Вотум недоверия 9

                ***
В магазине очереди не было, все посетители столпились между входной дверью и прилавком, и даже продавщица Нинка была не на своём месте, а в толпе покупателей.
Все галдели, махали руками, брызгались слюной.
- Што я вам говорила? – вытаращив глаза, страшным шёпотом нагнетала толпу бабка Елизавета  «Сарафанное радио» - зашёл ентот Елизарка к дирехтуру и говорить: « Ну, ка, выпиши мне дирехтур дешёвой мясы и яйцев» А дирехтур выскочил из – за стола и к ему:  «Каких таких мясы и яйцев?» «А таких, обыкновенных, - отвечаеть етот яму, - чаво ты расселси здеся, прижал усё паразит, народу житья не даёшь» А дирехтур рассердился, да как заорёть: «Ах, ты, гадюка подколодная, мясы и яйцев захотел!?» - да как трахнить по башке Елизара табуреткой, тот и откинул копытья. Валька секретарша говорила, она усё через дверь слыхала.
- Как же так Кузминишна, - возразил слесарь Титов, - Елизар – то на площади лежал, я сам это видел, да и Валька говорила, что он от директора вышел весёлый, всем довольный.
- Дык ета, когда дирехтур увидел, что Елизарка помер, он схватил яго и быстренько отпёр на площадь, что ж он дурак,  што ли трупы в кабинете хранить. А Валька она што угодно скажить, кто ей ближа Елизарка или дирехтур.
- Да и не было никаких побоев, - не унимался слесарь Титов, - участковый и фельдшер вместе осматривали, ничего не обнаружили. И свидетели подтвердили, что директор с ним хорошо обошёлся.  А Иван Николаевич сказал, что Елизар от радости помер.
- Да хто ж проти дирехтура пойдёть, ишь, и ты туда жа, боитесь, што вас с работи попруть. А участковому и хвершалу ён таперя мясу и яйцы будеть выписывать по дешёвке усю жизть. Почитай, уся деревня говорить это.
- Ну, не знаю, кому верить, - уже с сомнением протянул слесарь Титов.
И снова все зашумели, замахали руками, пытаясь из этого хаоса извлечь истину. В начале разговора толпа разделилась на две группы: одна в пользу директора – другая против. Постепенно чаша весов правосудия начинала склоняться к тому, что директор всё - таки виноват.
Однако никто, в порыве накала страстей,  не замети, как в магазин вошёл участковый Агеев и, остановившись у приоткрытой двери, прислушивался к строгим осуждениям нового руководства птицефабрики.
- Тихо! – выкрикнул он, толпа резко повернула головы в его сторону, удивлённо вытаращив глаза, бабка «Сарафанное радио» быстро нырнула за плечи покупателей.
- Перемыли кости новому человеку? – строго спросил он.- А как же вы ему в глаза теперь будете смотреть, он совершенно ни в чём не виновен. Вот акт, вскрытия трупа Елизара Трутнева, где чёрным по белому значится: причина смерти – острая сердечная недостаточность.  Григорий Иванович действительно отнёсся к нему по  человечески, а Елизар к этому не привык. Вот и умер можно сказать от радости.  Может с ним вообще первый раз по хорошему поговорили. 
Агеев перевёл дух, спрятал в папку акт, взгляд его устремился в глубину притихшей толпы:
- А где – то тут Елизавета Кузьминична, - нарочито ласковым голосом пропел он, -  ну – ка бабка иди сюда, - из толпы медленно выползла перепуганная старуха, - а тебя бабуля я обязательно оформлю на пятнадцать суток, за твой длинный язык. Вот ещё раз услышу, и поедешь со мной в райцентр отбывать наказание.
- А  чо…, а чо я…, люди говорять, - опустив глаза в пол, попятилась в толпу Кузьминична.
- Я тебя предупредил! – проводил её строгим взглядом участковый и, хлопнув дверью, вышел из магазина.
Чаша весов правосудия резко поползла в пользу директора, но окончательного перевеса всё – таки не достигла.
- Рука руку моить! – твёрдо заявила, воспрявшая, после ухода участкового, «Сарафанное радио» и покинула магазин.
                ***