Мозаика будней. Дядюшка

  Вчера ушёл мой дядя.
На днях звонила тётушка и сказала, что он внезапно ослаб. И хотя тревожно сжалось сердце, я беспечно думала - обойдётся.
  Наши близкие и любимые часто кажутся нам бессмертными. Мы не замечаем, как они стареют и слабеют, особенно, если видимся часто.
  Дядюшка был всегда, с того самого момента, когда я впервые поехала на мамину малую родину.
  Да-да, это он построил дом, насадил сад и вырастил сыновей, это он сажал и сажал деревья и цветы, это он беззаветно любил свои розы. Это он радовался каждой новой
грозовой туче. И каждому новому дню.
  Вот уж кто был горяч!
С малых лет мы слышали рассказы о его проделках в детстве, а в пятнадцать лет он и вовсе сбежал из дома  в торговый флот. Моя любимая фотография: дядюшка молодой, в рубашке с коротким рукавом, в умопомрачительных "клешах" и в гастуке такой ширины, что почти не видно живота, стоит на фоне каких-то тюков. Надпись на  обороте: "Сестре Гали от брата Володи. Я в Ливерпули" (с грамотностью у дяди отношения не складывались).
  Чтобы как-то уберечь сына, бабушка в очередной дядин приезд познакомила его с милой девушкой. Это была судьба. Нет, не так! Это была сама Любовь. Дядюшка навсегда сошёл на берег. С тётушкой они прожили душа в душу шестьдесят три года, пять месяцев  и четырнадцать дней. "Как ниточка с иголочкой" (не помню уже, кто о них так сказал).
  На суше дядюшкина деятельная натура требовала творчества, и он (помимо работы, помимо постройки дома и подсобных помещений) увлёкся садоводством. И всё у него росло и цвело. А уж какой красоты были розы! Они произрастали не только в палисаднике, но и в саду, в  довольно неожиданных местах. Сломать розу - это было самое злостное преступление нашего детства.
А ещё дядюшка сажал в саду острый горький перец. Не считая добропорядочных лука, чеснока и хрена.
Потому как любил всё острое. Уж не знаю, как его живот всё это выдерживал, но горький перец дядюшка ел вприкуску с хлебом. И не морщился, в то время как мы, глядя на него, и обладая живым воображением, проливали горькие слёзы. Специально для дяди тётушка делала фирменную аджику. Точный рецепт мне неизвестен, только состав: красный горький перец, чеснок, хрен и помидоры. У нас эта аджика была известна под кодовым названием "кобель облезет".
Много жизни было в этом человеке - никакой теплохладности! Ловил ли он рыбу, играл ли в шахматы, делал ли что-то по хозяйству, да просто шутил или смеялся - всё это было с задором.
 Последние годы болел, ноги не ходили, по дому двигался на ходунках, но не скисал и не сдавался. Все мы надеялись отпраздновать его девяностолетие. Но Господь решил иначе и забрал его в восемьдесят восемь. Сегодня его проводили. Туда, на небеса.
 А там, в небесах...

Вот и ушёл дядюшка мой
по первому снегу,
под белый его холодный конвой-
по санному следу.
А там, в небесах, встречают его
бабушка с дедом.
- Входи, - говорят, - дорогой, домой!
Тут и брат твой живой!
Здесь, - говорят,-кругом чудеса,
всего не опишешь.
На то, - говорят, - они - Небеса!
А помнишь ли вишни,
что ты на земле от души сажал
лет шестьдесят?
И глянет мой дядя,
а там, в небесах,
цветёт его сад!