Хроники пещеры, Инквизитор и его петля, гл 6

6 глава

Дружба продолжается
До того дня, когда ты останешься совсем один.
Рукопожатия разомкнутся,
И почему такова проза жизни, никто не знает

a-ha «Summer moved on»

Странно это иногда – почему, когда наступает ночь, океан становится чёрным, невидимым? Почему только Луна, как лукавый спутник, способна приоткрыть завесу за исчезнувшим после заката горизонтом? Ночь у океана в новолуние – это тьма. Ночь – это лакуна. А лакуна – это кот в мешке. Ты пытаешься понять, в чём дело, но понимаешь, что чем больше копаешь, тем глубже погружаешься в пучину. В океаническое болото. И в итоге дело всей жизни становится важнее твоей душевной гармонии.
Тридцать лет я скитался по миру и считал, что делаю благое дело. Мы объехали множество стран, городов, цеплялись за каждую мелочь. После исчезновения моих друзей я подружился с автором будущего рассказа. Изначально мы учились в разных потоках Йеля, выбирали разные дисциплины, но сошлись на близкой обоим спелеологии. Автор очень заинтересовался исследованием паранормальных свойств пещер, и когда мои друзья пропали, это только подстегнуло нас найти то самое подземелье. Обстоятельства их исчезновения смущали меня, и я до последнего не хотел верить в связь Кевина, Хавьера и Амили с городской легендой местного дворника.
Легенды – слишком красивое, мифическое слово. Они должны выдержать испытание временем. Реальность же гораздо прозаичнее.
Их фольксваген… Наш любимый фольксваген просто испарился, исчезнув в тумане Уитни авеню…

Я слышал звуки океана, но не помнил, как до него дошёл. Стояла глубокая ночь. Я лежал, прислонившись к прибрежной скале. Было до жути холодно. Я не мог понять, как так вышло, что пещера просто выплюнула меня из себя. Я открыл глаза. Темень. К новолунию прибавлялась ещё и пасмурная погода. Низкие тучи совсем заволокли океан. Руками я стал проверять, что на месте, и понял – всё, что я взял с собой в пещеру, было рядом. Самой главной ценностью был блокнот с записями. Ну и, пожалуй, ледяной факел. Сенсация, говорите вы? А вот нет, автор настоятельно просил меня скрывать результаты исследований, а отчитывались о гранте мы фиктивными средствами.
Куда же его чёрт занёс? Вспомнив избранных из наших хроник пещеры, а если точнее, из хроник пропавших гоблинов, аналогии у меня напрашивались. Все эти образы, прообразы, возгласы будущего возмездия! Но раз у меня не исчезли свидетельства нашего пребывания в пещере, то автор определённо что-то нашёл и просто скрылся с глаз долой. Такова была моя логика.
А какова логика божья?..
Я не мог поверить, что пещера времени забрала автора в бездну истории. Его детское фото, средневековый портрет... Та книга, оставшаяся в пещере… Дьявольщина какая-то… Нить я не разыскал. Одно могу сказать точно – изменяешь время, преломляешь его – меняешь историю. Мои записи целы, ну и ладно. Пусть дописывает свой роман самостоятельно, я же буду довольствоваться своим блокнотиком.
Впрочем, кому это вообще надо? В последнее время автор представлялся мне чокнутым пророком, несущим свою весть в никуда.
В следующем году что-то грядёт, судя по найденной ранее записке. Так что пора сваливать. И просто ждать…

Сквозь прищур своих глаз я вдруг заметил фонари от приближавшейся к берегу машины. Несколько нюансов меня изрядно удивили…
Машина была винтажной, из прошлого века. Это был Додж Челленджер 1969 года выпуска. Сегодня на таких гоняют в специально отведённых для этого местах, а чтобы выехать на такой машине в город, да ещё и без автопилота, требуется специальное разрешение и эко-сертификат. По крайней мере так водится за океаном.
Я привстал и почувствовал боль по всему телу. Что и говорить, в моей голове сформировалась лакуна, которую я не мог схлопнуть.
Машина остановилась прямо у берега, осветив колышки, что остались от разобранного не весть когда пирса.
В салоне находилось два человека. Один из них вышел из Доджа и медленно направился к капоту. С каким-то обречённым видом он сел у горевших солнечным светом фар. Другой, видимо водитель, взял фонарь, вышел тоже из машины и стал что-то искать.
Я всё переживал, заметят ли эти незнакомцы нашу с автором палатку. Но она скрывалась в темноте, далеко за вколотыми в песок колышками.
Человек с фонарём до меня не дошёл. Развернулся и отправился к Доджу.
Немое действо, не иначе! Я задумался, может быть таких вышедших из ума исследователей, как мы, уйма? Вдруг они тоже ищут пещеру?
И тут меня посетило неожиданное дежавю. Я понял, что в каком-то преломлённом виде наблюдал похожую картину когда-то. Причём аналогии здесь были настолько явными, кричащими, что я содрогнулся от того, что не мог вспомнить, где я такое видел. По ходу, я тоже выжил из ума: XXI век и все годы с конца 2010-х высосали из меня душу, память, культурный опыт, оставив лишь цель найти пещеру. Даже не друзей.
Родственники… В последний раз я их видел два года назад. С каждым новым годом, с каждым новым разом я всё более сухо отвечал на их сообщения, пока не воцарилось чисто английское молчание в эфире…
Автор ушёл, и я словно проснулся…
Два человека разочарованно сели в машину и укатали, так и не дождавшись рассвета.
Звёзд так и не стало видно. Тучи, а если точнее – чёрные невидимые небеса, – всё скрывали их далёкие мерцания.
Надвигался утренний туман…

***

Дни перед чем-то важным всегда какие-то умиротворённые. Природа, люди – всё царит в ступоре покоя.
Повозки, кареты, уличные музыканты, певшие то, что позже назовут золотой секвенцией, оживлённая торговля богатствами, привезёнными из Нового Света, – всё какое-то слишком спокойное. Оживлённое спокойное.
Стены кадисских домов из ракушечников, вдыхавших воздух с Атлантики, пиратский дух, царивший на узких улочках… Это пронизывало тот день так, словно в последний раз. 
Тот осенний полдень 1551 года подарил Кадису день тревожного Солнца. Тревожного только для нескольких людей в том городе, знавших всю подоплёку событий, знавших ответы на вечные вопросы. Точнее, думавших, что они эти ответы знают.
По площади святого Хуана тем временем шёл человек. Он был без сопровождения и кареты, хоть и выглядел богато. Одинокое бессердие!
Вот он точно не знал ничего. Озирался по сторонам, пытаясь не взорваться. Его лысая голова раскалывалась от боли. А тело в красную рясу не вмещалось. Не дойдя до городской ратуши, этот человек вдруг остановился и прислонился к стене.
«Господи, что это опять со мной??» – вопрошали потерянные, но с надеждой, спящие вне времени глаза.
«Чёрт побери, уже двадцатый год в этот день повторяется. С тех пор, как мне исполнилось тринадцать. С тех пор, как я нашёл свою петлю» – злобно думала лысая голова.
Люди озирались на этого странноватого субъекта, но только шептались.
Человек нашёл в себе силы двинуться дальше. Но вдруг, в тот момент, когда он оказался под окнами ратуши, его окликнула девушка. Она это сделала тогда, когда тревожный покой победил городской шум. Когда посторонние перестали шептаться, так как потеряли из виду того человека.
Лицо незнакомки скрывалось под красной мантильей. Её уста заговорили красивым андалузским акцентом:
 – Ваше преосвященство! Меня зовут Элиса. Позвольте сообщить важную весть!
Его преосвященству было сложно злиться. Состояние не то. Он обернулся, но одновременно с этим сжал подолы своей рясы.
 – Слушаю вас!
Девушка была уверена в себе и знала, что она делает. Но лицо она предпочла не открывать.
 – Моя хозяйка, ваше преосвященство… Она распространяет ересь! Вчера вечером её посетил некий человек. Видимо они совершали иудейский ритуал, я не разобрала. Но я слышала крики, возгласы! Боялась ранее, что сеньорита – колдунья и наведёт на меня порчу, поэтому молчала.
Его преосвященство хотел разозлиться и набраться напускной христианской ревности, но не получилось. И вместо того, чтобы укорить девушку за веру в магическую силу, произнёс только это:
 – Конверсо?
 – Да! Приняла католичество. Но верой не доказала.
Палач почувствовал запах крови. Элиза назвала некий адрес.
 – Вы хорошо сослужили мне, уважаемая! Мне нужны преданные люди. Я организую конвой.
И ничего больше! Ни следствия, ни обысков! При слове конверсо всё сходилось у того больного человека априори.
Элиза недоговорила. То, что произошло дальше, не описать словами. Служанка оказалась не так проста. Под простодушной личиной скрывалась опытная доносчица. Из своей сумки она вытащила фигурку.
 – Ваше преосвященство! Я думаю, это послужит доказательством моих слов! Вот на чём они колдовали! Мне удалось её выкрасть!
Когда палач встретился глазами с глазками куклы, то превратился в жертву. Хотя так не считал.
Это была та самая фигурка человека в красном тюрбане.
Его преосвященство резко выхватил её у Элизы. Человек в красной рясе истерически заорал:
 – Даааа! Наконец-то!
И сразу добавил:
 – Уходите! И молчите обо всём! Тут даже трибунала не потребуется! Главное, не пускайте хозяйку в город сегодня после обеда! Она, надеюсь, никуда не собирается? Вечером придут мои кабальеро!
 – Никуда, она будет дома.
 – Если её сообщник придёт – удержите его! Всеми возможными средствами!
 – Слушаюсь, ваше преосвященство!
Элиза поклонилась и удалилась в сторону городского шума. Так и не раскрыв лицо под мантильей.
Пробил полуденный колокол.
Фигурка скрылась под рясой угнетателя.
«Теперь я точно близок к тому, чтобы найти пещеру из своих снов!».
Человек развернулся и растворился в тревожной, но умиротворённой кадисской суете.
Элиза шла пешком до квартала Баррио-де-ла-Винья. За провиантом.
Слышала ли она разговор Мирэллы и Нуэваса прошлой ночью? И почему предпочла умолчать о деталях? Ответ знала она сама.
«Волк, который скоро станет овцой» – промелькнуло в её голове.
Рядом с одной из рыбных лавок остановилась карета с занавешенными окнами и неожиданно подобрала служанку.
В карете сидел тот самый купец, которого вчера видели Нуэвас и Мирэлла.
Начался странный разговор.
 – Что с Иоанной? Нашли её? Вы её вчера не слишком накормили?
 – Нашли. Она в надёжном месте. Как всё закончится, она окажется там, где всегда была. И всё забудет.
Девушка вдруг находчиво спросила, так и не скинув вуаль:
 – Воины готовы к представлению для зрителей?
Купец покрутил ус. И расстегнул пуговицу в темноте.
 – Завтра всё будет кончено. Числа потеряют значение. Письмена и пророчества исчезнут. И мы родим свою серую радугу.

***

Какая-то комната… А в ней зеркало. Оно напоминало складные декорированные зеркальца, только большего размера и на подставке.
Рядом стоял дубовый столик, за которым сидел сеньор Нуэвас. Мужчина дрожал и плакал. Зеркало преломляло его лицо, уродовало.
В комнате, казалось, не было окна. Так что солнечный свет не захаживал туда. Но она светилась ярко. Незачем свечам тут гореть! Тут другой свет!
Сколько таких комнат в Кадисе? Да уйма! Скрытые альковы, далёкие ниши… Даже у инквизитора подобная тайная комната есть…
Нуэвас боролся с самим собой. Он понимал, что его свет теперь слишком заметен для персонажей истории. Что теперь его плащ-невидимка исчез, а в подворотнях только и ждут его появления.
Взгляд Карло устремился в часы над зеркалом. Было восемь часов вечера. Весь безмятежный для Кадиса день, начиная с побега Нуэваса из дома сеньориты Кантино и кончая нынешним эпизодом, был для сеньора мучением. Той бессмысленной лакуной, тем бесполезным белым пятном, временем бездействия. Но воины могли собраться только завтра на рассвете. И ожидание брало в тиски стрелки часов, делало их сонными и неподвижными, а сеньора Нуэваса одиноким и потерявшим счёт секундам.
Карло взялся за сердце и прошептал вслух:
 – Мои кошмары не остановят меня! Мирэлла… Её чёрные локоны! Она вновь меня спасёт! Нам просто мешает дьявольская суета.
Нуэвас был почему-то уверен в том, что Кантино найдёт его и прискачет на южную дорогу следующим утром. Присоединится к нему. Он был одновременно убеждён как в её силе, так и в её удовлетворённом любопытстве относительно времени ареста инквизитора. Она точно проследит за своим любимым.
Но самую главную тайну Нуэвас держал на замке, с момента казни бедного еврея не говоря её содержание даже про себя. Что, прикрываясь королевской миссией задержать Франциско, он хочет его спасти.
Карло вдруг засомневался. Он пытался придумать, как сделать так, чтобы не появиться утром на дороге, чтобы воины всё сделали сами. Без него. Раньше поток событий шёл таким образом, что вмешиваться приходилось лишь в крайнем случае. А тут… Слишком много имён задействовано и слишком мало доверия осталось.
История не любит нежеланных гостей. И раз ты вошёл в её недра, не сняв головной убор и обувь, будь добр получить укор от её хозяина.
Нуэвас ходил с непокрытой головой. Поэтому считал, что история с ним дружна.