Как я отдала дочку в плохую школу

     Безмятежное детство у всех быстро кончается, когда начинается новый, ответственный, длинный период жизни, именуемый школой, со всеми вытекающими последствиями…

     Так случилось и у нас: дочь начала учебу. В дошкольной жизни она была домашним ребенком, впервые погружённым (на пробу) в коллектив соседнего детского сада, где она если и причиняла воспитательнице беспокойство, то только тем, что ничего не ела. Но это отдельный сюжет и многолетний источник переживаний.
     Неудивительно, что она была очень маленького роста, а потому мы продержали её дома подольше. Но вот пришёл тот год и день, и всё пошло своим чередом. Особую школу я для неё не выискивала: мне было важно, чтобы она сама могла туда пойти и вернуться. Такую возможность нам предоставило другое соседство — на сей раз со школой. Была там одна знатная учительница начальных классов, к которой все, уж не знаю почему, стремились попасть — нас она  не взяла, предпочитая круто-блатных. Но мы ничуть не прогадали, и все были довольны. Так прошла начальная школа, в отличницах.

     А потом началось: в модное в те времена начало всевозможных специализаций наша школа обрела статус химико-биологической. Ну что же, дочка не возражала, тем более что заправилами этой инновации стали два молодых, соответственно, химика и биолога, которых, как мы вскоре обнаружили,связывали узы, как бы это поделикатнее сказать,очень тесной дружбы, хотя этот аспект сегодня уже бы так широко, как в те времена, не обсуждался. Но не об этом речь. В биологический класс дочку взяли (по отметкам), но дело как-то не пошло. Не сыграл заметной роли (а мог бы!) мой героический поступок, когда я выразила готовность заткнуть грудью амбразуру, образовавшуюся вследствие отсутствия учителя английского языка, что было тогда сплошь и рядом, ибо филологи уже начинали держать нос по ветру и чуяли новые веяния начала девяностых годов. Химико-биологические страдания длились не больше года. Я не переставала надеяться на перемены, а они всё не наступали, но когда возникла угроза «тройки» по химии в четверти, а крики папы, отважившегося объяснить дочери, что такое эта паршивая моль (заметим, что его педагогического терпения хватило ровно на пять минут), плюс рыдания дочери огласили квартиру, мои последние иллюзии были утрачены, и я приложила весь арсенал убеждения и, не боюсь этого слова, обаяния, чтобы нас взяли в престижную гуманитарную гимназию. Там  тоже  вознамерились  было меня использовать в мирных целях в качестве преподавателя английского языка, но мне удалось увильнуть, что было не очень, как я сейчас понимаю, корректно. Там она опять отличница, а с училкой по литературе просто подружилась. Ну, в общем, золотая медаль и светлый путь — это в девяностых-то…

     Заветная цель как-то не вырисовывалась, а тут на тебе сюрприз, который вообще мог круто изменить нашу жизнь. Но не изменил, сразу вас успокою.
     Как раз в то время в один из университетских грибов, которые выросли в пригодное для них время деления общественной и государственной собственности и прикарманивания  её в личных целях (под видом заботы о достижении сияющих карьерных высот для молодежи, правда, при регулярных заоблачных платежах!), где я работала, когда он был ещё под другой, не менее преуспевающей вывеской, приехало с визитом руководство одного университета штата Флорида. Милейшие люди, должна я вам сказать, открытые, демократичные, доброжелательные. Мы все очень подружились и были практически неразлучны эти несколько дней, поскольку я была к ним приставлена переводчиком. И вот вам попутно два иллюстративных примера — почувствуйте разницу. В последний вечер мы все на концерте, проходившем в роскошном дворце на Невском. Гуляю с их ректором и проректорами по дворцовому интерьеру, что-то объясняю, рассказываю из истории (благо, Интурист вооружил знаниями), а ректор, назовем его Ричард, всё хвалит меня и восторгается, не переставая. Я же, видя направляющегося к нам нашего ректора, говорю Ричарду, что Вы, мол, не мне всё это говорите, а скажите ему. Радостно подхватив моё предложение, он слово в слово охарактеризовал меня адресату. Тот молча выслушал, а потом, оставшись со мной один на один, процедил сквозь зубы: «Не забывайте, Вы боец невидимого фронта». Как я это проглотила? И ещё мы утверждаем, что не рабы…
Дальше — больше. В антракте концерта ко мне подходит проректор по учебной работе и говорит: «Мы слышали, что Ваша дочка заканчивает школу. Так не хотела бы она приехать к нам учиться?» На полном обеспечении, конечно. Только дорога.
Ушам не веря, я всё благодарно выслушала, а придя домой, изложила полученное предложение дочери. Что тут было! Радость, счастье, восторг, прыжки до потолка? Как бы не так: она прорыдала весь вечер, время от времени восклицая: «Ну что я такого плохого сделала, что ты хочешь от меня избавиться?»

     Когда наутро мы встретились в гостинице «Европейская» перед отъездом в аэропорт и я спросила, какова, по их мнению, была реакция дочери на поступившее предложение, они в один голос сказали, что, конечно, радость и гордость. И были очень удивлены, когда я рассказала про слёзы, и только один, лапочка, профессор Левин, в прошлом известный американский журналист и телеведущий, а теперь сотрудник университета, спокойно отреагировал, мол, да, вполне возможно и такое.

     Советская бюрократическая машина попортила мне много крови, но каждый раз, когда передо мной воздвигали новую препону, Ричард её мгновенно снимал в самых нежных тонах.

     Да, я ведь не сказала самое главное: почти год Америка у нас дома не упоминалась, и я уже думать забыла о Флориде,а дочь готовилась к поступлению в респектабельный местный университет, когда совершенно неожиданно для всех (и, думаю, для самой себя) она заявила: «А я не против…»

     В общем, ценой героических усилий она за пять лет с блеском окончила оба университета, причём американский с особым блеском, ибо у них есть две степени отличия: cum laude — с отличием и sumo cum laude — с наивысшей степенью отличия.             Она никогда не стремилась там остаться. Правда, никто особенно и не предлагал.
     Меня намеревались сделать представителем американского университета в Восточной Европе той поры, но со временем идея как-то заглохла. Не думаю, что это произошло из-за того, что в одном письме я им искренне написала, что у меня и одежды-то нет для достойного представительства.
 Вот были времена, обхохочешься…
 
     Да, так чем же плоха была школа? Это я узнала ещё Первого сентября первого класса. Проводив дочку в школу в новой нарядной форме и белом переднике, с большими бантами и огромным, больше неё, букетом цветов, поприсутствовав на торжественной линейке по случаю, я вернулась домой, оставив её в школе ещё на один-два запланированных урока. Когда, спустя какое-то время, она вернулась домой, на ней лица не было.
     «Мама, зачем ты меня обманула?» Я в недоумении, что такое? «Ты говорила: школа хорошая, хорошая, а там написано — средняя!»

     Этот шедевр, не побоюсь этого слова, я тут же записала  в специальную тетрадь, которую веду с детства под названием «Алинкины перлинки», а потом, услышав по радио призыв к родителям присылать забавные детские выражения для участия в конкурсе, поспешила это сделать. Долго не было ничего слышно, и вдруг однажды, придя домой и включив радио, слышу цитируемую нашу историю. Правда, никакого приза нам почему-то не досталось. Но и это приятно. Хотя, думаю, она заслужила большего. Вашей улыбки, например…




 Моль — единица измерения количества вещества