Закон песка

Как ей объяснить? Ума не приложу. Об этом говорили много раз  - не сосчитать. И снова, снова, снова.  У нее нет деменции,  хотя перешагнула девяностолетний порог. И еще у нее есть силы.  Конечно, они убывают, как песок из часов.
Но и я тоже подчиняюсь закону песка. И мое время сыплется тонкой струйкой в пропасть, в которую лучше не смотреть. Потому что мне шестьдесят. А шестьдесят не сорок. И пропасть уже видна. Вон она – за поворотом.
Раньше такое слово было, впрочем, может, есть и сейчас. Это слово – матушка. Красивое слово.  Ласковое слово.
Матушка перешагнула через порог девяти десятков.  У нее нет деменции. Но она сидит и плачет, что одна. Будто у нее нет ни детей, ни внуков. И она одна,  как плакучая ива.
Плакучая ива должна быть одна, пока не налетит ураганный ветер.
Женщина шла от матери на остановку. Был тяжелый невыносимый разговор на вечную тему: дряхлые родители и немолодые дети.

Матушка в совместной жизни с пожилой дочерью заведет свои порядки. Потому что так было всегда. Она желает вести за собой. Молодая или древняя – вести за собой.
Ляжет спать в девять вечера.  А тот, кто живет с ней рядом, привык – в одиннадцать. Матушка не будет приказывать. Нет. Но она станет каждые тридцать минут пить пахучие капли под сопровождение тяжелых вздохов. И вынудит – лечь.
Не подчинишься, на другой день матушка будет «болеть», жаловаться на давление и на головокружение. И повторять одно и то же, что прошедшая ночь была пыткой.
Матушка все равно победит. Потому что на ее стороне – возраст. И авторитет  матери.
И так во всем. Она постепенно подомнет под себя того, кто рядом. И ему придется ложиться в девять. Он потеряет право есть то, что ему хочется. Ему придется отказаться от привычек, взлелеянными десятилетиями.
Тот, кто рядом, снова – маленький неразумный ребенок, которого ведет куда-то пожилая матушка.
И не успеешь моргнуть глазом, как сам переступишь через порог, который называется дряхлостью.
Сильное, непреодолимое желание матушки – жить с кем-то из детей. Вспыхивает разговор. И она соглашается с аргументами, что не выдержит совместной жизни.  Потому что не сможет до конца подчинить человека, который когда-то был ее маленьким ребенком.
 Согласится, и даже кивнет головой. Но в прихожей, закрывая за тобой дверь, заголосит тихим голосом, что она плакучая ива, всеми оставленная.
Совместная жизнь – совместные слезы. И ссоры, конечно. И напряженные нервы. И укороченная  короткая жизнь.

Нет, никто не говорит о лежачей дряхлости. Когда матушка, не дай Бог, сляжет. Не об этом речь.  Речь о совместной жизни,  когда все еще ходят, дышат и свободно мыслят.
- Ты должна жить со мной, потому что я тебя вырастила. И нахлебалась с тобой горюшка. Помнишь, какая бурная была у тебя юность? Я все выдержала. Все снесла. Сейчас ты должна жить со мной. И я разрешу тебе бывать у твоих внуков раз в неделю.  Сейчас твоя жизнь и твое сердце – моё и только моё.
Тяжелый разговор. Резкие слова. И пожилая дочь идет на остановку, чтобы уехать к себе домой.  А там – за закрытой дверью – тихо голосит древняя мать.

Зашла в автобус. Села на сиденье. Народа мало. Вдруг зашла женщина. У нее в руках – красивый художественный календарь на легкой пластмассовой пружине.
Женщина села. Подошла кондуктор. Нужно расплатиться. Снова встала, чтобы достать из узкого кармана кошелек. И положила на скамейку календарь. И пожилую печальную дочь пронзили – Очи. Очи Казанской Божьей Матери. И скорбный, будто светло-коричневый Лик. И страдание на этом Лике. Страдание не матушки, страдание Матери, Которая вобрала в себя тяжесть судьбы  Своего Сына.
Не выдержала Ее взгляда. Вышла на остановке. Вернулась к своей матери. Сказала, что не может уехать после ссоры. И попросила прощения.  И мать – удивительное дело – не голосила тихим голосом, а смотрела ясно.
Та Мать – Мать всех матерей. Подскажи нам, как мы должны жить. Помоги умерить нашу гордость. Пошли ясность и в древние головы наших родителей, и в наши старые головы. Помоги нам всем жить. Научи мудрости и пошли радость.