Водная одиссея

Поселок на севере Хабаровского края, где я родился в послевоенные годы, был вдалеке от больших рек. Он делился на несколько частей протекающими двумя горными речками, Херпучинкой и Верхним Хоном, которую почему-то называли Ё-моё.  Речушки были мелкие, лишь во время таяния снега заполняли водой свою пойму, но были золотоносными. Поэтому по руслу этих рек долгие годы проходили золотодобывающие драги, плавучие фабрики золота, меняя русла рек и оставляя после себя отвалы камней и котлованы с мутной водой. Так что научиться плавать в наших краях с очень коротким летом было сложно. Да и некому меня было учить плавать, так что я лишь лет в 11-12 освоил плавание вначале по-собачьи, потом брассом, а затем и в размашку.

Купались поселковые пацаны в котлованах, где вода была посветлее, т.е. в тех, которые образовались года 2-3 назад.  Начинали купаться еще тогда, когда по котлованам плавали льдины, которые нам играли роль плотов. Накупавшись до мурашек и синевы, мы грелись у костра, и на внутренних поверхностях бедер и голеней выступали красные пятна, которые мы называли икрой.  Но даже в таких котлованах наша кожа после купания покрывалась тонким слоем песка вместе с глиной. Естественно, в таком виде нас не пускали в кровать спать, поэтому приходилось ополаскиваться в чистых горных речках с холоднющей водой.  Мне приходилось ездить на речку для ополаскивания на велосипеде, так что на обратном пути я согревался.

А вот в Хабаровске, куда меня возили родители к бабушке и дедушке на летних каникулах, мы ходили купаться на Уссури. Вернее, купались мы  в небольшом заливчике реки между остановками «56-я школа» и «Стройка». Читатели из хабаровчан знают, где это, но многие, те, кто помоложе, могут сказать: «Да нет там никакого заливчика». Верно, сейчас нет, а в 50-60-е годы был, потом его стали засыпать шлаком от ТЭЦ-1.  А мы еще плавали через этот заливчик к насыпи, которая образовала затон судостроительного завода, он  в те годы называли просто  «151-м заводом». На насыпи был высокий забор, так как судостроительный завод был секретным объектом.

Бабушка с дедушкой жили в частном доме, имели корову, свиней, домашнюю птицу.  Дом этот был на так называемом «подсобном хозяйстве краевой психбольницы», и дедушка там был директором. Подсобное было в районе железнодорожной станции «Красная речка» и уже не входило с состав города. Так что ходить купаться нам приходилось за 2-3 км точно.  Когда мы подросли, купаться в мелком заливчике было стремно, и мы перешли на пляж завода «Амуркабель». Этот пляж существует до сих пор.  Правда, сейчас он находится на берегу Амурской протоки, а тогда эта часть реки называлась Уссури, как это и есть на самом деле. Изменения в название реки  внесли после пограничного конфликта с китайцами на острове Даманский.

Когда я окончил среднюю школу в родном поселке и поступил в Хабаровский медицинский институт, стал ходить на центральный городской пляж недалеко от знаменитого хабаровского утеса.  Особым шиком у молодежи считалось  плавание  за буйки и мимо утеса. Сильное амурское течение выносило смельчака на середину реки, и потом долго приходилось плыть к берегу у набережной стадиона имени Ленина.  А потом идти поверху в одних плавках на свой пляж мимо вершины утеса со смотровой площадки. Но это было в те годы обычным делом, смельчаков хватало. Проплыл однажды по этому маршруту и я.

Впервые я окунулся в соленую морскую воду в июле 1970 года, когда был на военно-морской практике в городе Советская Гавань, расположенном на берегу Татарского пролива, отделяющего остров Сахалин от материка.  Морская вода оказалась не только соленой, но и холодной, так что плавал я в ней не больше 5-10 минут.

Но через год, когда я после окончания медицинского института попал служить на военно-морской флот во Владивосток, я в полной мере оценил плавание уже  в теплой морской воде, и полюбил это навсегда. Пока служил, купаться в морской воде было просто, в выходные дни ходил и на городской пляж, но чаще с парой матросов ходили плавать в соседнюю бухту с изолирующим снаряжением подводника, ИДА-59.  Аппарат довольно тяжелый, его несли матросы, а потом мы по очереди погружались в Японское море, наблюдая за подводным миром, весьма богатым и разнообразным в те годы.

Но во время службы я увидел и другой морскую водную стихию, во время шторма. Подводную лодку, где я проходил службу, правильнее назвать ныряющей. Она много времени проводила на поверхности, когда работающие дизеля заряжали аккумуляторные батареи, чтобы лодка могла идти под водой на электромоторах. И если батареи разряжены, надо всплывать на поверхность, а там шторм или нет, неважно. Я любил стоять в ограждении рубки и наблюдать, как огромные волны накатываются на корпус лодки, и она носом погружается в воду, затем волна разбивается об рубку, осыпая всех стоящих миллиардами брызг. Но бывает, что такая волна может смыть и зазевавшегося подводника за борт, или бросить его на выступающие части в рубке. На моей памяти есть гибель по этой причине вахтенного офицера во время боевой службы. Его родители жили во Владивостоке, отец был сам подводник, и меня взяли как врача во время поездки в эту семью, чтобы оказать помощь, если понадобиться, после известия о гибели сына. 

У меня есть отдельный рассказ про шторм на подводной лодке. http://proza.ru/2017/07/29/1236.

А вот после увольнения в запас добраться до Японского моря стало сложным. Все побережье – пограничная зона, значит, нужно иметь пропуск. Его выдавали лишь в тех случаях, если есть путевка в санаторий, дом отдыха или турбазу, или местные жители прислали вызов.  Так что целых 5 лет после увольнения  я не имел возможности побывать на море. Но потом мне дали путевку на турбазу «Лазурный берег» в заливе Шамора, откуда я привез целый ящик всяких засушенных морских тварей – раковин, морских звезд и ежей и оформил целый стенд с ними. И потом почти каждый год мы всей семьей выбирались на отдых к морю. Перед поездкой на Шамору я купил маску, трубку и ласты, чтобы можно было плавать далеко от берега и наблюдать за подводным миром.  И с тех пор без такого снаряжения я на море не ездил.

Во время этой поездки даже пришлось участвовать в спасательной операции.  На берегу бухты отдыхали парни из Новосибирска, которые приехали в Приморье для участия в соревнованиях по подводному ориентированию. А после соревнований решили немного отдохнуть на море, живя в палатках. Я познакомился с ними, и они стал давать мне гидрокостюм. Маска с трубкой и ластами у меня были свои, а гидрокостюм позволял плавать по часу уже в прохладной сентябрьской воде.  Однажды я плавал во время шторма, мне это нравилось, поднырнешь под волну, классно.  Но когда приплыл к берегу, мне сказали, что море уносит двух отдыхающих  из нашей туристической группы, людей уже в возрасте, мужчину и женщину, которые заплыли слишком далеко.

Пришлось постараться, чтобы доставить к берегу вначале женщину, а потом мужчину.  Ведь как получается с волнами на море? Они набегают на берег и какое-то время человека или лодку прибивает к берегу. Но потом волна отхлынивает, и, если человек заплавает чуть дальше от берега, чем положено, его начинает уносить в море. Так что этим двум коллегам из 10-й больницы повезло, что я был в гидрокостюме и полном снаряжении, главное, в ластах, и сразу поплыл их выручать.  Потом они угостили меня ужином за спасение. Но этот случай остался между нами и теми, кто видел эту спасательную операцию.  Негоже проявлять такую неосторожность взрослым солидным людям.

Я научил плавать всех своих детей – двух сыновей и дочку. Плавать, правда, не сразу, научилась и жена.  Всем купили ласты, маски и трубки, в те годы они были резиновые, тяжелые, так что наш багаж во время поездок к морю был тяжел. Но зато как приятно наблюдать, как мои сыновья ныряют на глубину в несколько метров, чтобы достать красивую звезду, ракушку, или крабика.  А 13-летняя дочка, едва научившись плавать, смело заходила в море, когда там был небольшой шторм.

Когда нашей семье дали квартиру от больницы, в которой я работал, в районе Хабаровского Затона, летом в жаркую погоду мы с женой постоянно ходили на берег купаться. Там не было оборудованного пляжа, просто песок, который все лето возили специальными баржами от землечерпалок, углубляющих дно Амура напротив Хабаровска, он требовался строителям. Поэтому там отдыхали все, кому не лень. Хватало и компаний, употребляющих  спиртное, так что битого стекла в песке хватало. Мне не раз приходилось зашивать раны друзьям дочери, которые там купались, а однажды и ей самой.

Не раз я переплывал Затон на дамбу, отделяющую его от Уссури. Физически для меня это не было проблемой, самую большую опасность представляли снующие по акватории Затона моторные лодки, катера, сухогрузы. Но, как говорится, Бог миловал.

Но когда в 90-е годы произошла авария на канализационных сетях и отходы стали выливаться в Затон без очистки, купаться в Затоне без опасности подхватить какую-нибудь заразу,  стало опасно. Случайно я узнал о наличии недалеко от поселка Хор рукотворного озера с чистой водой. Озеро образовалось на месте карьера, когда из-под земли стали бить родники. Несколько раз за лето мы стали ездить на озеро всей семьей на целый день. Обедали захваченным с собой продуктами, а ужинали по пути домой в шашлычной поселка Корфовский.

Когда в нашей семье появился подержанный, но в хорошем техническом состоянии японский автомобиль, а в Приморье открыли почти все побережье, ездить к морю стало совсем просто.  Так что каждый год, обычно в начале сентября, я брал отпуск, и мы с женой ехали к морю. Дети выросли, у них были свои семьи, свои дела.  Однажды мы решили взять с собой уже подросших внуков. Один, тот, что помладше, сын моей дочери, уже умел плавать и нырять, а вот внука постарше я научил плавать и нырять во время это поездки. И мы, втроем взявшись за руки, работая лишь ластами, парили над морским дном,  наблюдая  за протекающей там жизнью.

Мне подарили специальный подводный фонарь, и я однажды захватил его с собой на море. Естественно, захотелось испытать его во время плавания ночью.  Оказалось, что свет фонаря буквально притянул всех рыб, увидевших его. Они буквально мельтешили передо мной, дальше 2-3 метров из-за них ничего не было видно.

Довелось мне понырять и в тропических водах Южно-Китайского моря, когда я был на острове Хайнань.  Обычно я плавал и нырял на пляже около гостиницы, но дважды мы с моим попутчиком ездили на небольшой остров, где давали акваланги напрокат. Первый раз мы плавали вместе с группой американских туристов и сопровождающим, а на второй день я плавал один, погружаясь метров на 30.  Сделал несколько фотографий скупленным там специальным разовым аппаратом для снимков под водой. И хотя наблюдаемая мной картина была очень разнообразной, но толща зеленой морской воды  затушевала краски,  и увидеть на снимках всю красоты подводного мира тропических морей не удалось, для качественных фото и видеокадров требуется громоздкая осветительная аппаратура.

А вот плавать и нырять в Адриатическом море у берегов Италии мне не понравилось.  Я отдыхал в городе Римини на северной части итальянского сапога, напротив Балкан. В городе вся береговая линия – сплошные песчаные пляжи и гостиницы, куда летом приезжают миллионы туристов, в первую очередь из Германии, где холодное Северное море. Песчаный берег пологий, глубины небольшие, поэтому морская вода мутная из-за плавающего в ней песка, и что-либо увидеть в такой мутной воде невозможно.  А вот по отзывам других туристов, любителей понырять, море на другой стороне, у скалистых гор той же Словении, очень прозрачное, и глубины большие.

А в городе Нефтеюганске, где я прожил 5 лет, мы ездили купаться на рукотворное озеро рядом с каким-то промышленным сооружением.  Вода хоть и не морская, но прозрачная, и это любимое место отдыха горожан во время короткого северного лета.  Там есть оборудованный пляж, другая инфраструктура – гостиница, кафе, место стоянки автомобилей.  Так что наша семья почти в полном составе ездила туда позагорать и поплавать. Желающие могли и понырять, но кроме пустынного дна, ничего увидеть было невозможно.

На этом закончилась моя водная одиссея. После переезда в Тюмень и потом в Рошаль я ни разу не купался. Перенесенный инфаркт миокарда  и сложная операция на сердце явились абсолютными противопоказаниями для водных процедур на открытом воздухе.