823. Хуторская чертовщина. Водная стремнина

                Наступила молчаливая пауза, Тазя в нетерпении ожидал  ответа, Песя же прокручивал внезапно создавшуюся ситуацию в своей голове, с учётом того, как бы ему не прогадать.
             И эта пауза настолько затянулась в долгом его молчании, что уже бы посчиталась не приличным на театральных подмостках, да  и самому суфлеру пора было подсказать дальнейшие действия манерному артисту.
-Ты там случайно не уснул,
                донося не терпеливый голос Тази,
-тесновато мне здесь в узком проходе.
-Да и душновато мне в моём кожушке.
-Ты бы освободил меня из неприятного заточения.
- Чего молчишь?
-Или сверху кто – то ломиться в лабаз.
-Да кому тут ломиться, кроме тебя, ответил Песя.
- И - то правда.
-Я было сунулся через кабинетную комнатушку, да что – то механизм заело.
-Это я, Тазя, блокировку установил, народец здесь любопытный в особенности детвора, так и снуют  по всем дырам.
- Вот, вот, у меня такая же картина, так и лезут везде, отбою от них днём нету.
-До головных болей доводили подлецы.
-И настолько нагло себя ведут, а помнишь Песя, как в былые времена мы страху напускали.
-Помнишь, как только от одного упоминания о нас, у многих начинали дрожать коленки.
-А чего мне не помнить, помню, такое разве забывается. 
-А чего это я не вижу, есть ли у тебя огонь?
- Да откуда ему здесь взяться, ты ж все свечки похватал и сбёг.
-А мне приходиться теперь экономить.
-Только по большому случаю позволяю себе это удовольствие.
-Признаю Песя свою вину, как есть признаю,
                с притворством кумушки лисы, начал своё покаяние Злотазан.
- Не знаю с чего, но помутился мой разум, то ли я чердачной пыли нанюхался, или хрен знает с чего ещё, но временно одурел, как туманом напустило в голову.
- В чём сочувственно каюсь перед тобой.
-Возмутительное дело, но до сей поры не могу понять, как так могло случиться.
-Есть у меня одна догадка, вот с ней и хотел с тобой поговорить.
- Не даёт она мне всё это время покоя, сверлит и сверлит темечко, желая поделиться с тобой.
-Отворяйся, не скромничай Песя, что было, то  уже прошло.
-Хватить дуться на меня, признаю полностью всю вину перед тобой и прошу у тебя прощения за свои необдуманные поступки.
                Злотазан бубнил и бубнил за дверцей, а Песя  сидя на откидной полке, смотрел в темноту и представлял себе две возникшие ситуации,  находясь в большом сомнении, как ему лучше поступить.
         В одном ухе слышалось:
«Не пускай этого мерзавца.
          Стоит его впустить, как он начнёт мутить воду.
               Мало он тебе оскорблений наговорил?
                Ещё желаешь?
                Обобрал он тебя, что тот  мытарь  крестьянина и вновь припёрся.
                Чего ему теперь надо от тебя?
       Хорошо подумай и взвесь, перед тем, как принять правильное решение».
            А другом ухе Песи давался обычный совет:
«Да разве раздоры не случались раньше?
         Вспомни, всякое бывало.
           А какие драки устраивались, любо – дорого вспомнить.
             А здесь у вас не большая размолвка вышла, уже о ней забыть пора.
               Чего сычом сидеть взаперти, вдвоём такого можно сотворить, как в  те давние добрые времена. 
                Да и товарищ полностью осознал свою ошибку, вон кается, как грешник перед алтарём.
             Запускай Тазю, принимай от него подарок, а там дальше такого устроите, что долго об этом будут ходить по округе всякие нелепые слухи».
           Песя почесал за одним ухом, затем за другим, да и подумал:
«Если что не так,  так всегда успею прогнать взашей своего приятеля».
          Затем зажёг огарок свечи, как знак уважения к пришедшему гостю, разгородил проход к дверце, за которой в нетерпении ожидал долгожданного приёма его давний друг Тазя.
            А уж после того, как Тазя оказался в лабазе, случилось примирение с признанием своих ошибок и клятве о долгой и верной дружбе.

             А мы вновь вернёмся к делам житейским и к тому, что могло заинтересовать своими событиями дальнейшее развитие исторических фактов.
            И так, после ареста Захара и ещё двадцати хуторских крестьян  обвинённых как приверженцев Советской власти, враждебных старому режиму, были конвоированы в станицу.
            Где скорым решение военно – полевого суда, каждому из них был вынесено решение подвергнуться физическому наказанию.
          Нескольких хуторян высекли плетьми, да и отпустили с богом.
           А вот тех из хуторян, кого посчитали опасными носителями большевицкой заразы, крепко выпороли и через двое суток отправили с этапом в Георгиевскую тюрьму.
            В душной и тесной камере, при отвратительном питании и без оказания медицинской помощи, Захар совсем расхворался.
          А через пару недель, его и ещё нескольких станичников,  в составе большой колонны арестантов  погнали под конвоем в Пятигорск.
            На дворе был февраль с его недельной оттепелью, после душных камер дышалось легко и свободно, только вот Захар всё больше кутался, пытаясь согреться, но его не покидал озноб, да и закашливался он, подобно больному чахоткой.
           Уже за станицей Незлобной Захар плёлся в конце колоны, а подходя  ближе к станице Лысогорской начал отставать от общей колоны.
          Как назойливая муха к нему пристал верховой конвойный, который то и дело покрикивал на Захара, да хлестал его нагайкой заставляя прибавить шагу и не отставать от колонны арестантов.
           И желал бы Захар идти быстрее, да покидали его силы, брёл он низко опустив голову, а когда приподнимал, чтоб глянуть вперёд, то замечал, что колонна арестантов все дальше отдалялась от него.
           Всадник, что из конвойных, явно родом был с Кубани, всё яростнее покрикивал на Захара, да крепче угощал нагайкой:
-Ходи швыдче, зараза исхудалая!
-Шо еле ногами шкрябаешь,  аль совсем хворый.
             В очередной раз, когда его конвойный хлестанул ногайкой, Захар не выдержал и высказал ему сгоряча:
-Чего ты меня как скотину гонишь.
- Иду, как могу, на сколько сил хватает.
               В ответ ему прозвучало:
-Да я ка там скотина, ты сам и е та скотыняка безмозглая.
-Сам – та из каких будешь?
- Крестьянин я, землепашец.
-Ты бачь на его, а он тожь туда.
-Одурачили тебэ большевички, а ты и поверил им.
- Они все убегли, а ты ж шо?
- Не успел портки надеть, да дать дёру?
             Прокашлявшись и глубже втянув в себя шею, Захар с трудом ответил, хватая ртом свежий воздух, в котором уже чувствовалось приближение весны:
-А с чего мне было бежать.
-Я ни кого не притеснял, обид не делал.
- Ни в кого не стрелял.
                И в правду, хоть и имелся у него служебный наган, который он надёжно спрятал, так из него он и ни разу и не выстрелил, хотя собирался не однократно  это сделать.
          Сидел при конторе, на бумаги штампы ставил.
          Разве в этом есть что – то преступное?
          Получалось так, что ехавший сбоку Захара конвойный придерживал своего коня так, чтоб они шли вровень голова в голову.
         Конь иногда фыркал, мотал головой, звеня уздечкой, тоже видно был не доволен медлительностью Захара.
          А вскоре дорога пошла под уклон, колонна арестантов заметно удалялась.
              Конвойного раздражала медлительность Захара, в его голосе уже слышалась злоба, а может где – то внутри себя он побаивался Захара?
         Кто его знает, может эта большевицкая бестия специально прикидывается доходягой, чтоб потом, воспользовавшись внезапностью, овладеть лошадью, после чего ищи его в поле, умчит, только его и видели.
            Конвойный вновь стегал нагайкой Захара, заставляя его ускорить шаг.
      Но Захару удавалось пройтись с полсотни шагов, как он начинал задыхаться и чувствовать невероятную усталость тела, вновь переходя на прежний темп.
       Чтоб как – то подбодрить Захара кубанец вновь завёл разговор:
-Ты поспешай швыдче, вон уже не далеко до станицы.
-Там при церкви передышка будэ.
-Если вспеешь и повезёт, то и харчишек перепадёт.
- Здешние бабы з милости к арестантам подают.
             Но Захару уже было всё безразлично, он готов был упасть прямо здесь в дорожную грязь и остаться в ней навсегда, только бы не делать лишних движений.
          Вон уже колонна арестантов в сопровождении конного конвоя казаков скрылась из виду, спустившись к мосту через Подкумок, а Захар брёл  еле переставлял свои ноги, болезнь одолевала его, наседая усталостью, лишая его последних сил.
           С невероятными усилиями добрёл Захар под наблюдением ненавистного конвоира до спуска к мосту, а колонна арестантов уже на другой стороне Подкумка поднималась по склону вверх, к станице Лысогорской.
           Под уклон дороги к реке  стало идти Захаору немного легче, только переставляй ноги и не споткнись случайно, ибо падать придётся больно, а там и встать на хватит сил.
          Сопровождающий его казак временно примолк, придерживая коня, он старательно крутил самокрутку, а когда закурил и с удовольствием крякнув, выпустив струю дыма, Захар учуял, насколько ароматный и крепкий был табак.
           Одну бы затяжечку и возможно, ему бы немного полегчало, но клянчить и унижаться перед  врагом, он Захар, председатель хуторской бедноты, ни за что не станет.
          Лучше ему подохнуть прямо здесь, чем поддаться на унижение.
       Сделав несколько затяжек, от которых конвоира потянуло вновь на душевный разговор, с неким презрением к арестанту, было сказано:
- И на кой тебе мужику, сдалась эта паскудная власть?
-Или имел соображения выбиться в начальство?
-Шо совсем  умолк или сказать нечего?
- Ну и молчи, большевицкий выродок, силы побереги.
-Всех бы вас к стенке поставить и пострелять.
- Из - за таких как ты, вся эта кутерьма закружилась.
- Шо ни жилось – то, пахал бы да сеял, нет же, всё перевернули верх дном.
-Чего молчишь стерва, я тут с ним балакаю, а он падла губы дует.
-Я ж наперекор приказа иду, не дозволено мне с арестантами беседы говорить, а ты я вижу не особо разговорчивый.
- Или гордость мужицкая взыграла?
- Ну и молчи себе под нос, но тока мне ногами двигай швыдче.

            Вот уже и мост через Подкумок, стремнина у моста освободилась ото льда, а вода настолько было чиста, что видно было даже само дно.
          Заходя на мост, Захар споткнулся и едва не упал и тут же последовал окрик:
-Куда дура смотришь?
-Под ноги гляди!
-Спотыкается он, дороги не видит!
          Яркое солнце светило прямо в глаза, отчего приходилось щуриться и наклонять ниже голову, а купающиеся лучи в чистых водах, так и выплясывали арабесками на волнах, словно маня к себе на веселье.
             В какой – то момент Захар стал терять равновесие, стремительно бегущая вода вскруживала ему голову, от чего начинало заваливать на правый бок.
           Чтобы не упасть, Захар остановился, расставив ноги в стороны, и крепко зажмурил глаза, чтоб остановить внезапно возникшее головокружение.
        И тут же последовал грозный окрик:
-Шо курва раскорячился?!
-Шо встал?
-А ну давай шагай!
          И тут же вынутой ногой из стремени, конвоир пинает Захара в спину. Захар делает несколько вынужденных шагов вперёд, расставляет в стороны руки, что раненая птица и делает попытку идти дальше.
          Несколько неуверенных шагов вперед с закрытыми глазами и вышло так, что он оказался у края моста. 
        Кубанец, с тоскою глядя, как колонна уже входит в станицу, где будет не только отдых, но и возможность перекусить, а с таким медлительным темпом, как движется этот доходя арестант, ему ни за что не успеть.
            Злоба и злость вскипели в конвоире, не на шутку рассерчав на обречённого арестанта, уж больно не по нраву оказались ему неуверенные  движения Захара.
         Ему потомственному кубанскому казаку, привыкшему с малых лет всё делать быстро и проворно, это больше походило на тягостную дразнилку. 
           Даже где – то показалось, что этот ненавистный мужик, специально перед ним разыгрывает комедию, чтоб очередной раз позлить.
          Вместо того чтобы по скорее перейти мост, он устроил подобие медвежьей пляски на ярмарке.
 Захотелось праздника?
Так сейчас ему это устроят.
          Ловко выхватив шашку из ножен и одновременно привстав на стременах, кубанец сделав перед собой полукруг рукой и нанёс точный смертельный удар  в область шеи и плеча Захара.
            Захар и сообразить не успел, отчего ему больно обожгло плечо у шеи, и что – то протяжно с хрустом полоснуло до самого сердца.
          Он на мгновение открыл глаза, в которых была полная пустота, а само тело внезапно обмякло, и его сознание полетело куда – то вниз, в эту бездонность вечности.
           Резкий удар шашкой сверху вниз с протягом, был точен и смертелен, его жертва только и успела от неожиданности нервно дёрнуться, даже не успев открыть рта, чтоб вскрикнуть от внезапной боли.
            Тут же пнув ногою в плечо арестанта, обречённое тело Захара  полетело с моста  и упало в стремнину речки, окрасив вокруг себя воду в розовый цвет.
         Мёртвое тело Захара, подхваченное стремниной  течения, тут же унесло  под  мост,  которое вскоре показалось с другой стороны, нежно колыхаясь в хрустальной чистоты водах.
           И  уносилось оно прочь от этого проклятого места, чтоб в метрах пятистах скромно уйти под лёд широкой заводи реки. 

              Презрительно сплюнув, кубанец вложил шашку в ножны, слегка хлестнул своего коня ногайкой и на рысях поскакал догонять колонну арестантов, уже вошедших в станицу.
         Оказавшись в конце колонны, у него один из конвоиров спросил для интереса:
- Щерба! А куда арестанта подевал?
-Не уж то сжалился и отпустил?
-А шо мне было делать, если попросился «товарищ» обратно.
-Тока я ему наказал плыть речкой, да перекрестил перед этим вострой шашкой.
-Можа и выловят его у Георгиевска, если по дороге раки не сожрут.
         Конвоиры только усмехнулись новой  выходке Щербы, да покрикивая на арестантов, подгоняли колонну к местной церкви, место временного отдыха и привала.
           А эта простецкая, но трагическая история будет рассказана  одним из земляков станичников Захара, чуточку больше чем через год, а как уж это случилось, будет отдельное повествование.

22  - 25 ноября 2021г.