Эхо на Бедных холмах

У низкого каменного забора при монастыре располагались холмы, поросшие огромными соснами. Меж покосившихся крестов и покрывшихся мхом надгробий росли маки – яркие, красные, укутывавшие своим теплом тех, кто покоился под ними.

Священник рассказал мне, что здесь, во время Великой войны, полегло 546 солдат из 101-го пехотного батальона Его Величества. Сражения в этом районе были долгими, трудными, покрытыми тенью страха и боли.

– Ну а почему их прозвали «Бедными»? – Спросил у него я.

– Однажды на эти холмы пришла мать убитых солдат, – начал свою историю он, – она потеряла здесь сразу трех сыновей – братьев по крови и оружию. Говорят, что мать в тот момент прокричала «Бедные мои дети!», после чего рухнула замертво и ушла прямо под землю, к своим сыновьям. С той поры холмы поросли маком и огромными соснами, а сами они стали именоваться «Бедными». Со временем здесь установили кресты и надгробия, однако определить имена всех бойцов не удалось – на некоторых табличках можно прочесть надпись «Неизвестный солдат». Вот такая история.

Я лишь удивлено кивнул головой. После поприсутствовал на заупокойной мессе: кроме меня и монахов в монастыре никого больше не было. Во время пения одного из псалмов, я задремал и очнулся на закате, когда меня разбудил настоятель. Он нисколько на рассердился на меня, сказав, что так бывает со многими. Получив от него благословение, я вышел во внутренний двор, поглубже вдохнув запах хвои и полевых цветов.

Я подошел к низкой каменной стене, что ограничивала последний приют нескольких сотен солдат, и пошел от неё в сторону холмов. Бесцельно скитаясь между могилами, я остановился возле одной из них, чтобы прочитать табличку. На ней было написано: «Рядовой Дуглас Мюррей. 2-я рота 101-го батальона. Погиб в возрасте 19 лет».

Неожиданно я почувствовал руку на своем плече. Обернувшись, увидел солдата в военной шинели и каске. С его плеча свисала винтовка, сзади виднелся походный рюкзак, на поясе болталась сапёрная лопатка. Его юношеское лицо резко контрастировало со взглядом, которым он на меня смотрел. В его глаз читалась глубокая скорбь и печаль, а также тот ад, который ему довелось пережить. За ним стояли другие: один мужчина с кружкой в руке, второй – с дымящейся трубкой, третий – в треснутых круглых очках и собакой у его ног. Были и другие. В одно мгновение меня окружили все те, кто погиб в то страшное время.

Юноша обратился ко мне:
– Мы заварили кофе и сделали в котелке кашу. Посиди с нами немного. За последние двадцать лет здесь не было ни одной живой души. Даже монахи сюда не приходят.

Я принял приглашение без какой-либо опаски. Ведь мне была хорошо известна простая истина: бояться нужно живых, а не мертвых.

Мы сели у костра, один из солдат протянул мне миску с кашей и кружку кофе. Я удивлено слушал их истории о несбывшихся мечтах и надеждах, о далеком доме, о отце и матери, ждущих там или о жене, которая осталась нянчить маленького ребенка. О лжи и подлости, о скоротечности жизни, о сущности бытия и смерти, которая пришла к каждому из них, хотя они так хотели жить. Вскоре юноша сказал:

– Видишь эти маки вокруг. Это все моя мать. Она теперь здесь, со мной. Укрыла своим покровом, чтобы нам всем не было больно и холодно. Я ощущаю это все до сих пор. Это место словно приковало нас всех к себе. Я прошу тебя: когда вернешься домой, расскажи миру наши истории. Пусть люди не забывают тот подвиг, который мы совершили. Пусть мы будем жить вечно в умах и сердцах людей.

Я сказал ему, что исполню его просьбу. Юноша одобрительно кивнул и уставился в яркое пламя костра, словно ища в нем тепло, которого был лишен навсегда.

На рассвете я покинул холмы, продолжив свой путь. В первых ярких лучах тени солдат растворялись меж соснами и рядами маков. Еще долго я слышал их голос и голос умершей от отчаяния матери, которые эхом разносились на Бедных холмах.