АД Ампутация Души. Часть 1-я

Макс Моро

АД – Ампутация Души

Человеческая жизнь в социальной среде -- это самая обесцененная
и бесценная субстанция. С одной стороны, потерять жизнь ничего не стоит…
С другой – чтобы сохранить жизнь, порою приходится платить
немыслимую цену…
Макс Моро



1.Принудительное умиротворение.

Территория психиатрической клиники дышала принудительной умиротворённостью…
Корпуса зданий расположились в стандартной военизированной планировке среди щедрости лесного массива.
Пациенты – скорбные узники душевного острога, постоянно унылые люди с затуманенными глазами – неспешно перемещались по периметру, подчиняясь одним им понятной последовательности.
Сотрудники учреждения закрытого типа – старательно подчёркивали свою относительную причастность к медицине наличием белых халатов и своеобразными знаками отличия. Стетофонендоскоп на шее, словно аксельбант на парадном мундире, свидетельствовал о принадлежности к «офицерскому» сословию лечащих специалистов. Санитарки носили засаленные косынки уставшего белого цвета и безразлично-брезгливые маски на лицах, как у путан из дешёвого борделя в вонючих трущобах.  Санитары же – закатывали рукава халатов до локтя, демонстрируя свои мощные предплечья и «привилегированный» допуск к применению физической силы. Судя по их одинаково тупым выражениям лиц – применение насилия было жизненно-важной и необходимой функцией этих маниакальных сущностей.
Редкие птицы, пролетавшие над копошащейся территорией, нахохливали свои траурные вороньи сюртуки, не решаясь издавать слишком громкие звуки. Умеренное «карканье» периодически вплеталось в воздушный эфир, словно сообщения о неспешно верстающемся некрологе.
Небо старательно укрывало тяжёлыми облаками, тяготящую сознание, картину бесконечно замедленного быта – словно пряча от глаз Ангелов смертоносную проказу. Периодически божественные сущности орошали это отшельное место дождливыми слезами сожаления и скорби.
Сёстры милосердия из прилежащего женского монастыря суетливо перемещали свои чёрные фигурки, исполняя гуманитарную миссию. Однако, присутствие монашек в этом болезненном пространстве лишь усугубляло воздействие постной действительности, добавляя к ней жирные штрихи обречённости…
 
Чёрный «Бентли Континенталь» вторгся в ворота лечебницы, как властная касатка – в заводь с контуженными тюленями. Полавировав по чистым дорожкам, представительская иномарка остановилась у входа в административное здание и, устало вздохнув, погасила работу мощного шестилитрового двигателя.
Рослый водитель-телохранитель – широкоплечий мужчина с ледяными серыми глазами и ранней сединой в коротко постриженных волосах – вышел из машины и принялся бесстрастно сканировать окрестности, оставив своих господствующих пассажиров на задних сидениях внутри автосалона.
Рослая блондинка, стильно одетая молодая женщина с длинными вьющимися волосами, чувственным ртом и умными, проницательно карими глазами – хмурила брови и выговаривала своему спутнику:
-- Пойми меня правильно, Герман! В последнее время наши отношения заметно охладели… -- голос женщины был пронизан искренним страданием – Твоя работа… Мои научные исследования… всё это объяснимо. Но тут неожиданно ты проявляешь интерес к клинике моего папы! Мы за последние два месяца здесь бывали чаще, чем на даче!
Плотный мужчина с высокопарными манерами и бегающими глазками брезгливо скривился, глядя в окно, и ответил голосом лукавого интригана:
-- Лера! Не забивай голову глупостями! Неужели ты не допускаешь, что всё это я делаю только для того, чтобы укрепить наш брак? Пусть в этом поступке и не достаёт романтики… Но…Мне казалось…Я так старался…
Валерия неожиданно встрепенулась и поспешила исправиться:
-- Прости! Прости, дорогой! – она ласково погладила мужа по колену – Всё это мои бабьи глупости!
Довольный муж растянул губы в фальшивой пластилиновой улыбке:
-- Всё для тебя, дорогая! – а после холодного поцелуя добавил – Ну! Пойдём уже к папеньке! Нам с ним ещё нужно с документами поработать. Большая поставка оборудования, медикаментов… Ремонт здания…
-- Спасибо! – воскликнула Валерия – Неужели это всё для меня?
-- А для кого же ещё? – глаза мужа сжались в хищные щёлки – Мне-то эта ваша психиатрия, на кой ляд сдалась?
 
Главный врач психиатрической клиники – Николай Васильевич Кара – встретил своих гостей в своём рабочем кабинете, расположенном на верхнем уровне пятиэтажного здания.
Высокий импозантный врач находился в прекрасной физической форме, которая не позволяла думать о шестидесяти двух летнем мужчине, как о старике. Скорее всего он производил впечатление мудрого седого отшельника, что несомненно сглаживало острые возрастные углы в общении.
Тепло обняв свою дочь, Николай Васильевич протянул руку зятю. В глазах опытного профессора дрожала тревожная настороженность.
-- Вот и он, наш меценат-благодетель! – с натянутой искренностью в голосе приветствовал Германа главврач.
Герман равнодушно пожал руку тестя и вальяжно развалился в кожаном кресле, брезгливо рассматривая обновлённый интерьер кабинета.
-- Лерочка! Душа моя! – засуетился Кара – Лидочка покажет тебе нашу лабораторию и новые корпуса, а мне с твоим супругом нужно немного поработать.
Словно по волшебству, в кабинете возникла секретарша Лида, молодая особа, тщетно пытающаяся скрыть своё кокетливый нрав за натянутость служебной этики и манер.
-- Лидочка! Дитя моё! – ласково пропел профессор – Проведи для Валерии Николаевны обзорную экскурсию по учреждению. А после, уж будь так любезна, организуй нам чайку по всем правилам!
Секретарша послушно кивнула и увлекла Леру за собой, сопровождая их движение бестолковым и неугомонным трёпом.
-- Ну-с! А мы займёмся нашими баранами. Если не возражаете? – голос Николая Васильевича стал серьёзным и исполнился напряжения.
 
Валерия уже не раз была в клинике отца ещё студенткой, а после аспиранткой. Сама психиатрия привлекла девушку своим бесконечным процессом познания медицинской дисциплины и такого человеческого органа, как мозг. И если поначалу молодой барышне нравилось приобретать навыки управления разумом, то с опытом пришло осознание скорбной трагичности душевных недугов.
В свои тридцать пять лет Валерия Николаевна уже имела солидный опыт и понимание того, что устаревшие способы диагностики и лечения требуют постоянного совершенствования. Успехам же в учёбе и работе она была обязана только своему трудолюбию и настойчивости в достижении целей, но, отнюдь, не покровительству отца. Об этом знали абсолютно все, а подобные обстоятельства всегда порождают цветы восхищения и уважения, но в большинстве своём – едкие терновые кусты зависти, интриг и лицемерия.
Валерия осматривала преобразившуюся клинику, постепенно уходя из тумана своих семейных неурядиц, окунаясь в облако профессионального азарта и удовлетворения.
-- Вот это уже новые корпуса… -- беспрерывно тараторила отцовская секретарша Лида – По всему периметру установлены камеры видеонаблюдения. А какой ремонт! Такие условия для научной деятельности! И всё, благодаря вашему мужу! Вот это я понимаю --  мужчина!
Валерия невольно дёрнулась от раздражения и попыталась остановить поток нескончаемого трёпа и лизоблюдства:
-- Лида! Вовсе не обязательно прогибаться до той степени, чтобы все были вынуждены тебя трахнуть!  -- голос Леры не скрывал властной иронии.
-- Интересные у вас фантазии, Валерия Николавна… -- не обращая внимания на упрёки и сарказм, отозвалась девушка – Хотя… в наше время встречается и не такое.
-- Что-о-о? – возмутилась было Валерия, но тут же густо покраснела от растерянности, словно застигнутая врасплох школьница.
-- Не волнуйтесь вы так. – продолжала давить издёвкой секретарша – Врачебная этика не позволит мне распространяться по этому поводу.
-- Чтобы руководствоваться врачебной этикой… -- мстительно отозвалась Валерия – Необходимо быть врачом! Это так…Для начала…
Словно спасительное нечто, внимание Леры привлекли два санитара, медленно перемещающиеся в дальнем крыле коридора. Санитары были, как санитары – крепкие, начинающие заплывать жирком молодые мужчины. Однако, что-то однозначно свидетельствовало о несоответствии… Взгляды этих парней не источали традиционного холода и равнодушия, присущего работникам этого заведения. Скорее наоборот – они были крайне спокойны и сосредоточены, изучая периметр коридора и выхватывая из пространства малейшие движения. Так себя вели только телохранители, которых до тошноты насмотрелась и изучила в окружении собственного мужа Валерия.
-- А что это там у вас? – как можно естественнее спросила она.
И тут же глаза опытного специалиста уловили резкую эмоциональную смену поведения секретарши – та вся встряхнулась, словно от неожиданного толчка, поджала губы, а взгляд её заискрился напряжением.
-- Там? – Лида кивнула в сторону странных санитаров – А-а-а… Так это отделение для особо-буйных и с аномалиями…
-- С какими ещё аномалиями? – насторожилась Лера.
-- Это уж вам, врачам, лучше знать! – нервно хихикнула секретарша – Моё дело маленькое.
-- И санитары какие-то странные… -- продолжала рассуждать Валерия.
-- Недавно тут появились. – подхватила её тон Лида – Ваш папенька лично контролировал это процесс.
-- Почему лично? – напряглась Валерия.
-- А странного-то в них только то, что трезвые и не бухают пока… -- словно не слыша вопроса, продолжала секретарша.
-- А что? Если санитар, то обязательно должен быть алкоголиком? – изобразила удивление Валерия.
-- И не только. – загадочно кивнула Лида, но тут же воскликнула – Ой! Что же это я? Мне отчёт на комиссию доделывать нужно, а я тут заболталась!
-- Вы идите, Лидочка… -- попыталась спровадить ту Лера.
-- Не велено вас тут одну оставлять! – неожиданно резко и безапелляционно воскликнула секретарша, но сразу спохватилась и сменила тон на привычно-лисий – Ну, Лерочка Николавна! Меня ведь заругают! Ваш папа такой строгий! А у него сердце и нервничать нельзя…
-- Да-да…Вы правы… -- тряхнула головой Валерия.
Перед тем, как настойчивая Лида увлекла её в обратную сторону, внимание ещё раз потянулось к странным санитарам.
Словно почувствовав изучающий взгляд, один из мужчин посмотрел на Валерию и печально предупреждающе покачал головой…
 

Приближаясь к кабинету своего отца, Валерия увидела сквозь прозрачные двери странную сцену. Её муж Герман навис над столом главврача и что-то напряжённо внушал профессору, возбуждённо жестикулируя и повелительно тыкая пальцем в документы. Сам же Николай Васильевич Кара сидел в своём кресле, плотно сцепив пальцы на груди и наблюдал за зятем поверх очков. Глаза профессора слезились отчаянной усталостью, тускло мерцая сеткой набухших сосудов.
Секретарша Лида, словно специально, громко открыла двери кабинета, так что оба мужчины мгновенно сменили свои напряжённые позы на маски принудительного благодушия и непринуждённости.
-- Николай Васильевич! – натянутой струной воскликнула Лида – Мы закончили. Я пойду с отчётом разберусь, а чай приготовлю уже к тому времени, как вы освободитесь.
И муж, и отец Валерии тяжело переводили дыхание, словно застигнутые на месте преступления заговорщики. Профессор благодарно кивнул секретарше и страдальчески улыбнулся своей дочери:
-- Ну? Что скажете Валерия Николаевна? Как вам наша преобразившаяся обитель?
-- Впечатляет…  -- задумчиво ответила Валерия, усаживаясь на свободное кресло – Мне показалось, что вы о чём-то спорили? У вас всё в порядке?
Герман раздражительно скривил рот и бросил на профессора красноречивый взгляд. Кара весь напрягся и нервно усмехнулся, широко жестикулируя:
-- Ну, что ты, Лерочка! Обычная рабочая притирка характеров и мнений. Герман Львович пытается объяснить мне тонкости и азы хозяйственной деятельности, а я, по своему обыкновению, никак не могу перестроить свои мозги на нужную волну. Профессия накладывает свой отпечаток! А тут: цифры, цены, контракты, отчётность… никак не привыкну и не перестроюсь…
-- Да! – строго изогнула бровь Валерия -- А со стороны могло показаться, что директор фирмы отчитывает проворовавшегося бухгалтера!
Мужчины быстренько переглянулись и вновь заговорил профессор Кара:
-- Ох, уж эта профессиональная мания к анализу и диагностике всего подряд!
-- Вот-вот! – натянуто подхватил Герман – Я, между прочим, спорю с твоим отцом относительно того, чтобы лаборатория для исследований по твоей диссертации находилась именно здесь! Сейчас двадцать первый век на дворе! Вовсе не обязательно оставлять мужа и переселяться на длительное время в этот дурдом! Уж простите меня, профессор, но я своими словами…
-- Лаборатория? Для моей диссертации? – удивлённо открыла рот Валерия.
-- Такой вот у тебя заботливый и внимательный муж. – хихикнул Николай Васильевич – Но, как бы там ни было, наука требует не только жертв, но и соблюдения ряда классических условий!
-- Герман! – не обращая внимания на заискивающую речь отца, обратилась к мужу Валерия – Ты это действительно сделал?
-- Лер… -- важно надулся супруг – Я уж и не знаю, как тебе ещё угодить… говорю – не веришь! А показываю, так ещё больше вопросов! Прояви милосердие! В конце концов!
-- Ура! – громко вскрикнула Валерия и, словно маленькая девочка, бросилась целовать мужа.
Николай Васильевич нервно поджал, губя и едва не прослезился, глядя на то, как радуется его ребёнок.
-- Ну ладно, ладно… -- довольно запыхтел Герман, деликатно отстраняя свою жену – Серьёзнее нужно быть, Валерия Николавна! Всё же вам потом свой научный труд потом презентовать в Токио и Лондоне!
-- И там договорился! – входила в раж Валерия, не веря в происходящее.
-- Да. – аккуратно вмешался отец – Герман Львович просто мэтр в искусстве переговоров! – а поймав на себе колючий взгляд зятя, сменил тон – Но…По такому поводу и чайку не грех испить! А то потом войдём в рабочий график и таких моментов станет всё меньше и меньше.
Профессор с нескрываемой тоской и нежностью посмотрел на дочь и подбадривающе   подмигнул:
-- Кто знает? Может быть именно сейчас в этих стенах начинает творить история!
 
Комната отдыха и чаепитий благоухала изысканной чистотой и завершённостью интерьера. Огромных размеров аквариум с диковинными рыбками делил помещение на две зоны. В одной половине располагалась мягкая мебель, окружённая музыкальными колонками и большими вазонами с пышными цветами-гигантами. В другой – овальный стол из матового стекла, модерновые стилизованные стулья и небольшой холодильник с напитками и закусками. Стол был накрыт в той же солидно-сдержанной манере: дорогая посуда, ароматный чай, сладости и фрукты.
Герман бесцеремонно подошёл к холодильнику и извлёк оттуда бутылку виски. Николай Васильевич заботливо налил чай себе и дочери, подложив ей побольше пирожных.
-- Ой! Папа! Ты, как всегда, меня балуешь! – довольно воскликнула Валерия – А мне потом борись с отложениями на боках!
-- Угощайся, дочь… -- чувственно проскрипел Кара – Нет большей радости для мужчины, чем баловать своего ребёнка!
Лера нежно погладила морщинистую кожу отцовской руки.  Герман скрылся с бутылкой виски в зоне отдыха за аквариумом. Минуту спустя, оттуда донеслись звуки морского прибоя и сдержанные крики чаек. Постепенно к этой умиротворяющей гармонии добавилась фоновая медитативная музыка.
-- Он очень устаёт. – осторожно заметил профессор – У твоего мужа очень непростая работа. Ты должна это понимать.
-- Знаю. – грустно опустила глаза Лера – Но такова уж наша жизнь в мегаполисе.
Николай Васильевич по-доброму усмехнулся – так всегда делают родители, когда видят своё чадо, пытающееся философствовать на ровне со взрослыми.
-- Что решила? – тон главврача деликатно перешёл границу лирических флюид.
-- Ты по поводу лаборатории? – вскинула брови Валерия – Конечно же я рада. Такие привилегированные условия для работы! Я просто обязана соответствовать представившимся возможностям!
-- Послушай, что я тебе скажу, дочь… -- серьёзно прервал её Кара – Мы избрали непростое ремесло. Наука исцеления душ находится в стадии стремительно подрастающего ребёнка. Знания, которые мы получаем, накладывают печать немалой ответственности. И жертвенность в процессе научного творчества – это неизбежный атрибут, как раны у бойца, или травмы у профессионального спортсмена.
-- Я понимаю… -- кивнула Валерия – Но это слова медицинского работника. А что ты хотел сказать, как отец?
Улыбка профессора соединила в себе целую гамму эмоций:
-- Да-а-а… -- с нотками лирического флёра произнёс он – Радость от того, что дети растут, неизменно соседствует с тоской неизбежного приближения отхода в вечность! Жизнь слишком коротка, чтобы вовремя научиться радоваться счастью! Но слишком длинна для глупостей, которые мы совершаем! Может быть этим она и привлекательна?
-- Папа! – умилялась Валерия – Как же я люблю тебя!
Николай Васильевич от чего-то погрустнел и отвёл взгляд в сторону.
-- Что тебя тревожит? – напряглась Лера.
-- Это старческая грусть. – констатировал профессор – Унылая подруга, которая бесцеремонно приходит к каждому, вслед за деликатной зрелостью…
-- Тебе книги писать надо! – засмеялась Валерия – С твоим-то поэтическим душевным устройством натуры!
-- Ах! – вскинул руки профессор Кара – Звучит, как новый диагноз! Поэтическое устройство натуры! Есть тут у нас один пациент с чем-то подобным. По моему мнению, типичный шизофреник с раздвоением личности на фоне алкоголизма и наркомании. А тут ты, с таким изысканным клише!
-- Он что? Писатель? – оживилась Валерия.
-- Гхм… -- задумался профессор – Может быть и писатель… По крайней мере, одно из состояний, в которое он погружается, несомненно, наделяет его некими способностями. – и тут же, оживившись, добавил – В этом, Валерия Николаевна, вам придётся разбираться лично, в процессе вашего изыскательского труда!
-- Ага! Понятно! – кивнула дочка – Мне уже и тему диссертации подобрали, и подопытных кроликов отловили! А писать за меня будет эта твоя секретутка?
Николай Васильевич слезливо улыбнулся и прошептал:
-- Как же ты похода на свою маму!  Особенно в моменты борьбы за свободу выбора и самостоятельности принятия решений!
-- Пап! Ну, что ты? – взволнованно погладила отцовскую ладонь Валерия – Ну, такая вот взбалмошная у тебя дочка! Характер дурной!
-- Характер… -- строго перебил её Кара – Это устойчивая способность к преодолению трудностей! А в данном случае, я вижу капризы неудовлетворённой и избалованной эгоистки! В научных кругах принято говорить «спасибо» за, как ты позволила себе выразиться, подопытных кроликов и «секретуток»! Без этих исходных данностей научная работа невозможна! И если ты берёшь на себя ответственность заниматься научными исследованиями в области медицины, то, будь так любезна, соответствовать своей фамилии и той династической жертвенности, которая ни у кого не вызывает сомнений!
Валерия виновато повесила голову, стыдливо краснея.
-- Пациенты с душевным и психическим расстройством – это прежде всего люди! Члены нашего общества! Они остро нуждаются в помощи учёных! Они не могут ждать, пока кто-то там перебеситься в своих амбициях и не перемерит всё нижнее бельё из глянцевых журналов!
-- Папочка! Прости меня, пожалуйста! -- взмолилась Валерия, видя насколько затронула своими выходками струны отцовского сердца.
-- Эх! Дочура ты моя лапонька! – тяжело вздохнул профессор – Бери, что дают! И когда будешь трудиться, не ленись помнить о том, что в наше время не было и сотой доли таких возможностей! И…Ещё одно…
-- Да, папочка! – еле сдерживая слёзы, пролепетала Валерия.
-- У тебя всё получится! – бодро усмехнулся профессор – Потому что ты – это самое лучшее, самое яркое событие в моей жизни и самое незабываемое явление в судьбах других людей!
-- Папа! – разревелась Валерия и бросилась обнимать своего отца.
Сквозь влажную толщу аквариума за ними наблюдал Герман. Дождавшись финала разговора, он довольно поднял бокал с виски и прошептал:
-- Молодец, профессор! Настоящий профи!
 
Вечер протянулся по небу ало-бирюзовой дугой. Нежные сумерки сентября ласково обнимались с лесной гущей, постепенно проникая в самые укромные уголки. Звенящая натужной тишиной мгла окутывала корпуса лечебницы. Постепенно и незаметно, по всей территории растекалась напряжённая садистская тишина…
Растворяющиеся в темноте здания светились, словно щербинами, жёлтыми амбразурами окон. В одной из таких амбразур застыл тёмный человеческий силуэт, как часть самой ночи. Оплавленным свечным огарком, контуры мужской фигуры источали полную беспомощность, отчаянно утешая себя, что могло быть ещё хуже. Ожидание неизвестности убивало сердце этого человека, как и любого, кто пока ещё носил в душе стыд…
Любопытной вороной направились сумерки в сторону этого скорбного силуэта.
-- Страдание…Это состояние непросвещённой души… -- задумчиво произнёс мужчина зрелых лет, будто только что получил сигнал из космоса.
Голос этого мужчины царапал слух и сознание. Такой голос можно получить только преисподней, как печать надорванной души, либо вытащить зимой из медвежьей берлоги, ободрав его клокочущим звучанием всю свою кожу…
В тоне сквозило печальной нежностью, неприкрытой беспомощностью и сожалением, а глаза затуманили воспоминания. Из нахмуренной складки между бровей таращилось тяжёлое напряжение и тревога.
Ярко-клетчатая пижама висела на теле, как на манекене с острыми плечиками.
-- Бремя счастья…Непосильная ноша для человека с чистым сердцем и мыслями…В этом бесконечном страдании не было боли…Определённо… Страдать – можно и без боли… И это невыносимо… -- продолжал вещать голос, разносясь печальным эхом по пустой больничной палате.
Неожиданно громкий ор санитара ворвался в эту мучительную гармонию:
-- Больной! Не нарушайте режим! Займите своё спальное место! Положено спать в это время! – и ехидно добавил – Или галапередолу вколоть?
Мужчина нервно дёрнул плечами. Лицо исказила гримаса брезгливого страха. Он повернулся в сторону голоса санитара и посмотрел на ненавистную зарешёченную дверь. Взгляд его был испуганным, но непокорным…
Пациент рухнул на свою кровать, укрылся до самого носа одеялом и спешил уснуть.
Во сне – человек не может быть так обречённо-печальным.
 
Утро входило в помещения психиатрического скита неспешно и аккуратно, словно вводимый в вену транквилизатор…
Раздражённые необходимостью очередного бессмысленного пробуждения, больные блуждали покрасневшими глазами, проклиная опостылевший интерьер своих палат.
Сотрудники учреждения монотонно исполняли свои обязанности, проводя предписанные процедуры обезличенным персонажам этого немого кино.
Николай Васильевич Кара разговаривал с кем-то по телефону. Лицо профессора было влажным и тревожно-сосредоточенным:
-- Я всё понимаю…-- явно оправдывался главврач – Но и вы войдите в моё положение… Случай не вполне ординарный… Требующий, так сказать, терпеливого решения и деликатного подхода… А вот это напрасно… Ваши методы исчерпали себя и оказались безрезультатными… И потом… Сам момент не ограничивает нас во времени… -- он кивнул вошедшей в кабинет дочери и продолжил примирительным тоном – Кроме того… Именно сейчас  мы начинаем ту часть нашей программы, которая, несомненно, принесёт нам ожидаемые результаты…Да… Уверен… Ну, конечно! Всего доброго!
Николай Васильевич вернул телефонную трубку на клавиши аппарата и некоторое время оставался в состоянии задумчивой растерянности.
-- Здравствуй, папа! -- заботливо приветствовала его Валерия – У тебя всё нормально?  Какие-то проблемы?
Профессор продолжал таращиться в пустоту и отвечал отсутствующим тоном:
-- Нет… Всё в порядке… Родственники проявляют заботу об одном из наших пациентов..
-- И что? Там настолько всё запущено? – улыбнулась Валерия.
-- В принципе нет… Конечно же нет… -- пытался вырваться из плена гнетущих раздумий профессор – Обычная шизофрения с сопутствующими диагнозами… -- и продолжил уже ожившим и бодрым голосом – Людям сложно понять, что психотерапия – процесс небыстрый. Всем подавай волшебную пилюлю, после принятия которой всё проходит, как страшный сон.
-- Я не узнаю тебя, папа! – подбадривающе воскликнула Валерия – Неужели такой специалист, как ты, может быть подвержен депрессии?
Профессор внимательно посмотрел на свою дочь и очень быстро сменил лирическую риторику:
-- Ты уже подумала над тем, кто будет работать в твоей лаборатории?
-- Да… -- оживилась Валерия – Думаю, не стоит раздувать штат и нескольких писарей-лаборантов будет вполне достаточно.
Профессор одобрительно кивнул, а потом услышал ожидаемое:
-- Но всех их буду нанимать лично я!
Возникшая пауза была исполнена иронии и доброжелательности.
Наконец, Николай Васильевич тепло улыбнулся и выдохнул напутственную речь:
-- Ну, что ж, Валерия Николавна. Поздравляю вас с первым рабочим днём на этом непростом поприще! Получите у Лиды истории болезней пациентов и… Вперёд и с песней!
Валерия радостно подскочила с места, чмокнула отца в гладко выбритую щёку и направилась к двери.
-- Как дела дома? Дочь! – настороженно окликнул её профессор.
Лера замерла на полувыходе из кабинета, словно уткнувшись в стену болезненной грусти, но мгновенно натянула артистическую улыбку и ответила:
-- Дома всё хорошо, Николай Васильевич!
Профессор Кара понимающе пожал плечами и кивнул:
-- Ну… Если всё хорошо…Значит…Хорошо…
 
Валерия расположилась за столом своего рабочего кабинета и некоторое время наслаждалась этой новой данностью с видом радостного ребёнка, получившего долгожданную игрушку. Процесс любования действительностью прервала отцовская секретарша Лида, которая ввалилась с громкой бесцеремонностью в эту радужную гармонию.
-- Вот! – торжественно констатировала Лида, грохнув о стол кипой пухлых папок – Николай Васильевич велел предоставить вам рабочие материалы.
При упоминании имени главврача, она томно вздохнула и жеманно поправила причёску. Видимо, кокетство было единственной формой доброты, которая доступна этой женщине.
Валерия не желала портить зарождающуюся ауру умиротворения бестолковым трёпом секретарши, поэтому тактично, но настойчиво произнесла:
-- Большое спасибо, Лида. – и не дав той открыть рот для очередной тирады, отрезала – Я вас не задерживаю.
Оставшись, наконец, наедине с историями пациентов, Лера взволнованно выдохнула и принялась листать документы, комментируя их заинтересованным шёпотом:
-- Та-а-ак! Господин Карташов… года рождения…убийца-рецидивист…мозаичная психопатия…парраноидальная шизофрения…маниакально-депрессивный психоз…назначение…терапия…угу. Похоже, что вы к нам надолго! Дальше… Завьялова Софья Яновна…Угу…ипохондрик… художник…алкоголизм…наркомания…шизофрения…доставлена в состоянии…Ага! Назначено лечение…Ну-у-у…тут не всё так печально! Теперь вы…полковник МВД…участник боевых действий…алкоголизм…маниакально-депрессивный психоз…обвиняется в убийстве граждан…так…назначена судебная психолого-психиатрическая экспертиза…
Постепенно погружаясь в изучение материалов, Валерия делала пометки в большом блокноте. Выражение лица женщины менялось в зависимости от эмоций, вызываемых представляемыми образами людей и трагедий, явившихся следствием тяжёлых психических заболеваний.
Пытаясь как-то систематизировать информацию, Валерия делала записи на полях и в скобках, подчёркивала важные на её взгляд детали маркерами разных цветов, наклеивая на страницы яркие стикеры-закладки.
-- А вы-то, товарищ, как в эту компанию угодили? – голос исследовательницы исполнился иронии и сарказма – Писатель-публицист…Конечно же, алкоголик…наркоман…хотя…наркомания как-то не совсем вяжется с таким набором…шизофрения…диагноз интеллигенции – женщина усмехнулась, но неожиданно нахмурилась – Странно… Лечение назначено…А при каких обстоятельствах задержан и доставлен сюда? Не указано…Родственников нет…жены тоже нет…на учёте не состоял…Кто же тебя сюда законопатил?
Валерия отодвинула бумаги, достала сигареты и вышла на лоджию, вполне уместно пристроенную к рабочему кабинета. Свежий воздух ласково пригладил кожу лица. Первые несколько сигаретных затяжек погрузили сознание в лирическую эйфорию.
Валерия смотрела на динамичную картину жизнедеятельности учреждения взглядом загрустившего художника, которому предстояло выбрать несколько образов из этой бессмысленно копошащейся массы – и начертать профессиональную картину в освоенном традиционном стиле…
 
Растолстевший не по годам, а от того выглядевший намного старше своего возраста, азиат вальяжно развалился в мягком кожаном кресле. Властные жесты навязчиво демонстрировали неприятие любого неповиновения. Сквозь узкие дугаподобные щёлки глаз просачивалось надмение, алчная брезгливость и кровожадное могущество. Шутить или спорить с этим человеком было всё равно, что обниматься с голодным медведем – итог окажется плачевным, в любом случае.
Герман отчаянно боролся с подавляющей энергетикой своего собеседника и партнёра по бизнесу, но все усилия сводились в тщету, разбиваясь о стену суровой данности – перед ним восседал не просто партнёр, а инвестор, вложивший огромные деньги в их необычный проект, а помимо этого, купивший с потрохами самого Германа, его душу и мысли, наслаждаясь раболепием и безотказностью своего обезличенного приобретения.
Как бы благовидно не развивались начальные отношения, неизменным остаётся одно – благими намерениями выстилается дорога в адское пекло!
-- Мистер Лин! – голос Германа надломился и хрустнул от опостылевшего и навязанного ему «мистер» -- Я рад сообщить вам о том, что развитие нашего проекта идёт в полном соответствии с инвестиционным планом.
При словах «нашего проекта» ироничная улыбка едва коснулась уголков рта китайца.
-- Результаты лабораторных исследований подтверждают наши первичные расчёты. – неуверенность Германа не давала его лжи и лукавству звучать в ярких тонах – В настоящее время мы работаем над оптимизацией технологического процесса с целью повышения финансовой эффективности конечного продукта.
Лин благоволяюще кивнул, а дождавшись окончания взволнованной речи, произнёс голосом из самых недр преисподней:
-- Герман! Мы создаём картину нового мира и, каким бы монументальным не было полотно, оно состоит из мелких штрихов! В зависимости от того, насколько совершенны эти штрихи, складывается общее восприятие художественного замысла. – Герман взволнованно сглотнул слюну, а Лин продолжал, откровенно наслаждаясь привычным зрелищем господства над человеческими пороками – Один мудрый человек сказал, что нельзя доверять серьёзного дела тому, кто не уделяет внимания мелочам! В данном же случае, я хочу быть уверенным в том, что не ошибся в выборе вашей кандидатуры! Преданность – это сокровище, которое ценится очень дорого!
-- Смею вас уверить, господин Лин… -- набравшись наконец-то смелости, выпалил Герман. Причём в этот раз слово «господин» вырвалось из глубины его подсознания, как стон у опытной шлюхи – Вы не будете разочарованы! А верность нашим договорённостям и принципам сотрудничества реализуются в конечном продукте!
Лин испытывающе посмотрел на распалившегося в лукавой эйфории собеседника. В возникшей паузе скрипели нервы и дрожало сердце одного – и благоухало могущество другого.
Наконец Лин подвёл черту их разговора:
-- В ближайшем будущем…у тебя, Герман, появится возможность доказать свою преданность делу!
От этих слов Герману стало не по себе, а отвечал он уже в состоянии гипнотического транса:
-- Конечно! Господин Лин! Вы будете удовлетворены! Я не разочарую ваших ожиданий!
Лин яростно блеснул глазами-щелями и громко выдохнул хриплым клокочущим голосом:
-- Уверяю тебя, Герман! Ты испытаешь неземное восхищение! – последовал такой же клокочущий демонический смех. Смех, который обнаруживает всё смешное и тут же уничтожает его на месте…
 
Валерия уверенно и настойчиво докладывала своему отцу о деталях и первых результатах своего двух недельного труда. Профессор внимательно слушал, иногда делая аккуратные замечания, но не проявляя эмоций.
-- Я работала с исходными материалами… -- в голосе Валерии звучала ласковая благодарность – Персонажи, конечно, колоритные…Но…По одному из них у меня есть вопросы.
Профессор сдвинул очки на кончик носа, взглядом давая понять, что он весь во внимании.
-- Если диагностика и назначение терапии, более или менее, объяснимы… -- с настойчивой серьёзностью продолжала Валерия – То причины и обстоятельства, по которым этот гражданин попал в наше заведение, нигде не указаны.
-- Разве? – изобразил вынужденное удивление профессор Кара – Ну-ка, позволь полюбопытствовать…
Он взял ксерокопии выписок из истории болезни и пробежался холодным взглядом по строчкам документов.
-- М-да-а-а… Действительно… -- задумчиво констатировал профессор – Вероятнее всего, в поликлинике что-то профукали… Такое бывает по запарке. Но восстановить исходные данные не составит труда. Всё-таки, заведения нашего профиля находятся в зоне повышенного контроля… -- и оживлённо добавил – А почему тебя заинтересовали эти обстоятельства и какое значение они могут иметь для твоих исследований?
Валерия надула губы, как это делают маленькие дети, когда пытаются быть похожими на взрослых:
-- Ну, как же! – взволнованно воскликнула она – Диагностика проводилась исключительно по результатам опроса больного и карте анализов. А между прочим, выводы подобного происхождения могут быть весьма сомнительными! Кроме того, в деле так же не указано ни одного родственника или знакомого, которые могли бы помочь прояснить ситуацию. Человек – существо биосоциальное! Не мог же этот пациент, в свои сорок лет, вообще не общаться с людьми! Кто-то же обратил внимание на ненормальное поведение, или что-то в этом роде? Иначе, как бы он попал в психиатрическую клинику, даже не оказавшись на профилактическом учёте специалистов по месту жительства?
Профессор Кара ласково улыбнулся и понимающе вздохнул:
-- Ах, Лера, Лера! Детектив ты мой курносый! Всюду тебе мерещатся тайны Букингемского Дворца!  -- а затем продолжил холодным тоном научного преподавателя – Персонаж, на которого ты справедливо обратила внимание, является представителем творческой интеллигенции. Либо…Очень хочет казаться таковым. Люди творческого труда, в большинстве своём, имеют довольно хрупкую душевную природу. Погружаясь в сюжетные образы своих произведений, они, сами того не замечая, начинают существовать в несколько изменённом состоянии сознания. Уходя от реальной действительности в сюжетную линию, утрачивают объективность восприятия внешнего мира. Замкнутость и отрешённость – не являются противоречием! Наоборот – это, скорее, следствие развивающегося состояния. А если оно усугубляется воздействием алкоголя и наркотиков, то и вовсе не оставляют сомнений в закономерности попадания под опеку специалистов в области психиатрии.
-- Это всё так, но… -- смущённо соглашаясь с отцом, сопротивлялась Валерия – Большинство великих деятелей литературы и искусства были паталогическими алкоголиками и наркоманами! Однако, это не мешало им вести активную социальную жизнь…
-- Ах, девочка моя! – с мечтательной тоской в тоне перебил её отец – Великими, гениев делали не алкоголь и наркотики, а их яркий талант и самоотверженный труд! К сожалению, подавляющая часть творческих людей само провозглашают себя гениальными личностями, примеряя именно низменные пристрастия и скандальность, ничего не представляя в плане творческой мысли, привлекая внимание таких же неполноценных людей, чтобы самоутвердиться за счёт греховности и искажённой самооценки… -- профессор сменил свою лирическую риторику на деловой тон – Профессиональная деятельность психиатра и реальная жизнь – имеют свои тонкости и нюансы. Ты не исключаешь возможности, что некто из родственников или знакомых нашего пациента пожелали остаться инкогнито? И это может быть объяснимо и обосновано. Мало ли какие чины те занимают, а поступки какого-то алкоголика могут испортить карьеру! Быть может, на несколько поколений!
Валерия тяжело вздохнула и повержено кивнула головой, соглашаясь с аргументами своего отца.
-- Наша жизнь… -- продолжал профессор – Это не кино или лирический роман. Как бы нам не хотелось романтизировать собственные личности и судьбы, данность очень быстро расставит всё по своим местам!
-- Да, я поняла… -- перебила его Валерия – Возможно, я поторопилась с выводами. Повсеместного раздолбайства никто не отменял! А мне нужно заниматься исследованиями!
-- Ну-у-у! – усмехнулся Кара – Не стоит так обезжиривать своё ремесло! Всякую работу можно украсить выдумкой! Одно другому не мешает!
-- Папочка! Какой же ты у меня хороший! – растаяла до состояния искренней нежности Валерия.
-- Короче, дочь! – бодро воскликнул профессор – Пообщайся со своим таинственным пациентом. Может быть «не замыленным» глазом и выловишь что-то интересное? Хотя, лично я в этом очень сомневаюсь. Но! Чего не бывает!
-- Угу! – взбодрилась Валерия.
-- А я тут пару «кнопок» нажму – отчего-то погрустнел профессор – И помогу раздобыть недостающие документы…Тем более, что… Порядок не помешает… особенно… в данном случае…
И прежде, чем Валерия попыталась задать новый вопрос, таинственно итожил:
-- Если вдруг этот писатель соизволит познакомить с плодами своего творчества, буду рад пополнить ряды его почитателей, а возможно и «по»-читателей!
 
Необъяснимое чувство волнения проникало в сознание и разносилось пульсирующими потоками крови к сердцу, заставляя его учащённо биться… Валерия внимательно рассматривала пациента, пытаясь привести в норму разбушевавшиеся эмоции.
Мужчина зрелых лет, наверняка, когда-то был красив и привлекал немалое внимание женщин, но усталость и изоляция в специфических условиях делали своё угрюмое дело. Ссутуленные плечи устало скрючивали крепкую фигуру в страдальческий знак вопроса. Обострившиеся черты лица подчёркивали упорство, настойчивость и надломленную волю. Умные глаза, выцветшего от отчаяния голубого цвета, пронзали серой холодной сталью мудрости сквозь хрусталь красной паутины полопавшихся капилляров. Коротко остриженные волосы блестели редкой сединой, которая была уместной и добавляла привлекательности. Чувственные губы были сжаты немотой в защитную полуулыбку.
От этого человека исходила мощная первобытная энергетика раненого зверя, содержащегося под стражей принудительного умиротворения, но отчаянно борющегося за возможность совершить дерзкий побег в свои таинственные необъятные миры.
-- Гхм… -- Валерия громко откашлялась, сбрасывая с себя оцепенение и неловкость – Меня зовут Валерия Николаевна. Я ваш лечащий врач и надеюсь…
-- От чего вы собираетесь меня лечить? – деликатно перебил её мужчина. В его тоне не было той надменной беспардонности и насмешки. Скорее, больше ласковой заботы.
-- Я-а-а-а… -- растерялась Валерия, но быстро взяла себя в руки – Вероятно, я позволила себе неверно выразиться…Но, в таком случае, вопрос о причинах вашего нахождения здесь – будет логичным и уместным. Вы так не думаете?
Мужчина доброжелательно улыбнулся и ответил голосом, полным сожаления:
-- Отчего же? Причина моего заключения в здешних стенах мне очевидна.
-- Любопытно узнать ваше мнение по этому поводу. – ласково, но не заигрывающе продолжила Валерия.
Мужчина оставался абсолютно спокойным и смотрел на неё, не отводя взгляда, без признаков присутствия хоть какой-то мимики. За него говорили его истерзанные тоской глаза, а голос всего лишь являлся дополнением, гармоничным фоном его мыслей.
-- Краеугольным камнем всего происходящего и того, что ещё произойдёт, является мой роман. – обречённо ответил писатель.
-- Ах! Понятно! – отчего-то слишком разочаровано отметила Валерия, делая пометки в рабочей тетради.
-- Да…Именно…Роман… -- не обращая внимания на пустоту в голосе Леры, продолжал мужчина – Одному своему знакомому режиссёру «за рюмкой чая», так сказать, зачитал некоторые главы и синопсис возможного сценария для экранизации…
-- Лавры Булгакова не дают покоя? – с издёвкой в тоне перебила его Валерия – Алкоголем давно злоупотребляете?
-- Вы о состоянии перманентного запоя? – погрустнев, уточнил писатель.
Первое волнующее впечатление от образа этого мужчины сменилось удручающим разочарованием. Скорее всего отец, был прав. Обычный алкоголик, пусть и начитанный, но основательно доставший своих родственников.
-- Как вам будет угодно. – равнодушно отозвалась Лера, погружаясь в составление психоанализа.
-- Двадцать седьмого ноября! – неожиданно торжественно воскликнул писатель и, не обращая внимания на насторожившийся взгляд докторши, заговорил, наполняя каждое новое слово живой интонацией, раскрывающей сокровенный смысл зарождающегося действия – Ноябрь в тот год выдался по-особенному хмурым и циничным…Словно престарелый муж в первую брачную ночь срывает чистую ночнушку с юной жены, так и ноябрь лишал мысли девственной невинности и благорасположенности…