Обломов и Штольц - мытарь и фарисей

Илья Ильич Обломов – дворянин, воспитанный в русской глубинке. Его родители были из тех дворян, которые жили по старинке, никуда не торопясь, ничего не меняя в хозяйстве, уповая на милость Божию - «благорастворение воздухов». Они верили народным преданиям и суевериями, и эта вера сообщала их жизни особую поэтичность.
И.А.Гончаров описывает их не без иронии.
«Вдруг Илья Иванович остановился посреди комнаты с встревоженным видом, держась за кончик носа.
- Что это за беда? Смотрите-ка! – сказал он. – Быть покойнику: у меня кончик носа всё чешется…
- Ах ты, Господи! – всплеснув руками, сказала жена. – Какой же это покойник, коли кончик носа чешется? Покойник – когда переносье чешется. Ну, Илья Иванович, какой ты, Бог с тобой, беспамятный! Вот этак скажешь в людях когда-нибудь или при гостях – и стыдно будет!».
Перебравшись в столицу, Илья Ильич остался в душе тем же расслабленным русским барином. Вот только тогдашний Петербург не благоволил расслабленным. Столичная жизнь требовала деловитости – качества, которым сполна обладал друг Ильи Ильича – Андрей Иванович Штольц.
Не случайно писатель делает антиподом Обломова полунемца, сына управляющего в Обломовке. «Не растлелось у него воображение, не испортилось сердце; чистоту и девственность того и другого зорко берегла мать», - узнаёт читатель о нём. Штольц ведёт себя в высшей степени добропорядочно, строго следуя, как теперь сказали бы, «правилам деловой этики». Его забота о друге достойна похвал. Писатель явно сочувствует ему больше, чем Илье Ильичу. Обломовщина должна быть изжита, такие люди, как Штольц, нужны современной России – вот в чём пытается убедить он читателя. И мы почти готовы принять этот вывод, но только душа почему-то этому сопротивляется. Душа почему-то любит Обломова, оплакивает его и остаётся почти равнодушной к Штольцу. Почему так? Может, именно потому, что она у нас всё ещё «русская»?
«Русской душе» не понять, как человек, «не испорченный сердцем», с «нерастленным воображением», сохранивший «чистоту и девственность того и другого», способен столь ловко устроиться в этом мире. Господь устами апостола говорит: «Кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу», - и «русская душа», в отличие от европейской, это расслышала. Штольц чист и девственен в своём поведении? Но что тогда у него может быть общего с теми, кто пребывает в плену у страсти стяжательства, – с промышленниками и банкирами? Если в этом проявилась одна лишь рассудительная расчётливость, а сама страсть любостяжания глубоко не задела Штольца, то ведь и расчётливость в нашем русском понимании тоже плохо совмещается с «девственной чистотой».
Совсем другое дело – Обломов. Ему нужна в жизни поэзия, без которой вполне обходится Штольц и без которой не бывает настоящей любви. Да, Обломову недостаёт предприимчивости и активности, но, может быть, это как раз потому, что в российской столице быть активным на русский, а не на европейский манер невозможно?
Петербург не даёт «русскому душой» Обломову выбора, он требует от него превращения в "европейца". В этом его трагедия, и в этом драма всей современной русской жизни.
По Обломову плачешь, как по родному. Он должен был восторжествовать, как торжествует в Евангелии мытарь. Но Гончаров зачем-то постарался в последней главе внушить читателям, что идеалом должен быть фарисей, хотя сам он сердцем (это очень чувствуется в предыдущих главах романа) на стороне Обломова.
Роман «Обломов» получил широкий отклик у русской читающей публики, потому что он заставляет задуматься: отчего лучшие русские люди из образованных настолько безвольны, расслабленны? Ольга в романе взывает к Обломову: «Кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Ты добр, умён, нежен, благороден… и… гибнешь. Что сгубило тебя?» И сама же отвечает: «Нет имени этому злу». Похоже, не знает ответа и сам Гончаров. То, что он называет «обломовщиной», не говорит ни о чём. Ясно только, что «обломовщина» - это естественная реакция русской души на навязывание ей чуждого, холодно-рационального образа жизни.
Узнав, что Ольга вышла замуж за Штольца, Обломов «радовался так от души, так подпрыгивал на своём диване, так шевелился, что Штольц любовался им и был даже тронут». Сам Штольц не способен на подобную жертвенность. А Ольга? Трудно сказать. Гончаров пытается нам внушить, что она испытала радость, почувствовав освобождение от любви к Обломову, но в это не очень верится. Скорее всего, эта любовь не угасла и никогда не угаснет в ней. Наверное, радость ей всё же причудилась.

***
Из рецензии на перевод романа «Обломов» на португальский язык, опубликованной в одном из бразильских литературных еженедельников:
«Обломов страдал глубокой депрессией».
«Обломов – антигерой. В романе ему противопоставлен Штольц, герой во всех отношениях положительный».
«Гончаров, не будь он государственным служащим, наверняка достиг бы такого же уровня мастерства, какой был у Толстого и Достоевского».