Голубые розочки, история третья

 Про Варьку,  Митьку и алюминиевые кастрюли

Я не слушала тогда, что Надька сплетничала про Варьку из первого подъезда, но через несколько дней мы сидели с Наткой вдвоем, без Надьки, у нас дома и о многом поговорили-выяснили... Наши родители отмечали Новый год у Натки, а нас отправили к нам домой.
    Так вот, Варя была совсем большая, ей было уже четырнадцать лет, она была красивая девочка с длинными тёмными волосами и нежными чертами лица. Ещё летом она играла с нами на улице в «цепи-кованные» и «выбивалки», а сейчас мы совсем не видимся — зима, холодно, да и в школе все старшие ребята. Редкие встречи становились просто событием. А Надька, оказывается, видела, как Варька шла с мальчиком и он нёс ей портфель! Надька даже крикнула им: "жених и невеста, тили-тили тесто", после чего Варя испугалась и убежала домой, а мальчик ушёл. А ещё Варя очень просила Надьку ничего не говорить её маме и даже подарила ей свою стёрку. Надька обещала никому-никому не говорить про Варькин «стыд», разве что Натке тогда доверила по дружбе, да за хорошее угощение, а так пока никому больше не говорила.
Это всё мне теперь  рассказала Натка и мы сидели и думали, как у кого жизнь складывается в нашем доме. Мы очень переживали за Варю. Вот ведь Люба, соседка со второго этажа, Надькина соседка из шестнадцатой квартиры, вот она тоже ходила с мальчиком, мы видели сами. Правда, взрослые они совсем и он тоже ей сумки носил, а теперь она ходит одна, живот у неё большой какой-то стал и сумки одна носит. Болеет, наверное, сильно. Мы её тоже очень жалели и помогали носить сумки на второй этаж. Нам вообще всех было жалко и мы не понимали, что есть такого у взрослых, почему на нас машут руками и прогоняют, когда говорят о Любе.
Надька и тут больше всех знает. Она рассказала Натке, по секрету, конечно, что у Любы в животе не болезнь, а маленький ребёночек! Надька говорила, что мы дурочки и ничего ещё не понимаем. Врёт Надька! Как может ребёночек жить в животе? И как он оттуда выберется? Нам было страшно и за Варю, и за Любу, и за этого маленького ребёночка. Спросить бы у кого, но заругают, разве можно на такие темы вообще разговаривать, а тем более маленьким девочкам?
Мы сидели с Наткой в полумраке и затаив дыхание, говорили обо всём этом шепотом, на ушко почти, чтобы никто случайно не услышал.Спать нас никто не заставлял ложиться в эту ночь и мы говорили, говорили...Вспоминали прошедшее лето и всё, что было тогда с нами.
Как хорошо было летом! Весело, тепло. Варька играла с нами. Ещё были два её брата: один - Петька, родной, а другой — Федька, двоюродный, он с другого двора, но приходил играть к нам. И даже Митька тогда играл иногда с нами. Этот Митька... Странный он какой-то и вся их семья странная, непонятная для нас с Наткой.
   Митьке было лет тринадцать или четырнадцать, но выглядел он младше, потому что был очень худой, бледный, с тёмными кругами под глазами. Белые жидкие волосёнки ещё больше подчёркивали эти круги. И роста он был маленького.. Они жили в первом подъезде, по соседству с Варей. Его мама, тётя Рая, всегда ходила с большим начёсом на голове, в дорогих вещах, с сумочкой на согнутой в локте руке и сильно виляла бёдрами. Так виляла, что мы её передразнивали за глаза, когда играли в артистов. Она тоже, наверное, хотела быть похожей на артистку. И волосы у нее были так выкрашены в белый цвет, что казались паклей на голове. А ещё она часто завязывала косынку на голове на модный тогда манер - сзади уголочек висит, а под подбородком узелок и кончики косынки, прям как галстук пионерский, только на голове. Пахло от неё всегда разными новомодными духами. Она шла домой, манерно неся свою сумочку и виляя бёдрами, но как только видела Митьку с нами, то сразу недовольно останавливалась, оглядывала нас и говорила культурным и воспитанным тоном:
- Митя! Что ты здесь делаешь? Разве тебе нечем заняться? А ну, марш домой!
И важно шествовала дальше, а Митька безропотно, неохотно и виновато плёлся за ней следом.
Мы стояли и чувствовали себя такими неправильными в этой жизни...   Но не долго. Пожалев Митьку, мы продолжали свои детские игры. А поздно вечером мы видели, как домой шёл Митькин отчим Денис.
Он работал сантехником, всегда ходил с папиросой во рту и носил какие-то трубы, бачки, железки . Денис был большим, грубым человеком с корявым лицом и всегда навеселе. Мы не могли никак понять, что у них общего: тетя Рая такая вся разукрашенная и воспитанная, а этот Денис — вечно грязный, пьяный и наглый. Лично мне он очень не нравился. Я его просто не хотела видеть ещё и потому, что когда однажды он пришёл чинить у нас трубу, то так смотрел на мою маму блестящими глазами и всё подмигивал и набивался в гости, что мама рассердилась и выгнала его. Он тогда пригрозил маме, что скажет про неё не хорошо и ему поверят, так как он семейный, а мама одна с ребёнком и ей поэтому лучше его пригласить в гости. Мама плакала потом. Кому было жаловаться? Так и жили мы ещё с капающим краном, пока кто-то из соседей не починил. И вот этот противный дядька Денис всегда стучал нам в окно, когда вечером шёл домой и я его боялась. А тётя Рая еще потом стала меня очень презрительно оглядывать всегда, как видела.
Так вот Митьку нам было жалко ещё и потому, что его воспитывали очень правильно. Он жил по определённому режиму и гулять во дворе ему не разрешалось, мы считались плохой для него компанией. Митька мог проводить долгое время на улице во дворе лишь по выходным, один раз в неделю. Он выходил во двор перед подъездом с большой сеткой кастрюль и сковородок, садился у кучи песка и чистил все эти кастрюли и ковшики. Вся посуда была алюминиевая и очень потом блестела. Митька тёр долго и старательно, и совсем не спешил поскорее отделаться от этого не мужского занятия — это был его час, его время, когда он мог заодно понаблюдать за нашими играми.
Иногда он бросал свои кастрюли-сковородки и бежал за оказавшимся рядом мячом, увлекался и начинал играть с нами. Но не долго, грозный окрик тёти Раи возвращал его на место. Митька надраивал посуду, складывал её обратно в сетку и нехотя брёл домой, низко понурив голову.
Долго мы считали их такой образцовой семьёй, пока все не стали замечать, что часто тётя Рая идёт чересчур пытаясь точно ставить ноги, причёска её почему-то не очень красиво смотрится на голове и платок сбился на затылок. А потом домой шёл дядька Денис и, спустя какое-то время, из окон доносился шум, крик и ругань. Всё чаще Митька стал выбегать на улицу и убегать в соседний дом, к родственникам.
Когда у Митьки совсем нарушился режим и правильный образ жизни и он стал чуть ли не каждый вечер бегать в соседний дом, то мы всё чаще стали видеть его злым и со слезами в глазах. Однажды мы увидели, что он сидит в подъезде у батареи, плачет и курит. На нас он зло и грубо заругался, прямо как его отчим Денис. Мы испугались и убежали тогда с Наткой. Митька пригрозил нам, что отлупит, если проболтаемся. Мы ничего не сказали никому, тем более Надьке, но она и без нас всё узнала. Может, она тоже видела тогда или в другой раз, она ведь всё и за всеми видела, этак нечаянно замечала.
Надька всё рассказала его маме. Дома у Митьки был скандал. Потом Митька через несколько дней появился на улице с синяками на лице. Видимо, отчим его побил. Мы испугались и кинулись к нему:
- Митя! Что с тобой случилось?
А он зло посмотрел на нас и сказал, что он нам сделает так же, раз мы проболтались. Мы стали наперебой доказывать, что ничего никому не говорили, но Митька сплюнул сквозь зубы и послал нас плохими словами подальше. Мы испугались и заплакали. Нам было обидно, стыдно и жалко Митьку. Ему досталось сполна, это было хорошо видно. Тётя Рая-то синяки всё время пудрами красила, а Митьке так приходиться ходить и говорить, что он упал, но мы то знали правду.
Через несколько дней мы играли в скалочки у первого подъезда: я, Натка и Надька. Митька появился неожиданно из подъезда, схватил Натку за руку и потащил в подъезд. Мы и опомниться не успели, как она оказалась у Митька в подъезде. Я кинулась к Надьке:
- Надь, что Митька делает? Зачем он Натку потащил в подъезд? Пошли скорее за ними, Митька грозился нам с Наткой, он её побъёт, я очень боюсь!
Но Надька схватила меня за руку и потянула за собой:
- Бежим скорее, пока никто не видит! Натка сама придёт, ничего с ней не станет.
Я вырвалась от неё и побежала в подъезд спасать Натку. Дверь в Митькину квартиру была не закрыта, да и у нас не принято было замыкаться. Теперь же дверь вообще была нараспашку и я забежала к ним, так как в подъезде никого не увидела. Там слышался какой-то шум. Митька боролся с Наткой на кровати. Он навалился на нее сверху , бил, куда попадет и говорил при этом очень зло и четко, как, наверное, его отчим его матери:
-Ах, ты сволочь! Я тебе покажу, как бывает больно другим! Я вам всем покажу!
Натка только мычала что-то, потому что платье её задралось выше головы, да и Митька придавил ей лицо рукой. Я испугалась такого Митьку, на секунду оторопела, но потом кинулась на Митьку сверху и стала стаскивать его с Натки. Митька был разъярён, он не ожидал, но быстро сообразил, что ему помешали отомстить Натке и резко ударил меня кулаком по лицу. Я отлетела в сторону, мне было очень больно и обидно, но главное — Натка успела вывернуться и тоже кинулась на Митку. Ещё я думала, что и Надька здесь и она сейчас поможет нам справиться с Митькой, но её не оказалось рядом. Надьки и след простыл. И тут я сообразила, что надо бы кричать, но что — я не знала .Зато я умела визжать, да так, что все разбегались! Это обнаружилось совершенно случайно, когда мы играли во дворе. И тут я вспомнила об этом и завизжала изо всех сил, а Натка закричала наконец-то! Больше мы от страха не знали, что делать дальше. Мы ухватились с ней друг за друга и прятали головы, потому что Митька нас бил по голове и куда попадёт, и руками , и ногами. Мы закрывали лицо и уши руками, чтобы не так было больно и чтобы не слышать разные матерные слова и угрозы, которые бешеный Митька кричал во весь голос.
Нас спасла Варина мама. Мы её вообще-то редко видели и со стороны всегда, а тогда в первый раз увидали так близко. Она услышала мой визг из своей квартиры и прибежала. Оттащила от нас Митьку и стала его утихомиривать, а мы с Наткой опомнились и изо всех ног побежали домой...
Надьку мы не видели долго, почему-то она не появлялась, да мы и не хотели её видеть. Мы понимали, что это всё её рук дело, что это она что-то наврала Митьке, вот он нас и побил. Синяки у нас долго ещё заживали и на лице, и на теле, да и болело тело и голова тоже. Первые дни мы лежали с Наткой дома и нас не пускали никуда. Конечно, у взрослых состоялся очень серьёзный разговор, мы знали об этом, но нас они разговорами не донимали, ни о чём сильно не расспрашивали. Запретили только ещё несколько дней гулять во дворе и мы с Наткой сидели дома то у неё, то у меня. Потом дожди пошли и совсем не погуляешь. Из взрослых разговоров мы поняли, что Митьку куда-то увезли, а Тётю Раю вызывали в милицию, а потом отправили лечиться куда-то, и такие истории у них не в первый раз, оказывается, случаются и поэтому они долго не живут на одном месте, вот и снова переедут куда-то. Дядьку Дениса мы тоже больше не видели и никто не пугал нас ночными стуками в окно.
Со временем все страсти улеглись и все наши синяки бесследно исчезли.
Нам разрешили снова гулять во дворе. Натке купили новое платье, а мне её мама подарила очень красивые белые капроновые бантики. Мы так ничего толком не поняли , но были очень рады, что всё закончилось и нас отпускают гулять, лето всё-таки! А Надьку отправили в пионерский лагерь и мы дружно и весело провели остальное время с Наткой в наших ребячьих играх.
Да, только-только было лето и вот уже Новый год! Мы сидим совсем сонные, устав от своей свободы и столь ярких летних воспоминаний. Мы могли бы ещё долго болтать, но языки уже почему-то  не слушаются...
  Мы с Наткой забираемся под одеяло и слушаем, как родители вовсю поют песню "Ой, мороз, мороз!", а потом "Ой, ты, Галя, Галя молодая!". Молча доедаем конфеты и апельсины, всё еще осмысливая то, о чем наконец-то переговорили сполна в новогоднюю ночь и никто на нас не шикал, чтоб спали и не болтали. И всё ещё переживая за Варьку, Любу и её маленького ребёночка, который, не знаем как, но должен уже скоро выбраться из живота,  мы всё равно чувствуем себя счастливыми и довольными. С этими мыслями и под "Вот кто-то с горочки спустился", мы с Наткой сладко засыпаем. Завтра будет новый день и уже Новый, 1969год!

(продолжение следует)