Выставка Врубеля

     Напрягшись, наступив на горло собственной лени, я, одарённая небесной удачей, записалась на ПЦР-анализ через два часа сегодня. Вы не думайте, что это просто так бывает! Ничего подобного! Это судьбоносное везение и с завтрашнего дня я могу быть человеком, способным отворить двери в храм искусства. Моей жаждой обладания являлась выставка художника Врубеля, мирно идущая на Крымском валу в Третьяковской галерее, но…, вот это самое НО, не давало мне покоя. В условиях ковидной пандемии века, человек, опутанный бесконечными правилами существования в этом коротком времени своей жизни, обязан был сделать прививку или получить QR код, что он здоров и не представляет опасности для общества. А получить его ой как не просто, по той причине, что мы, опутанные компьютерной сетью (для нашего, опять же, удобства), сдать такой анализ можем только через 2 недели. Если какой-нибудь болван, отказался от анализа, то вам несказанно повезло, и вы лихо едете в посёлок Рублёво, так как только там есть выигрышный билет на сокращение очереди. Москва, Москва!!! Столица!!!
      Захватив с собой в какой-то посёлок Рублёво пачку имбирного печенья, я поплелась на автобусную остановку, предварительно вычертив маршрут на компьютере. Посёлок оказался милым и напоминал мою советскую детскую житуху. Что удивительно, медсестра, проводившая с утра до вечера ПЦРные тесты, душевно объяснила мне все нюансы сдачи этого анализа, и, несмотря на печенье, я в этом уверена, пожелала мне здоровья и счастья в личной жизни.
      Разблокированная пенсионерская карта улучшила моё настроение, так как платить по 52 рубля за поездку в метро, в трамвае и автобусе, пенсия не выдержит.
      Полученную информацию о том, что мне с 3.45 утра уже можно общаться с людьми и меня могут пустить не только в музей, но и в кафетерий, вдохновила, и я нацелилась на самого Врубеля.
      Боже мой, как прекрасна его картина Сирень. Какая смутная, тёмная и властная тень девушки в образе Души Сирени, царит на полотне. Мысленно я уже бродила по выставке, пока моя сестра мне не сообщила, что билетов нет.
Как нет, этого не может быть! Уверенная в том, что мы, обязательно пролезем на выставку хоть в щелочку, я потащила сестру на Крымский вал, тем более, что её Ку-Куру-КУ-КУ код действовал только до завтра.
     Мы встретились на Октябрьской и первым кто был рад нашему приходу в эти чудесные места был мужчина под два метра ростом, обаятельный негр, абсолютно не говорящий по-русски. Пытаясь спросить, где КАССАДОМГДЭБЫЛЕТ, мы пытались ответить и отправить его с помощью жеста в авиационные кассы, но оказалось, что там он уже был и это не то, что ему требуется.   Мы, мило улыбнувшись, расстались навсегда. Подгоняемые первым морозцем и нежным крупинкообразным снежком побрели к выставочному залу.
     Милая с нежным румянцем на гладких блестящих щеках, с распушенными от ветра волосами, абсолютно без шапки девушка и её друг, бледно зелёный, тщедушный с весёлой улыбкой, но в шапке – преградили нам дорогу.
     – Вы можете ответить на вопросы? – весело спросила девушка, задорным свежим контральто, юноша широко улыбался и молчал. Потом затараторила, стараясь коротко сообщить одно и то же, что видимо с утра втирала публике.
     – Мы из университета, собираем данные. Если вам не трудно то, ответьте на вопросы.
     – Из МГУ? – ласково спросила я.
     – Нет из финансового университета!
     – Ааа, это из того, где плохо учат и плохо учатся!!!, - шутя, воскликнула я, потом строго посмотрела на девушку и серьёзно спросила, глядя ей в глаза:
     – Скажите-ка мне, пожалуйста, кто написал вальс Грибоедова?
     – Не знаю, – тихо сказала красавица, растерянно оглянулась на парнишку.
Я перевела взгляд на юношу и получила тот же ответ.
     – Ну, что же, задавайте свои вопросы, – грустно сказала я, думая о том, что все эти полонезы Огинского, обкатанные в соцсетях, не врут, а говорят чистую правду и вальс Грибоедова постигла та же участь! Печально!
     – Скажите, пожалуйста, вы кормите уток на прудах?
     – Конечно, – сказала я с энтузиазмом.
     - А зачем вы это делаете?
     – Я кормлю детей, внуков, мужа, уток и так далее, и когда они едят – я счастлива!!! Я вообще счастлива, когда все едят и хвалят то, что я готовлю!
     – А если у вас остался бутерброд? Вы отдадите его собаке?
     – Конечно, отдам. Если бутер остался в квартире, то я высунусь в окно и вышвырну его на улицу, прямо в пасть вороне, или собаке, что попадется под руку, так было неоднократно, и дети меня осуждали…
     – А чем вы кормите уток?
     – Хлебом! Я надеюсь, вы не партия Зелёных? Я отношусь к ним крайне отрицательно. От них кроме вреда никакой пользы! Так считает и мой муж, кстати, главный специалист Московского зоопарка!
     – Нееет, мы не зелёные!
     – Голубушка, – я посмотрела в глаза юной красавицы и добавила, – Послушайте вальс Грибоедова! Вы получите огромное удовольствие. Такой талантливый дипломат, а написал такую прелестную музыку!!!
     – По-моему он еще Горе от ума написал, – вставил свои три копейки юноша.
     – От ума может быть ещё и счастье!!! – добавила я.
На этой прекрасной ноте мы расстались. Весёлые и смеющиеся над собой, мы с сестрой побрели к выставочному залу.
      Полногрудая старушенция, с суетливыми прячущимися глазами, глядя в дальнюю даль, предложила нам билеты на Врубеля за тыщу рублей. Мы отказались и, представляя охране Куар коды, паспорт и прочее, просочились в фойе галереи. Отпечатков пальцев не требовали и дышать в трубочку тоже. В полупустынном фойе на кассе, злобная кассир резко ткнула нам в нос  информацию, что билетов на Врубеля нет и надо записываться и покупать билеты через интернет. Загрустившие мы приобрели пенсионерские билеты на постоянную экспозицию и поднялись по лестнице к входу на Врубеля.
Немного покачались, осмотревшись у рекламы с ослепительной царевной Лебедь, мы робко спросили у молодого человека, раздающего диктофоны, как бы нам совершить преступление и попасть на выставку обойдя препоны.
     – Подойдите к администратору, там, у кассы сидит. Она сможет ваши билеты перекомпостировать.
Мы опять вернулись к кассе. За стеклом в медицинской маске сидели очаровательные глаза с длинными искусственными ресницами, нежной коричнево золотой тенью и чёрной угольной подводкой.
     – Добрый день, – заворковали мы, – вы не могли бы нам помочь? У нас Куар код заканчивается завтра, а мы так хотим попасть на выставку Врубеля.
     – Это невозможно, если у вас нет билетов! – металлический звон её голоса отдавал сталью.
     – А может.., – робко начала моя сестра, но была резко остановлена, тщедушной юностью с глазами.
     – А нам мужчина там сказал, что вы можете…, – я не успела закончить.
     – Какой мужчина, – зарычала администратор, – покажите мне его, она привстала.
     – Мы своих не сдаём!, – выкрикнула я как перед расстрелом, и мы пошли на постоянную экспозицию.
Передвигаясь от Кончаловского к Лентулову, от Гелия Коржева к Васнецову мы периодически задавали уже шепотом вопросы служителям в залах Третьяковки, можно ли просочиться в зал Врубеля незаметно, знают ли они такие места?, но каждый раз получали отрицательный ответ. Уже в самом конце одна из служителей искусства из-за маски злобно ответила:
     – Знаю такие места, да не скажу!!! – Её ненависти не было предела и из-под маски вырывались языки пламени.
     – Спасибо! Спасибо вам! Вы очень добры, – запричитала я, – Дай бог вам хорошего мужа и детей!

     На улице наступил глубокий ноябрьский вечер. Снежинки под порывами ветра неслись, закручиваясь в снежные вихри. Как смерчи поднимались к небесам, и казалось, что уже февраль воет в трубах громко. На мосту у храма Христа Спасителя не было ни души. Метель крутила зигзаги так неистово, что мы останавливались, чтобы спрятать лицо от снега. «Какашка» Фишера загадочно и одиноко заполняла набережную. В душе гнездилось современное искусство и особенно портрет академика Н.Ф. Гамалеи работы П.Д. Корина. Тем более что только труд этого великого человека и его последователей спасал сейчас, в настоящее время, всех нас от пандемии века. Сидя на пуфике перед его пожилым и я бы даже сказала сердитым и задумчивым лицом я не могла себе вообразить, о чём думал этот великий человек, когда его писал Корин. Перед моим взором проплывали последние два года трудных и трагических дней, унесших жизни многих и моего отца, в том числе, моё дыхание кислородом 23 дня в 1-ой инфекционной, реанимация моего сына. Видимо вместо Демона и Сирени Врубеля мне нужно было попасть именно сюда и увидеть плотно сжатый рот великого ученого, дело которого сейчас спасает жизни людей почти  на всей Земле.