместно сказать - там, в Посёлке Максвелла всё медленно хиреет, а здесь меняется очень быстро, если не сказать стремительно. Девять лет назад Война ушла отсюда, когда вражеский гарнизон сдался, и на планете разместили четыре полевых армии. Пять лет назад война закончилась везде, и здесь появилась гражданская администрация, коррумпированная от и до. Меньше трёх лет назад на планете пролилось невероятное количество крови, и Макс сам для себя не понял, что именно здесь произошло. Да и сейчас не понимает - как он, только что начавший познавать экономику, может понять такие вещи как "корпорации с монопольным положением на рынке"?. Не говоря уж о "массовом уклонении от уплаты налогов", "чёрной зарплате" и прочих экономических премудростях.
В Объединённых Территориях пять последних лет проводится конкурс на комментарий года - что-то такое, написанное по наитию, без нецензурной лексики, и очень точно характеризующее общественные процессы. События конца октября 2326-го года сегодня принято называть "неделей длинных ножей", и комментарий года тогда, в 26-м был - "Нее, синекожие вы наши, вы в государство не умеете!". Грубое обобщение, но обобщение уместное. Существовавшая здесь, в XXI и XXII веке система гнила заживо, абсолютно немудрено, что она оказалась неприспособленной к Войне и послевоенным реалиям. Кто-то назвал произошедшее в 2326-м "нашла коса на камень" - столкнулись коррумпированная гниль, и желание быстро с ней покончить. Быстро, как говорят, только кошки родятся, а в результате "быстро" получилось побоище. Не прямо здесь, севернее, в Уттаре, откуда он улетел, и на юге, в Даксиме, где Максим живёт и работает.
***
Над южным полушарием.
Не важно как называть звезду, освящающую планету, Солнце на человеческий манер или Светило на азадийский - оно уходит. Именно уходит, а не садится - ведь в том городе, куда летит Максим очень долгая полярная ночь. Говорят, она началась еще 2323-м, а продлится до мая 2332-го, в общей сложности она продлится девять лет. На Земле, в давно заброшенных антарктических станциях люди могли не видеть солнце до полугода, но то были люди с крепкой психикой, только они могли выдержать кромешную тьму круглосуточно, день за днём, месяц за месяцем. В Даксим-Друва, или просто в Даксиме, как город называют последние семь тысяч лет, миллионам людей нужно выдержать три тысячи дней подряд без солнца. Для летящих в космоплане, Даксим - город вечной тьмы, ну прям как несуществующие города из антиутопических фильмов.
"Компанию" Елизарову составляет полный пехотный батальон. В эконом классе, вместе с новобранцами летят командиры взводов и отделений, а с ним, в бизнес классе - ротные. Вся речь этих капитанов и старлеев состоит из производных от слова "Fuck" - "Fucking", "Fucker", "Overfucked" "Fuck-off", "Fuck the shut up", ну и "Motherfucker", естественно. То, что азадийцы называют таинством близости эти...офицеры, с позволения сказать, превратили в базарную ругань. Даже не в ругань, норма такая для них - этими словами они выражают отношение к службе, к месту несения этой самой службы, к городу, его обитателям. И всё через слово "Fuck". То, что Макс считает себя шестилетним - грубая ложь самому же себе , его, беззащитного выкинули в жизнь, и теперь он в ней как моллюск без раковины - либо погибнет, либо это раковина у него отрастёт. Она уже отрастает, и он не ведёт себя как шестилетний. Только подросший и немного циничный мужчина будет слышать такие словечки и не скажет "неужели в вашем лексиконе нет нормальных слов?!". Но по сравнению с речью взводных всё это ещё цветочки...
До 2298-го американская армия состояла из добровольцев-контрактников, и ночными кошмарами этих контрактников были сержанты. Мастер-сержанты, штаб-сержанты, сержант-майоры, которых пресса метко называла "не обезображенными интеллектом". Они орали на решивших заработать войной, орали вплоть до красной рожи, и никто фотографий этих горилл в сержантской форме не стыдился. Даже наоборот - считалось, чем краснее сержантская морда, и чем громче рядовые отвечают "Sir!!! Yes Sir!!!", тем боевая подготовка лучше. 31 год назад все армии Земли вновь перешли на призывную модель, и орангутанги с шевронами на плечах возрадовались "расширению поля деятельности". Когда мир шагнул в XXIV век расчеловечивать можно было уже не сотни тысяч, а десятки миллионов, а самое мерзкое, что эти, с позволения сказать, люди, считали свою ругань нужной и вообще полезной работой. И общество, перепуганное словосочетанием "война галактического масштаба", почему-то перестало обращать внимание на такие "мелочи" как вновь появившуюся дедовщину, самоубийства призывников, и конечно же массовые расстрелы, когда обиженный из которых вытоптали всё человеческое, расправлялся с обидчиками и всеми попавшими под горячую руку.
Именно эти существа, к сожалению относящиеся к виду человек разумный, составили костяк младшего командного состава Армий Объединённых территорий - они легко своё а " Are you listening me, you, worthless piece of shit?!!!" на "Всем сукам и сучкам построиться!!! Носопырки же вам выдру, идиотины!!!". Самым важным для этих ничтожеств была власть, ну а то, что, заплатив почти два миллиарда жизней, человечество выжило и может развиваться дальше, по недоразумению частично записали на счёт этих обезьян. Те из них, кто выжили, получили уже лейтенантские погоны, их самомнение выросло в разы, и они обожают орать перед строем - "Я те офицер, а не дерьмо собачье!!!". Эти бывшие сержанты живут и дышат этой властью, возможностью втоптать призывников в грязь, ну а генералитет, пребывающий где-то на небесах, всерьёз считает, что такие лейтенанты даже "обеспечивают порядок".
Максим уже перегорел и перестал злиться на это. Злился прошлой весной, когда улетал с Баграды и прилетал сюда, на Сварг, немного злился когда улетал в отпуск. А сейчас всё, как то отпустило. Елизаров регулярно пишет большие рапорты, как их называется, в вольной форме, и куда-то наверх уходит неимоверное множество докладов от сотен агентов ГУВБ - Армия разлагается, ну а здесь, в кажущейся людям Тьме, она разлагается особенно быстро.
***
Аэропорт/грузовой космопорт города Даксим-Друва
Зона прилёта.
- ...Рота А, смирно! Рота Б - стройся!!! Бегом!!!....
Голоса офицеров раздаются эхом в почти пустом и тёмном зале, напоминающем полузаброшенный сборочный корпус. Батальон, с которым летел Елизаров был без командира и без штаба, теперь ротные и взводные строят его перед комбатом который оглядывает всех обманутых на ближайшие два года их срочной службы. Говорят, сегодня офицеры средней руки, от капитанов до подполковников в основном французы или итальянцы. Вроде как им до печёнок осточертела центральная Сахара, и они переводятся в Объединённые территории потому, что хотят хоть какого-то разнообразия. Не одно и то же каждый день - оглушающая жара и нередкие тепловые удары. Где им служить их не спрашивают и их, отслуживших в Киренаике и Мавритании относительно отправляют в вечный мрак.
Тонкостей, связанных с национальностями офицерского состава Максим не понимает. Не понимает, что такое "Иностранный легион", "наследники традиций Иностранного легиона". Он едва захватил позднее средневековье, и ему ещё писать большие эссе об эпохе Великих географических открытий. Не понимает он ещё фразу "колониальный менталитет". Как Макс может понять довольно большие статьи - "Африканские подмандатные территории европейских стран как узаконенные колонии" и другие, наподобие?
Его служба уже началась, Максим открывает свою ячейку в камере хранения в которой хранится оружие, боеприпасы и жилет "Пресса". Елизаров работает в официально несуществующем управлении "П", которое использует для своего прикрытия англоязычный новостной портал "Corporate Dawn". Dawn - слово непростое, Максу объяснили "Corporate Dawn", точнее смысл названия, как "Перерождение корпоративных планет". Перерождение в новом качестве. Елизаров как бы журналист, имеет совершенно официальное право находиться в гуще событий. И конечно же служебные обязанности - под журналистским прикрытием он обязан вскрывать всю местную гниль невзирая на чины, заслуги и звания, и вмешиваться всегда, когда может.
Здесь всех можно понять. Кадровые сержанты, прапорщики старшины и офицеры служат по настоящему в скотских условиях. На Земле у офицера есть семья, а здесь офицер живёт в лагере, построенном по нормам временного гарнизона. Так продолжается последние два года и неизвестно сколько ещё продлится. Да, за такое дело офицеру доплачивают, но в какое место душе можно засунуть "плюс 25% за экстремальные условия службы"?
Максим вышел на улицу, в темноту в дождь. Океанов на планете нет, есть тысячи глубоких озёр, воды которых испаряются при высокой температуре. Есть круговорот воды продолжающийся тысячелетиями - поливаемые дождями горные пики становятся пологими вершинами, а горные гряды превращаются в невысокие хребты. Елизаров видел это только на фото и видео или из иллюминатора - буквально сто километров на север и он может пасть, так сказать, от сил природы. Человеку просто голову отгрызут земноводные с острыми зубами, которые нападают на всех, кого кого осилят. Нападают как и положено хищникам тихо, отнюдь без пафосного рыка.
Большая трасса начинающаяся в городе, как дельта, она разделяется на множество дорог. Дороги покрупнее идут к шахтам, за которые прямо сейчас ведёт бои спецназ, дороги помельче - к лесным деревням, где живут фермеры, выращивающие дешёвые продукты. Их продукты дешёвые не потому, что плохие, а от того, что не привозные.
Прямо за трассой крупный военный лагерь. Официально там полный армейский корпус, кроме это ещё и бригада спецназа. Именно спецназовцы, эти парни со стальными яйцами бьются с самой опасной известной человечеству организованной преступностью. С преступностью, ворочающими такими суммами, что способна мобилизовывать армии наёмников и целые пиратские флота. По факту спецназ борется за то, чтобы кошмар двух с половиной летней давности здесь никогда не повторился. Но официально, конечно же никакого спецназа нет. Елизаров подходит к освещённым воротам армейского лагеря, которые, охраняют, с позволения сказать, уже хряпнувшие синтетической водки часовые.
- Парни!
- Ойй! Чаво тебе?!
- Пресса, парни. Знаете, что такое четвёртое сословие?
- Щас ты у меня сосн...
- Только попробуй...
Максим уже держит на прицеле голову пьяного старшего сержанта, забывшего обо всех правилах приличия. А тот знает - здесь перед воротами всё записывается, и если что случится, то военный трибунал его по головке не погладит. За пьянку на посту в первую очередь. Да и "журналист" вроде бы не выбухает, самое время спросить, чего это он к ним припёрся.
- Так куды надо то?
- Бригадир О'Нил, ваш...самый главный "воспитатель". Слышал про такого?
- Ойй...
Сержант хряпнул "от души". Елизаров может подобрать слова так, чтобы того вырвало здесь и сейчас, прямо при несении караула, но Максу этого, конечно же, не забудут... Тут, именно в таких ситуациях, практически понимается разница между в принципе возможным и достаточным. Что можно сделать, и что не нужно
***
В теории Бригадир командует армейской бригадой или бригадой спецназа, этот конкретный ирландец - начальник сектора воспитательной работы первой дивизии. Никаким воспитанием этот боров не занимается, он прикрывает самые крупные косяки, или, как он говорит по-английски, fuck-up - ы своей дивизии. Зоны ответственности Макса и О'Нила пересекаются, ну и сами они периодически "пересекаются" к взаимной "радости" друг друга.
- Максимыч...явился, понимаш, не запылился... Подарочек припёр? А?
- Припёр...
Этот офицер когда-то был настоящем офицером и вёл себя как подобает офицеру. Ему 43 года, скорее всего он прошёл Войну от и до. У него и награды нешуточные, О'Нил не тот человек, которого так сразу можно макать головой в нечистоты по самую макушку. Но Война уже закончилось, а он так и не понял, что такое мирная жизнь и что в ней делают уже не воюющие люди. В дерьмо О'Нил планомерно превратился как раз за четыре с половиной года. Как война закончилась - почти беспрерывные пьянки года полтора, а тут буквально за полгода на Сварге он обозначил "допустимый уровень насилия", мол то, что можно творить бойцам и офицерам дивизии абсолютно без последствий. Нужна, наверное, целая орава психологов чтобы разобраться в состоянии таких как О'Нил, сначала отвоевавших, а потом попавших в трясину, но это уж точно не проблема и не задача Макса. Елизаров пришёл всего лишь "отметиться", дать понять, что он снова здесь. А значит он будет ловить и стрелять окончательно съехавших с катушек из тех, кого О'Нил как бы должен воспитывать. Разговаривать о высоких моральных качествах и...ой...о чести офицера. Нет, о чести офицера в такой среде можно не заикаться, говорить о ней здесь также бессмысленно, как разговаривать со шлюхами о любви. Визит Елизарова как предупреждение, что то вроде "ты тут хоть бди немного!", поэтому он немного подслащает горькую пилюлю тем самым подарочком.
Подарочек - большая бутылка крепкой тминной настойки, ирландец уже вертит запотевшую бутылку, наблюдает за игрой искусственного освещения в золотистом напитке.
- ...Настоечка...хлебосольная...Максимыч, ты знаешь, что про тебя Дюваль рассказал?
- Понятия не имею.
Максим всё ещё под действием лекарств, которые заставляли его спать каждый второй рейс. Кроме снотворного у них ещё и седативный эффект, он не врёт, о своём спокойствии. Пока Максиму действительно всё равно что нашептал О'Нилу полковник Дюваль, заместитель командующего бригады спецназа по воспитательной работе, имеющий доступ к секретным данным.
- Анри говорит что...в 23-м...ты был уволен с военной службы капитаном инженерных войск. Не хухры-мухры! Когда тебя комиссовали, был временно исполняющим... командира инженерного батальона. Три крестовых...ой блин....три суворовских...тьфу ты! Короче, ты трижды кавалер суворовского креста! Трижды! Понимаешь?! Трижды!!!
- Что теперь?
- Что теперь?! Это ты меня...фух, спрашиваешь что теперь?! Ты же против своих пошёл...крысёныш!
Бригадиру полагается собственная уборная и Максим даже не предполагал - увидел, как бригадир прошагал к ней, припал к унитазу и долго блевал. Блевал, выворачивал шею так, как будто выблёвывал съеденное ещё вчера или даже позавчера. Потом встал, умылся, и вернулся на своё место с песеревшим лицом и...не смытыми кусочками морковки на губах.
- Против своих ты пошёл, капитан!!!
- Против своих?! Неет, господин бригадир! Я не считаю "своими" тех, кто договорился с ракнайскими проститутками на десять часов, и после всего разбивает им мор...заговорился, лица всей пьяной, ничего не соображающей компанией. Так они проводят свой досуг, не просто для удовольствия, а потому что могут - их же много, они сильны, а проститутка одна и слаба. И для меня не свои те, кто насилует в жопу новеньких, ещё не принявших присягу. Это ж так "удобно" - в городе камер нет, только "право" сильного. А "не отбивайся, сука, от коллектива!". Когда они всем "коллективом" грабят магазин? Что?! Неужели не слышали такое?! Я понимаю, это вам здесь не видно, нужно зад от кресла оторвать и в город ехать. А про клеймо UTAF которое ставят девятнадцатилетним в подворотне, ещё месяц назад отчисленным с первого курса?...
Елизаров может продолжать подобное бесконечно. Он и продолжал бы, но Бригадира снова рвёт. Нет, он только пытается что то ещё выблевать при виде бутылки крепкой настойки - в животе до шаром покати. Он положил голову на кромку стола и Макс видит эти мерзкие судорожные сокращения мышц. Это надолго, и Елизаров счёл "ритуал приветствия" законченным...
***
Этот 149-й ударный корпус считается отдельным - самостоятельно действующим подразделением, выполняющим собственную задачу. 60 процентов его личного состава - призывники, при таком раскладе грамотный командующий мог бы добиться отличных результатов. Разбавить стандартную программу учениями, бросками, учебными боями. Не забыть о соревновательности, отличая лучших среди бригад или полков и выдавая хотя бы символические награды. Если проще - весь корпус мог бы, по сути дела, втянут в игру, для парней вся боевая подготовка стала бы действительно интересной, непрекращающейся чередой свершений. В итоге эти два годы службы по призыву могли бы быть для призывников одним сплошным интересным событием, они бы возвращались на гражданку куда как больше, чем просто с чувством выполненного долга перед обществом. Они бы возвращались с верой, что теперь они действительно настоящие защитники, квалифицированный и хорошо обученный резерв.
Нет, в трясине такое невозможно. Это невозможно с таким командующим - генерал-лейтенантом Хэтфилдом, которого в лагере называют призраком. Призраком почти в прямом смысле - кроме избранных за последние два года его никто не видел и не слышал. Ходят весьма правдоподобные слухи, что Хэтфилд, прошедший Войну генерал, пьёт напропалую, он уже настолько угробил нервную систему, что как такового сна у него уже не осталось. Только полузабытье и кратковременные кошмары, которые он сразу заливает виски. У него есть два очень "ценных" заместителя - первый рождает красивые отчёты для генштаба, а второй - большой "специалист" по встрече проверяющих, которые всё-таки иногда наведываются проверить, как идут дела у "золотого человека". В такой трясине цветёт и пахнет вроде бы забытая дедовщина. С 24-го по 26-го это называлась как-то иначе - отвоевавшие, но ещё не демобилизованные измывались над призывниками, сейчас "эстафету" подхватили по-другому. И отслужив полгода, год, полтора солдат-срочник переходит на совсем другую ступень местной "иерархии". Не только этот корпус занимается ничем, не только отсюда идут письма со словами - "раз в месяц мы стреляем и бросаем гранаты куда-то в пустоту". Генералитет от такого бесится, требует ввести цензуру и генералы дают интервью, мол такие письма "клевещут" на нашу Победоносную Армию. Не хотят они понимать, что это не клевета, а предвестник разложения "Победоносной армии". Когда-то бывшей действительно бывшей победоносной, но только не теперь.
У многих может родиться закономерный вопрос - как вообще стало возможным такое непрекращающееся движение по наклонной? Макс не понимает сложные социологические статьи, для него сложные вещи нужно рассказывать простым языком, разжёвывать и класть в рот уже разжёванное. Ему "разжевали", и так он хоть как-то начал немного понимать происходящее.
Война казалась воевавшим нескончаемой, они просто не верили, что она может закончится. И у многих сработала защитная реакция уже другого рода - воевавшие не поверили что Война закончилась. И они начали пить. Отмечать победу, пить за упокой погибших, пить и радоваться, что вообще дожили до мирных времён. И никак не могли остановиться. Выпивка раз за разом доставала из их воспоминаний самую жуткую жуть и ситуация превратилась в порочный круг. Окружающие проявляли понимание и... получилось то, что получилось...
Армия, именно общевойсковые части, а не спецназ, прекратили воевать уже в конце 2323-го. Некогда грозная Империя Ракнай скукожилось до десятков планет, миллиарды военных уже не требовались. С определёнными задачами справлялся спецназ, а c не желающими сдаваться имперскими гарнизонами поступали просто. Предъявляли ультиматум - бросайте оружие или дохнете от голода. Что называется, мы не торопимся.
Общевойсковые части гниют в переносном смысле уже больше пяти лет. Они начали отмечать заранее, отмечать просто то, что прожитые дни обходятся без жертв. Непонятно, почему на подобное смотрят сквозь пальцы, но результат на лицо - их боеготовность находится на околонулевой отметке. Воевать они не способны, не считать же такой способностью поражать неподвижные мишени на учебных полигонах? И теперь имеем то, что имеем, примерно так всю ситуацию и объяснили Елизарову.
Максим вышел к стоянке перед лагерем, он старается всё из головы выкинуть. Он обо всё уже писал, приводил фотографии и видео, подкреплял свои аргументы уголовными делами. Десятки если не сотни уголовных дел появились по рапортам Максима - "Неуставные отношения", "Азартные игры в вооружённых силах", "Превышение должных полномочий", не говоря уж о том, что армия, выполняющая здесь полицейские функции делает с гражданскими.
Максим не может думать об одном и том же вечно - ещё в лагере он вызывал такси, машина уже приехала, и сдаёт к нему задним ходом.
- Вам куда, в "Аркаду"?
- Да, в "Аркаду".
Машина такси пройдёт сложную развязку у космпопорта, и в город поедет не сразу. Конечно же таксист знал куда едет Максим, он переспросил потому, что панически боится ошибиться и думает, что пассажиры считают такие вопросы заботой. Отсюда больше рейтинг, больше заказов, больше заработков за каждый.
Таксист не человек - Ракнаец. В войне 2311-2324 года люди с азадийцами уничтожили Империю Ракнай, хотя достоверно о сути их противника известно очень мало. Действительно ли это империя, хотя бы в том смысле, был ли там император? Или это просто был абсолютный диктатор, которого тешил подобный титул? А может было не одно существо, а несколько, и решения они принимали коллегиально. Или их просто использовали - например их разумы были соединены в один вычислительный кластер, задававший генеральное направление "державе". Словом, слишком много вопросов и слишком мало ответов.
Говорят, солдатам свойственно демонизировать противника, и императору придавали человеческие черты, заодно приписывая ему все возможные человеческие пороки. Всё, что может подсказать самая воспалённая фантазия - множество любовниц, сношения с дочерьми, изощренные издевательства над матерями собственных детей. Максиму уже положено прочитать античную мифологию и он нашёл что-то похожее в описании возможно не существовавшего императора с жизнеописаниями древнегреческих богов. У которых тоже были всевозможные человеческие пороки
Но это, как говорят, всё лирика. Абсолютно достоверно известно то, что Империя не считала Жизнь и Личность ценностями, а единственным предназначением подданного было жить во славу державы. Имперские иерархи не задумываясь убивали сотни миллионов "неэффективных подданных", и вместо них создавали новых. Некоторым из них было положено только работать, а некоторым - только убивать. Водитель такси, пропускающий военную колонну был создан как офицер, вроде командира взвода. Такие воевали, показывали себя, наиболее отличившиеся проходили жёсткий отбор в Центурионы - имперский спецназ. Офицеры, получившие повышение и командовавшие тремя взводами дрались на ножах и без брони. Победитель зачислялся в ряды отборнейших убийц, а не слишком покалеченный побеждённый мог продолжить свою службу младшим офицером. В гуле турбины на малом ходу Максим слышит жужжание - живые глаза этого центуриона когда-то вырезали, вместо них поставили металл и оптическую систему оргстекла. Теперь таксисту выкинули из головы сложную боевую программу и его механические глаза вместо оценки поле боя оценивают дорожную обстановку. А сам изощрённый убийца превратился в искусного водителя.
***
Большой тоннель
Даксим имеет неофициальное название - Джаминь, слово, которое можно перевести как яма. Говорят, примерно 70 тысяч лет назад в планету ударил метеорит весом несколько миллионов тонн. На месте падения образовалась огромная, в какой то мере естественная чаша, и город был основан именно тут, так как титанический взрыв почти обнажил запасы редкого радиоактивного вещества. Даксим - город-яма и город-шахта. Машина едет через длинный тоннель, образованный вздыбленной при ударе породой, тоннель настолько длинный, что кажется будто он начинается в одном мире, а заканчивается совсем в другом.
Пожалуй, так оно и есть. За пределами кратера есть жизнь - космопорт со своими складами и военный лагерь кажутся чуждыми на фоне буйной растительности планеты, а город это бедные дома, нагромоздившиеся один над другими и везде габаритные вышки, чтобы частная авиация ничего не задела. Дождь скрывает размеры города, в ясную погоду он кажется бесконечным, безразмерным грязным муравейником. До тоннеля на лобовом стекле была только вода, а теперь на ней остаётся грязь. Фабрика по обработке астата уже давно работает без воздушных фильтров, грязь вокруг постоянно напоминает горожанам, что весь город живёт вокруг каторжной тюрьмы.
Добыча минерала, насыщенного радиоактивным металлом производится только руками заключённых. Сортировка, первичная очистка, промывка, погрузка на вагонетки - всё только руками осуждённых азадийцев. Сама шахта, уродливая осыпающаяся конструкция довлеет над городом, её смело можно назвать символом города. Максим не знает, насколько глубоко в погоней за наживой администрация погрузилась в породу, но верхняя часть шахты - огромная серая башня почти двухкилометровой высоты. В городе её видно отовсюду, и она как напоминание о его тёмной и неприглядной истории.
Такси уже сворачивает с Большой эстакады в район Барадан, который уже как шесть лет называют просто Складским. Там склады медикаментов, продуктов, одноразовой посуды, форменной одежды, мебели, химикатов, респираторов и многоразовых масок. А также уже использованной носимой электроники, систем управления домом, сигнализации и датчиков которые ещё только ожидает своей очереди на переработку. Район Барадан - одно из неприятных лиц города, безжизненное и бездушное, смотря вокруг можно подумать что люди в жизни только жрут, пьют и справляют естественные нужды. Прямо на проезжей части валяется нарядная упаковка от шампанского, бренди, польских замороженных пельменей и котлет. Дети ракнайцев с риском для жизни выхватывают эту упаковку прямо из под проносящихся машин. Качественный картон поможет сделать жильё их семей чуть уютнее и суше, а если сильно повезёт, то кто-то может сорвать джек-пот и найти целый "настоящий пельмень". За него будет драка с сотней участников...
И ведь Максим уже такое видел. Видел, как разумные существа становятся жалкими, утрачивают последние признаки цивилизованного облика... Поездка закончена, Елизарова привезли туда, где грязные улицы освещены фальшивым светом такой же фальшивой жизни.
***
Район Барадан (Складской)
Торговый центр "Аркада"
Максим уже начал привыкать к темноте, теперь он щурится от яркой, ну просто вырвиглазной проекционной рекламы. Рекламируется дешёвая одежда неестественно ярких красок, какие-то гамбургеры с соевым мясом, к изображением которых, конечно же применили цветокоррекцию. Голосовые объявления со всех сторон - после спокойной поездки в такси у Елизарова подкруживается голова.... Вокруг неудобные зонты с рекламной подсветкой, шумные автоматические маршрутные такси - Максу, немного отвыкшему за отпуск от такой цветовой и звуковой вакханалии хочется за что-нибудь схватиться. Здесь, под большим навесом огромная стена с продуктовыми автоматами, высокие чугунные столики на троих и нечто вроде небольшой автостанции. Причём посадка на маршрутки может происходить прямо между столиками, а стоящие в очереди ракнайцы толкают обсуждающих за ужином свои дела.
Внутри здания если и приличнее, то ненамного. Гремит громкая музыка из плохо настроенных звуковых излучателей, разве что полы чуть почище, и реклама не такая назойливая. Макс уже знает здешние порядки - ждать официантку, которая примет у него заказ можно бесконечно, проще аккуратно взять первую попавшуюся за талию и сунуть ей в передник предоплаченную карту небольшого номинала. Тогда у неё появится личный интерес обслужить клиента.
Основные клиенты здесь, во внутренней части "Аркады" только что приехавшие люди. Они едят свои водоросли с непонятным, мохнатым "мясом" и думают какие интересные "новые возможности" здесь открылись по сравнению с Землёй. Но в таком положении только те, кого сюда привело призвание. Школьные учителя, начинающие адвокаты, словом те, кто приехал с твёрдой уверенностью что такие как они нужны. Те, кто приехали, заранее зная где будут работать, конечно, перекусывают в заведениях несколькими уровнями выше. Ракнайские же проститутки в вызывающих одеждах - не клиенты, они здесь сами в поисках клиентов. От женщин-проституток они отличаются совсем другими расценками, а самое важно - они не говорят клиенту нет. Если у парня есть затаённое желание выпороть девушку ремнём перед сексом - это к ним. Связывания, прокалывания, хоть групповое изнасилование - за деньги эти "девушки" со светло-бронзовой кожей позволят клиенту любое "развлечение" не связанное с прямым риском для жизни, и "настоящие" продажные женщины теперь стали уделом избранных либо каких-то "особых ценителей".
Максим идёт в узком коридоре, а бордель прямо здесь, за тонкими полупрозрачными панелями... Можно слышать всё, характерные ахи-вздохи...
- Максимчик!
- Наташенька...
"Наташенька" стала Натальей и получила регистрационную карту пять лет назад. Для Империи она была обезличена до серийного номера, а военная администрация присвоила ей личное имя. Для одних она будет Натальей, для других - Натали, ну а для третьих - Нэт или как нибудь ещё. Имперская машина произвела её семь лет назад относительно развитой, она была предназначена командовать половиной взвода, и у неё есть определённые лидерские задатки. Одета она...это проще описать. Большая меховая шапка, крашенные рыжие волосы не сильно отличающиеся от цвета кожи, короткая и ОЧЕНЬ заметно просвечивающая майка. А также лёгкая шубка, коротенькая кожаная юбочка, колготки, скорее напоминающие рыболовную сеть и высокие ботинки. И, ясное дело, что мех с кожей искусственные, дешёвые, и очень грубые.
Здесь она вроде неофициального лидера местных шлюх, и за четыре года твёрдо выучила простое правило - полиция не поможет, во всяком случае забесплатно. А если на их намёк "просто так такие дела не делаются" им не заплатят, они усложнят жизнь ещё сильнее. Нет, к ним стоит идти только если есть хотя бы труп. Да и стоит ли? А "вот этот", в смысле Максим, вроде не такой. Денег не требует, самое главное, делает дело, жалея лишь о том, что не смог сделать ещё больше.
- Наташенька, что-то срочное?
- Как же, надо же тебя угостить?!
- Не надо...я только что приехал. У меня в башке вообще звенит. Мы с тобой обязательно встретимся и всё обсудим... Но не сегодня, хорошо?
- Конечно...
Максим ожидал, что "Наташенька" скажет конечно, такие как он для неё как спасательный круг. Она просто не в том положении, чтобы настаивать. В городе всех, с кем приходится иметь дело Елизарову он делит на две неравные части - те, кого угощает он, и те, кто угощает его. С одним, угощаемым, О'Нилом вроде закончено, остался ещё один, точнее она. Максим проходит к подозрительно незанятому столику в самом углу, где относительно тихо, садится на стул и кладёт ещё один "подарочек" на стол. Макс знает - через мгновения литровую бутылку водки в бумажной обёртке обязательно возьмут...
- Тиночка, ты же здесь?
- Конечно, Максим Валерьевич, где же ещё мне быть?
Тина - полицейская довольно приличного звания, главный оператор. В переводе на армейские звания это можно считать эквивалентом где-то от капитана до майора. В отдельных случаях, даже подполковника Самое главное, что это самый старший чин, обладатели которого работают на улице, а не просиживают рабочий день в кресле и в тихом уютном кабинете с собственным секретарём. Тина - грубое упрощение её имени, его нужно произносить с длинным "и", чуть менее длинным "а", и в конце с небольшим придыханием. По-английски её имя пишут как Teenaah, а сама она не имеет ничего против если Макс немного сократит его для удобства произношения. И уж конечно она не имеет ничего против уменьшительно-ласкательного "Тиночка". Азадийцы - не буквоеды, их интересует исключительно контекст и смысл.
"Тиночка" - не человек, это проявляется и в том, что от женщин-людей она не стыдится своего возраста. Когда Максим спросил у своей биологички, какие живые существа живут 784 года, та ответила категорично - "Из разумных - никто".
Но Тина разумна. Очень разумна. Умна, хитра, сообразительна, а ещё, кажется, немного похотлива. У мужика встанет на азадийку только если она сама этого захочет, а сами азадийки не меняют партнёров, как перчатки. Азадийцы очень долго сохраняют привязанность к одному или к одной, но из всех правил бывают исключения. И Тина, бывшая зам главы корпоративной безопасности - одно из них. Три сотни лет, приблизительно с 1870-го по 2185-й она меняла место жительства едва ли не еженедельно и ей пришлось привыкнуть к коротким отношениям. И у Макса с ней "было" тоже. Было, но....они оба решили, что этого как бы не было. Словом, про то "было" можно забыть, чтобы всё произошло как будто в первый раз.
И вот она, как артист, выходит на арену. Тина ходит вокруг Макса, вокруг да около, она и сама честно признаётся, что ведёт себя подвижнее, чем ей полагается по возрасту. Она ходит вокруг Елизарова как хищник вокруг ничего не понимающей жертвы, Максим чувствует себя буквально загипнотизированным её грацией - языком тела, пальцев, покачиванием головы.
- С выходом, Максим Валерьевич.
- Спасибо.
Всё, сеанс гипноза окончен. Тина ловко запрыгивает на стул, моментально срывает бумагу с водки, и добивается куда более эффектного преломления света в прозрачном напитке.
***
Подчинённые Тины - взяточники, они собирают мзду с парикмахерских, клиник, столовых, небольших кафе. Если им откажутся платить "за безопасность" - натравят на "дерзких" сразу сотни нищих ракнайских детей, и заведение полностью обнесут за пару минут. Сами рук не замарают. А полуголодные дети сделают всё настолько быстро, что после срабатывания сигнализации не успеет прибыть никакая частная, или вневедомственная охрана. Все остаются при своём. Сама Тина взяток не берёт, только "подарочки" как и О'Нил. Прямо сейчас она с энтузиазмом осматривает "литруху", прикидывает, что если её будут мучить военные воспоминания, то она сможет залить их водкой, и на это не придётся тратить её жалование. А жалование у нее очень маленькое , оно совершено не соответствует ответственности и риску.
Тину и её подчинённых тоже можно понять. Для человечества Война длилась тринадцать лет и казалась нескончаемым адом, а для азадийцев это были десятки лет сопротивления на грани выживания. И они, чёрт подери, помнят это. Хоть как-то забыть все те кошмары можно только спокойным существованием, которое через пять лет после войны, увы, так и не началось, и у неё особенно много действительно рискованной работы. Смотря на то, с каким воодушевлением Тина сжимает бутылку водки, её короткий "билет в спокойствие", у самого Максима словно сжимает горло. Не надо забывать, что Тина - лейтенант штурмового батальона в отставке, она со своей интуицией ещё в прошлом году сказала Максу, что он бывший военный и она, если что, поможет ему как "своему". Поможет тому, с кем они делали общее дело, а не как коп обязанный помогать сотруднику спецслужбы.
Глава 4 - Два разума
Максим посмотрел на часы - там уже 14-го мая. Он не помнит, по какому часовому поясу живёт Посёлок Максвелла на Венере, и сколько собственно прошло времени с момента начала его возвращения, до этого самого, когда он уже битый час сидит в "Аркаде" за столиком с Тиной. И та несколько часов подряд заговаривает ему зубы. Или давит на жалость.
Отношение Елизарова с О'Нилом, это почти открытая конфронтация. Почти, потому что Дюваль в порывах гнева говорил куда определённее - "следи по сторонам, крысёныш!!!". Тина - другая, она говорит и убеждает, делает то, что умеет лучше всего. Максим действительно не знает, что такое "корпорация", и несложно догадаться, что "служба корпоративной безопасности" понятно ему ещё меньше. Тина сказала, что до Войны она закончила работать "вторым помощником главы корпоративной безопасности", и уж так и быть, разжевала ему - "Я была вторым замом командующего целой частной армией. Можешь себе представить, что это такое?".
Конечно Максу сложно себе это представить. Что это такое за "частная армия"? Существовавшие когда-то ЧВК давно запрещены - даже попытка создать подобную структуру отправит человека на нары лет на двадцать, и он не понимает ни сути её работы, ни масштабов. Максиму куда понятнее, что такое сопротивление имперской армии, служба в штурмовом батальоне и едва ли не самое сложное - военное "послевкусие". Воспоминания о пережитом, и постоянные мысли - вот тогда-то я был в двух шагах от смерти. А чуть позже в полушаге. А у Тины сейчас не та работа, которая требует выкинуть всё из головы, и это "замечательное послевкусие" у неё присутствует в полном объёме. Но её уговаривание, тирады О'Нила, и то, что выпаливает Дюваль сводятся к одному - нам здесь и так тошно, и Макс всем говорит одно и тоже - город, и мир в целом изменится если изменятся они. Применительно к Тине Макс действительно всё понимает, но пока город будет отпугивать тотальным взяточничеством всех и вся, работники и деньги сюда не придут. А значит и жалования и её подчинённых, и её самой никак не изменятся.
-...я очень долго слушал.
- Что хочешь сказать?
- Дюваль. Дюваль, этот гад раскопал моё прошлое и О'Нил выдал мне - я служил в инженерных ротах, потом в инженерном батальоне. На тот момент когда меня комиссовали - исполнял обязанности командира батальона. Я сейчас сижу и думаю... Сколько людей в инженерном батальоне, ну это, по штату? Сколько было тогда, в 23-м? Наверное же что-то произошло, если я не понимал не времени не пространства? И ведь при этом "произошло" кто-то погиб? А я? Виноват небось? Сука....
Макс опрокинул почти полбокала дрянного пива - он лишний раз убедился, что счастье в неведении. В его случае так уж точно.
- Максим, тебя разве судили? Офицеру вообще свойственно ошибаться, без этого не получается. Если я правильно понимаю новые порядки - преступная ошибка это трибунал, а остальное, увы, было возможно в наших экстремальных обстоятельствах А Дюваль не просто гад - мудак грёбаный. Плюнь на него и забудь. Хочешь? Способ есть!
Последние пару часов Максим слушал и говорил отвернувшись, и теперь повернулся к Тине, будто увидел её в первый раз. Он не воспринимает её как женщину, если её и можно назвать красивой, то только как вещь. Нечто функциональное и эстетичное одновременно, например оружие или машина. Тина - оружие и разумная машина в одном флаконе, скорее разумная машина. Её разум холодный и очень расчетливый - разговаривая с Тиной нужно следить за каждым своим словом, потому что она помнит абсолютно всё и потом, если что не отбрехаешься. Как в той полицейской формулировке - "Всё сказанное Вами может быть использовано против вас". Но сейчас она, вроде хочет отставить их рабочие дела - Макс то о личном заговорил. Хотя её решение вполне понятно - либо приличные наркотики из конфискованных, либо та же минская водка, которую он подарил ей совсем недавно.
- Давай в вопросы? Как раз литруху разыграем! Ты обещал.
- Обещал...
- В мягком варианте - не хочешь не отвечай.
- Договорились... Давай свою "сыворотку правды".
Неизвестно откуда у Тины нашлись два больших гранёных стакана, по которым она разлила водку, которая и будет у них "сывороткой правды". По существующей научной гипотезе "Игра в вопросы" появилась как форма словесной дуэли - участникам действительно давали отвар, после которого они говорили всё, как на духу. Это уж после появился "мягкий вариант" - возможность вообще не отвечать на вопрос, но нужно сразу отказаться от ответа, а не прекратить отвечать на половине. Если начал - нужно откровенно закончить. Говорят, иногда влюблённые парочки практикуют эту штуку, как проверка друг друга на откровенность. И конечно же Макс и Тина никакая не влюблённая парочка. Им есть что забыть в этой жизни, и возможно узнать о себе что-то новое. И наверняка Тина узнает больше, чем Максим.
***
Максим выпил свою водку, и естественно Тина снова налила ему полный стакан. От перелётов, смены давления, атмосферы, всей этой нервотрепки у Макса будто звенит в голове, как будто не прекращающийся звук гонга. Воприятие всего вокруг у него сузилось, сейчас Тина может из него верёвки может вить, и Елизарову нужно не сболтнуть ей лишнего.
- Максим, кто начинает?
- Ты.
- Хорошо. Тогда мой вопрос. После манипуляции с твоей памятью тебе сказали, что из прошлой жизни ты вообще ничего не помнишь. Никаких знаний, навыков - официально у тебя не осталось ничего. А как ты сам думаешь?
- Сам как думаю. По-моему...я лучше вспоминаю то, что знал. Я "пошёл в школу" через год, после "обнуления". Годовалый ребёнок так не сможет. Я так тебе отвечу - кажется, я лучше вспоминаю то, что знал. Вроде бы я с этого и начал?
- Да, с этого. Хорошо, ты на вопрос ответил. Задавай свой.
- Сейчас задам. Ваши...ну "братья и сёстры", ты меня поняла, в речи не говорят "мало", "много", "долго", "коротко". Вас эти слова не раздражают, но вы так...этими словами почти никогда не ответите.
- Так в чём твой вопрос?
- Когда ты говоришь со мной, ты переводишь мои слова на свой язык, перед ответом делаешь обратный перевод. На что ты внутри себя раскладываешь слова "мало" или "много"?
- Максим, я отвечаю на твой вопрос, но сначала немного отвлекусь. Ты же знаешь, что такое многозначные слова?
- Ну, ты вопросы задаёшь...
- Хорошо, есть слово "дом". У него есть значение твоего собственного жилища, и какой-то постройки. "Мой дом", и "мы с парнями строим дома". Это разные "дома" не правда ли?
- Вроде понял. Что-то.
- Слово "много" для меня слишком многозначное. Может ты не слышал - если тебе доведётся разговаривать с фармацевтом или врачом, он будет употреблять слова "избыточно" и "достаточно". Я на твой язык перевела - в нашем эти слова присутствуют в научном вокабуляре, когда дозировка может быть "недостаточной", "достаточной" и "избыточной". Ты правильно заметил - я "разложу" слово "много" на простые в зависимости от контекста. Если ты скажешь "мне мало платят", я превращу это выражение в "Максим считает свою зарплату недостаточной". Понимаешь? В словах "много" или "мало" часто есть субъективизм, и отвечать я буду более определённо. Например - "мне не хватает денег на питание". Это определённее, чем просто "мало", тем более, что у каждого свои представления о том, сколько для них "много" или "мало". Я ответила?
- Да, ответила. Твоя очередь.
- Твои отношения с женщинами. Много этого было? Мало? Как ты сам оцениваешь?
Макс взял в руки уже второй стакан и пригубил из него. Пока они сидели и говорили до этого, он плотно поел, и сейчас Елизаров считает, что водка ещё не полностью сожгла съеденную закуску. В животе приятная полнота и в своём опьянении он может погрузиться глубже.
- Женщины? В чём-то много, в чём-то мало. Их самих было много - как говорили и говорят до сих пор, я очень симпатичный...с орденами, с сединой и своими детскими глазами. В общем...недостатка не было. А мало в том, что всё это было без перспектив, понимаешь? Я знаю правила, ты требуешь ответа до конца?
- Нет, я считаю, что ты ответил...
Где-то там, снаружи Макс слышал, что сказал спасибо. Этот холодный разум почувствовал, что ему больно и продолжения не требовал. А сам он вспомнил эти отношения без перспектив. Вспомнил какой-то фильм, звуки одинокого рояля и эхо, подчёркивающее болезненность расставания.
- Теперь я задаю вопрос. Тина, зачем тебе наша игра? Хочешь понять людей? Надолго ли мы ещё в вашей жизни, да? Так, наверное?
- Ты прав в первом, но заблуждаешься во втором. Вы надолго, уже выросли новые люди, для которые другие звёздные системы - не преграда. Наверное также, как и люди в XIX веке, что ещё двадцать лет назад путешествовали экипажами, а сегодня едут поездами. Максим, ты ведь сам говорил мне, что когда-то достойные офицеры быстро деградируют как личности например тут, на Сварге. Получилось так, что те, кого я знала во время Войны существенно изменились к худшему. Мирное время для них не стало временем новых возможностей. И я действительно хочу понять людей. Хочу понять, что для вас "слишком долго". Девять лет полярной ночи для Вас "слишком долго", правильно? И в темноте, что вас гнетёт вы забываете, что за ней ещё будет девять лет света. Если ты хочешь честного ответа я скажу так - вы слишком быстро сдаетесь перед трудностями и не умеете думать о будущем. Свет будущего не освещает ваше сегодняшнее настоящее. Тебя устроил мой ответ?
***
Район Барадан-Пурва, около получаса спустя
Слово Пурва обычно переводят как восточный, во всяком случае связанный с той стороной света, откуда восходит солнце. Этот район не имеет отдельного названия данного людьми - здесь тоже склады, и у людей это место популярностью не пользуется. Про Барадан вообще иногда говорят не как о месте, скорее как о направлении - что-то к востоку от Городской эстакады.
Тина и Макс бредут по грязной, залитой лужами улице, скорее она уверенно шагает, и поддерживает Макса, чтобы тот не упал и не оказался в вонючей воде.
-...наша игра закончена, но ты можешь задать ещё вопросы. Максим, неужели ты не понял - я не О'Нил. Я не забываю за пять лет то, что все мы делали одно дело. Даже немного понимаю твои аргументы.
- Ещё вопросы? Для меня действительно слишком долго быть во тьме даже год. Не говоря о девяти. А тебе?
- Хочешь сказать, как я воспринимаю полярную ночь? Максим, другие люди говорят мне, что они предпочитают работать днём, а спать ночью. Когда возможность есть, естественно. Вроде так на ваших планетах всё так работает?
- Ну да, ночью мы спим.
- А мы наоборот. Ты же знаешь, с чего мы "начинали"?
- С подводной охоты?
- Ты ещё не забыл нассамских уроков. Всё правильно, подводная охота. Когда ты вылезаешь из воды, для тебя даже звёздный свет очень яркий, и мы не чувствуем себя ночью в темноте. Есть научная гипотеза, что в ранний период нашей истории мы спали днём, если дожди и ветра уходили, то вся семья выбиралась на крышу и спала под светом Светила. Меня не гнетёт длинная, по меркам людей, полярная ночь.
Тина и Максим бредут не куда-то неопределённо, они идут к бывшему складскому зданию, которое находится у здания метро. Большое здание осветили, и тебе там открылось диво - Городской музей изящных искусств. Насколько Макс знает, у азадийцев в их языке в принципе нет слова "искусство". Есть слово "изображение", "фотография", но слова "картина" нет. Не было слов "театр", "кинематограф", "музыка". Слово "книга" в основном имела значение "учебник", нужно уточнить, и сказать, что не было "стихов", "повестей" и "романов". Но настоящее искусство было, уместно использовать поговорку и сказать, что оно было за семью печатями.
Художники были, но они либо работали на своих хозяев, либо просто принадлежали им по праву негласного, но более чем действенного рабства. Художественные галереи были собственностью богатых родов, залы с картинами были такими же воплощениями могущества, как огромные дворцы и частные космопланы. Война покончила с большинством богатых родов, и коль скоро азадийцы решили, что их довоенная модель жизни была не слишком достойна подражания, то и судьба вроде бы не существовавшего искусства изменилась. Полотна художников вышли на свет, и после реставрации заняли подобающее им место на стенах художественных галерей. Здесь тоже открыли такую, а открытие центральной галереи на Нассаме ещё только предстоит - туда отберут лучшее из лучшего, чтобы открытие той галереи стало по настоящему историческим событием.
Складское помещение в двух кварталах отсюда - именно то, что надо для музея. Оно недорогое, просторное, и станция метро, не нужная для склада, облегчит дорогу для зрителя. А зритель уже есть. Сюда водят детей всех рас, чтобы они понимали где, и среди кого они живут, и конечно взрослые в музей ходят тоже. Хотя бы из любопытства - чем там гордились наши богатеи? По сравнению с "обычным" музеем непривычно и то, что для экскурсий выделены только определённые часы, и очень мало. Азадийцы ценят тишину и возможность подумать над картиной без постороннего шума, ну Тина, так уж и быть, согласилась быть для Максима персональным экскурсоводом. Если уж понятие "верность" для неё пустое место, то она не раздумывая расскажет Максу всё так, что её слова прозвучат у Елизарова как бы прямо в голове. Со стороны они будут выглядеть как парочка, и то, что они таковой не является не означает что таковых нет вообще. Таких пар много, ибо ничто не сближает так, как общие сложности пройденные вместе.
***
Тина говорлива не по годам, ещё она обожает сплетничать и обсуждать национальные вещи. Нету "национальностей" у азадийцев, они ведут своё собственное летоисчисление от того момента, как уничтожили все свои языки и оставили один, унифицированный. Теперь такие вещи для них в диковинку - разные люди, с разными языками и с разной культурой. С разными словами и разным их значением. Пока они шли, Макс действительно задумался о слове "дом" и - "Home" и "House". Можно сказать, это пьяная прогулочка уже разгонит тоску от нищего города, где только мрак и холодные дожди.
Здесь светло, тепло, можно не обращать внимание на то, что это складское помещение вообще никто не облагораживал. Уместно сказать, что здесь есть "посетители", может даже "публика" в старинном значении этого слова. И уж точно есть экспонаты.
- On peut toucher cette statue? (Нам можно это потрогать?)
- Bien s;r, ma ch;re! (Конечно, лапочка!)
Кажется, это был французский. По-французски Елизаров знает вроде бы только "мон шер" - в Объединённых Территориях он получит свой школьный аттестат только демонстрируя пристойные знания английского, в Смоленске от него, скорее всего захотят знания второго иностранного языка. Пока это настолько отдалённые перспективы, что об изучении второго иностранного Макс не думает вообще. Он по английски то разговаривает через пень-колоду, хотя Даксим, по сути город англоязычный. Можно сделать уточнение и сказать, что здесь в ходу в основном именно британский, а не американский английский.
"- Тина, а мы этой статуе ничего не сделаем?
- Метеоритное железо, что ему станется? И смотрительницы понимают, что мы только аккуратненько пощупаем".
Азадийцы вообще стараются не употреблять слово "юноша", "девушка", особенно "бабушка" и "дед". Юноша для них такой же мужчина, ну у девушка...как шутила Тина - "Без литры не разберёшься, кто у вас девушка, а кто нет". Вроде дело в том, что для них потерявшая девственность молодая женщина называется также, это вообще её личное дело. И "юноша" тоже. Молодого, только начавшего карьеру могут назвать "младшим братом", но он может быть сыном мультимиллионера, и за "младшего брата" он попытается мелочно отомстить.
Тина не понимает, что такое старость. И уж тем более, не понимает, что такое заслуженный отдых, связанный со страховой пенсией. Она именно здесь это не понимает - две бабушки на входе работали на Земле, в тех самых Лувре и Эрмитаже. Их на пенсию уже спровадили, а тут такие, действительно интересные возможности. "Поднять" музейное дело для другой разумной цивилизации, с удивлением выяснившей, что им нужны музеи просто для того, чтобы лучше понять, что они есть на самом деле. Двое "бабусь" на входе в музей сейчас очень важная часть столь нужного межцивилизационного моста.
***
Тина невероятно тщательно ощупывает статую, стоящую в самом первом зале. Тщательно, аккуратно, уместно употребить слово - благоговейно. Макс только второй год учит факультатив "История религий", и почти забыл христианского архангела, который мог вытащить грешника из адского пекла. Можно и нужно вспоминать об инквизиции, насильственном обращении в "нужную веру", но такие вещи, как тот архангел - светлые символы, символы надежды. По существующим гипотезам, азадийцы казнили "еретиков" и "богохульников" десятками тысяч, казнили утоплением, сковав осуждённых чугунными канатами, и прикрепив к ноге пятитонный груз. Но духи были надеждой, Максу, неплохо знакомому с античной мифологией понятен азадийский "религиозный феномен" - бесноватые боги, по сути воплощения Стихий Нассама: Ветра, Течений и Воды.
Статуя, на которую глазеет Максим, и которую ощупывает Тина посвящена духам, эдаким коллективным ангелам хранителям. Они не были причастны к вороватому духовенству, на этих статуях изображены бескорыстные и искренние борцы со стихией.
- Уважаемая! Антонина Васильевна! Как статуя оказалась здесь?
- Милочка, сейчас всё объясню. Эту статую выволокли из храма на Нассаме, если не ошибаюсь на Двип Нарада. Отбиты пальцы, после этого ваши братья и сёстры считают её осквернённой. Негоже уничтожать такое, но новая статуя будет создана по старинным правилам после процедуры Омовения Океаном. А эта...что я могу сказать, мы можем прикоснуться к частичке Нассама прямо здесь.
Максим загляделся, но слышал как Тина прошептала "моё почтение". Не просто так выковырять из ней искреннее уважение к вроде бы обычному человеку. Может она поняла, что эта перербурженка не совсем обычная. В своём почтенном возрасте согласилась на переезд "чёрти куда", не просто переехала - поняла это сложное слово "двип" и может употреблять его со знанием дела.
Макс не мог оторвать взгляд от картины, где он видит знакомые ему пейзажи - смертельно жаркие пустыни в центральных областях планеты, которые азадийцы не задумываясь называют "местами смерти". Но одно дело увидеть это из иллюминатора, с высоты в восемьсот километров, и совсем другое с вершин горной гряды. Елизаров подошёл, и ему показалось, что картина живёт. В воздухе, будто бы колыхание массы раскалённого воздуха, Максу кажется что вот-вот и он начнёт задыхаться.
"- Тина, как это сделано?
- Ты бы сказал, что художник унёс секрет с собой в могилу. Считается, что они использовали химически неустойчивые минеральные краски. Ты же должен знать о свинцовых и цинковых белилах?
- Должен? Наверное. Ты сказала, нестабильные.
- Да, наверняка это сложное искусство. Картина смотрится по другому под разными углами. Картина нестабильна...как метроном. Она всегда возвращается в исходное состояние, но не сразу."
Максим перешёл на другую сторону зала где-то через час, остановился около портрета. На нём азадийка, может чуть моложе Тины, облокотилась на каменное ограждение лестницы, и растительность синеватых цветом за её спиной слегка размыта. Тина смотрит на что-то другое, и на вопросы Елизарова могут ответить только люди.
- Уважаемая. Изабель...но не просто же по имени....
- Изабель Эфира, если вам угодно.
- Мадам, я вот в толк не возьму...ну вы простите меня за мои манеры...
- Ничего страшного...
- Это фотография или...нарисовано. Ведь фотография тоже может быть искусством.
- Согласна - разве "Бухарский зиндан" Проскудина-Горского не искусство? Это было нарисовано. Здесь краски только на основе металла - белила, медянка, индиго.
- Спасибо. Но о чём это? Тот, пейзаж наверное, был не подписан.
- Все картины не подписаны. Для их владельцев пояснения не требовались - на картине женщина в богатой одежде. Мне лучше удалиться, и женщина-полицейская, что с вами, объяснит вам смысл полотна лучше.
Максим оценил манеры пожилой француженки. На Земле она бы сказала "ваша спутница", но у Макса с Тиной нет почти никаких отношений, тем более планов на долгую совместную жизнь. Здесь, в Даксиме в таких ситуациях слово "спутница" почти равно словосочетанию "ваша законная супруга", и этой парижанке тоже уместно высказать "моё почтение". Тоже переехать и успешно понять на старости лет такие тонкости.
Тина с час пялилась на джунгли. Обычно это слово "джунгли" произносят сквозь зубы, англоговорящие, долго не думая, называют их "our fucking jungles". Там незаметная в темноте трясина, а также множество обладателей острых клыков - "добрые слова" появились в разговорной речи не просто так. А там художник изобразил болотные леса..."о ужас", привлекательными, и Тина долго стояла и смотрела, как привычная "дрянь" под другим углом зрения может выглядеть красивой и привлекательный.
" - Что у нас здесь? Медам в сверкающих одеждах...
- Медам?
- Таких пренебрежительно называют "Медам". Ничего не добилась, только и способна демонстрировать родительскую роскошь.
- Где роскошь? Что за сверкающие одежды?
- Белая одежда индивидуального пошива. 130 миллионов данов - деньги, которых у нас никогда не будет кто-то пустил на "костюм тройку" из джемпера, длинной юбки и сандалет. Максим, есть вещи красивые только внешне. Давай, я не буду пояснять?"
***
Максим всё-таки посмотрел на "вещи, красивые только внешне". Но мысль Тины он понял - кому то зал Берлинского дворца спорта казался красивым, даже на фотографии речи Геббельса о тотальной войне. Также как и другие залы, где оглашались идеи о мировом господстве, абсолютно без оглядок на методы и средства.
Макс вышел, и увидел Тину нервной, с дрожью на лице.
- Что такое?
- Некоторые вещи лучше не знать. Максим, мы разные, давай сейчас разойдёмся на этом. Но ты не забудешь...
- Что некоторые вещи лучше не знать. Нет, этого не забуду.
Глава 5 - Команда
Даксим-Друва, Район Гара Ка (Мусорка)
Район, заполненный дешёвыми столовыми и питейными, называют мусоркой. Заведения рождают горы мусора, мусорят отставные офицеры, борющееся крепким алкоголем с "военным послевкусием". А мусор вывозят нерегулярно, и большая часть этого район кажется свалкой, причём появилась свалка отнюдь не вчера.
Гара Ка - очень грубая транскрипция. Говорят, правильнее говорить Гара Каа, и тут английское написание ближе к оригинальному топониму – так и же, как и с «Тиночкой» английское Garah Kaah отражает азадийское произношение лучше.
Бар R&B Club, работающий по приглашением маскирует агентурную ячейку ГУВБ. Работа по приглашением, или как здесь говорят, по инвайтам - прекрасное решение, внутрь никто из лишних не пройдёт. Что здесь творится, никого из официальных лиц не волнует вообще - бар платит приличные налоги и никому не интересно кто здесь, и что делает. И конечно то, что в подвале "бара" серьезная оружейка никого не волнует тоже. Здесь вроде бы работает старый порочный принцип - любой каприз за ваши деньги, но у управления "П" довольно определённая специфика, когда не стоит задавать слишком много вопросов.
Ещё два года назад Максим задал этот вопрос - почему "П". В самом деле, почему именно «П»? Тогда Максу ответили, что "П" от слово «Пограничье». Границы в космосе вещь весьма условная, но корпоративные планеты считаются именно приграничными территориями, Законность на которых, дело относительное. Говоря конкретнее…Максим не помнит от кого он услышал, «у нас тут бордель и бардак». Копы берут взятки, а армейские патрули имеют настолько дурную славу, что ввод армии после "недели длинных ножей" по эффективности примерно то же самое, как лечить головные боли топором.
Елизаров прикладывает карту доступа к считывателю, и очень скоро оказывается внутри. Все стены обшиты деревянными панелями, а фоновую музыку в баре Макс понимает на очень простом уровне - Джон Колтрейн играет, а Фрэнк Синатра поёт. За барной стойкой Фрэнк, координатор городской ячейки. Он негр, переехал из Арканзаса в южный Юкон в 2050-х и, как говорит он сам, его род так и не смог привыкнуть к новым землям и другой природе.
Почти весь личный состав управления "П" был набран из «обнулёнышей». Из тех, кого после «всего хорошего» пережитого ими на Войне врачи считали неизлечимыми. Или уж слишком проблемными. И ещё одно важное условие - у них не должно быть родственников, тех, кто зададут вопросы. Таких набралось около 160-ти, для общества они просто исчезли, и их, после года обучения, впервые "бросили в бой" весной 27-го, два года назад, на Баграде. Баграда считалась и считается действительно перспективной - это планета вечной зимы, с таким "антуражем" Баграда ежегодно превращается в "нашу новогоднюю планету". Туда тянутся адмиралы с генералитетом, кто-то даже с семьями у кого семьи ещё/вообще остались. 21 год назад с точки зрения ООН они считались "командирами нелегальных вооружённых формирований", и лишились своих Земных паспортов. И никогда их снова не получат. Для Максима Баграда не «новогодняя планета» - за год работы Елизаров увидел её самую исподнюю часть, и теперь те, вроде бы экзотические места очень нескоро смогут ассоциироваться у него с каким-либо праздником и отдыхом. Фрэнк, объясняя Максу ситуацию с «П», и Пограничьем, употребил незнакомое Елизарову слово фронтир. В контексте предложения «здесь наш новый, космический фронтир».
Максим помучил историчку, что за фронтир такой, но та была непреклонна – «Елизаров, я не буду объяснять вам сложные понятия без их исторического контекста! Возьмите факультатив «История Северной Америки», и там, поняв весь трэш событий XVIII-XIX века, вы не просто узнаете - вы поймете, что такое фронтир». Этот факультатив можно взять только через год, и пока Максим решил, что нет, ну значит нет.
***
У управления «П» нет собственного спецназа, спецгрупп, неважно, каких-то дуболомов, которые решают задачи в стиле ворваться/повязать/завалить. Нужное подчеркнуть. Поэтому таким дуболомом учится быть каждый, и Максим – большой спец в области «завалить». И если армия пользуется Автоматами Никонова, то спецподразделения ГУВБ используют уже не новый карабин Стивенсона – негабаритное, короткое оружие, которое можно спрятать в куртку или плащ. И перед разговором с Фрэнком Макс достаёт свой табельный карабин, вспоминает как держать его, и как устроить под одеждой таким образом, чтобы за секунду из «беззащитного» гражданского превратиться в грозу всего живого. В краях где попадаются гризли этот карабин пользуют на случай всякого случая – с самом деле иронично, когда оружие для глухой и опасной, с точки зрения крупных хищников, тайги становится палочкой-выручалочкой для спецслужб.
Кроме этого, в их управлении «П» есть и другие спецы, схожего профиля. Когда Макс в броне и с оружием вышибает дверь, их прикрывают слонобойщики. Когда-то такие бойцы назывались снайперами (вроде от английского слова snipe), но времена огнестрела в армии давно ушли, а уж оружия, выпускающего пулю с энергией танкового снаряда, в огнестрельной эпохе никогда не было. Так, что если Елизаров это «дуболом», то Януш, прямо сейчас разговаривающий с Фрэнком – «высоко лежу, далеко гляжу». Да, именно лежу – слонобойщик как и снайпер не должен привлекать внимание, и «высоко сидеть» он никак не может. В поляке слегка за сорок – 120 кило «убойного веса», и его называют «нашей свинкой». Или поросёночком. Когда «валить» никого не надо, у него есть другой профиль – «агент развесил уши».
Модераторы в Сети не пропускают мат, чаще всего он отсеивается на уровне автоматических фильтров с искусственным интеллектом, но премьеру и министрам полезно знать, что о них думают. Причём, без купюр. Нет, не для того, чтобы отлавливать «смутьянов» для острастки – чаще всего за тем, что офицеры в отставке считают Адмирала Грина «редкостным муднем» есть какой-то конструктив. Ведь он то живёт в охраняемом особняке, ему, его детям вообще не ведомы опасности, окружающие обычных людей. Есть уже наболевшие вещи, что не выплёскивается на форумы и сетевые дневники, что-то давнее и наболевшее. Нельзя допускать превращения гнойника в крупный опасный нарыв. Здесь в городе ходят миллионы людей с официальным, даже наградным оружием, и чтобы они, доведённые до ручки, не возжелали снесли всё, их нужно слышать, говорить им, что они услышаны, и не менее часто говорить, что уже сделано. Говорить о сделанном в прошедшем времени, демонстрировать конкретные результаты. Причём не в единственном, образцово-показательном виде, результаты должны быть заметны если не всем, то очень многим. Агенты «развесим уши» выполняют важную функцию, чтобы наверху не забывали о том, как живут в внизу. Кстати, как говорят некоторые, в «неделю длинных ножей» не пролилось бы и десятой доли крови, если бы общественные настроения были услышаны. С учётом того, что жизнь за три года легче не стала, те самые «первые лица государства» обязаны хотя бы демонстрировать понимание людских проблем, и хоть немного успокаивать людей постоянными напоминаниями - вот смотрите – это мы УЖЕ сделали, и оно УЖЕ работает. Не стоит раздражать людей тем, чего ещё нет. О каких-то грандиозных планах лучше вообще помалкивать, тем более, что подавляющая часть таких планов так и остаются планами и никогда не претворяются в жизнь.
Януш здоровается и прощается одинаково беззвучно – небрежно поднимает правую руку. Он ушёл, и Фрэнк будет общаться с «отпускником».
У Елизарова действительно есть проблема – он пьёт. Не только в отпуске, чтобы залить своё одиночество, но и здесь тоже. Ему тошно от темноты, грязи каждый день, причём грязи не только внешней. Ему приходится крутиться среди отвратительных существ, среди которых ещё непонятно кто отвратительнее. Ракнайцы, грязные, вонючие, которых люди часто за глаза называют подзабытым словом «имбецил»? Азадийцы – мироощущение которых замечательно отражено в старой фразе - «Вы все – говно, а я – д’Артаньян»? Или люди? Здесь почти все люди деградируют прямо на глазах, и Макс, наверняка, деградирует тоже. Поэтому, хотя бы в этом баре ничего горячительного Максиму не наливают. Фрэнк делает для Елизарова терпкую газировку с хинином, добавляет туда фосфоресцирующих элементов, и получается «светящаяся фигня». Это, к тому же, личный стёб их немолодого координатора над старыми фантастическими фильмами и видеоиграми, где светящиеся коктейли были неприметными атрибутами якобы романтического будущего.
Фрэнку вроде бы 75. Он уехал с Земли 24 года назад, когда ООН создавала Главное управление внутренней безопасности Колониальной администрации, увлёкся работой, дорос до второго заместителя Директора и совершенно не понял, почему в 2308-м Оттава безапелляционно потребовала его возвращения. Он то конечно понял, но остался работать - проблем же меньше не стало. Его, как и многих тогда, лишили гражданства, но в Войну, в самую лихую годину он помогал обеспечивать относительный порядок, а теперь не прочь заняться «новыми вызовами». Поработать с неиспорченными службой людьми. Сам он почти не пьёт, и то, что он подходит к Максиму с виски Елизарова слегка настораживает.
- Макс, начну с плохого.
- Насколько плохого?
- Конрад убит. Помянем?
Макс выпил рюмку не глядя, одним глотком. Конрад был таким же «журнализдом», как и Максим, а значит врагов у него были сотни, если не тысячи. Конечно будет тщательное расследование, но для Макса его смерть как очередное напоминание - каждый день службы Елизарова на Сварге может стать для него последним.
- Фрэнки, чем его?
- Врач извлекла из тела пять автоматных болванок. Но, согласись, Армия не взламывает домовой замок и не расстреливает человека дома.
- М-да, согласен.
***
В эпоху огнестрела было слово «калибр» - как правило, диаметр пули и длина гильзы. Что-то вроде 7.62х54. Сегодняшнее оружие работает на энергии магнитного поля, и место калибра заняли параметры заряда – масса металлической болванки, выталкиваемой из ствола орудия, и полезная энергия элемента питания, «батарейки», передающейся в разгонный блок. Последние 20 лет Автоматы Никонова используют 15-ти граммовые болванки – цельнометаллические, бронебойные, экспансивные. Разное оружие будет стрелять одинаковыми болванками, но использовать разные батарейки. Армейский АН-284М рассеивает в стволе 15.000 джоулей, спецназовский АН-294 уже 20.000, но там другие материалы, другой КПД, и одна и та же болванка выпущенная из общевойскового и спецназовского оружия будет иметь совершенно разную баллистику, настильность и убойность. Именно поэтому пять болванок, которые вытащили из тела Конрада, ни о чём не говорят. Говорит скорее почерк диверсионных отрядов спецназа, в Войну умудрявшихся угонять секретные дредноуты с имперских баз и верфей. А теперь те же диверсанты убивают сотрудников спецслужб, которые, между прочим, постоянно пишут, в каких отвратных условиях служат спецназовцы.
Фрэнк всё ещё говорит с сильным акцентом, и отнюдь не американские афоризмы из его уст звучат немного комично. Например «чуешь, где ночуешь?». Именно с этой присказкой он положил перед Максимом старенький планшет с огромным по сегодняшним меркам, экраном. Там результаты социологического исследования – «Отношения резидентов Объединённых территорий к Вооружённым силам», в конце небольшая аналитическая записка.
- Макс, чуешь, где ночуешь? Видишь, что говорят люди?
- Вижу. «Увидев прапорщика, лучше ка я перейду на другую сторону». Или вот – «С Армией у меня ассоциируется одно слово – дебоширы». Фрэнки, я летел сюда, и первую…э-м, начальную часть полёта со мной летел лейтенант спецназа. Я уже готовился, что от него будут проблемы, и надо же, так оно и получилось.
- Заметь это, Макс, у тебя были негативные ожидания. В полёте получилось так, что они превратились в обоснованные негативные ожидания. У людей негативные ожидания, когда они рядом с флотскими, армейскими и «спецами», чем больше таких ожиданий оправдается, чем большем количеством таких ожиданий люди поделятся… Сам продолжишь?
- Дальше будет хуже и хуже. Фрэнк, допустим взять меня. Если я одену форму, то даже на увешанного орденами на меня будут смотреть хуже. Лишь из-за того, что я буду в форме. Это очень хреново. Есть же дембельнувшиеся после войны вообще строящие новую жизнь. К сегодняшнему разложению в армии они не имеют ни малейшего отношения, а форму носят только потому, что в их новой жизни они ещё не состоялись. На таких будут смотреть с брезгливостью, если уже не смотрят, а ветераны вполне справедливо заметят, что плюющие им в спину гражданские – неблагодарные скоты. Ветераны оказались заложниками безалаберности Генштаба, пустившего всё на самотёк.
- Наверное. Макс, я рад как ты видишь неоднозначность ситуации, видишь что в ней нет однозначно правых и однозначно виноватых. Генштаб подал в суд, потребовал запрета публикации, и признание исследования как направленного на возбуждение ненависти к военнослужащим. Суд они, конечно же, проиграли по другому и быть не могло.
- Во как? Судья не сказала им, что неча на зеркало пенять коли рожа крива? Исследование просто отражает реальность, или они хотели запретить саму реальность?
- Наверное. Тут смотри сам, комментарии излищни.
Теперь на экране карикатура от французских сатириков. На ней гнилые трубы, их всем телом пытается закрыть человек в форме. Но из них всё равно выливается вонючая зелёная жижа, подписанная как «истинное положение дел в Армии», а человек в форме ажно генерал-майора уж похож на пресс-секретаря Генштаба Песочникова. Французский сатирический ежедневник в Соколово, как говорит Фрэнк, очень откровенно режет правду-матку. Ну очень откровенно - пару раз раз их крепко заносило, они теряли чувство меры и по решениям суда им приходилась приносить извинения и платить немаленькие штрафы тем, чьи чувства они задели не подумав. А судьи в заключительном слове говорили «Здесь вам всё-таки не Франция!».
- Фрэнк, поток «приятных новостей» закончился?
- Наверное, не совсем. Врач, Олеся, она тебе нравилась?
За Максима всё сказало его лицо, расплывшееся в улыбке. Олеся…большая, тёплая, рыжая... У них с Максом было всё, в полном, так сказать, объёме. При этом она просила не задавать вопросов, кто она, откуда, и что планирует делать дальше. От города она тоже не в восторге, и пару раз говорила, что хочет место получше…
- Её то, надеюсь, не убили?!
- Нет, мы с ней досрочно расстались, она просила передать тебе – не ищи её.
- Почему досрочно?
- Макс, я твёрдо уверен – Конрада можно было спасти.
- Но она всего одна! Была…
- Да, Макс, она всего одна. Мы расстались с ней по обоюдному согласию, госпожу Латушко не обидели. Ни в каком смысле. Ей заплатили всю причитающуюся сумму, но теперь у нас новый врач. Некто Нефаль Чаттерджи. Отличные рекомендации, вышла в отставку майором медицинской службы, на момент отставки занимала должность первого помощника полкового военврача.
- Азадийка…
- Всё верно. Макс, мне рассказывали таким образом – работоспособность азадийского военврача просто поразительна! История не терпит сослагательного наклонения, но она утверждала, что вытаскивала с того света более тяжелораненных. Правда она сказала «сворачивала с пути во Тьму».
- У них такие аллегории – морская бездна и космос как воплощении Тьмы. Смерть тоже, и слово Тьма они пишут с большой буквы.
- Ты прав. Макс, что именно тебе не нравится?
- Сколько ей?
- Одну секунду. 1120 лет! Неужели они живут настолько долго?
- Настолько долго. Если она биохимик с опытом, то своей смертью умрёт лет через пятьсот.
Фрэнки, говоришь, что мне не нравится? Ты наверняка не знаешь – даже в Войну было непросто пробиться из нижних чинов в офицеры, для азадийцев выйти в отставку даже лейтенантом – большое достижение. А она майор, считай штаб-офицер. Её будет распирать гордость. И я не просто так спросил о возрасте. Те, кто до четырехсот считают, что только учатся жизни, они готовы слушать тебя и меняться. Те, кто за тысячу? Они уже всему выучились, жаждут учить тебя и никогда с тобой не согласятся!!!
- Макс, успокойся! Может быть ты не прав? Может быть это стереотипы…
- Фрэнк, какие, нахрен, стереотипы?! Я их сам не видел, что ли?!...
***
Их разговор закончился как минут пятнадцать. Максим здорово разгорячился и Фрэнк сделал ему седативный отвар. Брифинг окончен, у Елизарова есть 8-10 дней, чтобы войти в курс дела. Пообщаться с «Наташенькой», та быстро расскажет ему, если из новоприбывших в армейский лагерь кто-то особенно буйный. Из неё же едва ли не щипцами надо вытаскивать то, что случилось с «её» проститутками за время отпуска Макса, ведь те готовы на «примирение сторон» даже после убийства подружки или ребёнка. Кроме этого есть другие «лидеры общественного мнения» ракнайцев, к ним тоже можно найти подход. Как только Максим вспоминает ракнайцев, сразу вспоминает запах пота, у них пот какой-то особенно вонючий...
Работу агентов…украшают, как могут. Неплохие деньги, жильё в доходных домах куда выше среднего. И дорогие служебные машины тоже. Если этот город можно назвать условно британским, то здесь в ходу множество детищ британского автопрома, а Елизаров разъезжает едва ли не на вершине возможностей мастеров туманного Альбиона. Как говорят люди, фирма McLaren не просто старинная, почти древняя, занималась гоночными машинами всё то время, пока были разрешены профессиональные гонки. Гонщиков и гонок уж нет как два века, а машины с «гоночным духом» всё ещё собираются а английской глубинке. На рекламных постерах трёхместная машина Макса называется «скоростная капсула для тебя, твоей птички и твоего птенчика», но Елизаров уже и не задумывается, какая «птичка» может надолго залететь в его «гнёздышко» с таким образом жизни. А когда эта жизнь закончится, наверняка у него будут спрашивать кто был раньше, почему расстались, и.т.д. и.т.п...
Максим уже выехал из спецгаража, он осторожно утапливает в пол педаль наддува, вспоминая непростой норов его «скоростной капсулы». Когда Макс приехал работать на Сварг год назад, Фрэнк сразу сказал ему, что их работа должна быть незаметной, но если что, люди из управления «П» должны появляться как черти из табакерки. Макс обязан двигаться в потоке как все остальные, не превышать скорость, не нарушать другие правила. За городом, в лесах есть гоночный овал – там можно понять возможности машины, научиться скоростному маневрированию, а здесь, в городе Максим должен быть серым, как мышка. Насколько это вообще возможно с машиной, стоимостью с хороший лимузин.
К сожалению, знакомиться с их новым доктором, нужно не откладывая. После увенчанного феерическим количеством спиртного отпуска Максим чувствует себя паршиво. У него болит голова, плечи, у него почти всё время ощущение, будто кто-то буквально сидит у него на шее. Врач должна вывести все токсины из организма, прогреть суставы, вернуть нормальный мышечный тонус…одним словом, провести эдакую профилактику, сделать так, чтобы человек, привыкший в основном сидеть и анализировать, снова был готов бегать, прыгать, драться, и всё это без преждевременной усталости и одышки.
Всё, что Максим высказал Фрэнку, были отнюдь не стереотипы, в 2325-м он и слова такого не знал, «стереотипы». Зато быстро понял, как определить возраст азадийцев по цвету кожи, ну а дальше было не сложно разделить их на четыре ценовые…тьфу, четыре возрастные категории – до 400, до 800, до 1200, и от 1200 и старше. Последние вообще отдельное дело - мнительные, ригидные, обидчивые, мстительные. Макс едет по Эстакаде и думает, что всё может пройти нормально, главное, не заговариваться. Что бы не получилось слово за слово, хером по столу…
***
Район Чикитца (Медгородок)
Район выглядел как Барадан не настолько давно, лет пять тому назад их было просто не отличить. Когда война закончилась и началась демобилизация, азадийские биохимики поняли, куда ветер дует, и начали открывать множество косметологических клиник там, где дешевая недвижимость, но в тоже время есть все коммуникации. Косметологические клиники почти с одним уклоном – придание женоподобной внешность дочерям ракнайцев.
Имперские иерархи вообще не задумывались о внешности подданных – ракнайцы не красавцы и не уроды именно по этой самой причине, как сляпали, так и сляпали, они же пушечное мясо, не более. Но гарнизону, состоявшему из людей, нужны были…услады, а услады должны выглядеть соответствующе . Для азадийцев, понимающих работу человеческого организма едва ли не на субатомном уровне было несложно понять, какая именно женская внешность является привлекательной. Дальше пошла реклама, «тюнинг первого уровня», «тюнинг второго уровня» - словом эти клиники готовы «выпустить» изысканнейшую «конфетку» за соответствующие деньги. Теперь в этом районе образовалась настоящая «индустрия красоты», и люди, работающие ассистентами в клиниках, назвали район Медгородком.
Одна из клиник управления «П» замаскирована под склад медикаментов, замаскирована так, что не подкопаешься. Как и полагается складу, нет свободного доступа, зато попасть внутрь можно пройдя буквально пять метров от машины – это очень удобно, когда приходится нести раненого, истекающего кровью. Карта доступа у считывателя и всё, Максим тут «свой».
Азадийцы на возрасте (а их новая врач близка к последней ценовой…тьфу, возрастной категории) могут цепляться к словам, например к тому, что их, о ужас, назвали врачом. Из врачей их расе нужны только травматологи, токсикологи, ну может быть немного хирурги, и слово «врач» в их языке…Максиму очень долго объясняли, словом получается так, что в это слово вложен отрицательный смысл. «Врачом» работают относительно недолго, когда нет нормальной, интересной работы. Вроде создания лекарств или пищевых добавок. И этот момент надо тоже не забыть. Старших, как их новый врач, лучше назвать биохимиком, или вычурнее – посвятивший себя биохимии…
- Здравствуй, Елизаров.
- Здравствуй…те…Нефаль…
Пока Максим был в раздумьях и рассматривал немного изменившуюся обстановку, к нему уже подошли. В общем-то ничего необычного – метр девяносто «в холке», весом она где-то кило 95. Ей ни в коем случае нельзя говорить «в холке» - слова то вроде не обидные, но обиден контекст, как она наверняка скажет, «вы сравнили меня с низшими животными». Но вот что интересно - её одежда новая. ОЧЕНЬ дорогая одежда из дублёной кожи, с шерстяной прокладкой, со сложной системой пор – в ней не запреешь при сахарской жаре и не замерзнешь в сибирских морозах. Такая одежда только ручной работы, делается полгода и ценник у неё просто астрономический.
Зачем она смотрит Елизарову прямо в глаза? Азадийцы прекрасно ориентируются на слух, различают своих и людей по голосу. Некоторые люди, впервые увидев их, на полном серьёзе считали, что азадийцы незрячие. Так можно подумать, если начать знакомство с этой расой с кем-нибудь постарше – к тысяче лет фиолетовый пигмент из глаз уходит, а их осанка очень похожа на статуи слепого Гомера.
- Нефаль, что, прям так сразу на ты?
- Елизаров, я буду обращаться к тебе на ты. Ещё одно - я не стыжусь своего рода и родового имени, ты можешь называть меня Госпожой Чаттерджи.
Оп-па. Когда в прошлом году Максима вытурили из Смоленска в Беларусь, он «догуливал» свой отпуск там. Хорошо там – люди спокойные, те места, которые они называют своими курортами…там не то, что спокойно, какое-то приятное сонное царство. Небольшие озёра, утренние туманы. Там Макс слышал слова «заява» и «предъява».
Почему он вспомнил всё то сейчас? Ему кажется, что эта Нефаль провоцирует конфликт. Макс то ничего такого не планировал, а она стоит и пялится прямо на него. Азадийцы пошли в Армию стройными рядами в 2317-м, 12 лет назад, но многие оказались там же или в спецназе раньше. В 16-м, 15-м, 14-м. Говорят, даже в 13-м и 12-м. Азадийцев не стоит недооценивать, они ОЧЕНЬ наблюдательны, и разница в этом вопросе между старшими и младшими только в том, что старшие не задают мильон вопросов, как это делает «молодежь». Говоря то же самое иначе – у Нефаль было время понаблюдать за людьми, и на сотнях конкретных примеров понять, что нравится людям, а что нет - она специально, абсолютно преднамеренно нагнетает обстановку. Ситуация неожиданная, Максим невольно моргает глазами - он просто не понимает, что происходит.
- …Елизаров? Ты действительно всё забыл?...
Максим, кажется, хлопает глазами ещё чаще. Что он должен ей ответить? Может быть – «А вас это вообще еб…в смысле, зачем интересует?». Нет, всё, хватит, из этого гипноза надо выходить.
- Нефаль, давайте сделаем то, ради чего я пришёл, и…
- Ради чего же ты пришёл? Елизаров, как давно ты пил алкоголь последний раз?
- Чего?!
- Ты услышал мой вопрос, не увиливай.
- Час назад, сослуживца поминали.
- Кого ты поминал пять часов назад? Восемь часов назад? Елизаров, ты – алкоголик,
исповедуешь принцип «нет повода не выпить». Неужели я не права?
У Максима от гнева стучит в ушах, у него никак не получится сдержаться, значит перепалка с умнейшим оппонентом неминуема.
- Да, Нефаль, нет повода не выпить. Вместо тебя, я уж буду говорить, «тебя», здесь был настоящий врач, она начинала разговор с улыбки и с вопроса «как ты?». Её нет, есть ты с языком без костей, это прекрасный повод выпить. Шлюхи вокруг и…фабрики по производству шлюх, грязь, мусор, продажная полиция, армейские патрули, пьяные в дым. Грязнущие ракнайцы, вообще не понимающие ради чего они живут! Их баб можно зажать в подворотнях, оттрахать, а они встали, отряхнулись и пошли дальше! Жизнь…нет, существование не прервалось, а остальное так, мелочи жизни! Да мы в охерительном городе живём…
- Елизаров, закрой свой рот. Ты слаб не только телом, но и духом. Жалуешься на город? Ты видел Арнауту, Елизаров? Целая планета каторжников и тех, что принуждают их работать, а ты, личинка, жалуешься мне на жизнь? Неужели вокруг меня какой-то другой город?
- Да пошла ты на…
- Куда мне следует пойти?
Елизаров показал, куда ей следует пойти. Поцеловал правый кулак и показал Нефаль средний палец, как говорил Фрэнк, «международный жест»...
***
Сколько прошло времени с того момента как Макс едва не послал врачиху на три буквы? Неа, он уже не помнит. Он как обожжённый вылетел на улицу, глубоко дышал будто бы чистым воздухом Даксима и долго матерился. Слагал многоэтажные конструкции, выпускал всё дерьмо из себя. Вспомнил Фрэнка, воздел руки к небу, будто этот седоватый негр там и почти что причитал – «Фрэнки, ты…говорил о негативных ожиданиях?! О, у меня были негативные ожидания! Но чтоб такое?!!».
Макс немного остыл под холодным дождём и вспомнил – здесь не Смоленск, не Орша и не Минск, ему не сделали внушение и не заломили руки, чтобы препроводить в околоток, потому что в нормальном городе никому не позволено осквернять воздух ругательствами и всё своё говно нужно держать в себе.
Потом Елизаров плюхнулся в водительское кресло машины, и, не закрывая дверей проорал медиасистеме «Найди мне частную клинику! Не, нормальную дорогую клинику!!!». Его куда-то отвезли, и он надиктовал сообщение «Наташеньке» - «Найди меня, сделай уж мне такую милость!». Красиво ли всё-таки женщине отправлять такое сообщение с движущейся геометкой? Наверняка не очень.
Машина сама довезла Макса до клиники, но он понял, что ни в какую клинику он прямо сейчас не пойдёт. От такого разговора у него всё горит внутри, а значит снова «нет повода не выпить». Вот и кафешка есть открытая – столики почти на проезжей части, сверху них грубые зонтики, чтобы в еде и напитках не оказалась минеральная пыль. Максим плюхнулся на стул, он смотрит на вывеску через дорогу «Наши Доктора. Настоящее московское качество с 2074 года».
- Надо ж, куда я попал…
Кажется, Максим начал выдыхать реже. Но его дыхание вновь участилось, как только он понял простую вещь – он сбежал от настоящей перепалки! Его даже…Хо-хо, если бы Нефаль развернулась, чего бы он только не услышал! Что люди технологически примитивны по сравнению с азадийцами, и это, кстати, чистая правда. Не невнятный бубнёж о людях-освободителях ему бы заявили, что азадийцы пролили очень много, даже слишком много крови, чтобы считать хотя бы так, что себя они освободили сами… Вот ведь чёрт, а…
- …Уважаемый?! Что вам подать?
- А, точно! Эта…пива. Нормального такого, крепкого пива.
Здесь, в Объединённых территориях многие жутко гордятся тем, что они не связаны «тупыми конвенциями» ООН, и Максу могут подать действительно крепкое пиво – 8, даже 9 или 10 градусов. Елизаров заразился не только манерой речи, но мышлением азадийцев, он не назовёт такое пиво «лесоповалом». Пока не назовёт. Сначала ведь надо увидеть настоящий лесоповал, только потом уже употреблять это слово. Точно также муравейник – в прошлом году на Земле Максим он на полном серьёзе просил показать ему муравейник, только после этого начал употреблять в своей речи слово «муравейник». Например, сравнивать город вокруг, Даксим, с муравейником...
- …Максимчик!
- Наташенька. Садись давай, в ногах то правды нет.
Максим уже выпил полкружки креплёного пива, и его голова вращается плохо, как танковая или корабельная башня с плохой смазкой. Наташеньке тоже провели «тюнинг», причём очень высокого уровня, и она выглядит как красивая кукла. Да, именно кукла, не более того. Привлекательность и красота – вещи разные, Олеся, которой уже нет была именно привлекательной. Она тоже пила, «заедала стресс», была «пышечкой», но в ней что-то было! Её, хоть даже и припухлые от работы колени хотелось ласкать, а «Наташенька»…куколка, конфетка, не более того. Она очень проста, настолько проста, настолько должен быть прост командир двух отделений. Это сейчас думают о том, как выкинуть из её головы всю военную дрянь и засунуть что-то другое, жизненное. Чтобы она могла предложить своему спутнику нечто больше красивого лица и фигуры – понимание и поддержку.
Глава 6 - Политики и люди
Даксим-Друва, Район Гара Ка (Мусорка)
Бар «R&B Club»
24 мая 2329 года
Фрэнк как и всегда слушает джаз, это не меняется. Может, может быть он поставит играть разве что старинный блюз, но в баре точно не будет звучать симфоническая, и уж тем более современная «кислотная» музыка. Макс ждёт разговора с ним и снова пьёт «светящуюся фигню», а по сути проводит очередную детоксикацию организма. Общение с его агентурой и прочими… кх-кхм, заинтересованными лицами всегда превращаются попойки. Меньшие или большие. «Наташенька» даже какой-то виски раздобыла, естественно не шотландский односолодовый. Какая-то синтетическая хрень, на которую просто прилепили наклейку «виски», ну а шотландцы, и прочие блюстители авторских прав сюда никак не дотянутся.
Пока Макс ждёт, он просто смотрит то, что так лихо смешал Фрэнк. В этот раз пойло фиолетовое, может в следующий раз будет зелёное, алое или какое-нибудь ещё – почти начальник Елизарова умеет делать сюрпризы, умеет не повторяться. А сам почти начальник прямо сейчас болтает с Дьюи, ещё одним агентом «развесим уши». Дьюи вроде бы новозеландец, поджарый, а ещё он большой любитель автоматических пистолетов – оружия мягко говоря, специфического. Оружия, требующего привычки, немалого опыта и сноровки, но способного буквально штабелями укладывать находясь в умелых руках. В городе Дьюи почти как актёр, идеально вошедший в свою роль – регулярно квасит в местных барах, ведёт многочасовые разговоры «за жизнь», иногда даже дерётся, словом полностью «свой человек», он не вызывает у обычных людей никаких никаких подозрений. А как отходит-проспится – прокручивает записи со своего диктофона, и вычленяет из пьяных бесед что-то больше, чем «ты меня уважаешь?!». Всё, их разговор закончен. Дьюи из бара пока не уйдёт, посидит и прямо здесь посочиняет ещё один «рапорт в вольной форме». Как называет такие вещи Фрэнк, «голос улиц».
- Макс? Наша доктор тебе не понравилась?
- Фрэнки, да пошла бы она в задницу!
- Ну-ну…
- Мне повториться?! Я повторюсь – да пошла бы она в задницу! Будь она хоть ультра профессионалом… Френки, ведь при виде врача больному уже должно быть лучше?
- К ней это не относится?
- Уж хрен там! Холодная самоуверенная сука, даже вспоминать её не хочу!!!
Фрэнк едва присел на столик, он задумчиво почёсывает лысину. Может их «ультра профессионал» проявила «чудеса внимательности» не только по отношению к Максиму?
- Макс, один из наших сказал об азадийцах следующее – если характер в 900 лет дерьмовый, то горбатого только могила исправит.
- В точку! Я и сам не не сказал бы лучше!
- Услышал. Макс, я тебя услышал. Поговорю с ней немного. Её работоспособность полезна, я же говорил почему? Подумаю и поговорю. Ты то как? Пообщался со своей сетью?
- Фрэнки, моя сеть…тьфу. Не напоминай, а? От меня перегаром не несёт после «общения»?
- Вроде нет, но я не принюхивался. Макс, для тебя есть дело, как раз для разогрева.
- Для разогрева? А именно?
- Судебный ордер из нашего восточного округа – предоставить государственную охрану депутату городского совета…
- Тьфу ты, политикан…
Макс прополоскал горло «святящейся фигнёй» и сплюнул прямо на пол от раздражения. Для него политики – исторические фигуры из учебника истории, и актёры из исторических же фильмов. Например, королева Елизавета, вроде бы сказавшая, мол она «замужем за Англией». Или испанский король Филипп, снарядивший Непобедимую армаду. Для Елизарова, склонного всё немного упрощать, король и королева конца XVI века – два мудака в слишком роскошных одеждах. Чем больше Максим изучает историю и смотрит историческое кино, тем больше убеждается в том, что самодержец - синоним слову мудак. Разница лишь в том, что этот мудак может быть опасным или относительно безвредным. Но современные депутаты муниципалитетов - совсем другое дело. Они не одевают жабо, не имеют роскошных гардеробов, и уж точно не рассматривают людей вокруг как пешек для исполнения своих прихотей. Работающие, нужные люди на своих местах, но таких Елизаров ещё не видел. Знает, что есть такие люди, читал, что они пишут, но лично с ними дела не имел.
- Хорошо, политикан, 42 года. Макс, я требую серьёзного отношения - это приказ, и неважно откуда он пришёл! Копы её прохлопают, а ей, кстати угрожали твои «любимые офицеры» из первой дивизии. Она человек, в конце концов, не забывай это. Человек в том числе.
- Приказ значит приказ. Этот судебный приказ, он как? Где он, хотел сказать?
- Его нужно отнять у копов. Очень деликатно, чтобы на нас не обиделись. Сильно не обиделись, хотя бы…
***
Район Барадан-Уэстима, площадь Гайхара Далама
На площади перед окружным управлением полиции людно, шумно, гул. Вроде происходящее называется митингом, или демонстрацией, когда 50 тысяч уставших людей после работы пришли громко высказать копам своё «фи». Они кричат, у них сотни транспарантов, на которых, как это называют журналисты, проявляется «народный креатив». Перед самим управлением оцепление, конечно, позади демонстрантов шесть-восемь армейских взводов, усердно делающих вид, что они пытаются обеспечивать порядок...
Серьёзно?! Там призывники стоят, молокососы двадцатилетние, ну что они могут обеспечить?! Парни хорошо если на стрельбищах были, но они не знают что такое не летальные меры воздействия, они даже карманного воришку не умеют задержать. Сказать - «Стоять, стрелять буду», у них ума хватит, и это на всё, что его хватит. А уж если начнётся потасовка, то призывники либо успеют сбежать, либо толпа их просто затопчет. Но потасовки на этот раз не будет, и «шестилетний» Макс прекрасно понимает почему. А пока он показал своё удостоверение журналиста, раззевался, будто бы давно не спал, и задержался послушать разговоры молодых вояк…
- Andrew, where are you from? (Анндрюх, ты откуда?)
- Синегорск, Каррита. А чё?
- Currita. Have you seen such shit before? (Каррита значит. И чё, видел такую хрень раньше?)
- Какой там?! Никогда у нас такого не было! Древняя цивилизация, бл*дь...
Цивилизация… Макс посмотрел едкий плакат – «Полицмейстер, не забыли на чьи гроши жрёте то?!», мда, действительно нецивилизованно. Между людьми и полицейскими выросла холодная стена непонимания и ненависти – нецивилизованный то не сам транспарант, а то, что до такого вообще дошло. Отсутствие нормальной, цивилизованной обратной связи с обществом вывело людей на улицу, и теперь «народный креатив» - в самом лучшем случае болезненные для копов колкости. В том числе и для усердных копов. С учётом качества работы полиции, точнее его полного отсутствия, удивляться абсолютно нечему. Произошло ровно то, что происходит. Происходит всегда, рано или поздно.
Впрочем, остатки цивилизованности всё-таки присутствуют. Полицмейстер вышел к людям, и наверняка задал вполне логичный вопрос – «Так с кем я разговаривать буду? Не со всеми же сразу?». Теперь на помосте организовали небольшую переговорную площадку, где и идут переговоры – что изменится в работе копов, потому так дело не пойдёт. Даже отбросив коррупцию люди не готовы терпеть когда на случаи c реальной угрозой жизни полицейский наряд приезжает часа через два. Подчас приезжает уже к трупам. Ситуация запущена, немудрено, что переговорщика от горожан поддерживает толпа, а полицмейстер…в общем и целом ему не позавидуешь.
Нет, потасовки здесь не будет. В ноябре здесь было в три раза больше народу, и с подачи прошлого полицмейстера полицейские устроили провокацию. Те, что в штатском буквально толкали людей в копов из оцепления, и получилась иллюзия «нападения на полицию». Естественно «нападавших» «упаковали» по полной программе, а провокаторами никто не занимался. Не занимались только по самым горячим следам, потому что множество людей с переломами, вывихами и гематомами не могло не вызвать интереса у начальства Елизарова.
Любое массовое применение спецсредств всегда приводит к нескольким параллельным расследованиям, и коллегам Елизарова тоже пришлось объясняться, точнее, тыкать проверяющим на их ранее написанные весьма многочисленные рапорты. Такие агенты как Дьюи фиксировали рост общественного недовольства. Они писали рапорты, приводили конкретные примеры, словом не нужно было быть семью пядей во лбу, чтобы понять простую вещь - в городе что-то назревает. Может быть не социальный взрыв, но явный выплеск абсолютно обоснованного общественного недовольства. Где-то выше разбирались - насколько всерьёз приняли к сведению всё присланное отсюда? Какие были приняты меры?
Макс занимался более приземлёнными вещами, тем, что непосредственно произошло. И вот, что интересно - якобы нападавшие все как один рассказали о внезапном толчке в спину, а провокаторы, под воздействием «сыворотки правды» быстро раскололись. Конечно пресса перемолола всё от и до... Ну а кому то пришлось вдалбливать в головы оставшихся полицейских азбучные истины, вроде тех, что среди приказов существуют преступные приказы. А также то, что ответственность за выполнение преступного приказа которых понесёт и приказавший, и исполнитель. На суде исполнитель не сможет сказать, мол мне сказали, а я сделал, потому что судья сразу же спросит на черта тому голова нужна? Только форменную фуражку на голове носить, а думать всё, уже не надо? И обязательный курс юриспруденции? Он лишь заслушан? К сведению не принят?
Сегодня прошлый полицмейстер округа машет киркой на шахте – именно Елизаров, по сути, отправил его на каторгу, на 57 лет. Столько же получили замы, «негласно побеседовавшие» с провокаторами. И сами «толкачи» получили по 38 лет. Вроде бы и много, но минимальный приговор азадийского суда сегодня – 19 лет, четверть от их немаленького «года», а эти преступления считаются уж о-очень наглыми по современным меркам. Поэтому никакой потасовки сегодня не будет, впрочем, никакого результата не будет тоже. Будет почти всё, как на пресс-конференции с Соколово месячной давности – люди скажут, что от копов проку вообще нет, а полицмейстеру тоже есть что сказать – при такой, с позволения сказать, зарплате полиция живёт по принципу «Вы делаете вид, что платите нам, а мы делаем вид, что работаем. Какие к нам вопросы?». Азадийцы, из которых набирают полицию никогда не соберутся в их поддержку, хотя в защиту копов тоже есть что сказать. Хотя бы то, что их жалования не хватает на нормальное питание. Всё потому, что азадийцы знатные пофигисты. Не привыкли они надеяться на кого-то кроме себя самих, семьи и рода, они понимают смысла десятков тысяч копов на улицах. О чём можно говорить, если даже сами полицейские не понимают смысла, сути своей службы? Ситуация патовая, Максим просто не понимает, что должно произойти, чтобы хоть немного разорвать сложившийся порочный круг.
***
С полчаса спустя
В окружном управлении немного шумнее обычного. Тут нет никакого гама, но много движения, и много скрипа от форменных костюмов из дешевого кожзама. В комнатах такие же дешёвые пластиковые столы, на них небрежно брошены глиняные кружки, из которых пьют прямо во время смены. И пьют, полицейские, увы, отнюдь не дистиллированную воду. Им прямо сейчас есть от чего выпить, потому что люди, чаяния которых не услышаны, могут пойти во все тяжкие, вплоть до создание террористической ячейки. Такую ячейку разгромили на Кадулле буквально с месяц тому назад. Её основали отставные офицеры штурмовых батальонов, на полном серьёзе решившие, что могут «мстить» «ленивым полицейским». Не слишком тяжелое оружие там продаётся оптом и в розницу, они раздобыли четыре М820 и открыли свою «охоту». Использовали портал в сети, где открыто брали на себя ответственность за совершение убийств, анонсировали новые, «если легавые не зашевелятся». Какой-то налёт благородства из них вышел очень быстро, и они начали убивать всех подряд. Богатеньких, «не знающих, как живётся простому люду» и просто свидетелей, вплоть до малолетних детей. Половина личного состава ГУВБ на Кадулле была на мобилизационном положении три месяца, каждый сможет догадаться, сколько других преступлений остались не раскрытыми. Ведь куче правоохранителей пришлось заниматься совсем другим. Сейчас молодежь с погонами операторов пьёт и думает - что может произойти, скажем, через неделю, если их шеф не сотворит чуда? А шефу не до мыслей о чудесах - полицмейстеру на голову свалился Максим, который не носит подарочки ко дню рождения.
Максим прекрасно ощущает напряжённость в управлении, напряжённость, куда сильнее обычной. Если бы кабы...например, если бы ему уже дали историю XVIII века он бы мог подумать о другом, более прозаическом развитии событий. Например, если обстановка с преступностью ухудшится, в следующий раз оцепление могут смять, здание разгромить и сжечь, а какого-то из полицейских и убить, кто подвернутся под руку разгорячённой толпы. С одной стороны полицейское оцепление - вот та буквальная, осязаемая грань грань между законным и незаконным. С другой стороны взятие Бастилии в 1789-м на момент её взятие было вопиющим преступлением. А позже стало государственным праздником...
- Максим Валерьевич, вам налить?
- Если только что газировку…
- Распоряжусь…
Сам полицмейстер пьёт водку, пьёт много, такие молодые как он, могут говорить слово «водяра». Ему «всего-то» лет 250, про таких как он говорят, что у них нет ориентиров в жизни. Но есть определённые принципы, его по сути дела сюда и поставили из-за принципиальности. Сейчас он нервничает – фактически именно из-за Максима место освободилось и он его получил, но Максим же может постараться так, что он отправится на каторгу вслед за своим предшественником.
Но Елизаров делать так не будет, скорее всего он даже закроет глаза на пару просчётов полицмейстера, особенно когда их причина не небрежение а переутомление. Этот полицмейстер хорош именно своей принципиальностью и неизгаженностью - он не считает, что благая цель оправдывает любые средства. Говоря чуть проще, он уверен, что движение к Законности может идти лишь законными же методами. Что называться, если что-то нельзя, то просто нельзя. И точка. Разговор окончен. А не как у старого полицмейстера - если что-то нельзя, но очень хочется, то можно.
- Максим Валерьевич, чем обязан?
- Господин Бачан, знаете, есть просьба. Отдайте мне судебный ордер на охрану…э-э, как же её…о! Тьфу ты! Вспомнил - Мишель Адамс.
- Нам вы не доверяете?
- Кому именно вам? Лично Вам я доверяю, вашим подчинённым - нет. Если не секрет - кого вы назначили её охранять?
- Только ветеранов Войны!
- Полицмейстер, она тоже ветеран Войны, как оказалось. И ищут её тоже ветераны Войны. Видите, как всё интересно?! Ваши ветераны, не в обиду Вам и им будет сказано, слишком молоды и впечатлительны, к ним подойдут двое офицеров людей, увешанные наградами и убедят их, что она ренегат. Что-нибудь там «предала». Это словечко опасное, и многие натурально звереют услышав что где-то объявился предатель. Звереют, толком не разобравшись. Вы не можете приставить всем лично Вашу голову, и будет некрасиво, если человек погибнет. Я хочу упростить вам жизнь. Зачем нам нужен нужен заголовок в прессе «Очередной провал полиции, погиб безвинный человек». Вам что, подобных заголовков не хватает?
Бачан выпил полный стакан водки залпом, выпил и отвернулся. Раз отвернулся, значит Максим получит ордер потому, что смог смог убедить его в своей правоте, и их маленькое противостояние закончилось договорённостью. Именно договорённостью, а не тем, что Елизаров сломал Бачана об колено.
Ведь его тоже можно понять. Молодой шеф полиции хлопает своими большими фиолетовыми глазами – вся его сознательная жизнь даже до службы в полиции это сплошные нервы. Голодное детство, он душил имперских оккупантов ещё тогда, когда его глаза давали ему только чёрно-белую картину мира. Буквально чёрно-белую - цветовые рецепторы в глазах ещё не развились. Вместо арифметики у него была стрельба и удушающие приёмы, вместо грамматики - можно сказать, практические занятия по взрывотехнике. На войне вообще всё просто - вот есть свои, а есть чужие, а здесь? Макс добился того, что Бачан воспринимает Елизарова на своей стороне. Ведь Максим не пошёл по самому простому пути - не развернул служебное удостоверение, не поставил вопрос ребром – ГУВБ берёт себе судебный приказ без объяснения причин. В том числе и потому, что Фрэнк сказал Елизарову – спецслужбы не должна втаптывать полицейских в грязь, показывать, что ГУВБ всё, а копы ничто. Спецслужбы и полиция должны сотрудничать в обстановке взаимного доверия, хоть от подобных выдержек из официальных документов у кого-то может и скулы свести. Ну и добавил – ничем хорошим такое не кончается, и обещал подкрепить свои слова рассказом об одном знаковом убийстве. Попозже, когда Максим ментально повзрослеет и категоричности в его мышлении станет меньше.
***
Район Барадан (Складской)
В парикмахерской «Beauty. Military Grade»
Говорят, есть такая старая белорусская книжка «У войны не женское лицо». И фильм вроде бы есть тоже. Но старина дело одно, а фотография меньше чем пятилетней давности - совсем другое. Фотка есть такая – «У войны не женское лицо», или «Маринка и Мэри», на которой военврач из Витебска и медсестра из Саутгемптона. Страшная фотография, на которой две совершенно опустошённые Войной женщины. Красивые, но с абсолютно пустыми от пережитого ужаса глазами..
Объект охраны Елизаров - почти такая же, можно сказать, стереотипная британская медсестра. Почти символ женской несгибаемости. У неё не опустились руки ни когда закончили убивать на Войне, и позже не опустились, когда во время «недели длинных ножей» её муж бретонец истёк кровью прямо на полу космопорта. Умер потому, что раненных с кровопотерей было слишком много, а препараторов крови слишком мало. Во всяком случае, на всех не хватило. Мишель не спятила, не наложила на себя руки и начала работать. И сегодня она владеет сетью из трёх парикмахерских названных также незатейливо, как незатейлива сама владелица. Голова у неё быстро седеет, а закрашивать седину не хочется – не для кого. Мишель через не хочу держит себе более-менее аккуратной – в самом деле, человек за красоту борется, а выглядит как с помойки.
- Мишель, я так и не понял, что такое…ЭмПэ? Или как это было…во множественном числе вроде...наверное, ЭмПис.
- MP-s, Members of Paliament…
- Чаво?
- Извините. Члены парламента. Парламентарии.
- Вон оно чё.
- Вы говорите депутат. Меня назовёте муниципальными депутатом или мундепом.
- А тут да…всё понятно…
Ничего Максу непонятно, он врёт, чтобы не показаться дурачком. Или не рассказывать Мишель о всех презанятных кульбитах, которые порой проделывает жизнь. Полицейскую охрану с Мишель сняли, и Елизарову пришлось присутствовать на заседании горсовета. Там он неуклюже делал вид, что помощник депутата... Заседании все по-английски, и фразы-то какие заковыристые – «city budget is heavily underfinanced», и прочее, ещё хлеще. И что там мог понять Максим?
- Ещё вопрос можно?
- Валяйте.
- Что такое, эээ…как же это было? Ограничение пассивного избирательного права... вроде так.
- Парламентарий не получает никакую зарплату. Кроме этого он обязан сам содержать работу городского совета. Кстати петербургские парламентарии когда-то были такими же, Максим. Суть ограничения такова, что никакой профессиональный политик не попадёт в городской совет. Депутатом может быть только некрупный бизнесмен, или человек с солидными сбережениями. Поэтому выборы не конкурентные, наш…парламент недоукомплектован, при таких условиях в нескольких избирательных округах вообще не было кандидатов.
- Оп-па…
У Макса почти задымление мозга, он точно не будет сейчас рассказывать почему он не знает половину терминов, которые употребила бывшая медсестра. Просить её всё объясгть?
- Мишель, вы извините, я человек необразованный. Так получилось. Вы можете объяснить всё просто, вот как для семиклассника?
- Наш город бедный, не так ли? Настолько бедный, что не может оплачивать работу городского совета. Поэтому мы сами платим за здание, за ремонт коммуникаций, за связь, всё остальное. Каждый платит сколько может. Вы готовы так работать? Сначала ваш личный бизнес, потом работа в горсовете, где вы отдадите городу почти всю свою прибыль. Только чтобы самому свести концы с концами. Мы - энтузиасты, энтузиастов немного, в некоторых районах нет совсем. Такие районе в парламенте...я хотела сказать, в нашем городском совете не представлены вообще.
- Вон то оно чё...
Мишель, как свойственно женщине, может и работать и говорить. И говорить складно, и работа у неё получится не кое-как. Сейчас она подстригает 35-ти летнего датчанина – тоже отставного, после демобилизации он попил своё, а потом подался в приставы-сопровождающие. Человек может наделать дел, но судить его будут не на Сварге, где околонулевое доверие к суду, а на других, человеческих планетах. И на те планеты подозреваемого нужно доставить. Клиент Мишель тоже довольно нервный, его работа опасная и оплачивается фигово. Но у него есть коллектив, когда азадийские копы говорят ему, что он делает нужное дело работать ему немного легче.
Сам Елизаров сидит не на свету. Довольно давно, где-то три с лишним года тому назад его обучали скрытному передвижению. Делать так, чтобы он видел всех, а его не видел никто. Городские камеры безопасности активируются только по решению суда, но часто их запускают, а решение суда делают задним числом, такое же фиктивное по такому же фиктивному поводу. Журналисты вытягивают из секретаря «гениальную» фразу – «суд не имеет оснований не доверять следствию», а сами задают простейший вопрос – «у самого суда своей собственной головы нет, что ли?!». Прагматичные аналитики же продолжают - «Если вы дублируете функции следствия, предлагаем кого-нибудь сократить. Или следователей или вас». Словом Законностью здесь пока не пахнет, и полиция может использовать инструменты розыска для поиска абсолютно невиновных, или просто перешедших им дорогу, а Максим по долгу службы перешёл им дорогу не раз, не два, и даже не пять. Он сидит в глубине парикмахерской и оглядывает улицу – догадывается ведь, что «воздаяние» для Мишель последует довольно быстро.
Суть конфликта с капитаном из первой дивизии была простой, проще не придумаешь. Мишель берёт на работу бывших ракнайских проституток, учит их держать в руках ножницы, машинку, попутно «капает на мозги», отучает их торговать собственным телом. Снимает им комнату на втором этаже, добивается того, чтобы её работницы элементарно мылись, следили за собой, чтобы от них не пахло. Но по сути то в них ничего не меняется. И посетители, клиенты, это прекрасно чувствуют. Хотят дать Мишель чаевые, чтобы та дала попользоваться уже чистенькими девушками по дешёвке, и это при том, что найти себе нормальную девушку в городе не составляет никакого труда, нужно быть просто искренним и чистым. Чистым внутри, не снаружи.
Елизаров не то, что знает - сам видел, что в лагере армейского корпуса туго именно с внутренней, не внешней чистотой. Дальше тот капитан начал Мишель прессовать, упрекать её «Ты чё, не родная что-ли?! Да они же нас...». «Контрибуцию» натурой, хотел получить. При том, что ни он не воевал, ни работницы Мишель даже не успели применить на практике когда-то вложенную в их головы боевую программу.
Ну вот и дождались. На улице люди, оборванцы, с плохо спрятанным дрянным оружием под дешёвыми куртками.
- Come out! We don’t hurt you! (А ну выходь! Мы тебя не тронем!)
- Come out you, whore! (Выходи к нам, шлюха!)
- Мисс, Адамс! Или вы миссис? Закройте окна, не надо тут играть мне в героиню!
- Sons, of a… (Сучьи…)
Мишель чем-то крепко задели, она вытащила пистолет из небольшой кобуры и, кажется, на полном серьёзе хотела выйти на улицу. Елизаров вновь вспомнил кино про англо-испанское противостояние XVI века. Слово Филиппа испанского «хора», звучавшего от полного бессилия. Его армада, леса Испании горят в Ла-Манше, и всё что он может - говорить оппоненту «хора». Всё как всегда - когда кончаются аргументы, начинаются грязные оскорбления.
- Мишель, куда ?!!
- Да…поняла…
Макс уже давно забыл о политиканах. Мишель - человек, а город тьмы стал её родным до такой степени, что она готова отдавать собственное время и деньги, чтобы участвовать в его жизни. В остальном, что называется, денег нет, и уличные оборванцы готовы порешить ее, конечно же, не по политическим мотивам.
- Мистер Елизаров…
- Нет у меня второго автомата, извините. Берите ваших…девушек, клиента и все в подсобку!
- Я с вами!
- Ларс, дуйте отсюда к чёртовой матери! Не нервируйте!!!
Датчанин отнюдь не слабак, но сейчас может начаться пальба, и он схлопочет шальную болванку в висок. Куртка со вшитыми пластинами от такого не спасает. У Максима бронированная куртёшка, а на голову ничего нет. Ему лишь остаётся надеется, что его уже активированный «тревожный маячок» сработает не слишком поздно.
В городе, как говорят такие как Мишель, есть «пул головорезов». Бывшие нижние чины, спившиеся, морально деградировавшие, за тысячу-две они готовы «вписаться» в любое сомнительное дело. Потом в полицейском участке с пропитой красной рожей жалиться, что «я же ветеран...». Макс надеется на то, что на его сообщение Тине «Есть лёгкая добыча» она обязательно клюнет. Сообщение придёт с геометкой где вляпался Елизаров, уж гадать ей не придётся.
Отщепенцы подходят, в руках у них какие-то самопалы, Макс задирает ствол своего автомата, чтобы огонь на предупреждение никого не скосил
- Стоять! Стрелять буду!!!
- Вон оно что! Что, ёбарь нарисовался?
- Тебе, дура, какая разница?! У меня каждая болванка весит 25 грамм, тебе точно хватит!
- П*здишь, сучара!
Всё, разговоры закончены, Макс едва прикрыл глаза, взял карабин покрепче и нажал на спуск…
Тяжелые, медленные болванки вырвались из ствола, просвистели над головами и прошили стены склада напротив. У Елизарова очень веские аргументы, но на эту демонстрацию силы ушло много зарядов. Максим сменил магазин на свежий и морально он уже готов стрелять на поражение. Стрелять по ветеранам: по бывшим старшинам, сержантам и прапорщикам. Ведь иногда бывает очень просто, даже слишком – либо ты их, либо они тебя…
Елизаров не заметил, как на противоположной улице появились тени - Тина и ещё семь её подчинённых. Они молниеносно и синхронно повалили всех подсечкой, зажали пальцами горла и вглядываются в глаза будто с немым вопросом - «Хочешь жить или будешь рыпаться?». Буквально пять секунд, и не понявший ничего человек просто радуется тому, что вообще жив. Что, как в старом анекдоте, «пронесло»...
- Максим Валерьевич, выходи. Все выходите, мы закончили.
***
Кафе «Приличное»
Кафешка такая же простая, как и парикмахерская, которую держит Мишель. Кафе владеет азадиец на возрасте, больше чем на возрасте – на закате жизни, ему осталось лет тридцать, которые он будет думать о каждом своём вдохе и выдохе, потому что сами по себе они получаться не будут. Постоянно будет думать о том, как страшно умереть во сне или в дрёме, какой его вздох станет последним
- Суки... Гады!
- Давай ка, ещё рюмочку!
Тина усердно потчует Елизарова водкой, где-то про себя думает, что люди не слишком-то выдержанны. Делов то вроде, мог бы вставить в автомат барабанный магазин большой емкости, «выкосить» всех и не париться. А тут вон оно чё, переживания всякие. Зачем переживать когда можно, как считает она, просто немного почистить мир вокруг?
- Вот щас их повязали. Потом…потом увезут на Аннатал, там «Правовая защита ветеранов» наймёт им адвокатов. На этом всё! «Наши ветераны против их воли были ввязаны в грязную игру». Кто ввязал - зачем такие «сложности»?
- Максим, чего ты?
- Чего я?! Тина, надо распутывать всю цепочку. Кого вы похватали исполнители, пешки. Брать нужно заказчика.
- Даже не думаю о подобном. «Пул головорезов» стал меньше. Ты же сам сказал - их вывезут. Назад уже не вернут, для меня - уже результат. Заказчики о которых ты говоришь - слишком крупная, слишком опасная рыба. Максим сделано большое дело, сегодня наш день!
- Наш день…
Тина явно ради прикола взяла Елизарова за подбородок и поцеловала его в губы, не демонстрируя своих зубов. В этот момент стоит подумать о том, что её губы горячие и влажные, и совсем забыть о её зубах. Нет, зубов у Тины зубов больше и они куда острее.
- Максим, чтобы та забылся, предлагаю одностороннюю игру в вопросы. Вопросы задаёшь только ты!
- Только я?
- Да, только ты.
- Только я… Когда ты дерёшься с себе подобным…в смысле с «братом» или «сестрой»…
- Нужно оружие. Или как у вас в законах «предметы, используемые в качестве оружия». Например булыжник.
- Нет, Тина, у тебя ничего нет. Нет никакого булыжника. Только ноги, кулаки, и…ну не знаю, чем вы ещё можете врезать…
Энтузиазм Тины, которой выпишут приличную премию, как ветром сдуло. Не то что сдуло - она вспомнила схватку с «сестрой». Около 40 лет назад, Тина в партизанском отряде, а та в имперском отряде подрывников. Тогда Тина билась только за себя, а её соперник - за себя и за детей, в заложниках у имперских сатрапов. Ведь для таких было важно выполнить задание - невыполнение считалось предательством императора и каралось казнью заложников. И погибнуть до выполнения задачи не значило отвести расправу от родных. После - дохнете на здоровье...
Тина выиграла драку пробив горло соперника чугунным штырём, а после ей объяснили что к чему... Максим ткнул в болевую точку, хоть сам этого не знал. Но очень быстро понял – щёки Тины задёргались, явно не от хороших воспоминаний.
- Я отвечаю – если у меня ничего нет, я буду бить противника в бок. Вы, люди, считаете наш скелет очень прочным. Рёбра не такие прочные, их можно сломать…
- Тиночка, извини пожалуйста, я спросил что-то явно не то…
- Ещё какое не то…
«Тиночка» вспомнившая что-то не то пьёт водку, 0.7, прямо из горла, как будто пьёт холодную вода и её мучает жажда. Пьёт и лучше ей не становится. Так что Макс решил подыграть ей и полностью согласиться, что сегодня «их день»...
Глава 7 - Откровения
Сколько выпил Максим? Он уже не знает. Он сидит...полулежит точнее. Его тело и голова на высоком столике, Макс уже в который раз думает о том, что всё могло закончиться и иначе. У головорезов были мини-автоматы, если бы они открыли огонь все сразу… Через пару дней Фрэнк предлагал бы другим выпить в память о Елизарове.
Максим постоянно прокручивает через себя подобные эпизоды, когда он мог бы не выжить или кем-то его выживание просто не предусматривалось. И пьёт. И пьёт и пьёт, как, кстати довольно справедливо заметила их врач, у которой он лечиться не будет. Тина всё сидит рядом и ведёт себя как белка в минском беличьем саду. Она копошится у Макса в голове, смотрит, чё у него да как, вроде даже приводит его мысли в порядок.
- Тина, я тебя…в себя не запускал.
- Максим, ты ошибаешься. 31 минуту назад я спросила…
- Вот ведь! Ты сама успокоилась после моего вопроса о драках?
- Не полностью. Увлечена процессом выправлением твоих психических процессов.
- Психисеских? Запле…таться начал. Я тут о других психисеских процессах подумал. Они вроде тут недалеко, в каторжной тюрьме. Процессы эти. Ты ударишь человека, а тебе «19 лет лишения свободы». Четверть...как же его?
- Оборота Нассама вокруг Светила. Максим, зачем тебе не твои меры времени? Я уже привыкла к годам, мне проще когда ты не напрягаешься.
- Ну неуважительно получается… Как-то…
- Максим, даже твоё произношение – твоё Даксим далеко от нужного. Правильнее Дксиим, и «а» между «д» и «кс» должно быть очень кратким. Как вы сами говорите – «глотать» звуки, букву «а» нужно почти «проглотить». Давай ещё рюмочку, чтобы не думал о «неуважении»?
- Нее…мне больше…не наливать! Вся выпивка этого мира в меня не влезет! А та, что влезет, все мои страхи не уберёт. А твои? Мамочка…
Елизаров не знает, как выглядела его мать, его «мамочка» вырывается изо рта когда всё вокруг кажется непостижимо дерьмовым. Ощущение беспросветной жопы и острой душевной боли, которая их новому доктора явно неведома. Максим опёрся правой рукой о Тину, хотел положить ей руку на плечо, дотянулся только до предплечья. Оно такое гладкое и тёплое…
- Максим, не надо говорить мне, как «хорошо» я провела последний век.
- И точно. Ты ведь извинишь, да?
- Извиню. Ты хотел поговорить о каторжной тюрьме.
- Да. Вроде. Знаешь, раньше я тут думал – почему ваши преступники не сдаются? Даже мелочь какую сотворили и всё равно…всё равно будут драться до последнего. 19 лет на каторге, которые легко превращаются в 38 или столько…
Макс чувствует, как его подташнивает. Ему не то, что «рюмочку», вообще нельзя смотреть на водку или пиво, чтобы не вывернуло всё содержимое желудка. Теперь нужно пытаться глубоко дышать холодным влажным воздухом, и может быть тогда эта попойка закончится без припадания к унитазу. Или, что куда хуже, просто заблёванного стола.
- …19 лет превращаются…превращаются. Да, у вас не слишком то человечные порядки.
- Максим, хочешь прочитать мне лекцию о великих достижениях гуманизма? Многие люди не только говорят, но пишут открыто – вы должны управлять нами. Без мелочной опеки, но задавать генеральный вектор движения нашей общности.
- Генеральный вектор. Низя чё попроще, а? Жизненнее? Рука дрогнет на штурвале, собъёшь кого и всё, на каторгу. Ведь срок в приговоре был не важен, да? «Исправиться» можно было и быстро, если деньги у родственничков есть. И если те договорятся с судьями, ведь можно и пожертвовать нерадивым родичем, если потом без штанов останешься.
- Максим, почему ты говоришь «срок в приговоре был не важен»? Почему в прошедшем времени? Новая система ещё не заработала – если владелец кафе отвесит тебе пощёчину, новые законы позволяют ему выйти на свободу после трети отбытого срока. Если увидят искреннее раскаяние, и констатируют уплату иска за моральный и физический ущерб.
- Это чё получается? С того момента как заработали новые законы никто даже не получил права выйти досрочно? Вот это да…
Елизаров чувствует, как рвотные массы подступают к горлу, он закрыл глаза и начал глубоко дышать. В этот момент он почувствовал к азадийцам какое-то особенно сильное отвращение – вся цивилизация поощряла жестокий естественный отбор. Ты не можешь? Смогут другие, сильные, наглые, и беспринципные.
- Да, Максим, ты абсолютно прав – любое «приговорить к лишению свободы…» я восприму как пожизненное, или, во всяком случае, бессрочное. Сегодня никто не верит, что после отбытия срока ворота тюрьмы перед заключённым откроются, как это и положено быть.
***
Максим глубоко дышит, иногда он сопровождает свой выдох протяжным «аааа». Он всё равно думает о том, как пройдёт немного времени, он скушает дешёвый «сервелат» и выпьет ещё чекушку. В его голове какая-то каша, он даже не понимает, что хуже? Бездушная имперская машина, которую остановили люди и азадийцы? В Империи было насилие ради насилия, вообще был процесс ради процесса. «Торжественное расширение» и прочее дерьмо… А не хуже ли этого превращать часть своих братьев и сестёр в «дойных коров»? Максим видел крестьянское хозяйство где-то между Оршей и Минском – сотни «голов крупного рогатого скота», единственным предназначением которых было давать молоко, а потом отправиться на бойню, чтобы порадовать домохозяек свежей говядиной. Азадийская цивилизация, вроде бы как была децентрализованной, но умением превращать всех, кого можно в дойных коров они овладели в совершенстве. Ту их Нефаль скорее всего босс потрахивал, а иначе она бы с работы вылетела. Трахал её, под угрозой испорченной карьеры, а всех остальных подобное устраивало, это не считалось позорным или недостойным. Блин, получается огромное стойло на двадцать миллиардов «голов скота». Причём «скот» то неглупый – Тину можно обвинять во многом, но только не в неумении решать задачи, которые ставил ей шеф. Или она их ставила вместе с ним. Интересное дело, кстати – полицмейстер Бачан явно не один, такого быть не может. И как же его женщина реагирует на Тину – младшую по званию, но старшую по возрасту и опыту?
- Тина, у Бачана ведь кто-то есть?
- Есть у нашего полицмейстера маленькая тайна. Неполнолетняя «сестричка», она и понести от него сможет, если не нейтрализует его семя во время соития.
- И ты всё знаешь и вертишь им как хочешь?
- Максим, я не хочу на его место, или на место его зама. Когда тебя отделяет от города стекло здания окружного управления, ты слепнешь. Слепнешь в переносном смысле – в удобном кресле, в тёплой комнате ты не хочешь знать, как на улицах поднимают головы нарко- и работорговцы. Потом из ощущения приятного марева тебя вытаскивают десятки тысяч людей, недовольных твоей работой, и им надо убедительно врать. Нет Максим, меня устраивает страх передо мной. Дети бывших подданных императора рассказывают небылицы, как я существую во тьме во множестве мест одновременно. Мои аватары всё слышат, и дают приказы моим, только не смейся, бесчисленным полчищам.
Максим держит в руках паршивую, но сытную колбаску, он думает «ну и расчетливая же ты сука?!». Она почти как английская королева Елизавета, которую Елизаров вспоминал менее суток тому назад. Из беспомощной и хрупкой она построила себе репутацию всесущей и всесильной до такой степени, что ей молились почти как святой. Тина построила себе подобную репутацию в пределах отдельно взятого округа с населением в полтора миллиона.
- Страх тебя устраивает. А я то? Ну я то тебе зачем?
- Максим, кто-то же должен знать, что такое «великая и ужасная» Тина Сишадри. Ты видишь только невысокое ладно слаженное тело весом в 75 метрических килограммов. И я должна знать, что это кто-то знает. Знает, но не воспользуется своими знаниями, не будет искать во мне слабые места чтобы ударить по моей болевой точке. Возможно и наоборот – напоминать мне, что я живая. Не монарх с лицом, покрытым белилами. Не самодержец, идущий среди подданных, склоняющих перед ним колени. Ты также знаешь мои страхи, стараешься их не трогать, думаешь о них как о своих.
То, что сделала Тина, со стороны выглядит ужасно, она взяла и выпила бутылку водки 0.7 одним длинным глотком. Наверняка вспомнила свои страхи, а Макс снова вспомнил королеву Елизавету. Ещё до того, как она посчитала себя «замужем за Англией». Рыжеволосую девушку слегка за двадцать, «неправильной веры», над которой измываются епископы. В сырых подвалах Тауэра, напоминая ей о судьбе матери, казнённой Анны Болейн.
- О чём мы говорили. Мы говорили о каторге. Прямо о шахте рядом с нами. Это ж какую надо охрану, чтобы принуждать к труду 20 тысяч каторжан? Получается целая армия?
- Нет, Максим, не вы придумали слово «вертухай». Помощник администрации, крепкий, не делающий почти ничего. За двойную пайку он заставит работать остальных – армия, о которой ты говоришь - всего лишь прослойка заключённых, находящихся в положении «приближенных к телу». Из них выходили и выходят превосходные наёмники – умеющий терпеть в шахте потерпит и в тихом бункере, особенно с имплантом, сидящим на болевом центре нервной системы.
- Вон как получается? Ваша тюремная система не просто не исправляла. Считается плохо, когда тюрьма злит и сворачивает на кривую дорожку «иерархии» в оргпреступности. Когда вчерашний заключенный превращается в «солдата» мафии где-нибудь в Соколово. А ваши тюрьмы готовили, точнее закаливали самых лучших убийц. Терпеливых, но готовых распрямиться как сжатая пружина…
Ни Тина, ни Максим не знали главного – всю сложность тюремной «иерархии» азадийских каторжных тюрем. Главных вертухаев нужно было поманить самым главным – осколком свободы за территории забора с высоким напряжением. Из-за него периодически выпускали по нескольку самых главных «помощников» администрации, и те уходили в полный отрыв. Двое и зашли в эту кафешку, сразу ввязавшись в перепалку с «поганой ментовкой». Пистолет Тины выбили, а Макс соображает слишком медленно, чтобы достать из под плаща свой карабин и прицелиться. Двое сотрудничающих с администрацией сделали как и привыкли раньше – дёрнуть противника за руку и вломить тому по рёбрам. Алкоголь только немного приглушил боль – Елизаров лежит на полу, выдыхает кровавую пену и думает ну что, опять всё?
***
Первая муниципальная больница
Отделение хирургии
28 мая
Макс просыпается, он только раньше задумывался о том, насколько ужасна «скорая» или «неотложка» на корпоративных планетах.
В этой системе пьют и ширяются почти все. Водилы, врачи, фельдшеры, они воевали ещё 6 лет назад, а сегодня они заливают свои «чудные воспоминания» вездесущей тотенгамской водкой. Тоже самое с врачами самих «больниц скорой помощи», которые делают операции только сделав себе "общий водочный наркоз". Общее недофинансирование превращает всё это в ад для больных, особенно безденежных, понадеявшихся на всесильную (серьёзно?!) медицинскую страховку. Максима немного выручают его две «Звезды океана» - вечно пьяные фельдшера предпочтут «загрузить» его грубыми противовоспалительными препаратами, что будет означать отсутствие боли, но и других оформленных ощущений тоже.
- Максим Валерьевич? Почтенный?
- А вы кто?
- Старший оператор…
- Всё понятно.
Максиму действительно всё или почти всё понятно. Полицейская перед ним живёт только сегодняшним днём, как поесть самой или накормить детей, если в мнимом спокойствии 24-26 годов она всё таки решилась с кем-то их заделать. А этот кто-то мог погибнуть. Мог и не погибнуть, но быть нищим работая водителем неотложки, полицейского грузовика, инспектором миграции или на сотне других нужных муниципальных должностей, которые будут оплачиваться должным образом неизвестно когда.
- Да, госпожа старший инспектор? Ваш пиетет передо мной неуместен – вы могли воевать, душить имперскую солдатню, а ваши усилия не заметили. Или так – их так много упорных, но люди важнее, ведь это была не их война? Давайте без «почтенного» и если можно – по сути. Не унижайтесь передо мной – вы могли вытерпеть в мильён раз больше меня, но ни вы не хотите вспоминать об этом, ни я вас к этому принуждать. Давайте немного поймём друг друга?
- Максим Валерьевич, напавшие на Вас и главного оператора арестованы и ожидают суда. Вы можете отказаться, и Ваше требование о наиболее суровом наказании озвучит Суд.
- «Отличная мысль» - наиболее суровое наказание. Потом они превратятся в озлобленных наёмников, и о них сломает зубы спецназ. Я же должен думать не только о сегодня, но и завтра, причём не только для себя. Крыса, загнанная в угол очень опасна, госпожа старший оператор. Опасна и очень больно кусается перед тем, как дорого продаст свою жизнь. Я понимаю – вы не видели грызунов, крыс, и выражение «крыса загнанная в угол» вам ни о чём не говорит.
- Максим Валерьевич, вы сами хотите выступить в Суде?
- Да, хочу. Суд он штука такая, он сам по себе, а я сам по себе. Суд не обязан принимать мою точку зрения. А, ладно. У вас свои соображения (угодить мне), у меня свои.
***
Район Сарайа (Телеком район)
3 июня
О Елизарове не скажешь, что он спустился по ступеням Суда. Потому что у Суда своего здания нет, и он арендует три этажа в стандартной для Сварга 39-ти этажной офисной высотке. Макс спустился на лифте, ощущая определённую горечь во рту.
Тина и владелец кафе потребовали по максимуму – бессрочную каторгу, и первое заседание комиссии по УДО для двух осуждённых состоится уже XXV веке. Максим ничего не требовал, он ответил на все вопросы Суда, долго говорил о всей порочной системе исполнения наказаний. Он просто просил чтобы осуждённые не стали ударной силой денежных мешков. Чтобы мстительность не застилала всем глаза.
Его не услышали. Двое зеков получили пожизненное с дальнейшим отбывание на Арнауте. Арнауту рисуют как чёрный муравейник, где светлые пятна – индивидуальные светильники осуждённых, добывающих радиоактивные минералы.
- Елизаров, ты можешь проехать со мной?
- Нефаль? Ты то что здесь делаешь?
- Хочу объясниться. Не извиниться, объяснить что, к чему.
Иногда человек может быть поражён. Вроде появления Царицы Савской Малакат, внезапно захотевшей прийти к общему знаменателю, эдакому пакту о ненападении. Когда азадийка такого возраста говорит слово «объяснится» она как волк, подставляет вожаку чужой стаи свою шею. Это проявление искренности, но падать на колени она всё же не будет.
Макс проехал с ней в её машине. Зашёл в выбранный ей ресторан, где подавали её блюда – водоросли в пряном соусе и резанное мясо мелких моллюсков. Даже поел немного, чтобы показать – он не морщится, сдержанно принимает эту трубку мира.
- Елизаров, я осторожно предположу – ты появился по любви. Двое людей, он и она, твоя мать и отец хотели твоего появления. Я прервусь и скажу о себе – моего появления в мир хотела только моя мать. Я не знаю, был ли у меня отец, или чьё-то семя было использовано согласно коммерческому контракту. Прошли первые…двадцать лет моей жизни и мать, возможно моя настоящая мать сказала мне – она породила меня, она же и определит мою жизнь. Елизаров, я была проектом своей собственной матери…
- Нефаль, я перебью и ты извини меня пожалуйста. Я не знаю, кем я был. Но точно не проектом. Я не претендую на глубокое знание жизни, может мои мама и папа решили, что пора. Пора им создать новую жизнь. А насчёт тебя я ничего говорить не буду. Не от того, что я тупой как пробка - не хочу бередить твои раны. Но называть меня личинкой…
Конечно, Елизарову плохо. Он прижался средними пальцами к верхушке переносицы, а указательным к краям бровей. Личинка…
- Елизаров, ты не личинка, я беру свои слова назад. Ты импульсивнее обычного, ты поглощён поиском смысла бытия.
- Бытия кого или чего?
- Личинка заботится только о дне сегодняшнем, даже не задумываясь о ближайшем будущем. Личинке не дано задумываться о судьбах мира.
- Судьбы мира? У меня и своя судьба есть. Ты уж извини, но она мне тоже интересна.
Тщательно подобранными словами Нефаль позвала Елизарова назад, в свою клинику. А там он и сам не понял – то ли она всерьёз собралась вернуть Максима к состоянию его 18-ти летия, то ли одно из двух. Они - двое бывших вояк раскурили трубку мира, у них и отношения будут почти как на войне. Помоги сегодня ты мне, а завтра я тебе…
Глава 8 - Перевёрнутая страница
Даксим-Друва, Городская эстакада
29 декабря 2329 года
По трассе идут четыре МакЛарена ГУВБ. Они идут по правилам, соблюдая скорость, но любой тренированный глаз знающего человека моментально определит – это полувоенный кортеж или конвой. Абсолютно неважно, как это называть – двенадцать «обнулённых» едут на крупное дело по наводке Тины и просьбе её шефа, ведь Полицмейстер сказал совершенно открытым текстом – есть вещи им не по плечу. Слишком опасно врываться в хорошо охраняемый склад оружия, появившийся в городе, но его нужно взять немедля. Надо незамедлительно выкорчевать из города столь опасную заразу, где любому, даже самому мутному типу продадут всё, что угодно – хоть тяжеленное ротное оружие поддержки, хоть связки плазменных гранат, хоть ракетомёт с управляемыми осколочными выстрелами.
В салоне машины Елизарова кроме него самого ещё двое. Януш едет с своей «слонобойкой», которая не только свалит любого, но и проделает знатную дырень в любой стене. Пока в любой - если они позволят складу существовать, то выручку с продаж его хозяева быстро пустят на чудную обшивку металлическими плитами, которые берёт только плазма. Вот тогда оружие, которое хмурый уроженец Польского Поморья соберёт только на позиции, станет уже не столь всесильным. Ярина – галичанка с Северной Буковины, она держит в руках М140, как её называют по-простому, «слонобойка для криворучек». Она тоже стреляет увесистыми болванками с сердечником из карбида вольфрама, но принцип действия этого оружия другой. У него меньше КПД, греются катушки, стрелок получает ощутимую отдачу в плечо, но практическая скорострельность намного выше. А значит и цена ошибки намного ниже. На М140 даже переводчик огня есть – если к бойцу подойдут вплотную, он встретит нападающих очередью, в которой каждая болванка будет бить с силой монтажной кувалды. Ярина тоже займёт позицию повыше и будет пытаться бить по их противникам вне здания.
- Елизаров, сколько нам осталось?
- Януш…ну…минуты три.
- Понял, три минуты. Не забыл, что ты главный?
- Нет, такое не забудешь.
Вопрос, который задал Януш очень практический. Пружина магазина его оружия может допустить задержки в подаче полукилограммовых зарядов, если их там передержать. Не факт, что всё пойдёт, как запланировано, может вообще получиться не штурм, а встречный бой. А значит магазин должен быть снаряжен заранее, но не слишком, чтобы деформированная пружина не подвела с подачей последнего или даже предпоследнего заряда. И да…напоминалка, кто тут главный. Сначала у Макса был разговор с Тиной, потом с ней и полицмейстером в кабинете последнего. Там они обсуждали схемы, данные наружного наблюдения, словом считается, что именно Максим знает о деле с самого начала, и просто знает больше других. А значит ему снова быть командиром, отвечать за здоровье и жизни подчинённых. Пока Елизаров пристраивается справа, снижает скорость, и он знает – все остальные делают также. Чтобы «стоящие на шухере» дети ракнайцев обо всём не предупредили, машины держатся в разных рядах, перестраиваются, поддерживают разную дистанцию меж друг друга. Ребёнок увидит это как хаотичные «покатушки», чтобы увидеть выучку и организацию нужны понимание и опыт.
Теперь они съехали в Барадан и вроде бы дурачатся. Именно вроде бы. Обгоняют друг друга, делают вид, что пытаются поддеть. И снова – не любой увидит то, что все машины поддерживают среднюю скорость движения, заданную ведущим. Им осталось недалеко – по разным улицам к месту операции стекаются полицейские машины без специальной раскраски и без неубираемой светотехники. Когда начнётся «всё», включатся стробоскопы, в здание обязательно войдёт полиция. И если всё пройдёт нормально, это будет именно «полицейская операция», а Елизаров и все остальные так и останутся «журналистами» или просто «неработающими пенсионерами».
***
Район Барадан-Пурва
Тишина. Почти абсолютная тишина, которую нарушают только редкие капли дождя. Все на месте, в том числе спецгруппа полиции в тылу, ждущая своего звёздного часа, когда они появятся на оперативной съемке. Пока всё прошло незаметно – «дальний периметр» из нищих детей с «тревожными кнопками» ничего не заметил, они всё также мокнут под дождём и разгрызают ещё мороженые самые дешёвые «Пельмени «Пять минут»…
- Иоланда, чё у нас там?
- Двое снаружи, ты их не видишь. Восемь внутри. Я посмотрела здание, вижу, где можно сделать нам дырки кроме главного входа.
- Хорошо, раздай координаты нашим «ключникам». Всего десять с оружием. Кто?
- Снаружи люди. Четверо внутри – тоже люди в пехотной броне, но без шлемов. Шлемы рядом.
- Блин, с газом не получится!
- Даже не рассчитывай.
- Ясно. Оружие?
- У всех людей и двух азадийцев АН-284 или АН-284М. Макс, это могут быть и 294-е, но я сильно сомневаюсь.
- Склонен согласиться. Ещё двое азадийцев, что у них?
- Нечто нестандартное. Если согласен слышать мои догадки, то это автоматические пистолеты, переделанные из неавтоматических.
- Опасная дрянь!
- Да. Всё, больше у меня ничего нет. Сам склад в подвале, он пока пустой и ничего другого они не возьмут.
- Вот и чудно. «Ключники» - готовьсь, Тина?
- Слышу тебя, мой карасик.
- Мы начинаем на счёт «восемь».
- Чудненько.
Обратный отсчёт начался. Через восемь секунд четыре слонобойщика сделают им ещё четыре входа, и официально начнётся «полицейская операция». Четыре. Три. Два. Один.
Грохот, пыль от дрянных стен, которые разнесли болванки с кинетической энергией в миллион джоулей. Макс слишком внимательно смотрит на картинку со сканера, которым управляет Иоланда, он не обращает внимание на окрики полиции. Стандартное «всем сдаться» и.т.д. и.т.п. Внутри началось шевеление, двое людей снаружи за тонкими металлическими щитами присели.
- «Ключники», выбейте «опасные игрушки» у двоих снаружи.
Снова грохот и крики – сдаваться надо было раньше, а сейчас словно кто-то взял и выбил у двух людей оружие из рук строительным молотом. Вывихи, переломы, может быть всё что угодно, жить они, главное, будут.
- Тина?
- Да, моя воболка?
- Может на них ещё поорать?
- Я так не думаю. Я наоборот решу, что живым меня брать уже не будут.
- Логично. Пусть твои подходят. «Штурмовики» - к нашим дыркам, быстро!
Четверо, с короткими карабинами делают абсолютно безопасный рывок к «новым входам» в здание. Абсолютно безопасный рывок – все, кто были снаружи разоружены, пока что они корчатся от боли и, можно сказать, полностью потеряли интерес к происходящему. На месте, где люди были пять секунд назад уже восемь полицейских с армейскими автоматами. Азадийцы могут взять в руки всё, что угодно, но в тесноте свежепостроенного склада с автоматической пушкой просто не развернёшься. Теперь каждый действует по обстановке.
В сторону Макса начали стрелять, он отодвинулся от дырени, из которой летят ошметки стройматериалов. Стрельба прекратилась, Елизаров слышит звук вытаскиваемого магазина, действовать нужно прямо сейчас. Он сделал перекат, растянулся лёжа на животе и разрядил весь магазин в человека, прятавшегося за металлической перегородкой. Макс стрелял по ногам, теперь от них ничего не осталось и человек извивается на полу крича от боли.
Ещё пять минут и дело почти сделано. Полицейские выволокли из здания шестерых, сняли с балконов двоих с вывихами лучезапястных суставов, осталось ровно двое в кабинете «management», уже обшитом бронелистами. Два азадийца в броне кустарного производства с ОЧЕНЬ опасным оружием. Их самопал, эти пистолеты перегреются моментально, но до этого момента могут отправить к праотцам хоть половину штурмующих. Все вышли на исходные позиции, и со стороны всё выглядит так, будто ничего не происходило вообще.
- «Ключники»? Видите нашу…сладкую парочку? Железки, которыми они прикрылись – для вас ерундовая ерунда. Сделайте им последнее предупреждение!
Снова громогласный залп. Кабинет прошило насквозь, даже на сканере видно, что там всё в пыли от подвесных потолков. Последнее предупреждение – они уязвимы, пока ещё они могут сдаться.
- Иоланда?
- Макс, они соображают укрытие…
- «Ключники» – по ногам им.
Опять грохот. Ног уже нет, двое азадийцев валяются на полу, они всё ещё собираются обороняться, несмотря на боль и кровопотерю.
Медлить тут нельзя - с Елизаровым снова идут «штурмовики», полиция у них за спиной. С их видеорегистраторов будет видео, с комментарием «задержание главарей». Другие, ещё не понимающие, что может полиция, а что нет, могут и призадуматься. Призадуматься и не открывать новых складов оружия или наркотиков, и, конечно же, бордели с несовершеннолетними проститутками.
Макс держит уже разбитую дверь кабинета в прицеле своего карабина. Этот дверной проём станет опасным буквально через секунды, поэтому он входит в кабинет, где всё в переломанном пластике и делает ровно четыре выстрела из пистолета. Четыре выстрела, четыре самодельных пистолета выбито из рук двух самых упорных...
- Всё, берите их…Аа-ййй!!!
Елизаров разгорячён, и забыл одну существенную меру безопасности – не подходить даже к обезвреженному противнику ближе расстояния его вытянутой руки. ОЧЕНЬ существенную, если противник азадиец, потому что один из них взял пистолет за ствол и ударил Максима рукоятью по ноге чуть ниже колена. Повреждена мускулатура, наверняка сломана малая берцовая кость и повреждена, как минимум ушиблена, большая берцовая. Копы уже в комнате, а Максима, понимающего, что всё кончено, из здания вытаскивают напарники. Которые через десять минут снова станут «журналистами» и «неработающими пенсионерами».
***
Четверть часа спустя
Любое сделанное дело требует грамотной раскрутки в медиа, Тина ещё заранее договорилась с журналистами, что их пустят на место операции и дадут снять всё. Но не всех, в первую это относится сотрудникам ГУВБ, которые уже сняли бронекостюмы, убрали тяжелое оружие в машины. Их можно снять проходящими мимо даже с пистолетами, потому что оружейные лицензии на Сварге выдаются очень легко, можно сказать, направо и налево. А так – вся «вкуснятина»: кровь, отстреленные ноги. Журналисты, снимающие подобные сюжеты прекрасно понимают соразмерность мер воздействия – вывихи, дело поправимое, особенно для тех, кто в самом лучшем случае отделается условкой лет на пять. А отстрелянные ноги для покушавшихся на жизнь представителей правоохранительных органов так вообще мелочи жизни! Полицмейстер Бачан обязательно выпьет за здоровье Макса и людей из ГУВБ, потому что такая чистая работа сильно облегчит ему жизнь. Молодой пресс-секретарь окружного управления полиции выпустит крупный пресс-релиз, где в витиеватых оборотах будет заключена очень простая мысль – наши сотрудники полунищие, но даже за эти деньги они рискуют собой и добиваются результата. Значит, перед окружным управлением полиции не ждать толпы митингующих у здания управления минимум месяца три.
Пресса увлечена зрелищем. Журналисты снимают разрушения от оружия ГУВБ, увлечённо комментируют снятое. И не видят «соображающих на троих» - Макса, Тины и Ярины, которая, кажется, неровно дышит в направлении Елизарова.
- На, хлебни ещё, мой сомик! Не хочешь меня прямо сейчас?
- Тина, да ты…чё. Ногу мою не видишь?!
- Вижу, моя щучка. К доктору тебе надо, и побыстрее, а то сам знаешь, осколки кости могут мышцы повредить. Тебя подбросить? На автомате ехать будешь долго.
- Не надо, главный оператор, я тебя отвезу, Максим.
Всё то время, пока Ярина не была третьей, она старалась хоть чуть-чуть привести себя в порядок. У неё красивые, густые тёмно-русые волосы, сейчас их можно распустить и выглядеть совсем другой. И личико симпатичное, его можно быстро оттереть от пота и грязи, даже подкраситься чуть-чуть.
Пресса увлечена настолько сильно, что журналисты и не заметили четыре дорогущих машины рядом. А если и заметили, то Тина в свою очередь заметит им совсем другое – они очень нескоро попадут на новое «зрелище» с возможностью задать вопросы задержанным с поличным. Макс прекрасно знает, какой она прекрасный манипулятор и лишних вещей в новостях не будет точно.
Ярина быстро подстроилась под ситуацию – подхватила Максима под руку, чтобы он не наступал на больную ногу, аккуратно, даже нежно посадила его на пассажирское кресло и дала ему своего коньячка из своей фляжки. Они уже едут, и Ярина ведёт машину и быстро, и в тоже время комфортно для Елизарова.
- Максим, ты хочешь уехать из города на праздники?
- Ещё как…хотел.
- У тебя же грамотный врач, неужели она ничего не сможет сделать?
- Посмотрим…не знаю пока.
У Максима не страшная травма, и ему вкололи морфин. Старый добрый морфин, не очень сильный, но едва ли способный умертвить пациента угнетением дыхательного нерва. Но наверняка он плохо сочетается сначала с дрянной водкой, а затем с достаточно приличным закарпатским коньяком. Елизарова мутит, возможно, просто от того, что он перенервничал, ведь всякое бывает…
***
-…Елизаров, я диагностирую перелом фибулы со смещением…оскольчатый перелом. Перелом тибии без смещения, фактически трещина. Также повреждения мягких тканей. Нужно начинать хирургическое вмешательство по репозиции фибулы…
- Нефаль, пожалуйста, извини, что перебил.
- Извиняю.
- Ты можешь сделать так, чтобы…я смог свалить отсюда? На новогодние праздники. Фрэнк уже отписался мне – у меня полных пять суток свободного времени. Ты же такая умная и опытная! Неужели не можешь ничего придумать?
- Елизаров, даже величайший ум не позволит вернуть тебе ротацию правой стопы на время лечения.
- Можно то же самое, но проще?
- Ты не сможешь поворачивать стопу влево и вправо.
- Да и хрен бы с ним! Мне бы хоть куда, даже в кресле готов уехать!
- Хорошо, тогда я зафиксирую правый голеностопный сустав. Остальную медицинскую терминологию ты не понимаешь. Теперь я могу приступать?
Максим сказал, что Нефаль может приступать. Если ему всё так горит, то она не стала говорить, что Елизарову нужно лежать смирно, и вся операция будет только под местным наркозом. Макса обкололи, Нефаль оригинально устроилась на нём так, чтобы он не смог и рыпнуться, и за полтора часа сделала всё. Может не совсем всё, но достаточно, чтобы Максим мог ходить на своих собственных ногах почти без боли. Да, неудобно, непривычно, «неправильно» даже, но она поняла, насколько Максу осточертело в городе. А сам Елизаров, уходя, не поскупился на искреннюю благодарность.
Ярина, тем временем, устроила всё. Пока она держала Макса за руку, писала кучу сообщений. Чтобы машину забрали вместе с оружием, разложили всё за них, словом, чтобы им осталось только выйти из клиники и вызвать такси в космопорт. И конечно Максим всю её заботу просто не заметил. До него только в такси начало доходить, что Новый год скоро! Непонятный праздник для коренного населения, но более чем понятный для людей, коих в городе примерно половина. И сейчас можно внимание обратить на праздничную рекламу, на которой везде было одно и то же слово – sale.
И только в тоннеле до Макса начало доходить, что из этого…из этой круглогодичной тьмы, грязи, промозглого холода он наконец вырвется. Пока Максим вообще не думает, куда можно рвануть. Они едут, и он не думает, куда поедут остальные, или просто воспользуются тем, что у них есть пять дней пока их не будут трогать. А эти пять дней можно хоть обложиться нормальным алкоголем, каким-нибудь «антипохмелином», и всяческой хорошо выглядящей жратвой. Машина такси уже выезжает из тоннеля и Максим с превеликой радостью понимает – на развязке они поедут не вправо, в армейский лагерь, а налево. Это направление у него ассоциируется с простым – «Куда угодно отсюда». Они уже подъезжают, а Макс, попивающий коньяк не замечает почти ничего. Ни вечно грязного терминала космопорта, его не слишком то симпатичных обитателей. Ни нищих стюардов местных авиалиний, ни разбитых кресел эконом-класса, не говоря уж о публике там. Макса взяли и препроводили. Он взял и оказался в относительно приличном кресле бизнес-класса с ощущением приятной неопределённости голове. Всё это он воспринял как одну сплошную эвакуацию с места, где он получил травму. В основном приятную эвакуацию, которую, как он сам считает, Макс, в общем-то, заслужил.
***
-…Да ну?! День?! Неужели?!
Максим проснулся. Он проснулся, и понял, что свет в салоне стал совсем другим. Это уже не искусственное освещение – сейчас день, солнце сверху, его не видно, но чёрт, это ж ведь совсем другое дело! Елизаров вырвался из вечного мрака, чёрт бы всё подрал! Да, в Даксим тоже наверняка придёт свет, потом день будет расти, и настанет момент, когда солнце не будет заходить вообще.
- Максим? Ты себя хорошо чувствуешь?
- Ой, а кто здесь? Ярина?
- Да, с тобой всё нормально?!
- Вижу хреновато. Ничё, всё пройдёт. Нефаль ведь…всё рассчитывает. Видела, каким я к ней приехал…каким ты меня привезла. Догадывается, что будет дальше. Ничё, всё пройдёт. Солнышко, зараза, едрить тебя в качель!
Со стороны Елизаров выглядит как блаженный, охваченный неземным счастьем, и Ярина решила оставить его в покое. Пусть отойдёт от всего, вот тогда с ним можно поговорить и убедить его встретить новый год как хочет и где хочет она. Встретить новый год вместе.
Размышления Макса прервали, теперь он их продолжил. Как говорят люди, на Земле есть город Мурманск, самый большой из всех заполярных городов. Полярная ночь там длится сорок суток и, тем не менее, встреча первого солнце – целый праздник для горожан! Предвестник возрождения природы после глубокой зимней спячки. А ведь Мурманск – не Даксим, учитывая его государственную принадлежность. Там нет нищеты, нет коррупции, всё для людей. Всё для людей именно так, как хотят люди. И всё равно, первое солнце после всего лишь сорокадневного отсутствия – праздник городского масштаба.
Не-ет, Тина может рассказывать про…такую «недлинную» полярную ночь всё, что угодно. Что через три года город изменится, и станет совсем другим. Она наверняка порассуждает, мол как интересно, когда всё вот так происходит циклически. Полярным летом Даксим наверняка подсохнет, в нём просто не будет луж, которые не исчезают годами. Макс – всё таки человек, он сложен и думает по-другому. Именно от понимания этой простой вещи он не скажет «Иди-ка ты, Тиночка, в задницу», её разговоры он воспримет как непослушный ребёнок – в одно ухо влетело, в другое вылетело. Без оскорблений, но и без мыслей – «я какой-то неправильный, мне нужно меняться».
Зрение начало улучшаться где-то через час, когда им осталось совсем немного. Космоплан делает поворот, он пролетит почти над всем Уттаром, до этого над всеми плантациями и фермы, где растят забавных зверьков, которым люди быстро дали короткие и понятные названия. Как «головоноги» на Нассаме или «головоруки» на Тотенгаме. У Елизарова есть ещё минут сорок, он может посмотреть на Ярину так, как раньше не смотрел никогда. Точнее в таких условиях, когда они оба уезжают от своей «горячо любимой» работы, предвкушая хотя бы пятидневное избавление от опасности.
Может так говорить и некорректно, но смотря на свою соседку, и напарницу из центрального округа Макс невольно вспоминает следующее. Иногда люди, в кинорецензиях пишут, что кино, безусловно, хорошее, но лично им не нравится. Как щас модно говорить – не моё кино. Ярина – безусловно, человек хороший просто потому, что она всей этой тоске почти не поддаётся. Когда все вокруг устали, она всегда приветлива, улыбается, может так и защищается «маской позитива» от реальности. Умеет не унывать, не пьёт, во всяком случае помногу – Макс никогда не видел ей с опухшим от выпивки лицом. Но…что-то в ней не так. Может у неё, как говорят грубо, есть патологическое желание наконец повиснуть у кого-то на шее, причём надолго и всерьёз. А её в городе всерьёз воспринимать не будут, она как и Макс – «журнализд», шило в заде у коррумпированной полиции Центрального округа, как его иногда называют, Яма. Она тоже задаёт неудобные вопросы, вхожа во все кабинеты в полиции. Таких не любят, полиция наверняка распускает о ней дрянные слухи и она себе никого не найдёт. Тем более, что в Даксиме сотни тысяч неустроенных «дырок», как грубо, но по довольно таки делу называют женщин-ракнайцев.
Официантки в дешёвых кафе и столовых, парикмахеры, операторы уборочных машин. Относительно чистенькие и аккуратные, они смотрят на девушек-людей, и делают «как они». Покупают короткие юбки, полупрозрачные блузки – они отдаются сразу же, почти без разговоров, но в этом…ничего нет. Никаких чувств, только физиология. «Дырка» - подчас даже мягко, их могут называть грубее – «покорные овцы» и…значительно хуже. А многим хватает и таких. Не задающих вопросов, выполняющих любые желания и капризы. Половина парней из их городской ячейки ГУВБ живут с «дырками», ведь те не выскажут им, зачем они так рискуют, что у них за дурацкий режим работы, почему они пьют. Очень удобно, в чём-то, когда вся жизнь через одно место. В итоге за миллионами…«дырок», остаются настоящие самородки, как Ярина. Чистые снаружи и внутри.
***
Уттар-Друва, Космопорт
Когда они сели и все начали выходить, Максим вспомнил старую фразочку – аппетит приходит во время еды. В Даксиме он думал, что даже здесь неплохо – Уттар, город всё-таки относительно богатый, здесь есть множество дорогих гостиниц, которые предлагают «Новогодние пакеты» по принципу «всё включено». Номер, выпить, поесть, и наверняка пару шлюх. А может и не пару. В городе тепло, словом, можно удовольствоваться и этим. Но Макс точно не забудет, что по сути он никуда не улетел. По улицам здесь ходят такие же нищие полицейские, которые думают не о своей работе, а где и что можно урвать. С балкона наверняка будут видны бедные районы, с «дырками», бывшими «центурионами», влачащими нищенское существование. Нет, стоит потратить ещё несколько часов и улететь дальше, в другой мир с совершенно другой жизнью…
- …Максим, ты же летишь дальше?
- Да, лечу. Пока ещё не определился куда.
- Давай со мной? Карпаты, снежок, лёгкий мороз, настоящая зимняя сказка!
- Зимняя?!... Слушай…я это…погреться хочу. Нет, ты это, извини.
Макс и в мыслях не держал Землю! Это ж сколько туда лететь?! Сначала до Васильево, потом до Скай-Сити, на саму Землю, как и в Соколово нужно спускаться. Как мимум целые сутки! А ещё ехать до этих Карпат, не говоря уж о том, что сутки будут только в полёте и специально для них рейсы никто не синхронизирует. Это чё получается, приехать туда вечером 31-го и уже утром 2-го дёргать обратно?! Не-е, так дело не пойдёт…
- Уважаемые пассажиры, завершается посадка на рейс 552 до Нассама с промежуточной посадкой на Тотенгаме. Уважаемые пассажиры…
- Во!
Елизаров торжествующе поднял указательный палец, наверное, с таким же видом, как и Архимед, когда произнёс своё знаменитое «Эврика!». Нассам всего в шести часах отсюда! Там у Макса будет бОльше времени, где будет и тепло, и вкусная еда, и как всегда можно задать мильон вопросов из тех, что не задал раньше.
- Ярина, я туда!
- … с промежуточной посадкой на Тотенгаме. К сожалению, все билеты проданы.
- Но…как же без билетов?!
- Обойдусь…
Максим чувствует себя просто окрылённым счастьем, он и не заметил, как Ярина покраснела от такого поворота событий. Она ведь ещё поделилась с ним коньячком, а Макс даже не подумал, что надо как-то попрощаться. Он ковыляет к стойкам регистрации, решительно идёт несмотря на то, что у него не сгибается и не поворачивается стопа, и угол сгибания в колене сильно ограничен. Идёт с какой-то маниакальной решимостью, не забывая сделать главное – достать из кармана тёмно-серебристый квадратик с вогнутыми гранями и поместить его себе на грудь. Именно он может помочь Елизарову решить номинально нерешаемую проблему.
- Девушки, а что, неужели никак нельзя?!
- Почтенный?
- Я очень хочу улететь, вы даже не представляете себе как! Мы же можем…
- Подождите, к вам подойдут.
«Девушки» за стойками молоды, сейчас именно тот случай, когда деньги решают не всё. Биржевому дельцу они сказали бы «нет», сказали бы мягко, но настойчиво. А Макс – из когорты «освободителей», за годы хамского отношения других людей пассажиров такое не забудется.
Буквально через пару минут пришёл стюард, он сразу увидел, что с ногой у Максима не в порядке, и подал ему свою вроде и щуплую, но очень сильную руку. Елизарова провели через «трубу», соединяющую терминал с дверью космоплана, завели в сам космоплан, и провели очень недалеко, очевидно в служебное помещение. Остальные стюарды потеснились, чтобы Максим смог сесть поудобнее, и попить ему подали вообще без разговоров.
- Парни, сколько я вам должен? Сколько с меня?
- Почтенный, что с вашей ногой?
- Скажем…травма. Вы это, извините, я не могу распространяться. Нельзя мне.
- Вы пострадали от недостойных братьев и сестёр?
- Недостойных? Наверное...не очень достойно ждать копов, чтобы разрядить весь магазин пистолета по их головам. И…продавать смертоносные «игрушки» любому с деньгами тоже недостойно. Даже не думая о том, что их же самих могут шлёпнуть из оружия, которое они продали. Да, наверное, всё это не очень достойно. Парни, а я ведь разговорился больше чем нужно, вы никому не говорите, ладно?
- Нет, дальше нашего помещения этот разговор не уйдёт. Почтенный, уберите ваши деньги, вопрос об оплате неуместен.
Слово «неуместно» такое же слово из «рекомендованного вокабуляра», как и «уместно». Неуместно - твёрдый отказ. В данном случае стюарды вокруг Максима действительно живут новыми идеалами, где все друг другу сёстры и братья, где деньги нужны, но всё на деньги купить невозможно. Неуместно – слово-маркер. Эти парни дают понять, что они другие, старый довоенный мир не успел испортить их а в новом они портиться не хотят. И кто такой Елизаров, чтобы их переубеждать?
- Парни, я знаете чё понять не могу? Мы же на Нассам летим, не куда-то там! А космоплан старый, не ремонтированный по сути. Когда же у вас будет новая техника?
- Почтенный, производство новых космопланов идёт, вы, люди, скупаете их. Они летают на ваши планеты, и вы очень рады тому, что благодаря им можно не пользоваться орбитальными станциями…
- Это я слышал, даже видел. На Карриту и Арриану летают в совсем других условиях! Когда у вас, у ваших компаний будет новая техника?
- Два новых космоплана летают только на одной линии – Васильево – Нассам. Мы используем их на условиях лизинга, нам они не принадлежат.
Максим решил, что с вопросами надо завязывать. Стюарды очень умные, достаточно образованные, они быстро подмечают всё вокруг. Их называют «молодежь», причём с пренебрежением только из-за их доверчивости. Они поверили Максиму на слово, а ведь травму он мог получить в криминальных разборках, а легенду, вышибающую скупую слезу мог сочинить прямо на ходу. Он даже паспортный контроль не проходил! Его просто впустили и всё, рассчитывая на то, что дважды награждённый на войне «Звездой океана» не будет им врать, не будет недостойным. А их доверчивостью действительно можно воспользоваться. Можно оказаться в розыске, везде говорить «пожалуйста», «спасибо», и…в итоге улететь так далеко, что всё МВД поднятое на уши будет искать беглеца, и, возможно, так и не найдёт.
***
30 декабря
Макс подремал ещё, он проснулся от того, что космоплан тряхнуло – это Тотенгам. Именно Тотенгам, ведь на Нассаме машина будет садиться на воду, и ощущения от посадки будут совсем другими.
Большая часть стюардов здесь. Максим не знает, не задумывался о том, сколько народу летает непосредственно между Сваргом и Тотенгамом. В полёте от Васильево на Тотенгаме сходят очень много, иногда две трети салона, а подсаживаются очень немногие. А здесь? Сложно сказать. Елизаров смотрит на лица стюардов, слышит их разговоры и задумывается об одной вещи, которая очень красноречиво характеризует состояние азадийской экономики и цивилизации вообще. А именно, о транспортной сети, которую смело можно назвать минимально достаточной. Раньше на Сварге оба космопорта работали в качестве пассажирских, на Тотенгаме четыре или даже пять. И на Нассаме, разумеется, тоже далеко не один.
Азадийцы вырождаются, рождаемость не перекрывает даже естественную смертность от старости. Те, кому 400, 500 или 600, считают, что нужно подождать, просто увидеть, что завтра будет не хуже, чем сегодня. Что у них просто есть перспективы, и очередной катаклизм не сметет маленьких детей. А кроме естественной смертности есть они гибнут в каторжных тюрьмах, где вообще нет медицинского обслуживания, просто от шальной болванки в результате криминальных разборок. Получается так, что в общем экономика почти не растёт. Эти стюарды с каждым годом получают больше просто потому, что Нассам и «Первичные миры» для богатых людей – занятная экзотика. Там, да, есть рост. От туризма, от продажи сувениров, люди просто оставляют приличные суммы в заведениях всех типов на Палеше и Хавеле. Если брать общую картину, то Новая республика находится в стагнации. Её тянут на дно нищета корпоративных планет, компенсации погибшим людям после «Недели длинных ножей». И некоторые точки роста ситуацию не исправляют. Можно лишь надеяться на то, что никаких новых потрясений не произойдёт и закончившееся пике наконец превратится хоть в небольшой, но устойчивый рост.
Стюарды завели сюда ещё одного человека, который тоже удивлён, что так вообще возможно. Когда награды дают возможность ничего не платить, слышать в свой адрес «почтенный»…нет, вот этот уже «высокопочтенный», на его форме фиолетовый треугольник от награды совсем другого уровня – «Звезды Пучины».
- Здравствуйте, Мартин.
- Здрасьте…Максим.
Энтузиазм Макса как рукой сдуло, как только он как следует обратил внимание на цвет формы и на отличительные знаки – два скрещенных меча, причём очень длинных которые не удержишь одной рукой. Елизаров, кажется, забыл, как давно он видел отличительные знаки спецназа так близко. Увидел, и одёрнул руку сразу, как закончилось рукопожатие.
- Максим, у вас есть неприятные ассоциации со спецназом.
- Есть, и они не из новостей.
- Объясните?
- Конечно.
Макс растянул экран планшета ровно таким образом, чтобы на нём было удобно просматривать списки, говоря точнее – очень длинные списки. Он быстро залез в базу судебных решений Второго окружного суда, сделал выборку и протянул планшет своему новому попутчику.
В структуре военных судов окружные суды являются судами второй инстанции. Но могут быть и судами первой инстанции, когда дело идёт о тяжких и особо тяжких преступлениях. В бригаде спецназа обычно около 1500-1550 человек, таким образом всего на Сварге служат чуть больше трёх тысяч спецназовцев. Из них за тяжкие, и особо тяжкие преступления уже было осуждено 84 человека. Из них 22 офицеры. И это, разумеется только те, в отношение которых ГУВБ было достаточно настойчиво и их «приключения» дошли до суда.
- Мартин, ведь это только один Сварг. Понимаете?
- Максим, я не отрицаю существование проблемы. Ваша нога повреждена, спецназ к этому не причастен?
- Нет. На этот раз нет.
Елизаров посмотрел подполковнику спецназа в глаза достаточно твёрдо, что бы тот понял, кто Макс на самом деле. Несмотря на то, что он в обычной гражданской одежде и не тычет в лицо служебным удостоверением.
- Максим, как мне кажется, на меня вы обиду держать не должны. Ни вы, не ваши сослуживцы. Вы же всех знаете?
- Всех «буянов»? Да, знаем. Никакого Мартина среди них нет, предлагаю представить так, что я вообще ничего не говорил.
- Охотно соглашусь.
***
Снова взлёт, до Нассама остаётся всего три часа. Они быстро наберают высоту и почти сразу же прыжок – в этой системе не нужно проводить два часа, следуя по коридору безопасности, или даже шесть, а иногда и поболее. Максим решил сгладить немного неприятный разговор тем, что раздобыл себе и своему временному попутчику еды. Стюарды снова отказались от денег – они возвращаются к порту приписки, где им загрузят свежие продукты, значит они могут покормить «почтенного» и «высокопочтенного» тем, что осталось.
Спецназ… Официально – Силы специального назначения Объединённого флота. Противника нужно хорошо знать, хоть номинально ГУВБ и спецназ занимаются одним и тем же, борьбой с самыми опасными проявлениям оргпреступности. В Соколово расквартирована целая бригада спецназа, которая борется с оргпреступностью. Её называют «Городская бригада», там её знают все, даже имя комбрига – те парни могут внедриться в свежесколоченную банду как троянский конь и оказаться очень неприятным сюрпризом, когда полиция абсолютно невежливо начнёт вышибать двери.
Спецназ… «Лучшие из лучших». Туда не попадают на время срочной службы или после окончания военного училища, нужно показать себя и получить приглашение влиться в их ряды. Действительно приглашение, ведь от него можно отказаться, если военнослужащий видит себя именно там, где служит. В войну спецназ пополнялся бойцами обычных подразделений, сейчас, когда деградирующая армия ничего такого дать не может, они приглашают бойцов спецподразделений стран Земли. Конечно же не любых спецподразделений, только воюющих, коих не так много. Руководство официально несуществующего 8-го управления Генштаба трезво оценивает ситуацию в Армии, а приглашение «Землян» называют «укреплением нашего генофонда».
Спецназ… Странный гибрид, между армией и флотом. Спецназ породили высшие флотские чины, в свою очередь обильно одарив «спецов» изрядной частью флотской бюрократии, от которой они гневно плюются. Справедливо плюются, стоит заметить. «Наследство» флота и в системе званий – от ефрейтора до бригадира взято из Армии, а наиболее крупными соединениями назначаются командовать контр-адмиралы. Вроде есть трое вице-адмиралов, и полный адмирал, командующий тем самым «управлением-которого-нет».
Кем может быть попутчик Елизарова? Нет, такие вопросы ему задавать нельзя, он просто не имеет право отвечать. Среди спецназа есть те, кого называют «одиночками». Офицеры, что не живут в казармах, а в нормальных городских квартирах. Они могут отвечать за планирование, принимать стратегические решения. Словом, думать в спокойной обстановке – от них может вообще не требоваться оказываться в гуще боя, где наиглавнейшее умение спецназа – трезво оценить обстановку. Спецназ не обязан держаться до последнего любой ценой, их тренировка слишком долгая и дорогая, чтобы разбрасываться их жизнями. Они обязаны не паниковать, но также обязаны организованно отступить, если трезвый расчёт показывает безнадёжность ситуации, а выражение «любой ценой» быстро выбьют из голов восторженных новобранцев.
А потребность в стратегических решениях есть. Тотенгам, который они покинули, в некотором роде отличился. «Тотенгамское чудо» - так назвали в прессе полный разгром наиболее опасной оргпреступности в уходящем году, и только офицеры спецназа достаточно высокого ранга могли сообразить как это сделать. Как вытряхнуть десятки тысяч тяжеловооружённых наёмников из бронированных бункеров. Может и этот подполковник причастен к «Тотенгамскому чуду», и лишь его служебное положение не позволяет ему открыто говорить об этом. Точно также, как положение Максима не позволяет ему бахвалится, что человек 12, ранее носивших чёрную форму отправил за решётку лично он.
Максим задумался надолго, он пропустил взлёт, прыжок, и часть снижения к Нассаму. Как только Нассам не называют! Макс называет его «хмурой планетой» - не меньше 85 процентов поверхности закрыто тучами, которые придают определённый ореол загадочности родному миру азадийцев. Хмурой потому, что под тучами идёт дождь, очень часто такой силы, что люди называют его «льёт как из ведра» или «льёт стеной». И это нормальное явление, для азадийцев ливень особого дискомфорта не вызывает, а зонт рождает вопрос «зачем нужна эта штука».
- Максим, я понимаю, у вас своя специфика. Вас можно спросить, вы на Нассам по работе или…по личным делам?
- Можно, почему низя. По личным, хочу отвлечься от службы, как и вы, наверное.
- Вы правы. Я там буду впервые, вас не затруднит немного сориентировать меня? Меня и…Светлану.
- Ещё и Светлану? Нет, не затруднит.
Нехитрая тайна открылась – подполковник не один, судя по его выражению нужно сказать по-другому – не одинок. Его манеры, аккуратный внешний вид от того, что он нормальный человек, находящийся в нормальной среде. Хотя по меркам спецназа его нужно признать настоящим везунчиком.
***
Планета Нассам
В транзитной зоне космопорта «Нассам-Сайфида»
…Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Максим сразу вспомнил Пушкина, как только увидел женщину подполковника. Это просто нечто – кажется перед ним эталон того, как дама может изящно смотреться в офицерской форме полковника медслужбы.
Да, она не девушка. Им обоим лет под сорок и они…чертовски рады, что нашли друг друга. У ней на форме то, что в её родном Петербурге не поймут. Боевые награды, в том числе Суворовский крест, который явно предусматривает какой-то явно самоотверженный поступок. У неё сдержанные, почти царские манеры, но всё это стало возможным только благодаря Мартину, ради которого цветёт она. И конечно же он почти рыцарь ради неё. Перед глазами Максима настолько красивая пара, что ему ну ни в коей мере нельзя вредить их отношениям, только аккуратно подыграть.
- Максим Валерьевич, вы позволите задать вопрос?
- Да, Светлана, конечно.
- Космопорт имеет собственное имя, в то же самое время на Тотенгаме мы садились на рейс просто на Нассам.
- Сейчас я это, соображу немного.
Если говорить совсем прозаично – они находятся в крупном морском судне, не предназначенном для плаваний. Только для сохранения положения – маневровые движители помогут в сильный шторм, если на якоря будет избыточная нагрузка. Оглядываясь вокруг, путник забывает о дождях, ветрах – это огромное пространство не гнетет, хоть все стены металлические. Этот космопорт – большой пересадочный узел, транспортный хаб, как говорят англоговорящие, и сюда, во всяком случае в транзитную зону, не нужен никакой пермит. Здесь…волшебно! Здесь стоит оказаться хоть раз в жизни, ведь это едва ли не концентрированное выражение коллективного чувства прекрасного целой цивилизации. Макс оглядывается вокруг, будто он во сне и там попал в сказку. И так каждый раз, как он оказывался здесь. Этот космопорт начали реставрировать шесть лет тому назад, причем без всякой экономии, что называется, на все деньги. Он как полная противоположность Даксима – красивейшее место, где, кажется, парит сама душа.
- Светлана, я думаю, как бы вам ответить. Все же думают о светлом будущем, о развитии, да? Это имя, ну его вспомнили. Вспомнили потому, что уже как три с половиной года приводят в чувство второй космопорт, который будет принимать другие рейсы. У него тоже есть собственное имя – Нассам-Нарада. А тут ну…как сказать? Я понимаю…это знак того, что их цивилизация возрождается почти из небытия.
- Спасибо большое. Вы не слишком разнервничались?
- Да, есть такое дело. Вы ведь согласны, что тут ну никак нельзя оставаться безразличным?
У Максима прямо слёзы на глазах, он смотрит вокруг и пытается вспомнить нечто настолько же волшебное и прекрасное, например переборы арфы, когда арфистка играет соло.
- Мартин, вы просто прилетели сюда, потому, что можете. И Светлане оформили пермит. Вы прилетели, и теперь не знаете, куда вам деваться, ведь сейчас мы просто в открытом океане.
- Максим, вы абсолютно правы. Вы можете нам что-то предложить?
- Предложить? Здесь недалеко самые богатые двипы – Шакшиш, Индуджи…
- А сами-то вы куда?
- Сам я куда? Понимаете, Нассам ассоциируется у людей с влажным жарким воздухом, в чем есть изрядная доля истины. Я отправлюсь на север. Двип Акаш проще, там нет тех, кто…не оценит ваши лишения и ваши усилия. Мои, как оказалось, тоже.
- Вы не позволите нам последовать за Вами?...
***
31 декабря
Нассам, Двип Акаш
Макс сидит в месте, которое называют «Садик на приступках к морю». Растений здесь почти нет, зато тут много металлических скамеек, прочно прикреплённых к каменной мостовой. Скамейки из чугуна с достоинством выдержат смерчи, ураганы, а буквально через полчаса как всё пройдёт и тут будут семьи местных чтобы провести совместный досуг.
В определённом смысле Максим сидит прямо перед бездной. Океаническое дно здесь резко обрывается – буквально в километре от него и до дна будет километров семь. Ещё ближе стена в эту бездну, которые даже азадийцы боятся пуще огня. Человеку только в самом кошмарном сне может присниться неконтролируемое погружение в батискафе. Падение во Тьму, трещины в сверхпрочном стекле, тугие струи воды и наконец толща воды берёт своё, сдавливая хрупкую металлическую «консерву». Местные балансируют на грани Пучины и Бездны, такие кошмары им снятся куда чаще обычного. Снятся потому, что они ловят дары Сенарского Бассейна, аккурат на границе Пучины и Бездны.
Елизаров старается отвлечься. Он вспоминает заселение в гостиницу, когда постояльцам задают необычные вопросы. Например – подушки всем нужны? Азадийцы обходятся без подушек, и подушки здесь шьют менее восьми лет, как раз для постояльцев-людей. Такой же вопрос о матрасах. Все полы с подогревом, азадийцы спят просто на полах и многие люди, уже привыкшие к их мирам обходятся без матрасов. Хорошо, что Мартин не забыл, что они со Светланой гости, и не должны возмущаться «бесчеловечными порядками» хозяев.
- Максим, можно к вам?
- Да, Мартин, конечно.
- Здесь всё так необычно.
- Было бы странно, если было бы обычно, правда?
- Несомненно. Я…мы со Светланой гнались за необычностью. За неэктремальной необычностью, если будет угодно.
- Понятно, не вы такие первые. Вы только не забывайте, что для…местного народа ничего не произойдёт в тот момент когда 31 декабря 2329 года сменится на 1 января 2330 года.
- Мы догадываемся. Вы можете объяснить, что происходит здесь, на острове.
- Объяснить потому, что вы ничего не видите? На улочках тишина, почти нет никого.
- Да, полностью с вами согласен.
- Мартин, то, что вы видите…психологи, кажется называют поверхностную часть двипов…островов, зоной комфорта. Потому, что под нами город под городом. Может даже два города под видимым городом. Подводный порт, почта, сортировка. А самое главное…скажем так, рыболовный порт. Мы сейчас с вами смотрим на сосредоточение морской жизни, которая скрыта от нас за водной гладью. Сенарские головоноги, о которых вам прожужжат все уши после первой же недели на Тотенгаме, плавают почти у нас под носом. Сенарский Бассейн или просто Сенар, как его быстро согласится называть держатель гостиницы – он прямо перед нами.
- Прямо перед нами?
- О да. Метров пятьдесят глубины и там, в темноте, абсолютно спокойно. Многоклеточные, которые становятся ещё более многоклеточными с каждым новым подводным слоем. Тут…лучшая иллюстрация к теме «эволюция подводных организмов». Ну просто лучше не придумаешь.
- Максим, у меня…у нас есть вопрос. Местное население, как вы сказали, перемены даты не заметит. Тем более, что должно быть вечером, я правильно всё понимаю?
- Да, абсолютно правильно. Мартин, а ваш вопрос в том, где нам собраться, чтобы нас взяли и за шкирку не выкинули, если кто и перепьёт. Было что-то на столе, причём вкуснее то, что подают на перекрёстках.
- И как вы догадались?
- Как я догадался? Я же говорил – вы со Светланой не первые, и не последние, и это вопрос будет возникать ещё лет…пятьдесят. Если за полвека всех нас…а забудьте мои отнюдь не новогодние мысли!
У вопроса, заданного, точнее поставленного подполковника спецназа не самое простое решение. Ничего подобного обычным кафе здесь нет, а рестораны – по сути VIP залы на 12 персон. Их нужно заказывать заранее, потому что другие уже могли заказать их, чтобы провести деловые переговоры или отпраздновать большое событие. Это не обычный ресторан, где можно зайти и поинтересоваться, нет ли свободного столика. Не говоря о том, что готовка, сервировка столов, тематическое украшение помещения начинается за несколько суток – чтобы попасть в местный «ресторан» три человека сильно опоздали.
Но таким, как они нашли решение. Всего для троих всю облачность разогнали, а самих их устроили таким образом… Макс не мог вспомнить столь поэтичного описания такого искреннего женского восторга. Их устроили так, что они…летят или парят. Главная башня имеет шпиль такой высоты, что с него городские постройки почти не видны – они будто в летающей тарелке над золотым океаном. Площадка сверху шпиля сильно напоминает тарелку, а секрет золотого океана очень прост – с уходом дождей и штормов, в штиль, ближе к поверхности поднимаются простые многоклеточные организмы. Они освещаются садящимся Светилом, и наблюдателю кажется, что всё вокруг – мелководье с начищенным золотым дном.
Еда не очень разнообразна, но пахнет замечательно. Головоноги разных размеров, крупные, уже порезанные моллюски, полдюжины разных водорослей в ароматном маринаде. Пузырящийся холодный лимонад в запотевших стаканах, и, как говорят многие люди, «штука, которая выпить». Мартину не нужно объяснять, что опьянение от неё довольно специфическое – можно сильно перебрать в процессе разговора, и только в какой-то момент обнаружить, что почти с ясной головой человек просто не может встать.
Макс не забыл, кого он оставил в космопорте Уттара. Не забыл, сидит и пишет поздравительно-повинное письмо. В нём «извини», «не сориентировался», «бросил», «не подумал». И, конечно же «поздравляю», «желаю всего-всего» и «надеюсь, в родных местах тебе хорошо». Максим с Яриной не напарники, и вся их возможная переписка будет идти только через Фрэнка. Но в данном случае можно не сомневаться – он всё поймет и перешлет письмо Елизарова без прочтения…
- Максим Валерьевич, вы можете объяснить назначение башни, куда нас столь любезно пустили?
- Да, Светлана, конечно, я объясню вам её назначения. Вы же видите – Нассам не богат жизненным пространством.
- Не то слово, яблоку упасть негде!
- Да, яблоку упасть негде, именно поэтому все, даже после самого первого визита начинают использовать слово не «остров» а «двип». Потому, что яблоку упасть негде. Именно поэтому башня…так скажу, «многофункциональна». Снизу то, что в далёком прошлом было храмом. Не забудем о «жертвенной площадке», где мы сидели днём. Сейчас там, внизу что-то вроде городского вече, где неравнодушные горожане могут высказать старосте и его помощникам всё, что думают.
Вверху, где мы сидим прямо сейчас, был маяк. Для пловцов и впередсмотрящих на парусниках. Сегодня всё перевозится под водой в полуавтоматическом режиме и маяки оказались не нужны. Так верхушка башни претерпела новую трансформацию и превратилась в место сбора горсовета. Или «двипсовета», если вам угодно.
- Вы так много знаете. Предлагаю тост – за эрудицию!
- За эрудицию!!!
Были и другие тосты, беззаботные разговоры – трое так и не заметили, как год на календаре сменился. По такому случаю здесь никто не зажигает свечей, не запускает фейерверков, рабочий ритм рабочего острова не прерывается ни на секунду. Светлана отошла к краю, ей не страшно, что до поверхности воды сейчас 1700 метров. Ей интересно, а вокруг красиво. В тоже время Мартина потянуло на откровенный разговор.
- Максим, вы можете ответить на мой вопрос обтекаемо?
- Попробую.
- Люди идут в войска по-разному. По призыву, по зову долга, совести, родственных чувств.
- Хотите сказать, как люди, такие как я, идут в спецслужбы? Мартин, начну с того, что когда-то я тоже был в военным. Я не знаю, по какому зову я оказался в среде военных инженеров и, если честно, даже не желаю знать. А потом…я оказался маленьким ребёнком. Мне объясняли, что такое день, ночь, только никаких родителей рядом не было, только воспитатели. А ребёнок же должен слушаться старших, правильно?
- Максим, вас взяли на службу недобровольно?
- В ГУВБ? Да, недобровольно. Нас не спрашивали, хотим мы этим заниматься или нет. Теперь сложно сказать доволен я или не доволен службой, особенно когда пью за упокой. За упокой других «обнулённых», к гибели которых спецназ имел самое прямое отношение.
***
Двип Суракши
3 января 2330 года
Полиция и спецслужбы существовали у азадийцев во все времена. Полицейские управления городов, посёлков, прочих «муниципальных образований». На всех территориях, которые теперь называются общественными - не корпоративными, что очень важно. А раз так, где-то должно быть руководство, координирование, единые системы розыска, и всё с глубокой интеграцией с МВД Объединённых территорий. Разыскиваемый может за взятку оказаться где угодно, а значит, и искать его должны везде – и на Ариане, и на Каррите, на Тотенгаме и на Сварге. Здесь, на Суракши то, что можно назвать «азадийским МВД».
Елизарова пригласили на Суракши потому, что он оказался рядом. В нужное время, в нужном месте, а «Министр внутренних дел», то есть советник Безопасности желает поговорить с ним лично. Все азадийцы предпочитают личные беседы – с возрастом они лучше понимают сказанное лицом к лицу, нежели прочитанное с экрана. К тому же письму, докладу или рапорту вопросы не задашь, а живого человека можно деликатно перебить и попросить уточнить то, что он сказал вскользь, например не посчитал важным.
Трое сидят на «летающей тарелке», венчающей шпиль башни. Сам Советник отнюдь не молод, его Закат жизни если не начался, то очень скоро начнётся. Причём уместно сказать, что это «скоро» вполне по человеческим меркам. В то же самое время он сидит один и никакой охраны у него нет. Охраны нет потому, что охрана денег стоит, а про таких, как этот советник говорят просто – убьют его, придут другие. И он, и другие Советники, когда его не станет, полностью разделят все опасности с горожанами – если на Суракши появится убийца, то у Советника почти такой же шанс быть убитым, как и у обычного уличного торговца. Впрочем не нужно забывать, что этот Советник в свои 1520-1540 лет отнюдь не немощен – он с одинаковой лёгкостью пробьёт метровую кладку кирпича и голову, того парня, с которым он разговаривает прямо сейчас.
-…Артемий Дмитриевич, наверняка вы делали общие оценки по потребностям финансирования. Сколько нужно денег, чтобы все наши сотрудники могли осуществлять матмоделирование без существенных задержек? Я понимаю, уровень вашей родной Москвы пока для нас недостижим.
- Сколько нужно?...
«Значит москвич», подумал Макс. Для обычного, где-то 33 летнего москвича он выглядит необычно. Дорогая азадийская одежда за три мильона? Её покупают (точнее заказывают) не на один сезон, не на два, и даже не на пять - если такая одежда потрётся и через 50 лет, то это не работа, а халтура. Не говоря о том, что эти кожаные костюмы, подбитые пухом, покупают, чтобы одеть её и забыть обо всем. Ветер на улице или дождь, жара или холод – за такие деньги костюм на молодом москвиче потрясающе универсален, он вообще может стать единственной вещью в гардеробе.
Он «дважды почтенный», как и сам Максим – ещё один шаг и отношение к этом «Артемию Дмитриевичу» будет совсем-совсем другим. Елизаров сидит рядом, пытается понять нечто в их явно высокотехнологичном разговоре. Заодно думает – кто из них и сколько сделал и каких наград достоин….
- …Артемий Дмитриевич, куда вы прямо сейчас?
- На Арнауту, господин Советник. Единая система учёта каторжан пока…несбыточные дали, но с чего-то ж нужно начинать?
- Полностью с Вами согласен, В добрый путь, Артемий Дмитриевич, моё почтение!
Москвич встал, обратил внимание на Максима и слегка наклонил голову в знак приветствия. Теперь его, как гостя Советника и просто занимающего высокий чин доставят на Арнауту со всеми удобствами. А дальше начнутся сплошные неудобства. Каторжные тюрьмы Арнауты переполнены, а кроме самих тюрем там почти ничего нет. Учитывая то, что вся инфраструктура этой тюремной планеты подземная, тирада Нефаль при их первой встрече с Елизаровым больше чем просто объяснима. Ведь он действительно не понимает, что такое самое дно. Дно в переносном смысле.
Перед разговором Максу предложили угоститься. На лбу у Елизарова не написано, что он вполне цивилизованно провёл новогодние праздники, а Советник далеко не дурачок, он прекрасно знает, что делает на планете большинство людей. То что они делают сводится к трём словам – выпивка, тепло и вода, так что угощение, прочищающее мозги почти беспроигрышный вариант. Так Советник убивает двух зайцев сразу – улучшает мозговую активность собеседника, и делает ему широкий личный жест. Всё угощение только из личных средств, да и самого Советника, в определённой степени, можно назвать энтузиастом своего дела.
- Максим Валерьевич, высоко ценю то, что вы приняли моё приглашение.
- Да…не за что.
- Скажите, как лично вы оцениваете обстановку в юном полушарии планеты Сварг?
- Хм, город я не покидаю и то…что творят наши «доблестные вооружённые силы» тоже нужно вычленить из картины? Пока ситуация…если без мата…беспросветная. Знаете, как бег на одном месте, вот честное слово! В городе нищета, значит бюджет города не растёт. Раз бюджет города не растёт – не выделяется больше денег на полицию. Мы…наша служба, помогаем, по мере возможности. Чтобы было больше внешнего финансирования для ваших копов…извините, полицейских, стараемся отлавливать разыскиваемых, за которых заплатят из Соколово. Ну и…прочее…
Пять минут назад Макс был свеж как огурц, как часто говорят в Минске. Сейчас он вспомнил всё опять, всю работу, как судорожное колыхание в трясине, из которой невозможно выбраться. Вспомнил и беспомощно развёл руками, смотря Советнику прямо в его чёрные глаза. Во взгляде Максима словно крик души – «слушайте, я уж не знаю, что ещё можно сделать чтобы ситуация сдвинулась с мёртвой точки».
- Максим Валерьевич, я понимаю вас, насколько вообще могу понять. Насколько возможно понять ситуацию сидя здесь, читая тысячи докладов каждый день. Давайте на время перейдём к более приятной части нашего разговора? Ваши усилия на Баграде, затем на Сварге признаны заслуживающими уважения, принято решение о награждении Вас «Звездой Пучины». Я надеюсь, вы не откажетесь от награды?
- Нет, не откажусь.
- Тогда я предлагаю вам выбор между полноценной церемонией награждения и получением награды и знака отличия здесь, без лишнего внимания.
- Предпочту получить всё здесь. Не хочу даже вспоминать о моих усилиях.
- Я, почему-то, подумал именно так же. И ещё одно – от лица Гильдии Портных позвольте преподнести вам комплект одежды. Соответствующий положению того, кого отныне всем нашим братьям и сёстрам положено величать высокопочтенным…
***
Конечно, у разговора была и менее приятная часть. Максиму пришлось рассказать о тотальной коррупции, какие у неё формы и размеры. Как сам Макс с ней борется и всё новые вопросы о его видении и его оценках. Как он, будучи там, в Даксиме, видит возможное исправление ситуации? Чтобы сделал, если бы сел в кресло окружного или городского полицмейстера? Хотя бы представить себе…чёрт, да такое и представить себе тошно! Особенно работу молодого Бачана, окружённого более возрастными подчинёнными.
А потом были ещё три дня отдыха в честь получения награды. Три дня достаточно, чтобы подумать обо всём. Хорошо ли одному, когда не приходиться быть нянькой ещё для двоих? Или всё-таки не очень, потому, что очень тошно оставаться одному с теми самыми тремя вещами – теплом, выпивкой и водой. А выпивка не изгоняет самых тяжелых мыслей. О заслуженности награды Елизаровым, участии в его усилиях других особенно тех, кого он уже однажды помянул. Участии тех, кто уже никогда не смогут получить никаких наград.
Часть I
© Copyright: Первый Смотритель, 2021
Свидетельство о публикации №221112501114
Свидетельство о публикации №221112501114
Рецензии