Дионис

   "Пишу без солнечной восходящей поддержки. Утро тёмное, около нуля, конец ноября. Муторно на душе: тираж книги задержался где-то на просторах земли русской, "Зенит" играет бездарно - деньги на ветер, и ветер, кстати, северный, злой, достающий даже дома, поэтому обогреватель маслает без перерыва. На вымученный "шедевр" спустил все сбережения и займы. Это авантюра! Куда несут реки Времени, Судьба, Божий Промысел и моя Глупость врождённая, не знаю и знать не хочу", -Дио откинул плед, встал, размялся и неожиданно для себя снова нырнул в тёплый рай. Диван давно промялся, скрипел, но привык к хозяину и давал иногда отдохнуть вполне сносно...
   Сегодня их обоих занимали мысли о Смерти...
   "Смерть...", - он лёг, зажмурился и представил Её. Почти сразу всплыла фраза "...Тёмно-синим глянет утро ..." Так всегда бывало, и он не удивился, а продолжил, схватив приготовленные на такой случай ручку и зелёную тетрадь в клетку (тетрадки в линейку не любил с первого класса):   

 Тёмно-синим глянет утро
В ноябре в моё оконце,
Мысли пробегают ртутью,
Снегом...
      Не увижу солнца.

Умираю.
       Давит будто
Вся земная атмосфера,
Только умаляю утро
День прожить в разливе сером.

Вечером уйду в закате,
Пусть размазанным и скучным,
Погрущу, всплакну не кстати,
Отдаваясь роли тучной.

Не жалею,
          Всех прощаю.
Что успел, то и со мною.
Выпью на дорожку чая,
Оставляя всё родное.

В небесах заждались души,
Хочется увидеть маму.
Зов Вселенной знают уши.
"Не спешите!
          Слишком рано!"

Умолкаю. Рассветает.
В ноябре снежок пушистый.
Чувствую, что улетаю:
Невесомость...
       Свет лучистый...

   Дио почему-то всплакнул: слеза ползла по щеке, глаза затуманились, и он прервался. Смерть...Она - женщина решительная, непредсказуемая и с Ней, чувствуется, лучше не заигрываться, а держаться почтительно и на расстоянии. Теоретически и даже чуть-чуть практически Дионис представлял то что будет Там, за Её...чертой, и ему не хотелось Туда. "Пойдём!", - звала Она, но он понимал - рано ещё. Это просто видение, вызванное его писательским живым воображением, и стоит ему перестать строчить, как вернётся реальность с шумом соседей наверху, с хлопаньем двери подъезда(он жил на первом этаже пятиэтажного дома), с мерцающим теликом, не выключающимся ни днём, ни ночью, с жёстким продавленным старым диваном - его старым ворчащим другом.
   Дио оторвался от него и побрёл заваривать кофе. Правильно просыпался он только с этим напитком, который любил варить, пить, вдыхать обдирающие внутренность ароматы, слизывать кремовую пенку и бормотать тотчас какую-нибудь несуразицу, например, "тоси-боси-колобоси" или "чуни, чуни, чуники - просыпайтесь вруники"...
   ...Но сегодня ему надо было ехать на работу, и он неуклюже поторапливался, одеваясь и запихивая в рюкзачок печатно-письменный антураж. Ехать приходилось на рейсовом автобусе...
   КПП продувался северными эонами, которые сквозили через щели в металлических дверях, в электрически подымающихся воротах и в чердачных проёмах подвесных потолков.
   Дио принял дежурство, отпустил смену, заварил чай и уставился в окно на улицу. Небо нависало тучами, но изредка светилось детскими, невинными полутонами: то ясно-розовыми, то светло-голубыми, то бледно-жёлтыми. Через стеклопакет далеко было видно, как подымались к неровному горизонту продискованные тракторами нивы, окаймлённые невысокими безлистными лесами. Ветер гулял, завивая порывами метели, низкие буруны и чаши вихрей, не долгие, но яростные. Ветер спотыкался о пахоту, подхватывая лёгкий свежий снежок, и нёс по полю на постройки, на дорогу, на тропинки, заметая утренние следы и заставляя водителей включать щётки своих авто. Змеи снега, вырываясь словно из ниоткуда, взвивались вверх весело и неожиданно, потом гнали по полю и рассеивались на опушках также быстро, как и появлялись. Ветер шумел и свистел, не переставая. Солнце днём раза три выглянуло, а после двух надёжно спряталось в выстроившиеся с севера полосы и отряды туч, которые не успели вслед за птицами на юг, и оттого, видимо, ветер бушевал и злился.
   Дионис созерцал. Психовать по поводу очередного отсутствия мобильной связи не было смысла - она всегда пропадает, когда нужнее нужного. Необыкновенное предзимье было в этом году, тёмно-синее. снежное и загадочное. Он не понимал, почему так, но не гнал возникающие наваждения. Сочинилось под руку:

Всё меньше новостей хороших,
Всё больше, виденных,
                плохих.
Бог белые снежинки крошит
На наши вечные грехи

И наблюдает вне эфира:
"Ну, что ты выдержишь ещё?",
А я, сыграв на звонкой лире,
Надеюсь глупо, что прощён.

Метёт метель. Снегов торосы
Застыли волнами ветров,
Деревья обелили косы,
А я в квартире,
             Как в метро.
За окнами скрежещет темень,
Пространство убегает прочь.
Сквозь завывания и время
Лечу.
     Меня цепляет ночь
И усыпляет тело в дрёме,
Сознание же давит мгла:
Земля в очередном Изломе...
Молись, чтоб
           Жизнь уберегла! 

   Вечер наступил как-то сразу: потемнело, на небе вновь появились утренние младенческие цвета, но кроме них ещё чёрные и страшные на вид. Дио зажёг внешнее освещение объекта и стал размышлять...
   Дио ходил по комнатам КПП от одного окна в служебке до другого в раздевалке: "Тираж новой книги в дороге, значит, скоро получу. Электронная версия не дала ожидаемого результата. Заметит ли мир вообще мой труд? - Не знаю. Не знает никто...Я себе отмерил ещё пятнадцать лет жизни (творческих лет, а иначе не за чем всё) ... Надо успеть написать повесть, пьесу, подробный сценарий к фильму, закончить две начатые поэмы, сочинить третью часть "Тамары" и, учитывая мелкие работы, в том числе, критические, издать трёхтомник в итог литературных изысканий. Да, этого будет довольно. Признания мне не нужно, даже если оно будет заслуженным. Забыл про белый стих и романсы. Надеюсь, несмотря на смех с трибун, планы не наполеоновские"...Вечер догорал. Уличный фонарь высвечивал редкие падающие свободно снежинки и таинственно рассеивал бледный холодный свет. "Ничего не написал за сегодня, лентяй!", - успел, засыпая, подумать он...