В треугольнике

                В треугольнике.
                История одного дня.
               
                Салтыкова-Щедрина, Пады, Задонск,
                Или события из разного времени связанные
                одной оболочкой.

     Под горой в центре полумиллионного города есть незаметная скрытая от всех посторонних глаз и совсем для нас незнакомая  сельская улица, улица Салтыкова-Щедрина. Она располагается так, что её не видно ни с верху, ни снизу, да и с боков на неё попасть, надо иметь особую сообразительность. Так уж получилось, что и, въехав на неё на машине с одной стороны, на другую сторону вы уж точно не попадёте. С каждой стороны улица посередине получалась тупиковой, и со стороны от Педагогического Университета вы можете попасть к Житоностному Источнику, а вот в конце другого такого тупика, то есть в середине улицы со стороны Петровского Спуска располагается маленькая приземлённая церковь. Получалось так, что и своим двойным звучанием название улицы говорило о тупиках, как о детях двойняшках и где был тупик Салтыкова, а где тупик Щедрина мне и по сейчас непонятно, тем более, что на домах это никак не обозначалось. Только одно выглядело точно это дефис, который разделял эти две фамилии и обозначал тупик.
      Церковь Успения Пресвятой Богородицы была построена давно ещё до Перовских времён вот и сейчас в современное время она всем своим видом демонстрирует свою древность и архаичность. Её схожесть со старой, аккуратной, оптимистичной, молчаливой бабушкой из старых ещё дореволюционных времён у меня никогда не вызывало сомнений. Кажется, что и тогда ещё при царе Горохе она тоже была бабушкой и работала в каком-то провинциальном институте благородных девиц. И если
Вы мой уважаемый читатель  никаким образом не
поверили  моим словесам, то можете проинспектировать и церковку, и меня в неизвестном для многих городе Липецке. Но если и после осмотра Вы не согласитесь с таковым выводом, то  смело можете бросить в меня камень или же при моём отсутствии,  перебравшись в другой тупик, окунуться в Животоностном  источнике и ощутить благолепие.
     Так уж вышло, что на Ореховый Спас мне было дано высочайшее задание моей старенькой мамой помянуть наших давно усопших родственников и я, сев в машину,  решил выдвинуться именно туда на Салтыкова, а может даже и на Щедрина. Ехать мне предстояло минут двадцать и скуки ради, я включил радио FM. Из колонок раздался бодрый,  приятный, летний женский голос и из пропущенного мной мимо ушей предложения я чётко услышал только  последнее слово ТРАНСОФОБ. Пару секунд слово висело и красовалось в тишине, демонстрируя свои большие красивые буквы и излучая на меня всю свою таинственность. Но вдруг мужской бархатный баритон оборвал вопросительные ожидания радиослушателей и с недоумением переспросил.
     - А что это значит?! -
    В  наступившей паузе повисла непонятная интрижка арифметически сложенная с женской провокацией.
     Девушка продолжила, её голос наполнился смехом, бравадой и абсурдностью одновременно, чувствовалось, что она получает удовольствие от своего эфира.
    - Понимаешь Дмитрий, сейчас в западных странах, в демократиях зарегистрировано шестьдесят восемь полов и все они признаны равными обычным мужчинам и обычным женщинам. –
    При этом она не сдержалась и хихикнула.
   - Так вот что получается, -
     Продолжила она свою мысль.
    -  Мужчины, которые переделали себя в женщин, по-нашему пидарасты или впопики, добиваются своего равенства. По внешним атрибутам и в их головах они уже девушки, и теперь они, по партисипативным законам собравшись на свой слёт или съезд, выдвинули требование.    
     « Нас ущемляют, мы ощущаем себя ненужными. Мы угнетены и подавлены. Требуем равенства!»  –
     Девушка замолчала.
     Баритон неловко прервал образовавшееся затишье и непонимающе  по ученически спросил,
     - А в чём Анечка неравенство? Где разлито  масло? –
    По голосу ведущей чувствовалось, что она была довольна созданной ситуацией и на подъёме продолжила.
     - Они, эти новые женщины возмущены тем, что мужчины их не выбирают, обходят, а выбирают обычных девушек.  Отсюда и возмущение, нас не любят, а впопики, сменив пол, хотят романтической любви и романтических отношений. И с вами Дмитрий наверно тоже, вы ж у нас такой красавчик! –
     - Они говорят, что мужики игнорируют нас, не дарят нам цветов и значит они ТРАНСОФОБЫ. Трансофоб и вы наш Димочка, бесхозный вы наш мужичок.  –
     Ехидно и торжественно закончила девушка.
     Затем она не сдержалась и засмеялась, за ней хмыкнул и мужской голос.
      - Ну, ты Анечка у нас просто фурор. -
     Впереди раздался оглушительный сигнал клаксона, перед глазами мелькнули силуэты, и я резко вжал педаль тормоза в пол. С боку стоял автобус, и из-за него на меня на пешеходном переходе выглядывала молодая парочка.
     - Педарасты, они и до цугундера доведут. –
     Вытирая испарину со лба,  тяжело подумал я.
     Перед капотом, покачивая бёдрами, прошла двусмысленная молодая девушка и испытывающее посмотрела на меня, за ней зайчиком проследовал испуганный парень и, скользнув в мою сторону взглядом, покрутил пальцем у виска.
     - Извините молодые люди! Бывает. -
     Махнул я в ответ, переключил радиоканал, посмотрел на икону Николая Угодника, и машина рванула вперёд.
     Гость с другого канала по полной с раздражением грузил радиослушателей, доказывал ведущему только ему и Богу понятную истину. Он сыпал аргументами, призывал власть немедленно выслать всех мигрантов к себе домой и на освободившиеся рабочие места  немедленно устроить наших местных.
     - Так сократится безработица до нуля процентов. –
     Грациозно и по Керенски закончил он.
     - Бомжей, алкоголиков, проституток, наркоманов, альфонсов и прочий деклассированный элемент устроить на работу!? Красавец! Они тебе не то, что дело сделают, они тебе всё предприятие до основания разнесут. –
     Недовольно пробурчал я.
     - Как гениально и правильно расставлены дураки и придурки, вроде их и мало, но они везде со своими советами. Страна Советов! –
     Недовольно фыркнул я.
     -  Всё и везде Путин. –
     Мелькнула мысль в голове и мигранты, и извращенцы, и бомжи.
     - Наш пострел везде поспел. –
     Улыбнулся я и представил, как мультяшный Путин в  своё свободное от работы время расставляет дураков, а где-то и придурков.
     Машина остановилась на парковке.
     В солнечное утро Орехового Спаса церковка была прекрасна. Цветы были везде и спереди и с боку и сверху, их было много и даже террасами. В них и утопала «Старенькая», без архитектурных излишеств в гармонии с природой, демонстрируя красоту настоящего момента.
     С этими мыслями я и шагнул к воротам Храма.
     Перед входом в церковь, греясь на ступеньках, сидели два бомжа, один в возрасте уже матёрый понявший и принявший все тайны бомжовой жизни и один молодой до боли узнаваемый, но почему-то забытый мной образ и от этого вызывающий скрытую тревогу, образ в капюшоне. Увидев меня, старший встрепенулся и протянул руку, прося милостыню, младший наклонил голову на бок и заискивающе улыбнулся, продемонстрировав при этом на верхней челюсти три медные коронки.
     - Такие и заколоть могут за дозу в тёмном переулке, и потом иди, ищи ветра в поле. –
     Мелькнуло у меня в голове.
     - Здравствуйте богатыри! –
     Пошутил я.
     Старший хитро мотнул головой и пробасил,
    -  Какие такие богатыри?! Нам бы на хлебушек. –
     - На хлебушек? –
     С подковыркой спросил я, а в уме продолжил.
     - Хлебушек! Его зарабатывают на работе. Здоровые ребята, на вас пахать и пахать. Мигранты вон приехали за тридевять земель, жить им негде и выполняют они самую ломовую и грязную работу и у нас в провинции и в Москве. Выслать их к себе на родину, а кто заставит работать этих наших - Старик Хоттабыч из радио FM. Лошадью ходи лошадью – вспомнился Крамаров из Джентельментов Удачи. Замахали эти шахматисты и советчики хреновы. Никто сейчас не зрит в корень. Время бездуховности – холодно от него. –
     Взгляд скользнул на синее небо и утонул в его глубине, предосенняя синева и буйная красота цветов это к осени, к похолоданию. И, опустив взгляд, я спросил.
     -  А честно если дам, куда потратите! –
     - Если честно то половину пропьём, а другой половиной закусим. Только слово, куда господин-товарищ-барин говорить нельзя, чёрт попутает. –
    - А ты что чёрта встречал? –
     - Как не встречать?! Встречал. Как один раз встретил, так с тех пор и пью. –
     - Вот нелёгкая. Тогда держи за честность. –
     И я протянул ему две сторублёвки.
     Молодой бомж при этом на секунду сверкнул глазами, понимающе улыбнулся так, как будто слышал все мои мысли и опять при этом оголил верхние три медные коронки. Его грязные никогда не мытые руки торопливо засунули в карман какой-то предмет.
               
                *    *    *
   
      - Что просят люди, обращаясь к Богу!? –
     Размышлял я в храме.
      Вокруг меня в полумраке располагалось несколько десятков человек. В тишине разносилась монотонная молитва скрытого от моего глаза священника. В воздухе парили тяжёлые запахи от горящих свечей, чадящего где-то кадила и почти материального кислого дыхания прихожан. Смирение чувствовалась и в воздухе, и в каждом присутствующем, я перекрестился и опустил голову. Под ногами лежали старые выбитые за четыреста лет плиты. Сколько поколений своими сапогами, лаптями, валенками и просто босыми ногами приходили сюда к Богу, что унесли они отсюда в своей голове, в своей душе и что унесли они на своих ногах вытоптав углубления в церковном полу. Здесь молился царь Пётр и Александр Меньшиков, здесь молился и Арап Петра Великого прадедушка Пушкина, говорят его могила у Драматического Театра толи под ступеньками, толи под дорогой, толи под домом №2 на Театральной.
     Знаете ли Вы, где молились Ваши предки, что Вас связывает с ними кроме генетической памяти отражённой в Вашей походке, в глубине Ваших глаз, в улыбке, в жестах и в обидах.
     - Царство небесное…- Пропел Батюшка и женские голоса маленького хора маленькой церкви взлетели вверх под купол и задрожали от прикосновения к вечному.
     - Что просят люди, обращаясь к Богу? –
     Я обвёл молящихся прихожан робким неспешным взглядом. Публика состояла из старушек, женщин в возрасте и пары девушек, женская половинка была робко разбавлена,  как сдобная булка с изюмом, пятью мужчинами.
     - Наверно просят здоровья близким и здоровья себе. Кто-то счастья и долгих лет жизни. Кто-то богатства и денег. Кто-то счАстливо выйти замуж и забеременеть. Большинство прихожан просят у Бога исполнения своих желаний. А много ли тех, кто просит для себя крепких плеч, что бы нести свой крест, как нёс его Иисус. –
     Я протолкнулся к Святому Распятию, зажёг свечу и поставил её на канун.
     - А есть ли такие люди, которые молят Бога о смерти? О смерти себе и своим детям! –
     - Царство Небесное Вечный Покой тебе Мария Григорьевна Торшина! –
     Прошептал я слишком громко и рядом стоящие люди обернулись ко мне.
               
                *     *     *   
   
      …. Четыре года назад закончилась война и больше года как отменили в стране карточки, а напряжение не спадало. Было голодно, было холодно, а тут ещё и тиф. Да и откуда взяться достатку, надо помогать новым демократиям. Эшелоны с хлебом идут в Венгрию, в Польшу, в ГДР, в Чехословакию. Вроде ещё вчера они воевали против нас здесь в Ельце и в Воронеже, жгли наши сёла, производили оружие для Гитлера а теперь вдруг стали нашими друзьями, а друзей в беде не бросают.
     За печкой за занавеской на кровати лежала Мария, её худое высохшее тело было невесомо, и под ней панцирная сетка на кровати не провисала. Ещё вчера она один раз вставала и, держась за стенку, полчаса шла попить, а сегодня силы покинули её окончательно. Встать она не смогла, лежала с утра без памяти и лишь иногда приходила в себя. Вот и сейчас очнувшись, она с тоской посмотрела на печку, там были дети, её маленькие дети. От туда сверху они смотрели на мать своими широко раскрытыми от страха глазами. Они понимали, мать не накормит, да и пусть не накормит, лишь бы выжила.
     В притолоку гулко стукнула дверь.
     - Сань! Сань это ты? –
     Еле слышно спросила Мария.
      - Да я. Я рыбу принёс. Наловил. –
      - Сейчас ухи наварю и тебя с детьми накормлю. –
    - Сань, а Сань! Помоги в туалет на двор сходить. –
     Логвёнч заглянул за занавеску, жена лежала пластом, последние силы покинули её тело.
     - Давай помогу. Обними меня. –
     Детские глаза проводили мать с отцом до двери и дождавшись их возвращения исчезли.
     Старшая Нина спрыгнула с печки, подхватила ведро с рыбой.
    - Щас быстро почищу. –
     И не дождавшись ответа выскочила на улицу.
     - Помощница наша. Храни тебя Господь. –
     - Сань зажги лампадку. -
     Прошептала Мария и потеряла сознание.
     Логвёнч неуклюже проковылял к иконам и, от Николая Угодника безвольно взяв елейник, вернулся к печи, от лучины зажёг фитиль, спичек в доме не было. Святой с сочувствием посмотрел на хозяина, на его перебитые под Владивостоком в Дальлаге ноги, на полученную за оборону Москвы в 41-ом дырку в черепе похожую на маленькую воронку, в центре которой не  росли волосы.
               
                *     *     *
    
     …Задонск, здесь в храме мощи Тихона Задонского, кругом незнакомые люди и папенька куда-то потерялся, мне пятнадцать лет, но почему у меня так много детей, как они там дома, кто их накормит, кому они нужны, я от них далеко. Бесшумно отворились ворота храма и Мария,  не касаясь пола, проскользнула внутрь в тишину. Только слабый спокойный свет освещает людей. Странно в храме! Нет молитвы. И люди сидят, сидят молча и по двое мужчина и женщина. Они не оборачиваются, они ждут и ни один мускул у них не шевельнётся. Чего они ждут? Так же не бывает. Но вот свободное место. Нет никого. Я присяду и подожду. Все ждут, и я подожду. Нет, лучше помолюсь Тихону Задонскому. Я ему молилась здесь вместе с папенькой в юности, помолюсь и сейчас.
                Отец наш Тихон, восхваляем тебя!
                Ты угодник Христовый, святитель
                Божий! Бытиё твоё подобно
                Ангельскому…
                Дай мне смерть. Дай мне смерть!
                И дай смерть и моим детям Вале и Рае.
     На верху раздался голос и гулко разнёсся по храму,
     - Зачем Мария тебе смерть!? Зачем смерть твоим детям? –
     Слово ЗАЧЕМ отделилось от фразы, многократно отразилось от стен храма и раскатистым эхом завибрировало в воздухе
                ЗАЧЕМ?!
     Мария прервала молитву, обвела взором силуэты  людей укрытые полумраком ожидания и таинственности. Справа и слева  они все сидели строго недвижно, положа руки на колени.
     - Почему они сидят неподвижно? Почему не слышат голос? Может это не люди? Может это души людей? –      
     Она подняла голову и высоко под куполом увидела Тихона Задонского. Он внимательно смотрел на исхудавшую, измученную болезнью женщину и когда их взгляды встретились, он повторил свой вопрос.
     - Зачем тебе смерть детей? –
     - Как же мне не просить тебя о смерти Отец ты наш, как не молить мне тебя об этом. Немощна я. Умру скоро. Умру, а как дети мои будут без меня, кому они нужны? Старшие пойдут просить милостыню и добрые люди им подадут. Так они и выживут. А как жить младшим Рае и Вале? Они малы и умрут от голода. Отец ты наш Тихон забери ты меня с детьми к себе, пусть мы умрём вместе и будем в Царствии Божьем, в Царствии Небесном. –
     - Подожди дочь моя, не спеши наперёд Бога, раскрой свои объятия и лови меня, я сейчас к тебе спущусь. –
     И Святой медленным облачком покатился в низ, странным образом нарушая все законы физики.
     - Подожди Святитель, подожди! Я тебя не удержу, ты тяжёлый, ты меня раздавишь, а у меня сейчас нет никаких сил. –
     - Не волнуйся дочь моя! Я лёгкий. –
     И Тихон эфирным, невесомым облачком мягко опустился Марии на колени, обнял её за плечи и благостно изрёк.
     - Не проси пустого дочь моя. Всё будет хорошо. Твоя хворь покинет твоё белое тело, твои жёлтые мослы и твою красную кровь. Ты встанешь на ноги! И дети твои вырастут, выйдут замуж и у них будут свои дети. Успокойся… -
    Губы Святого прикоснулись ко лбу истощённой женщины, и тепло вошло в тело и потекло горячими пульсирующими волнами по жилам и по мослам, по мышцам и по кишкам и вошло в сердце огненным уверенным ударом, как удар языка в тулово колокола, возвестив всему телу о жизни.
               
                *     *     *
   
       - Нина остаёшься за «старшую». Я повёз мать в больницу в Борино в район. –
      Мария лежала в телеге на соломе прикрытая одеялом, глаза были закрыты, грудь еле слышно дышала. Дети, выстроившись по старшинству, стояли возле прясла, затем сорвавшись беспорядочной стайкой наперегонки подбежали к телеге и, ухватились за грядушку, молча смотрели на маменьку.
     - Ну, будя, будя прощаться. Врачи вылечат, на то они и врачи. Всё будет хорошо. Отошли от телеги, Нинка веди детей в избу. –
     Приказал Логвёнч. И дети безропотно отступили.
     - Но, родимая пошла, спасай родимая Марию Григорьевну Торшину. –
     Отец  взмахнул кнутом, щёлкнул им в воздухе, лошадь сделала шаг и дёрнула за собой телегу. И тут откуда то сверху из неба над домом мелькнула стая ласточек.
     - Смотри, смотри Маша, ласточки прилетели. Запоздали родимые, в конце апреля вернулись. Жить будем, не умирай. -
               
                *     *     *
    
      Оставшись за «главную», двенадцатилетняя Нина отправила младших на улицу, на весеннее солнышко играть на первой травке.  Сама же взялась за уборку. Оттёрла стол и лавки. Подмела, а затем начала мыть полы, отчищая и отскабливая пристывшую грязь ножом, доводя половые доски до желтизны. Через пять часов в доме всё сияло чистотой и порядком. В печи сварилась уха и мелюзга села кушать. Все ели молча, боясь сказать неосторожное слово, думали о мамке и с волнением ждали возвращения отца. Через час Александр Логвёнч вернулся с врачом и санитаром для дезинфекционной обработки помещения. Всю дорогу его мучили мысли, как врачи посмотрят на грязь в доме, на не мытую посуду, на не убранные кровати. Ведь тиф. Сожгут всё. Потом как жить. На чём спать!?
     - Входите, пожалуйста. –
     Хозяин пропустил вперёд врачебную команду. Дома было убрано. С печи смотрели дети и при виде посторонних спрятались в глубину, подальше от края, прижавшись к стене так, что бы их точно не забрали из дома в больницу.
     - Да у Вас тут нормально. А где спала больная? –
     Нина открыла занавеску и показала на кровать.
     - Здесь спала моя мамка. –
     Дверь закрылась, врачи уехали, обработав помещение и захватив с собой только постель больной Марии. Логвёнч прижал к своей груди голову дочки, горькая солёная слеза медленно скатилась у него по щеке и упала на чистый пол.
     Через месяц Мария вернулась домой худая как тень с бритой лысой головой. Она долго ещё была слаба, силы медленно и потихоньку возвращались к ней, вместе с силами и медленно отрастали волосы на голове.
               
                *     *     *
   
      Молящиеся разошлись вправо и в лево, между ними протолкнулся батюшка и, мотая кадилом из сторону в сторону совершая непонятный для меня обряд, прошёл мимо меня.
     - Вечная память Торшиной Марии Григорьевне. –
     Прошептал я, перекрестился, склонил голову перед Распятием Христа и затем вышел из церкви.
     На ступеньках при входе в церковь у ворот стояла помятая одинокая алюминиевая тарелка, в ней лежала милостыня - мои две сторублёвки. Лёгкий ветерок играл с ними, как играют маленькие забавные котята с конфетными фантиками. Неподалёку по ступенькам вверх через террасу цветов в Верхний Детский Парк поднимались двое, один по старше и один в капюшоне.
     - Странно, - Подумал я.
     - Почему этот в капюшоне в неведомой для меня маленькой обуви и, что-то не понятно, почему его колени неестественно сгибаются, вроде как наоборот. Молодой обернулся в мою сторону, как будто услышал мои размышления и издалека улыбнулся. На его трёх коронках мелькнули яркие быстрые солнечные зайчики. Через пару секунд бомжи исчезли.
               
                *     *     *
    
      На террасе в нижней клумбе благоухали чайно-гибридные розы Чёрная Магия. Они окаймляли ступеньки, ведущие вверх по которым только что проследовала мне непонятная пара. В тишине по бутонам бесшумно скользили пчёлы, перелетая с цветка на цветок. Среди них выделялся импозантный вальяжный мохнатый шмель, Гудящий Летун с двумя жёлтыми поясами с одной на шее и c другой ниже талии, демонстрируя всем своим видом свою опасную белую попку и сильные  крепкие лохматые лапки.
    Сзади осторожно кто-то коснулся моего плеча и следом прозвучал прежде мне незнакомый голос.
     - Молодой человек, молодой человек!? –
     Я обернулся, передо мной стоял мужчина с длинными чёрными с проседью волосами, аккуратной бородой и идеальными итальянскими усами. В его глазах светился азарт и задор с долей небрежности и обычного пофигизма, так что казалось, что он немножко под шефе.
     - Утром бокал шампанского № 1841 Вдова Клико и день обязательно удастся. Рекомендую Вам молодой человек, правда, дороговато, когда несколько бутылок охлаждаются на горке льда на вашем сервировочном столике. Ну, проехали, об этом в следующий раз, а сейчас конечно здравствуйте. Вы, как я вижу, из церкви со службы.-
     - Да, а Вы собственно говоря кто!? –
     С недоумением спросил я и внимательно осмотрел незнакомца.
    - Да, в общем, это и не важно кто я и как меня зовут. Речь пойдёт в настоящее время о вас молодой человек. Вы сейчас поминали свою бабушку Марию Григорьевну Торшину?-
     Он с хитринкой прищурил глаза, наклонил голову на бок и обаятельно улыбнулся в свои безукоризненные усы, оголив при этом ровные ослепительно белые зубы с тремя золотыми коронками на верхней челюси с маленьким алмазом в центре.
- Но чтобы удовлетворить ваше любопытство, да и вам как-то надо обращаться ко мне, называйте меня просто Странник. А вас как изволите величать молодой человек?-
     Я представился, хотя в душе был безусловно уверен, что он знает про меня довольно много и уж не только одно моё имя.
     - Странный какой-то у вас день, неправда ли Александр Васильевич?! – Улыбнулся он. – Всё как-то смешалось и дорога, и радио, и Путин, и бомжи, и служба в церкви, и ваша бабушка с болезнью, её выздоровление связанное со Святым Тихоном Задонским в далёких сталинских годах, а тут ещё и я. К тому же и зовут меня как-то странно – Странник. Надеюсь, вы не последуете следить за той парочкой? –
     И он рукой показал в сторону лестницы.
     - Да нет. У меня сейчас другие планы, я в город. Хотите, подброшу, вам куда? –
     Парировал я.
     - Спасибо с удовольствием мой юный друг. – И мы молча двинулись к автомобилю.
     Машина выскочила по Петровскому спуску, поднялись вверх, слева промелькнул Собор Рождества Христова и Соборная площадь.
     - Остановите, пожалуйста, здесь у Bucho. –
     Странник указал на кафе, перед которым стояли на улице столики с отдыхающими редкими посетителями.
     - По чашечке кофе, сегодня день загадок и разгадок, халява плиз, я угощаю. –
     Полушутя предложил Странник и я согласился.
     Мы уютно расположились под зонтом в комфортных креслах с видом на красное здание Политехнического Университета, где в мою юность располагались кафедра физики и химии.
     - Господа! Что будете заказывать? – Перед нами стоял флегматичный худой высокий официант. Всем своим видом он демонстрировал спокойствие, спокойствие и ещё раз спокойствие.
     - На мой вкус! Хорошо? – И мой новый знакомый вопросительно покосился на меня. Я в ответ утвердительно кивнул и внимательно посмотрел на официанта. Молодой человек был одет в приталенную белую рубашку, чёрные брюки в обтяжку с короткими штанинами, заканчивающимися намного выше щиколотки, ступни были обуты в белые кроссовки без носков, на горбинке его носа висели узкие затемнённые очки, вытянутая голова сидела на длинной шее с большим выделяющимся вперёд кадыком.
     - Прямо, как цапля. – Подумал я.
     - Любезный, один кофе Гильеро с двумя ломтиками лайма. – Обратился он к официанту.
      - Пожалуй, один Dirty Chai Lattes с имбирём, кориандром, корицей, гвоздикой и с перцем, да и добавьте в кофе каплю сока барбариса. И чёрный перец, пожалуйста, индийский Малабар, есть таковой? –
     Мой спутник вопросительно взглянул и, получив утвердительный ответ, продолжил.
    - Молочник со сливками. Мороженное Джелато. Ассорти. – Официант утвердительно кивнул.
     - Двести грамм коньяка Абель Пьер Ферран С.А.Р.Л. Шоте де Броне сорокапятилетней выдержки. – Официант понимающе улыбнулся.
    -  Да и, пожалуй, две французские булочки Бриошь. -
      - Будет сделано. – Официант сложил свою записную книжечку, засунул её в карман и тихо исчез.
      - А вы Странник гурман, ну откуда у нас в Липецке Пьер Форран сорокапятилетней выдержки, да и Джелато, здесь же не Франция и Италия. –
     И я вопросительно задержал взгляд на собеседнике.
     - Всё просто мой милый друг, просто надо верить людям и тогда возможно чудо! – Он поднял палец, - Но верить нужно не всем. –
     Он утвердительно кивнул и посмотрел на вернувшегося официанта. Тот умело расставил розетки с мороженым, и опять  молча растворился.
     - Чем обязан такой неожиданной встрече, и чем я буду расплачиваться за всё это. –
     Я обвёл взглядом вокруг себя.
     – Обязанным жить трудно. Платить по непонятным долгам приходится самым дорогим. –
     - Согласен. Тогда начну с вашей бабушки Марии Григорьевны. Понимаете, дело в том, что человек эволюционирует и самое главное он эволюционирует сейчас и в ближайших к нам поколениях. Чувство страха самое сильное у любого живого существа, и передо мной поставлена задача, оценить эволюцию чувства страха у человека. Деградация личности из-за чувства страха низвергает самозваного царя природы с пьедестала и превращает его в обыкновенное двуногое потребительское существо. Трансформация чувства страха здесь в России позволила Минину и Пожарскому победить поляков. Позже разбить непобедимую армию Наполеона со всей его Европой и со всей его гениальностью, переустроенное чувство страха,  понимание и осознание построения Царства Божьего – то есть коммунизма на земле для каждого трудового человека позволило Сталину объединить даже не объединяемое, и жертву и Вождя. И это объединение, основанное на чувстве страха не за СЕБЯ, позволило вам победить всю «Орнунг» машину Гитлера с его союзниками: венграми, словаками, хорватами, румынами, финами, болгарами и итальянцами. –
     Официант любезно поставил графинчик с коньяком и два коньячных бокала, услужливо наклонился и в этом наклоне элегантно плеснул в бокалы приятную живую коньячную жидкость.
     - Ваша бабушка была готова расстаться с жизнью, она просила смерти у Бога и не молила его о хлебе насущном. Она готова была пожертвовать своей жизнью ради жизни своих детей. Чувство материнства  так же основано на чувстве страха и его вектор направлен не на себя, а на потомство. Получается, что чувство страха есть в двух вариантах. За себя. И более сильное. За другого человека, за потомство. Оно удесятеряет силы личности и помогает ему решить сложившиеся неразрешимые проблемы. Позволяет на долю секунды стать венцом творения, приближает его к Христу и к Богу в деяниях и помыслах. Я понятно изъясняюсь. –
     Странник придвинул к себе мороженое, взял ложечку и начал внимательно рассматривать её.
     - Вполне, - кивнул я, - В юности при обучении в университете нам преподавал философию и научный коммунизм Лев Ефимович Хоруц, за пропуски обещал мне поставить пару балов, но поставил четыре, на пятёрку рука не поднялась. Виною были пропуски. – И я тоже придвинул к себе мороженое.
     - Тогда за знакомство! – Странник поднял бокал с коньяком и профессионально крутанул содержимое по стенкам, затем грустно улыбнулся и тихо бросил.
     – Здоровья духовного и здоровья телесного. –
     Я тоже поднял бокал, осторожно понюхал содержимое, и в моей ротовой полости брызнула слюна в ожидании пока неизвестного мне вкуса. Мороженое было, съедено молча, мы наслаждались необычной тишиной города, ласковым предосенним солнышком, приятным вкусом и ожиданием необычной беседы.
    - Ответьте мне, пожалуйста, откровенно на мой вопрос. - Отодвинув, пустую розетку, я в упор оценивающе посмотрел в зелёные глаза Странника, - Только прямо и честно. - Продолжил я.
     - Странная зелень у него в глазах, совсем не морская, а какая-то зелень свежих мхов и болот, - мелькнуло в моей голове.
     Он тоже, испытывающее, посмотрел в ответ и, немного помолчав, продолжил.
     - Ну, да ладно! Честно, так честно! Тогда давайте ещё немножечко по коньячку. –
     И с этими словами он налил в бокалы вдвое больше, чем наливал официант.
     - Если рассказывать мою историю, то в неё никто не поверит. А если и поверит, то того человека признают психически ненормальным. И если вы не боитесь такого диагноза, то слушайте! –
     Мы сделали по большому глотку, и он продолжил.
     - Надеюсь, вы слышали про самое большое болото в мире!? –
     Я отрицательно кивнул и подумал. - Так вот откуда цвет его глаз, -  и мурашки у меня пробежали по телу.
     - Не бойтесь! Это было очень давно. Хотя говорят, что боль и горе передаётся за тысячи километров и за тысячи лет по энергетическому полю от человека к человеку, от улитки к улитке, от собаки к собаке. Так вот, Васюганское болото 573 км на 320 км площадью 55 000 квадратных километра. По территории больше Швейцарии, Эстонии и ещё много кого-нибудь. Непроходимая топь на десятки метров в глубину, мхи, редкая растительность, царство птиц, грибов, диких животных летом. И невыносимые морозы зимой под -60 градусов по Цельсию. За что такое наказание!? Здесь на окраине болота живут Самоеды! И жили они здесь не всегда. Больше десяти тысяч лет на месте болота была лесостепь и там жил мой народ. Жил на этом месте он очень давно и научился жить в достатке, избегая войн со своими соседями. Правила нашим народом умная династия царей, соблюдая равновесие, и по-отечески относясь к каждому подданному. И у нас была вера в Бога, вера, которая помогала жить смиренно, не выпячивать свою гордыню, не обижать слабых, понимать природные явления, познавать растительный и животный мир. Во главе веры стояли три первосвященника. Почему три? Наверно Вы и сами понимаете. Но случилось так, что один из них, по имени Куда решил стать выше других первосвященников и выше царя, получить всё богатство нашего народа в свои руки. И для этого он обратился к духу Зла семикрылому медведю в образе дракона с железными крыльями Шемабе. И дух зла поведал ему, чтобы завладеть всем-всем и быть самым богатым надо убить чувство материнства и чувство страха не за себя, а за другую особь. И тогда каждый человек будет бояться только за себя. Представьте, что вышло всё именно так и у него всё получилось. Были убиты царь и царица, а также их дети. А их слуги, и их армия присягнули новому правителю. Став, выше царя и выше первосвященников он провозгласил новую веру, где страх за другого человека был запрещён. Так легче было управлять народом, и так легче было забрать всё золото себе. Тянулось это долго, даже очень долго, дух Зла научил Куду не стареть и для этого проводились дикие ритуалы омоложения. И тогда бог не выдержал, разгневался, и земля от его гнева вздрогнула и наклонилась. Пришёл ледниковый период, ледник перекрыл реку Обь и наши земли, наши лесостепи накрыло самое большое болото в мире. –
     - Ваш рассказ, извините меня, звучит как наивная детская сказка. Этого никто не видел из ныне живущих людей, и соответственно подтвердить этого никто не сможет. Я понимаю, что мифы имеют под собой давно ушедшую реальность. Но это в два раза дальше по времени, чем древняя Египетская цивилизация. –
     - Что это было, могут подтвердить несколько ныне живущих людей. Они жили тогда в то давнее время,  они живы и сейчас. Их жизнь это сложное испытание, растянутое на тысячелетия. И всё из-за Куды, из-за его эксперимента, обрести вечную жизнь, который он поставил на трёх подопытных людях и один из них перед Вами.
     Рядом припарковалась машина со странными для Липецка номерами - с буквами и цифрами, состоящими из семёрок и нулей или букв «О» семидесятого региона.
     - Пусть будет по-вашему, у меня буйная фантазия, - осматривая машину, продолжил беседу я.
      – Но, как связаны те давние события и современная действительность? В чём фишка? –
      - Ваше кофе и булочка Бриошь! –
     Официант светился от выполненного сложного заказа и торжественно продолжил,
    - Весьма буду рад выполнить Ваши пожелания. Кнопка вызова под столешницей справа от Вас. –
    Он указал на Странника и его длинные, как у аиста ноги за секунду скрыли его от нашего взора.
     - Дело молодой человек в том, что у вас прошло время применения обычного оружия. Для получения своего господства авианосцы, самолёты, танки уже ничего не представляют. Наступило другое время. Сейчас кто будет владеть энергетическим полем тот и будет владеть и миром. –
     Неожиданно, как из-под земли вырос официант и услужливо обратился ко мне,
     - Вас к телефону. Телефон там в баре. Вас очень просят! –
     - У меня сотовый, - я достал из бокового кармана свой аппарат и положил его на стол.
    Официант в ответ покорно и услужливо улыбнулся,
     - Очень просят! –
     - Извините, я сейчас быстро вернусь, может, что то случилось, - заторопился я.
     Дальнейшие события были скомканы и нелепы. По телефону в баре просили подождать, а затем вызов и вовсе оборвался.
     Вернувшись, я увидел, что за нашим столиком убирался официант. На столе стояла одинокая фирменная коробка.
     - Ваш собеседник только что уехал на машине, которая стояла вот здесь, -
     Официант указал в сторону на машину со странными номерами.
     – Заказ Ваш друг оплатил и сказал Вам принести бутылку этого же напитка, - Он указал на красочную номерную коробку дорогого французского коньяка.
      – И просил выпить её за сохранение Русского Духа, за Вашу бабушку Марию Григорьевну. Вот фамилию её, к сожалению забыл. Он передал, пока будут живы такие люди, Вам бояться нечего. Только нас хотят переформатировать. Не допустите Pussy RIOT. Вот этого я уже не понял. –
     Официант улыбнулся, затем он от чего-то по девичьи покраснел, засмущался и опустил глаза. Так с опущенными глазами и пунцовым лицом он быстро исчез на своих длинных, как у Гулливера ногах.
     С того самого дня уважаемый мой читатель у меня в баре стоит вышеуказанная номерная коробка коньяка Абель Пьер Ферран С.А.Р.Л. Шоте де Броне сорокапятилетней выдержки. Открывать я её не решаюсь по непонятной пока для меня  внутренней причине. Но может быть наступит день, который я с трепетом в душе жду, и тогда мы откроем и выпьем его с кем-то из Вас этот дорогой благородный элексир за здоровье нашего Русского Духа и за мою бабушку Торшину Марию Григорьевну.