И по- прежнему люблю кофе... фрагмент романа

Музыку из восьмидесятых годов двадцатого века слышно было далеко, как и выкрики гостей, пытавшихся переорать певцов. Помещение было полно народом и дымом, несмотря на открытые настежь окна. В центре на перевернутом картофельном ящике, тоже раритет, восседал «отваливаемый» в разорванном до пупа тельнике с гитарой о трех струнах на которой играть он не умел. Пол был усыпан сеном, гости сидели на ящиках возле импровизированного стола, сооруженного из таких же ящиков и застеленного газетой «Правда». На нем вперемежку стояли алюминиевые миски с квашенной капустой и солеными огурцами откупоренные с зазубренными краями банки с тушенкой и килькой в томатном соусе из некоторых криво торчали воткнутые алюминиевые ложки.   В центре, на сложенной газетке была порезана поперек, толстыми ломтями не чищенная с кожей, кишками и головой подозрительно ржавого цвета селедка. В центре чугунок с отбитым краем полный вареной в мундире картошкой.
Поголовно все курили какие-то экзотические, давно вышедшие из обихода болгарские сигареты «Опал» и «Родопи», а особо рисковые папиросы «Север» и сигареты «Памир», известные среди советских курильщиков под названием «Нищий в горах». Вместо пепельниц пользовались порожними консервными банками на дне которых плавились остатки жира от тушенки, что дополняло атмосферу чадом горелого сала.
Возле каждого стоял граненый стакан с напитком, выбор которых изумлял людей с хорошей памятью к коим я себя относил – водка, которая среди интеллигентной группы потребителей носившая гордое название «Андроповка», по имени правящего генсека в чьи времена появилась в продаже, также известная в кругах работяг под именем «Коленвал», поскольку буквы на этикетке располагались не прямо, а вразнобой.
Портвейны, это гордое имя носили плодово- ягодные производные по вкусу и качеству, как утверждали люди знающие хуже самого дрянного «Порто», носившие звучные имена – «Агдам», «Хирса». «Аргвета» или просто номера - №13, №33, №72, №777, среди портвейнов стояло несколько бутылок с напитками под названием «Южное», Вермут красный и Красное крепкое, игнорировавшиеся в свое время даже завзятыми алкашами, как питье совершенно неудобоваримое и при значительном потреблении сбивающее с ног и отшибающее память. Удивительно, но эти бутылки тоже были початы, значит нашлись любители и у этого изыска.
Заметив, сквозь чад меня Дорогушин, бросив ненужный инструмент вскочил и бросился мне на шею, сбивчиво объясняя, что, в последний день решил вспомнить свою комсомольскую юность, поездки в колхоз «на картошку» и создал, как витиевато он выразился имитацию полевого стана, где вечерами, после трудового дня молодежь проводила досуг.
- «Ну что же» - пробормотал я.
- «Досуг удался на славу».
- «Я знал сто тебе понлавится» - искренне произнес провожаемый.
- «Смотли, здесь все свои» - широким жестом хозяин обвел присутствующих.
И действительно, многих присутствующих я, шапочно, но знал, хотя и не всех ожидал здесь увидеть, например, Сашу в костюме-тройке или Христофора. Само-собой среди присутствующих был Дорогушин младший с подругой Резедой, простивший отца и теперь искренне сопереживавший папаше, не желающему возвращаться в мир земной. На почетном ящике сидела соратница Толяна по здешней жизни, известная под именем Колобочек вкупе со своей сестрой близнецом, обе разомлевшие и покрасневшие от духоты и выпитого, но зорко поглядывающие по сторонам и не забывающие одергивать короткие юбки так и норовившие подняться на недопустимую высоту. Боло еще несколько субьектов, хорошо знавших Толяна, но незнакомых мне по прошлой жизни, хотя, возможно, я просто их не узнал.
Веселье было в разгаре. Трезвых не было. Для того, чтобы влиться в дружный споенный коллектив, требовалось «догнать» присутствующих в плане потребленного. Однако, вливать в себя то, что в изобилии предлагалось совсем не хотелось и, даже понимая, что здоровье беречь здесь не для кого, привычки прошлого не оставляли.
- «Послушай, Толян» - произнес я хозяину на ухо, дабы не обидеть гостей со вкусом вкушавших предлагаемый ассортимент.
- «Нет ли у тебя чего попроще, не из настолько далекого прошлого, коньяк, виски»?
Дорогушин не обиделся, а повел меня в кухню, где показал стоящую в шкафчике початую, но заботливо заткнутую пластиковой пробочкой бутылку армянского коньяка с тремя звездочками на кольяретке.