2. 2 Юта. Под облаками блакитными

Автор:     Юта




…Двери входной хрип.

Сонных квартир храп.

Под ноги кот – стоп

(тот еще хлыщ).

Перекрестясь – в лифт.

Сложной была ночь.

Душу грызет лис.

Блажь в голове о

том, что ушло прочь.

 
***

Пять утра. Трамвай дергается, пытается спрыгнуть на асфальт. В желтой утробе вагончика холодно, но безветренно. Три ранних птахи. Со мной четыре. Трое знакомы, я – чужак. И славно. Подслушиваю. Главная тема – вирус. Не о политике же в такую рань.

 
***

Холодно. Ветер. Ветер. Растеклись от вокзала к машинкам с шашечками человечьи ручейки, а мне ждать полчаса свою конку номер девять.

 Шорты и тонкая футболка не греют совсем. Куртка далеко. Чтобы немного согреться,  достаю дождевик, в нем превращаюсь во вчерашнего сумасшедшего.

Все  закрыто. Даже круглосуточный магазин взял передышку до восьми. Разочарованные бомжи плетутся кто куда. Пахнет поездами и дымом отечества. Форменный Челябинск, хоть и не он.

Здравствуйте, помойки, облепленные стариками. Здравствуйте цены, летящие вверх. Привет, безнадега, царьки-кровососы, новости, пропахшие слезами, серой и порохом.

Здравствуйте вороны и тополя, трубы и пробки, окна, коты, печальные люди с печатью хронической усталости.

Здравствуй, отрада моя, река.

 
***

Худощавый гражданин свесил смуглый лысый череп с верхней полки, зашипел:

-Аня, ты храпишь!

Женщина вскочила:

-У меня нос забит. Прости.

Квашня квашней. Размытая, с перепуганными глазами-шоколадками, одновременно какая-то плюшево-домашняя, она прилегла обратно но, похоже, спать передумала. Трепетная синичка. Любит. А он – нет. Или как-то не так.

До моего города сорок минут. Уходит соседка с боковой – резкая, остроносенькая, похожая на галку девушка. Её станция. Следующая – моя.

 
***

Мчится поезд. Что-то в нем разболталось окончательно. Еще немного,  головой пробью дырку, получится дополнительное окно. Не спится, не думается. Пустота.

Хр, хр – почивают мои соотечественники. Дедушки и бабушки позвякивают вставными челюстями, сопят краснощекие девицы и молодцы, тети и дяди дремлют, вцепившись в сумы с документами. Сны носятся по вагону: мечты, страхи, планы, надежды.

 
***

Рабы торопятся к хозяевам. Поводок натянут. К станкам!
Летим в пенале с сомнительными запахами. Скорость. Перестуки. Постели. Чай. Грусть.

Мотается по вагону, держась за папины пальцы, тот самый пупс наперевес – годовалая улыбчивая малышка. Лучик, лучик, не погасни.


***

Мой вагон открыли последним. Проводница заспалась. Грозный мужчина с ребенком наперевес громыхнул кулаком по боку железного коня, из которого выплыла красавица, протирая серы очи пыльным пальцем.

Понурые перелетные птицы возвращаются печальным клином домой. В перьях колышутся упаковки из Макдоналдса, разбитые сердца и гипсовые магнитики  для холодильников. Натужно тянут через ступеньки жирные короба с колесиками, утрамбованные барахлишком и персиками. Каждый сам по себе. Отрешенные.


***

День города.

Одесса родилась второго сентября. Двести двадцать шесть годиков. Девчонка! Грязненькая, пыльненькая. Дворники заняты – создают массовку в районе официальных мероприятий. Нынче не до чистоты. Ну и ладно. Дух города не запятнаешь. Разве что до сих пор морщится, вспоминая второе мая. Сколько их было, черных страниц: эпидемии, революции, войны. Жива Одесса! Сверкает оперный, бурлит Дерибасовская, выстояла Екатерина-памятник, бронзовеет лучезарный дюк де Ришелье. Земледелие, торговля и правосудие чуток позеленели, но все еще символизируют.

Кстати, как и на монумент Екатерины, на дюка тоже покушались. Граждане националисты  недавно хотели царевну променять на нечто в честь УПА, а Ришелье товарищи коммунисты когда-то пытались перековать в Суворова.   

Люди. Дух не всегда понимает их порывы. Я тоже, хоть и человек.

Потемкинская лестница. Море. Жизнерадостный синий. Соль на щеки. Солнце в глаза.

Вечером здесь будет зрелище. Концерт, толпа, фейерверк.

Пока лишь репетиция. Рас, рас, тук, щелк. Звуки летят в море. Порт отвечает гудками. Жива Одесса. Живи.

 
***

«Когда я пою о широком просторе,
О море, зовущем в чужие края,
О ласковом море, о счастье и горе,
Пою о тебе я, Одесса моя»

Под звуки городского гимна в пампасы отползает чей-то поезд. Рань. Погуляю часиков десять.

Шесть утра. Осень вам не лето. Зябко. Мак переполнен путниками. Между столиками бродит сумасшедший старик в прикиде «от кутюр». Бормочет, выкрикивает, собирает брошенный мусор, рукавом протирает столы. Посетители улыбаются или возмущаются.

-Вин трогав мою сумку. Шось зробить! Выжэнить!

Работник Мака машет рукой:

-Он безобидный. Два года уже здесь.

Строгая девушко с Западной Украины кривит губы. Работник скоренько переводит фразу на мову.

Чайная пирамидка, салфетки, сахар. В стаканчике вместо кипятка – кофеек. Вот тебе и чай. Два в одном. Напиток на удивление вкусен. Видчайдушнэ мерси.


***

Почему всегда обратная дорога – синоним: комок в горле? Я не люблю Родину? Не патриот? Наверное, да.  Иван, не помнящий родства. Безродный космополит, потерявший свое лицо. Почему мир устроен так, что каждый прикован  к точке на карте? Карма, не иначе.

От Варны до Одессы время летит в дреме или в другом измерении.  «Здравствуйте, хмурые дни». Довиждане, мой рай.

Громадины ветряков машут великанскими крыльями: «Вернешься, странница? Лучше совсем останься».

Остаться пока никак.

 
***

Обычный советский город Варна, облупленный слегка. Ну, порт. Ну, Одессос. Правда, и Деонисиополь одновременно. Пили тут много, видимо.

Не полюбленный. Слишком коротки прогулки – от жэпэгары до автогары. От автогары до Кауфленда. Однажды прошлась по приморскому парку, который захватили граждане цыганской национальности.

Как тут полюбить? Не мое.

А что мое? А все на «С». Созополь, София, Сандански.

В Софии, как и в Варне, всегда трошки времени и тоже лишь гары, но…

В небе, на расстоянии вытянутой руки, самолет.  Торжественно набирает высоту творение рук человеческих. Немного страшно. Вдруг…Фух. Летит, летит к облакам! Выше Витоши, выше Рилы и Пирина, над Родопи и Старой планиной. Айдэ!

София пока для меня – терра инкогнита. Не исхожена. Лакома. Кто знает, почему. Может быть, дело в Витоше. Хочу туда, ой, как хочу.

От Софии до Варны ночь. Расстояние меряю временем. Вагон первого класса, есть еще второй, плюс спальные для богатых. Я полубогатая. Бедные второклассники просачиваются в первый, но их гоняют бдительные контролеры.
 
Вжимаюсь в кресло, чтобы стать невидимой. Болтать с попутчиками неохота. В шестиместном купе четверо – я, парочка на своей волне и парень с лимонным чемоданчиком. Голубой он, что ли, этот парень? Но с виду вполне… гм… Розовый? Коричневый? Улыбчивый, вот!

За окном темень. Сквозь горы и города мой путь. Домой.

Жаль.

Когда не спится, время тянется канителью. Выпала мне бубновая шестерка - долгая дорога, а телефон разряжать низ-зя.

Значит, буду вспоминать.

Созополь, например. Не весь, его старую часть. Лучше всего по Созополю гулять в самую жару. Безлюдье потому что. Можно делать всякие глупости. Например, прижаться ухом к какой-нибудь старинной стене и услышать. Что? Секрет.

Можно лететь вприпрыжку по булыжникам узеньких улиц, раскидывать руки и даже петь, только шепотом – в домах до сих пор живут люди. Можно присесть на старинную ступеньку и окаменеть на полчасика, любуясь волнами. Этот город затягивает в страну-фантазию. Я - Ассоль и пират, я  рыба и чайка.

Ого! Глядите-ка, вот он, кот, Тот самый, Пушкинский. Только не по цепи ходит туда-сюда, а сидит себе на подоконнике, улыбается.

Цветы, цветы. Тишина. Услада. У миро творенность.

Апполония, снись, пожалуйста, зимними ночами!

Светает. За окнами поезда порт. Мелькают громадины кораблей. Варна.

 
***

- Не верь их улыбкам! Болгары себе на уме.

Лена знает. Она прожила в Сандански семь лет.

Все равно верю или «обманываться рад».

А то, что к посторонним относятся настороженно, известно всем.  Не привыкать. Я чужестранка по жизни, и для «своих» в том числе. Аутист какой-то. В этом есть преимущества. Никто не пытается поучать, лезть с расспросами, навязывать собственные принципы. Сама по себе.

Болгары точно не наши двойники. По моим (неправильным) меркам красивых лиц наперечет. Шумные, как всякий южный народ, кажется, немного с ленцой – наверное, из-за жары. Еще, они больше дети, чем мы. Не инфантильные, но более открытые, свободные. И, похоже, их души чище – меньше пятен.


Вторник.

Черный Спартак скрылся за поворотом. Нет, я не плачу, просто катятся слезы и тот самый комок…

До свидания, моя радость.

Горы, не забудьте меня, пожалуйста. Не отпускайте.

 
Понедельник.

«… торжественными чужестранцами проходим городом родным».

Родным, да, родным. Я знала о нем с детства. Андерсен же! Здесь жила Элиза. Сюда ласточка доставила Дюймовочку, спасая от жирного крота. А вот, прямо под моим балкончиком, сад колдуньи с говорящими цветами из «Снежной королевы».

Да, кстати, в таком климате осколки зеркала вылетают из глаз и сердец без малейших усилий.

Поднимаюсь к белой беседке над городом по тайной горной тропке. В последний раз? Надеюсь, нет. Тогда, в четырнадцатом, на Таракташе, вглядываясь в далекие белые домишки Ялты,  точно знала – в последний.

Потерян мой изумрудик - Крым. Может быть, теперь нашла что-то большее? Я богач! Жизнь подарила мне новый, такой родной сказочный мир.

Ветка падуба царапает руку. Как всегда!

Наклоняюсь, чтобы прихватить с тропинки пестрый камушек - мою новую драгоценность. Теплый. Разгорячился на солнце.

Хвойный запах щекочет нос, а значит, беседка уже рядом.

Над головой два орла наматывают круги. Внизу в прозрачной дымке колышутся черепичные крыши и светлые пятна стен. Горы и море неба. Дышу тобой, Фракия. Любуюсь. Заранее скучаю.

 
Воскресенье.

Свети Врач. Парк врачует легкие и много чего еще. Недаром в Сандански наведывался деспот Тодор Живков. Сейчас его бывшая резиденция над городом переживает упадок. Кризис.

А парк с годами все краше. Евросоюз помогает сохранить эту жемчужинку. Сосны, кедры и софоры, королевские платаны и гранаты, кипарисы, инжир, магнолия, сакура. Нет, всего не перечислишь. Больше ста шестидесяти видов. Гурманам-ботаникам раздолье и нам, прогульщикам, услада. Здесь прохладно даже в сорок! Сиди-пересиживай жару, любуясь гусиками и лебедями, братьями Элизы, что живут на озере. А хочешь, поплавай в бассейне с минералкой.

Журчит  Быстрица. Вода в ней – лед. В восемнадцати километрах от города, срывается Попиналышским водопадом в пропасть и летит со скоростью света вниз. К нам. Вчера «и я там был». Сегодня – релакс.


Вчера. Суббота.

В августе щербатые ряды туристов пополнились, и запустили маршрутку на водопад.

Чужестранцев кот наплакал, все они – я, местных – человек шесть. Едут на дачи рядом с  Попина Лыка или на расходку в горы.

Водопад оставляю на закуску. Он в пяти минутах от маршрутки,  никуда не денется. Времени мало. Цель – горы. Как можно выше. Куда успею. Подъем не крутой. С камня на камень, скок-поскок. Лес хмурится. На тропе пасмурно. Солнце пока низко. Сегодня синоптики запланировали дождь. Спешу. В горах непогода – брр.

Почти бегом до плотинки. Прыг, через речушку. Дальше – круче. Тук-тук. Сердце работает с перегрузкой. Горы не любят спешки.

Вот и хижа Беговица. На горных маршрутах Болгарии можно путешествовать без палаток и спальников, даже без запасов еды. Расстояние между хижами – от двух до шести часов хода. Только надо знать маршрут, и, але-оп – стол и кров к вашим услугам за скромную плату. В придачу веселая компания дружелюбных любителей гор.

Для меня пока что это роскошь, посему – без остановки: marchons, marchons!

Да, кстати, откуда ни возьмись, появился незапланированный попутчик – лобастый коротколапый собакин с колокольчиком на ошейнике. Показывал дорогу и охранял от белок, за что получил в награду вкусняшку. На хиже попрощался – ткнулся мордашкой в ноги и остался на Беговице.

Скоро увижу вершины поближе. Темп не снижаю. Догоняю развеселую компанию. Девчонкам лет по семьдесят-восемьдесят. Вооружены походными палками, заряжены радостью. Боже, какие же они чудесные! Седенькие, кое-кто прихрамывает, на каждой второй очки, но от них веет счастьем и юностью душ! Идут на Кукленско озеро. Мне туда не успеть. Маршрутка в пять, ходу обратно часа три. Уже двенадцать. Ускоряюсь. Подхожу к безымянному водопаду. Любуюсь. До ближайшей вершины рукой подать. Нет, это оптический обман. Не добегу.   

Накатывает волна усталости. Это все спешка. В голове штормит. Здесь уже пару километров над уровнем моря. Значит, вот она, моя вершина на сегодня.

Небо затягивает серыми клочьями. Выше не поднимусь. Где-то рядом пасутся тучные милки-скалолазки. Тут для них раздолье. И для меня.

Радость моя – горы. Люблю, люблю, люблю.

Подтягиваются бабушки. Потешаются, озорницы, мол, попалась. Завидую. Прощаемся. Ползу вниз. Успеваю заглянуть на водопад Попина Лыка и прыгаю в маршрутку.

 
***

Пятница, четверг, среда…

Звездопады, лица, ливни, море, походы, жара – все уже позади.

Дары прошедшего лета превратились в воспоминания.   

***

Отравленный воздух, ядовитая вода, поддельные продукты, вороватые лжецы, захватившие власть, безвольный народ, способный рвать лишь ровню, но не своих мучителей. За что тебя любить, родная моя?

Я стою у окна, которое нельзя открыть из-за приторной вони снаружи, вглядываюсь в каменные леса и кирпичные горы. За ними желтые поля, их почти уже не видно. Бетонная опухоль растет,

но жив еще мощный тополь возле девятиэтажки напротив. Вымахал выше крыши. Тополь принадлежит воронам. В нем птичий аэродром. Зимой, на рассветах, тополь красен и красны вороны-яблоки, облепившие ветки. Отсидятся, взлетят. Глядишь, а насиженные места заняты другими. Тополь – воронье сакральное место.

Скоро его срубят. В моем дворе весной все тополя пустили под нож, чтобы не падали, заодно торгануть дровами.

А может, вороны и не дадут погубить свое дерево, отобьют. Они умеют.

Родина моя – дерева и травы. Те, что тянутся вверх вопреки нахрапистому асфальту.

Родина моя – поднебесье. Царствие тучье и птичье. Ненаглядное государство звезд, лун и божьих коровок.

Родина моя – моя река. Цвет ее – небо. Синее – синяя, серое – и река наполняется грустью. Жаль, травят безбожно. Может, мы стадо инопланетян с миссией уничтожения?

Нет уж! Румяные громогласные тетки, что торгуют снедью на соседнем рынке, наверняка не злоумышленники. Малышка с тонкими косками, зависшая вниз головой на турнике, скорее всего, не громила. И та, вчерашняя старушка в магазине, которой денег хватило лишь на хлеб, а пачку дешевого чая вернула кассирше, точно не бандитка. Кто же эти люди, что гробят мою страну? Люди ли?
 
Хватит ныть.

Родина моя – Земля!

Плевать на серые дни хмурого государства.

Знаю, наступит июнь.

Плевать, что в карманах гуляет ветер.

Знаю, я богач. Никакой не полу…. .

Несмотря ни на что.

 


© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации №221102700640

Вот мы и дождались работы в стиле «гонзо». Прекрасный образчик, столь же яркий, сколь и наглядный. Все признаки «гонзо» налицо.
Напомню, «гонзо» отличает крайняя степень субъективизма повествования (читатель «видит» только глазами автора, нет даже намека на разумную аналитику) и неопределенная структура, в которой не то, что смешались, а прямо-таки растворились друг в друге динамическое повествование и внутренний монолог автора.
В общем, относительно этой работы могу процитировать первоисточник: This is pure Gonzo!
Хотя, строго говоря, для того, чтобы быть pure gonzo, тексту не хватает обсценной лексики. Но поскольку писала дама, к отсутствию отнесемся с пониманием :)
 
Автору, работающему в стиле «гонзо», придется смириться с тем, что на одно похвальное слово ему достанется десять ругательных. Основная причина кроется именно в субъективизме повествования.
Такая вот психология: чем страстнее вы высказываетесь, тем больше появляется желающих вам возразить. Аналитика усыпляет, а страстное: «Я чувствую так!» возбуждает. Иногда даже перевозбуждает. И неважно, о чем далее пойдет речь – об искусстве, экономике, политике, да хоть о погоде! Чем страстнее прозвучит: «Я чувствую так!», тем больше у собеседника соблазн заявить: «А я чувствую по-другому!!». И пошло, поехало…
Стилистика «гонзо» – идеальное огниво, чтобы высечь искру, поджечь и сделать так, чтоб полыхало так полыхало. Так что, дорогие читатели, не сдерживайте себя в реакциях – «гонзо» их подразумевает. Без споров, переходящих в раздоры, «гонзо», как свадьба без баяна.
Поэтому благодарю Юту за открытую форточку (смеюсь).
Но еще более благодарю за возможность для нас всех посмотреть на очень интересное литературное решение. Даже два: фигура автора и специфические экспрессивно-выразительные средства.
 
Первое – это фигура автора.
Повествование ведется от 1-го лица, но это не художественное произведение, поэтому мы не можем говорить о наличии литературного героя, который является центром сюжета. Здесь нет ни героя, ни сюжета. Точнее: нет сюжета, а потому нет героя. Кто же есть? Кто этот (эта) «Я»?
Это повествователь (нарратор).
В художественном произведении повествователь (автор) является создателем того мира, о котором повествует, Творцом (вот так, с большой буквы). Автор все про свой мир знает, все предвидит, и потому все неожиданное повороты сюжета – только игра для читателя, не для автора.
В журналистике (путевые заметки – это жанр журналистики) нет Творца. Есть нарратор, который ведет повествование о том, что происходит здесь и сейчас. Передает фабульные события, финал которых для него такая же тайна, как и для читателя. Да и финала, собственно, никакого нет, если вдуматься.
В классической журналистике подразумевается, что репортер (нарратор) хоть немного, да смыслит в том, что рассказывает. Иными словами, предвидит… не финал, но какую-то краткосрочную перспективу имеет в виду.
 
Вспомните фигуру нарратора из «Путешествия в Апсны», который (-ая) предварительно знакомится с условиями поездки (работают ли банковские карты и проч., покупает резиновые тапочки, планирует приезд-отъезд). Все ее действия обоснованы в рамках ее повествования.
А теперь сравните с нарратором из «Облаков». Откуда и куда едет? С какого транспорта на какой пересаживается? Видите, какая разница в подходах у двух наших авторов, Юты и Эльзы? Принципиально разные литературные решения.
Разные подходы – разные цели, которых они достигли.
Сравните образы, которые у вас сформировались: путешественница Эльза и путешественница Юта. Чувствуете разницу?
В случае Юты у нас больше соблазнов оценивать ее личность, чем в случае Эльзы. Почему?
Потому что повествование решено в рамках потока сознания. Объективное и субъективное неразделимо и так же размываются границы между фактами и вымыслом.
 
\\ Мчится поезд. Что-то в нем разболталось окончательно. Еще немного, головой пробью дырку, получится дополнительное окно. Не спится, не думается. Пустота.
Хр, хр – почивают мои соотечественники. Дедушки и бабушки позвякивают вставными челюстями, сопят краснощекие девицы и молодцы, тети и дяди дремлют, вцепившись в сумы с документами. Сны носятся по вагону: мечты, страхи, планы, надежды.
***
Рабы торопятся к хозяевам. Поводок натянут. К станкам!
Летим в пенале с сомнительными запахами. Скорость. Перестуки. Постели. Чай. Грусть.
Мотается по вагону, держась за папины пальцы, тот самый пупс наперевес – годовалая улыбчивая малышка. Лучик, лучик, не погасни. \\
 
This is pure Gonzo!
 
Второй момент, на котором я бы хотел заострить ваше внимание, это экспрессивно-выразительные средства, которые в данной работе (как, впрочем, во всяком «гонзо») весьма специфичны.
Например:
 
\\ В желтой утробе вагончика холодно, но безветренно. Три ранних птахи. Со мной четыре. Трое знакомы, я – чужак. И славно. Подслушиваю. Главная тема – вирус. Не о политике же в такую рань.\\
 
\\Вечером здесь будет зрелище. Концерт, толпа, фейерверк.
Пока лишь репетиция. Рас, рас, тук, щелк. Звуки летят в море. Порт отвечает гудками. Жива Одесса. Живи.\\
 
Подобная конструкция предложений и позволяет создать тот самый поток сознания. В который читатель затягивается с первых строк, а далее имеет выбор – либо плыть в нем, в потоке, и дышать в унисон с автором, либо вынырнуть, возмущенно отплевываясь, и страстно провозгласить: «А я чувствую по-другому!!». Такова природа «гонзо».
 
Хочу отметить еще одну деталь. Помните, мы говорили об именовании персонажей и предметов? «Несгибаемые огнеборцы», «верный железный конь» (об автомобиле), «мой хвостатый любимец» и т.п. Такие обороты, имплантированные в т.н. «нормальное» повествование, являются крупным недостатком. Всегда смотрятся, как манерные, жеманные, претенциозные заплатки. Но не в «гонзо». В «гонзо» они как раз к месту. Фраза \\ мне ждать полчаса свою конку номер девять \\ вполне органично ложится в контекст.
 
И теперь самое интересное. Лексика.
Давно хотел поговорить с вами о таком литературном приеме, как остранение (без «Т», от слова «странный», но с одним «Н»).
Термин придумал Шкловский, русский (потом советский) литературовед и основоположник русского формализма (ОПОЯЗ). Придумал в 1916 году, но только сам термин. Прием существовал задолго до него.
 
По Шкловскому, остранение – прием, выводящий читателя из автоматизма восприятия. В обыденности восприятие вещей сводится к стандартным функциям и смыслам – к «автоматизации»: автоматизация съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны, а цель хорошего писателя — сделать восприятие не автоматическим, а живым (с).
Ранее это называли просто «образом». Образ – это базовое качество художественной литературы. Нет образа – нет литературы. Да и не только литературы. Образность является фундаментальным принципом искусства в целом: показать знакомый объект (явление) по-новому, ощутить его эстетическую неоднозначность.
Вот что такое остранение (по Шкловскому).
Стихи – более благодатная почва для остранения. Проза в этом плане более конкретна, если угодно, более вязка, и потому остранение становится доступно не всем авторам (хотя именно к нему следует стремиться – к эстетической многозначности). А вот «гонзо» прямо-таки провоцирует к остранению.
Ведь что такое остранение по сути? Это включение обыденного предмета в новые ассоциации. У Шкловского: «Речь идет о создании такой формы, которая передавала бы настроения и переживания автора и подталкивала реципиента к тому, чтобы самому продолжить процесс ее восприятия».
 
В работе Юты завет Шкловского прекрасно реализован: пупс-лучик, перепуганные глазки-шоколадки и многое другое. Фактически весь текст на этом построен. Прекрасно!
 
Есть, конечно, и штампы. В значении: образы, много раз использованные другими. Дерибасовская непременно бурлит, дюк, конечно же, бронзовеет, печать (как же иначе?) хронической усталости и т.д.
Хотя кто из нас без греха?
Впрочем, ряд уж совсем зашкваренно-клишированных сцен, типа бомжей на помойке, лучше бы переделать.
 
В целом, работа Юты оставила у меня весьма приятное впечатление. Приятно было почитать образчик не столь часто встречающегося стиля. И неплохо воспроизведенного стиля.
Спасибо.
 
С неизменным уважением ко всем, к тем, кто оказался благосклонен к «гонзо» и к тем, кому «гонзо» категорически не зашло,
 
Мужик Бородатый   27.10.2021 16:41   •   Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
Можно вас обнять? Уважаемый МБ, а ведь ваши рецензии сами по себе - произведение искусства! Спасибо.
Юта
 
Воинственный Читатель   27.10.2021 19:59   Заявить о нарушении / Удалить



http://proza.ru/comments.html?2021/10/27/640