Как мы искусству служили

Одним из ярких явлений иркутской курсантской жизни была художественная самодеятельность. На первом курсе, не успели наши лысые головы обрасти сколько-нибудь заметным пушком, каждого из нас прослушала хормейстер училища. Из трёх сотен парней она отобрала человек десять самых голосистых и музыкально одаренных. Они пополнили знаменитый на весь Забайкальский военный округ хор ИВВАИУ. Следом пришел руководитель ансамбля танца, который забрал к себе всех плясунов. Оставшимся любителям прекрасного оставалось дергать струны немногих бывших в подразделении гитар и, когда было можно, выступать друг для друга в кубриках или на лестнице, ведущей на чердак.

До поступления в училище я немного играл по слуху на семиструнной гитаре. Её и привез  из дома после первого же отпуска. В казарме она прожила недолго. Во-первых, семиструнка вышла из моды, все играли на шестиструнных. Поэтому в первый же вечер, едва гитара пошла по кругу, «лишнюю» струну сдвинули к деке, прижав спичкой. Когда гитара возвращалась ко мне, приходилось ставить седьмую струну на место и перестраивать инструмент. Но и это продолжалось недолго.
 
В один прекрасный день пришедший пораньше старшина Ильюк застал дневального, бодро тренькающим на гитаре вместо того, чтобы бодро стоять «на тумбочке». Мало того, дневальный не заметил старшину, а это был воистину смертный грех! Гитара была немедленно использована в воспитательных целях и беспощадно разбита о дневального и другие находящиеся поблизости тупые предметы.

Семиструнное детство закончилось. Пришлось переучиваться на шестиструнку. Моим учителем стал Юра Полянский  из восьмой группы. Однажды, оказавшись в их кубрике, я услышал прекрасную гитарную игру, какую прежде доводилось слышать лишь по радио. Пройти мимо не смог, решил немедленно узнать – кто же так замечательно играет. На табуретке рядом с двухъярусной кроватью сидел рослый, худощавый парень с плотной кудрявой шевелюрой. Он восхитительно играл какой-то до боли знакомый вальс. Длинные пальцы скользили по грифу, академически поставленная правая рука точными движениями касалась струн, и, казалось, всё пространство кубрика под самый потолок заполняется этой волшебной музыкой. Рядом стояли и сидели одногруппники Полянского. Слушали, затаив дыхание. Вот вальс закончился, Юра положил гитару на кровать и смущенно улыбнулся. Мы от души аплодировали, не стесняясь в выражении восторга.

Так состоялось наше знакомство и было положено начало продолжающейся по сию пору дружбе. Скоро мы с ним вдвоем выступали перед курсом на концертах самодеятельности, участвовали в училищных конкурсах. Курсе на третьем на наш дуэт обратила внимание Тамара Васильевна Яковлева, жена одного из преподавателей училища – очень яркая, эффектная, исполненная благородной красоты женщина. Тамара Васильевна сама очень любила и профессионально умела петь. У неё был великолепный голос, сильное и яркое меццо-сопрано, как у знаменитой советской певицы Тамары Синявской. Для своего, как бы сейчас сказали, проекта, Яковлева подобрала четверых участников –  Игоря Кириченко, Женю Яминского, Юру Полянского и меня, Андрея Давыдова.  Довольно быстро нашей «царице Тамаре», как мы её за глаза называли, удалось сделать из нас вполне приличный квартет, с которым мы и вышли аж на уровень городских иркутских конкурсов самодеятельности и разок даже засветились на иркутском телевидении.

Вообще, училищная самодеятельность была удивительным явлением и втягивала в себя не только нас, курсантов, но и офицеров училища, их жен и детей. Став квартетом, мы ближе познакомились с нашими старшими товарищами. Среди них первым я бы назвал полковника Анатолия Андреевича Конышева, старшего преподавателя кафедры № 15 (теории авиационных двигателей). Конышев был хорошим классическим гитаристом. Сначала Анатолий Андреевич и Юра вдвоем аккомпанировали нашей Тамаре Васильевне, когда она исполняла романс «Ночь светла». Это был чудный номер, какой сделал бы честь кому угодно, да хоть центральному телевидению!

Познакомившись поближе с игрой Юры Полянского, Анатолий Андреевич взял его в оборот и стал репетировать с ним «Бразильский танец» Вила-Лобоса и знаменитую «Тико-Тико» Зекинья де Абреу. Конышев и Полянский здорово выступали вдвоем со сцены, но чего это стоило нашему «бедному Юрику»! Педантичный и строгий полковник Конышев солировал, играя по нотам и строго следуя всему, что там было написано. Юра аккомпанировал по слуху, мучительно сдерживая себя в тех местах, где, как ему казалось, музыка требовала ускорения или форсирования. Это его выводило из себя, даже, как нынче выражаются – выбешивало. В памяти так и остались – строгое, вдохновенное лицо Конышева и сосредоточенный на его гитаре свирепый взгляд Юры Полянского, выдающего ритмичное «ум-па, ум-па»… Звучало, впрочем, великолепно, а про душевные страдания нашего друга знали немногие.

В самодеятельности мы познакомились и много выступали вместе со старшим лейтенантом Игорем Полковниковым, чей драматический баритон даже без микрофона легко покрывал весь зрительный зал нашего клуба, и ещё немного было слышно на улице. Полковников великолепно читал стихи. Особенно шикарно у него получалось после стопочки-другой «для вдохновения». Помню, на концерте ко Дню Победы Игорь в каком-то сверхмощном рокочущем регистре так оглушительно взревел со сцены: «Вспомним всех поименно! Горем вспомним своим!», что в зале вмиг наступила гробовая тишина. Был бы здесь автор стихов Роберт Рождественский, и тот наверняка бы благоговейно застыл на месте. «Это нужно – не мёртвым, Это надо – живым!» -- прогремело в вакуумической тишине… Да, Полковников был бесподобен!

…Кстати, Женя Яминский, первый тенор нашего квартета, тоже был прекрасным декламатором. Как он читал стихи Есенина! «Гой ты, Русь моя родная, хаты – в ризах образа…». Так трогательно у него выходило, что многие дамы в зале доставали платочки – смахнуть набежавшую слезу.

Игорь Кириченко, наш первый баритон, брал особой проникновенностью и задушевностью. В песне «От героев былых времен» именно ему принадлежала ведущая партия, на нём держалось всё исполнение. Помимо нашего официального репертуара, Игорь знал множество дворовых песен. Их он охотно исполнял на репетициях, аккомпанируя себе на гитаре. Его манера игры была более эстрадная, он вовсю пользовался разными приемчиками из арсенала рок-гитаристов. Была у него и своя «коронка» – баллада «Святая Анна». С курсантской поры я её больше ни разу не слышал, и не представляю эту песню в каком бы то ни было другом исполнении.

Нужно сказать, что творческий потенциал «подразделения подполковника Зайцева», как нас официально называли, был настолько высок, что курса со второго мы неизменно занимали первые места на училищных конкурсах. Квартет, руководимый Тамарой Васильевной Яковлевой, был лишь маленькой искоркой в общем фейерверке "Заячьей" курсовой самодеятельности. Наши танцоры, которыми руководил главный балетмейстер Иркутского театра музыкальной комедии Олег Грантович Кешишьянц, по совместительству – отец Игоря Кешишьянца из третьей группы, всякий раз вызывали фурор в зале. Их Украинский танец был поистине великолепен! Серёга Мороз с громким воплем «Почалы-ы-ы-ы!» вылетал на сцену в каком-то умопомрачительном прыжке, а за ним выбегали его бессменные партнеры – Игорь Кешишьянц и Серёга Шемет. Под разгоняющийся баян Салавата Кутлубаева заводили они лихой танец, да так, что через минуту весь зал притопывал, прихлопывал и даже пританцовывал в своих креслах.

А какие были чудесные новогодние спектакли! Какие остроумные и весёлые постановки мы готовили для танцевальных вечеров со студентками иркутских вузов! Рассказывать обо всём этом – целую повесть написать можно.

Но сейчас хотелось бы вспомнить лишь один забавный эпизод, случившийся на межфакультетском конкурсе самодеятельности.

Наши одногодки со второго факультета на отборочных турах шли с нами почти вровень. Чтобы вырвать у нас столь желанную победу, братья- «паяльники» приготовили настоящий цирковой номер! Был у них на курсе один замечательный хлопец, имени его, увы, не помню. До поступления в ИВВАИУ он успел отучиться пару лет в цирковом училище, кажется,  на отделении эквилибристики. Это был реальный козырный туз в рукаве шинели наших соперников по конкурсу!

Номер они репетировали в казарме в обстановке строжайшей секретности. Всё у них было готово – и музыка, и свет, и канат, на котором должен был выступать артист. Однако, когда пришли в клуб, оказалось, что канат крепить не на чем. И не к чему.  Вопрос решили просто: с обеих концов веревки за кулисами встали крепкие ребята и на раз-два натянули её. Получилось как будто крепко. Конферансье вышел перед публикой и торжественно объявил номер: «Эквилибр на проволоке!»

Заиграла музыка, разошлись кулисы, ударил луч прожектора. На сцену выбежал тоненький, стройный паренёк в трико, поклонился и легко вскочил на канат. Но... Всё-таки второй факультет – они великие гуру по части электричества, но не механики. Как известно, нагрузка, приложенная поперек натянутого троса, в заделке вызывает весьма существенные усилия. Настолько большие, что десять человек одного не удержат! Что и произошло. Канат резко провис почти до самого пола. К чести артиста, он удержал равновесие! Но при этом так потешно качнулся, что по залу проннёсся сдержанный хохоток. Битва с канатом продолжилась. Сбалансировавшись, эквилибр попытался чем-то жонглировать, но из-за провисшей опоры все его движения получались настолько комичными, что захохотали уже парни, державшие канат. Всё. "Это фиаско, братан!" Ничто более не могло спасти жонглёра от падения! Но даже упасть он умудрился так, что Чарли Чаплин и Луи де Фюнес – оба лопнули бы от зависти, увидев это! Едва канат освободился от нагрузки, как в тот же миг потеряли равновесие все державшие его! Лишь только зад эквилибриста коснулся пола, как на сцену из-за кулис в самых невообразимых позах вывалилась  вся "группа поддержки", обмотанная канатом! Зал утонул в неистовом хохоте, при этом два или три ряда кресел упали на пол вместе со зрителями, что добавило эмоций.

…Артист, конечно же, жутко расстроился и долго потом переживал. Его вины не было никако: будь канат натянут нормально, выступление прошло бы без сучка и задоринки. Но точно -- не запомнилось бы так, как это…  А мне и сейчас кажется, что большего успеха на сцене курсантского клуба не было ни у кого ни до, ни после непревзойденного Эквилибра на проволоке! Во всяком случае, я так больше не смеялся ни на одной комедии.