Личный сорт счастья

Как бы это странно ни звучало, но она всегда считала, что жить в одиночку лучше и комфортнее, чем в семье. По крайней мере, лично для неё сомнений в этом не было. И то, что она прирождённая чайлдфри, тоже стала понимать довольно рано. Только сформулировать не сразу могла.
И дело вовсе не в родительской семье, как можно было бы подумать. Семья, как раз самая обычная, или как про такие говорят - вполне благополучная. Папа, мама, младшая сестрёнка. Родители работали, дети посещали детский сад и школу. Под Новый гол наряжали ёлку, летом их с сестрой возили на море или отправляли в детский лагерь. Словом, всё как у всех.
И не сказать, чтобы у неё был какой-то там сложный характер или, скажем, неприятная внешность, ограничивающая в известной степени общение с противоположным полом. Нет, это всё не про неё.
Она не избегала сверстников, не испытывала никаких трудностей в общении и вообще никогда и никоим образом не выбивалась за границы своей возрастной нормы.
Просто, чем старше она становилась, тем абсурднее ей казалась мысль о создании семьи и, тем более, детях.
Так бывает… Есть люди, которым это не нужно. От слова совсем. Ну не их это и всё. Вот Юлька как раз такая.
Её личный сорт счастья - одиночество… И тишина… И свежий, морозный воздух… И обязательно море, но только, чтобы в одиночестве… А если с семьёй, то не надо. Даже даром. Юля знает, о чём говорит. Она и сейчас помнит весь этот курортный ужас, этот отпускной и каникулярный ад.
«Юль, присмотри за Танюшкой», «Нет, ты будешь есть сейчас, с семьёй, а не тогда, когда тебе захочется», «Выйди из воды, ты замёрзла», «Иди в воду, а то сгоришь»… И так далее, до бесконечности.
Она терпеть не могла моря, буквально отбывала эти десять раскалённых (в прямом и переносном смысле) дней. И поэтому, когда уже в студенческие годы совершенно случайно, благодаря удачному распределению на краткосрочную учебно-производственную практику вдруг оказалась на берегу моря одна, её душа захлёбывалась от восторга и умиления.
Те, кто замечал её «странности», как правило, их не разделяли. Это было неудивительно. Она давно привыкла. Даже родным понять её было сложно. А какие-то вещи они просто не принимали.
Например, когда она стала закрываться в своей комнате. А появилась она у неё только к девятому классу. И это было такое счастье, с которым она даже не знала, что может сравниться. Самое печальное в этой безоблачной и лучезарной радости было то, что она не помнила, чтобы ощущала хоть приблизительно что-то похожее когда-либо раньше… Да и позже, кстати говоря тоже…
Это был, наверное без всякого преувеличения самый счастливый период в её жизни. И вот, когда она закрылась в своей комнате на слабенькую, скорее символическую щеколду, родители этого не просто не поняли. Они… обиделись… Им было непонятно, чем это таким она там занимается, что ей нужно для этого закрывать дверь. Они, впрочем, многого не понимали.
Почему, например, их старшей дочери приятнее находится у себя в комнате, чем смотреть в гостиной всей семьёй фильм по телевизору? Или почему после пятнадцатиминутного вынужденного сидения, причём с кислым выражением лица за праздничным столом, она под любым предлогом немедленно сбегает в свою комнату? Почему ничего не рассказывает, не делится ничем, да и вообще не слишком интересуется жизнью семьи?
Она, наверное, и сама не знает. Просто сколько себя помнит, всегда хотела уйти, скрыться, закрыть дверь и остаться в одиночестве. Поэтому ещё эта комната была гораздо больше, чем просто какое-то отдельное помещение.
Ей приятно было осознание того, что она со всех сторон защищена стенами и закрытой (всегда!) дверью. Хотя защита, надо признать, была так себе и границы в любую минуту могли нарушиться нечуткими и бесцеремонными домочадцами, но это всё равно было здорово.
Своя комната, свой собственный, обособленный мир… Она читала, делала уроки, рисовала, валялась на кровати и мечтательно смотрела в окно. Чтобы она ни делала, она находилась в одиночестве. И это было главное.
Но как относятся окружающие к такому поведению, ей было прекрасно известно ещё с детства. Поэтому Юля и не очень-то об этом распространялась.
Хотя ещё в детстве или когда Юлька была подростком, она помнит, что хотела быть кем-то значительным, совершить что-то невероятное и грандиозное! Может сделать открытие или стать знаменитой актрисой.
Но с возрастом Юльке всё больше хочется, чтобы жизненный путь её был спокойным, незамутнённым, почти воздушным. Сейчас она мечтает пройти по жизни на баламутя воду, а красиво, легко и изящно. Насладиться ею, как бокалом прекрасного вина, а потом… А потом пусть из неё вырастет замечательное, благодатное дерево - черешня, например, или абрикос…
Про себя она давно всё поняла: её личный сорт счастья - это одиночество. Иногда его можно немного разбавить музыкой, хотя нет, всё-таки лучше тишина. Оглушающая такая, чтобы перехватывало дыхание и казалось, что весь мир дышит вместе с тобой в унисон и прислушивается к благословенному покою.
Надышаться холодного воздуха, обняться с морем в едином порыве и замереть от светлой грусти и ясной, небывалой лёгкости, когда пусть на короткое время, но отчётливо осознаёшь себя одним гармоничным целым со всей Вселенной. Вот что для неё счастье. Ну вот так она его понимает уже довольно много лет… Но так не принято, а она не хочет, чтобы её не понимали и обижались. Особенно близкие люди.
И наверное поэтому Юля второй раз замужем и у неё двое детей. А также друзья, и родственники, и громкие звуки, и спёртый воздух. И к тому же полное отсутствие моря…
Такой вот разительный и даже болезненный контраст между ожиданием и реальностью. Такое вот личное несчастье…
Хотя это, конечно, не так уж и важно. Тем более что это такие мелочи… Ведь по большому счёту, у неё всё хорошо…