2. 5 Соня. Амальфи

Автор:     Соня

*

          Таких узких дорог мы в жизни не видели. Главная трасса в ширину от силы метров шесть, слева каменный парапет, справа скалы или дома. Трасса ведёт через всё побережье, парковок нет, машины оставляют прямо на проезжей части, впечатывают их в заборы и стены, чтобы легче было объехать, постоянно приходится останавливаться и пропускать встречных, а ещё и велосипедисты, а ещё и пешеходы, тротуаров ведь тоже нет.
           Главная трасса, в лучших своих местах шириной в шесть метров, ведёт через всё побережье, это серпантин, но автобусы несутся с бешеной скоростью, перед поворотами обязательно сигналят по нескольку раз. Это не означает, что водитель ругается последним идиотом, это означает: «Осторожно! Я еду!». Мы обливаемся потом, нас обгоняют, сигналя, и автомобили, и мотоциклы, и мотороллеры. Вчера мы сами с трудом обогнали под гору велосипед. У велосипедиста ноги как из стальной проволоки, велосипедистов много, я бы на эти горы и пешком с трудом поднялась, машина еле-еле на первой передаче тащится, а они – на велосипеде! А все водители – само спокойствие, само внимание, нервы у них тоже из стальной проволоки, хоть и итальянцы. Если кто-то, к примеру, разворачивается на главной трассе (это та, что шесть метров в ширину) – все стоят, ждут, даже помогают, жестикулируют, дают советы, высунувшись из машин, пешеходы тоже помогают, никто не психует, никто не вопит, не обзывается, правильно, а где же еще развернуться? Дороги узкие, таких узких я в жизни не видела.
          Не удивительно, что с приездом мы опоздали на четыре часа. Была уже глубокая ночь, и вместо приветствия Марио честил нас так энергично и эмоционально, что мы рады были половины не понять. Выговорившись, он мрачно следил за нашими попытками пристроить машину на немыслимой парковке на уступе скалы, потом вырвал из наших рук ключи и припарковал её сам. Всё, сказали мы, хватит с нас, тут машина следующие недели и останется стоять, будем ходить пешком.
          Спустя три дня мы едем уже более-менее уверенно, это-то нас и губит: сдаём назад, чтобы дать возможность грузивику проехать поворот, и сильно царапаем заднюю дверь о скалы. Хорошо, что машина не наша, а взята на прокат. Страховка оплатит. Наверное.
 

*

          В магазинчиках нужен глаз да глаз, первая доверчивость уже прошла: нас пытаются надуть на чем попало. Мы это замечаем, но что поделать? Вчера булочка стоила сорок центов, сегодня уже пятьдесят. Во фруктовой лавке платим все время одно и то же, хоть мало покупай, хоть много. Хозяева магазинчиков улыбаются, но не очень искренне, магазинчики крошечные, цены заоблачные, если прийти утром к самому открытию, застанешь хозяйку в пижамных штанах и халате. Хозяйка угощает нас свежезаваренным кофе и обсчитывает на евро. Мелкую сдачу никто не даёт из принципа.
          Все в потрёпанной одежде, все без зубов, это вам не Милан, не столица моды и красивых людей. Все столицы не имеют общего со страной, а тут и подавно глубинка, регион, конечно, туристический, но мы живём на самом горе в махонькой деревушке, туристов тут практически нет, кроме того, сейчас и так не сезон.
          Вечером мы идём в центр деревни – это сто пятьдесят ступеней вверх. Тут, на горе, все измеряется не в метрах, а в ступенях, вместо улиц здесь лестницы, крутые скалы, а на них дома, не дома, а ласточкины гнёзда. Около церкви, на площади, сосредоточена вечером вся жизнь. Площадь махонькая, едва помещаются четыре машины, а там же ещё и автобус разворачивается, как они это проворачивают – ума не приложу. Около церкви, на площади, на длинной каменной скамейке вдоль длинного каменного парапета собираются старики. В белых растянутых майках и пиджаках, в кепках, на груди золотые цепи, в руках палочки, и все без зубов. Они сидят там каждый вечер с шести до десяти, вид с их скамейки просто великолепный – и бирюзовое море, и зелёные горы, и миниатюрный сверху собор, и кособокие улочки города, и блестящая ниточка серпантина – но они не смотрят, сидят спиной к морю и беседуют. Когда мы подходим ближе, заговаривают с нами, мы не понимаем, разбираем только signorina, но от нас и не ждут ответа, они смеются, хлопают в ладоши, один из стариков начинает петь, двое подпевают, в песне речь тоже о signorina.
          В церковной пристройке, под противным светом неоновой лампы другая группа стариков играет в карты. Как бы ненароком я заглядываю внутрь – комната совсем без мебели, только стол и стулья, стены выкрашены зелёной краской. Прямо в церкви играют, удивляюсь я. Колокольня подсвечена синими светодиодами, на горе напротив светится такой же синий крест – похоже, они открыли для себя это дешевое освещение. Где-то по дороге мы видели статую Мадонны, над головой у Мадонны нимб из ядовито-синих светящихся звёзд, а вот, глянь, и ещё одна церковь с синей колокольней, и ещё одна.
          Церквей очень много. В нашей деревушке их три. И три ресторана, и два магазинчика с неземными ценами, каждый размером с кухню в хрущёвке. А ещё – куцое футбольное поле, по бокам и сверху затянутое сеткой – ещё бы, иначе придётся искать мяч в городке на берегу моря, а туда тысяча двести ступеней. Поле, наверное, даже меньше, чем четверть обычного, играют пять на пять. В других городках такие же игрушечные поля, здесь ни на что нет места, крутые склоны, дома лепятся на горах как ласточкины гнёзда.
          Зато тренировка у подростков серьёзная, нам нечем тут особо заниматься, и мы смотрим на тренировку. Тренер – девушка, но все её слушаются беспрекословно. Когда начинаются упражнения с мячом, одному парню не хватает пары, и она снимает с плеча сумку, с которой не расставалась уже час, и тоже играет, играет лучше всех. После тренировки играют взрослые мужчины, пять на пять. Мы стоим у парапета и смотрим футбол. Собралось человек шесть зрителей, тут не только нам нечем заняться, местные проводят время тоже тут, возле церкви. Старики разговаривают, мы рассматриваем их, когда на поле не интересно, подростки ездят кругами на мотороллерах, дети – на велосипедах, собаке бросают мячик, она лает и приносит его обратно. Взрослые стоят группками посреди площади или дают советы футболистам – сверху, перевесившись через каменную ограду, трибун или скамеек нет, места хватило едва на крошечное поле, но играют в футбол в полную силу, с полной отдачей. И невозможно отделаться от впечатления, что нас чудесным образом занесло в фильмы Феллини.
          А ещё в деревушке есть поле для бочче, оно метрах в ста от футбольного, почти на окраине. Мы снова свешиваемся через парапет и видим теперь четырёх мужчин, двух стариков и двух молодых. Они изредка перебрасываются отрывками фраз, которые мы не понимаем, и играют сосредоточенно и очень хорошо. Техника не такая, как в петанке, но настолько же захватывающая. Толстый старик в синей футболке точнейшее выбивает чужие шары, а если не получается, если промахнётся, сердито смотрит вверх на нас. Если получается особо изящно – тоже смотрит на нас, но без эмоций, по крайней мере, с виду. Мне кажется, он очень гордится, что так хорошо играет. Все четверо то и дело поднимают голову и глядят на нас, хотя мы ведём себя очень тихо, даже переговариваемся шепотом, как в театре. Может, за ними не принято наблюдать, кроме нас других зрителей нет. Футбол я смотрю, потому что больше нечем заняться, а бочче и петанк меня завораживают. Каждый раз думаю: вот игра как раз для меня! Но играть так ни разу и не пробовала.


*

          Кругом лимоны. Куда ни глянь, трехмерные конструкции из жердей, поверх которых распластались их кроны, особый сорт, такого нет нигде в мире, даже в Сицилии, говорит наш хозяин Марио – крупный, усатый, зубы через один, а на толстом животе кожаный пояс, за который заткнуты нож, ножницы, моток проволоки. Под лимонными деревьями много места, там садят помидоры и кабачки, а Марио, хитрый лис, даже устроил парковку для нашей машины. Он с самого утра за работой, обрезает побеги, подвязывает лозой ветки к жердям, некоторые лимоны уже жёлтые, и он собирает их в сумку, которая тоже висит у него на поясе. Виноградную лозу нужно на десять минут опустить в кипяток, и она станет гибкая и прочная, лучше проволоки и дешевле, говорит Марио и показывает, как из мокрой связки прутьев можно завязать и снова развязать узел. Лозу он держит в зубах, когда работает, а проволоку за поясом. Кладёт нам на стол два лимона – гигантские, бугристые, с крупными порами. Тут всё увито лимонами, все склоны, даже беседка, в которой мы сидим, но они ещё зелёные, не спелые, когда один бок станет белым – лучшее время, чтобы делать из них limoncello, ликёр. Берётся только цедра, ни грамма белой мякоти, говорит Марио, один килограмм цедры, один килограмм сахара и один литр спирта. Он рассказывает в деталях, как делается limoncello, начинает на ломаном английском, затем переходит на итальянский, но мы всё равно его понимаем. Марио сам лимончелло не делает, спирт слишком дорогой, а покупать в туристических магазинчиках узорные бутылках мы не решаемся – наверняка, подделка. Иногда между лимонами растут мандарины или апельсины, но и они пока ещё зелёные.
          Через день и Марио, и все соседи как по сигналу начинают накрывать лимоны чёрной сеткой, привязывают её проволокой к жердям. Лимоны очень чувствительны к холоду, говорит Марио, я прячусь от жары в тени беседки и его не понимаю. Три дня все вокруг натягивают сетки, и вид на море теперь изрядно подпорчен, они работают с утра до сумерок, без сиесты, не смотря на солнцепёк. К вечеру третьего дня небо затягивает тучами, а ночью начинается настоящий ураган с градом, молниями и ливнем.


*

          Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Дома – что твои ласточкины гнёзда, проходы между домами часто уже метра, проходы – ступеньки, но называются улицами. Есть прибрежная трасса, что ведёт через городки и посёлки, на ней нужно припарковаться, а дальше только пешком, по ступенькам, настоящий лабиринт из лестниц, арок, закутков, часто едва освещённых. Магазинов нет, только микроскопические лавки, где всё втридорога, если найдёшь магазин побольше – то нет парковки, за покупками ездят на несколько семей сразу. Марио сказал, что воду можно пить из крана, наверное, она из горных источников.
          Больше всего нам нравятся ослики. Вообще-то, именно из-за осликов мы сюда и попали: я увидела о них репортаж по телевизору, и никак не могла поверить, что в двадцать первом веке такое возможно. Осликов тут абсолютно серьёзно используют для перевозки грузов. Осликам не нужны парковки, то там, то сям мы видим их с жестяными коробками по бокам, нагруженных песком или цементом. Ослики связаны между собой верёвкой и ловко взбираются гуськом по ступеньками; если коробки пустые – погонщик садится на первого верхом. А как ещё сделать, к примеру, ремонт, если вместо улиц – лестницы, длиной во многие сотни метров, и никакая машина к дому не подберётся?
          На стенах объявления: прокат транспортных животных, и фотография осла. Мы бы и сами не прочь прокатиться, но стесняемся отвлекать занятых людей, кроме того, с нас наверняка потребовали бы немыслимую сумму.
          Ослики не такие быстрые, как машины, но их никто не подгоняет, никто на них не сердится. Один раз мы просидели в машине почти час, потому что грузовичок привёз кому-то щебёнку, и мы ждали, пока привели осликов и грузовичок за несколько ослиных ходок разгрузили, и он каким-то чудом отъехал задом метров триста до микроскопической бухты на обочине, а мы просочились мимо, а за нами ещё много машин и мотороллеров, потому что дорога такая узкая, что даже мотороллер не может разъехаться с машиной.


*

          «Много несчастья свершилось в мире, но мало такого, что доставило бы великую радость потомкам». Гёте, 1787

          в результате извержения Везувия 24 августа 79 года
          обнаружил, что на месте тел людей и животных, погребённых под слоем вулканического пепла, образовались пустоты. Заливая эти пустоты гипсом, удалось реконструировать предсмертные позы жертв извержения
          за час слой пепла повышался на 15-16 см. Если верить этим расчетам,
          небольшой храм, посвящённый Гению Веспасиана, вход в который был оформлен портиком с 4 колоннами. Ко входу вели две лестницы по сторонам от подиума со статуей императора. Перед храмом находится алтарь, на котором находятся рельефы с изображением церемонии жертвоприношения быка. Некоторые исследователи полагают, что изначально храм был посвящён
          волна пришла с севера и скрыла заднюю часть дома, потом пройдя через сад и лицевую часть, не оставив обитателям ни малейшего
          в мельчайших деталях восстановили гибель одной из семей. Стратиграфия пепла и анализ ДНК позволили выяснить, как Полибий и его родные метались по дому, как он рушился и кто
          разграблены уже в древности. Интересной их особенностью являются большие окна с видом на море. Бассейны декорированы фресками с изображением водопадов и горных пещер, а также мозаиками. Однако наибольшую известность термы получили из-за

          В каждом путеводителе можно найти о Помпеях самые разнокалиберные факты. Но ни они, ни даже толпы туристов не могут сгладить потрясение, которое оказывает этот мёртвый, застывший в одно мгновение город.


*

          Наш пляж – только для нас. На нём нет никого, просто чудо, что мы его обнаружили, он засекречен. С главной дороги к пляжу ведёт лестница – четыреста сорок семь ступенек – но вход к ступенькам замурован. Если знаешь, что ищешь, нужно просто перелезть через низкое ограждение в одном ничем не примечательном месте, водители проезжающих мимо машин странно смотрят на тебя, некоторые даже сигналят. За лестницей никто не ухаживает, кусты по бокам разрослись, ступеньки разрушаются, местами с трудом нога помещается, их засыпает камнями, листвой, желудями, оливками, какими-то длинными чёрными стручками, уж не знаю, с какого дерева. Ступеньки крутые, среди кустарника и деревьев пахнет раскалённым солнцем и сухой травой, ящерицы так и снуют туда-сюда, просто чудо, что мы всё это нашли.
          Бухту мы случайно заметили с трассы, но к ней не было ни указателя, ни дороги. Мимо пробегала женщина в спортивных шортах и наушниках – когда едут машины, нужно прижаться к парапету или делать вид, что тебе всё нипочем, тогда объедут – и мы спросили её, где тут spiaggia, и она ответила, что нужно перелезть через стену вон там, под знаком «Осторожно! Падают камни!». Мы перелезли и шли, шли, шли всё вниз, ступенька за ступенькой, всё поросло кустарником, куда ведёт дорога – не видно. Мы побаивались, что четыреста сорок семь ступенек приведут в тупик, мало ли что выдумала та женщина, да ещё и на итальянском, но мы вышли на изумительный пляж, лазурной море, мелкая галька, всё как на какой-нибудь открытке, и на пляже – никого. Правда, потом мы разглядели, что в дальнем конце стояла парочка шезлонгов, и сливалась с галькой небольшая каменная терраса, а на неё выход из отеля. Вход в отель наверху, на дороге, а сам он в виде старинного рыцарского замка из серых камней спускается отвесно по скале до самого моря, сразу от горы и не отличить. Конечно, это хозяин отеля приказал заложить подход к ступеньками, теперь пляж стал как бы его собственный, только для гостей – любителей рыцарской жизни. В нишах на стенах замка он прикрепил поржавевшие от морского воздуха рыцарские доспехи, копья, мечи и щиты с гербами. Наверное, лифт спускает постояльцев к морю, на изумительный пляж, там и шезлонги, и зонтики, и официант в черных штанах и белой рубашке, с полотенцем через руку и подносом с коктейлями. Странно было видеть его на диком с виду пляже, где кроме нас и пожилой пары в шезлонгах никого не было.
          Через пару дней пожилая пара исчезла, отель закрылся, шезлонги убрали, а пляж стал только нашим. Правда, по утрам из-за скал выплывали двое мужчин с гарпунами, масками и трубками, из мешков на поясе они доставали осьминогов, крабов, моллюсков и каких-то неизвестных мне морских гадов. Мужчины снимали чёрные костюмы, сушили их на камнях и сохли сами, а потом собирали всё в рюкзаки и уходили вверх по нашей лестнице, а мы оставались ещё на несколько часов, и так было день за днём, пока не начался ливень, шторм и ураган. Ветер осыпал на ступеньки оливки, и никто их не собрал. Когда мы теперь приходим на пляж, нам приходится топтать их ногами, хоть и жалко, ботинки и камни мажутся маслом, приходится идти очень осторожно, чтобы не поскользнутся.


*

          Дождь идёт не переставая уже который день, мы сидим дома, и смотреть из окна на море не надоедает. Когда приближается очередная грозовая туча, мы делаем из нашего ласточкиного гнезда сногсшибательные фотографии. Вечерами мы едем в город, гуляем по набережной, смотрим на бушующие волны, на море шторм. В первый день мы пошли в город пешком, даже табличка предупреждающая стояла: «980 ступеней", да ещё таких противных, вытянутых, на каждую нужно полтора шага, либо семенишь как курица, либо вышагиваешь как Гулливер. Но чего уж там, всего каких-то пять девятиэтажек, подумаешь. Назад мы вернулись на автобусе и следующие два дня морщились от крепатуры.
          Но теперь мы уже наловчились парковаться в самых невероятных местах и смело едем в город на машине. В городе много туристов, тут никто не обращается к нам signorina и не начинает петь песни, как в деревушке. Официанты у входа в кафе окидывают нас практичным взглядом, у официантов на носу очки лучших дизайнеров, каждый вечер новые, а на ногах дизайнерские туфли, только брюки и рубашка стандартные, как положено по профессии. Официанты из дорогих ресторанов нас не окликают, мы не выдерживаем их критического осмотра, у них глаз на туристов намётан. А вот в кафе-мороженное нас пытаются затянуть – madame, ice-cream? Затянуть и облапошить, продавая из раза в раз три шарика вместо одного, якобы не понимая, что мы заказываем. Облапошить нас пытаются и в деревушке, но там хоть с улыбкой, угостив при этом кофе, а тут сквозь дизайнерские очки, пристукивая каблуками изысканных туфлей и на плохом английском, даже если и заговорить с ними на итальянском. Я знаю, все они считают нас глупыми туристами, набитыми деньгами.
          Да, в городе всё по-другому. В городе даже Марио не станет носить свою растянутую футболку, в городе стильная молодёжь, бутики и рестораны с надутыми официантами, говорящими по-английски. В городе три тысячи населения, другой мир, от нашей деревушки до города четыре километра по серпантину, всё время вниз, море по справа, то слева, есть даже небольшой порт. Молодёжь едет в городок на мотороллерах и весь день торгует в бутиках поддельным лимончелло и дизайнерскими очками, городок живописный, туристов много, достаточно выучить пару слов по-английски, и тебя поймут, туристы – глупый народ, всё время одно и тоже: сколько стоит? скидка? лимончелло? Туристов привозят в городок на автобусах сорить деньгами, таких не грех и облапошить. У каждого официанта крутой телефон в руках и родители в горной деревне, Марио закусывает очередной прутик и подвязывает лимоны, но разве на одних лимонах далеко уедешь? Мы всё понимаем, и позволяем обманывать себя по мелочам, только по мелочам.
 

*

          Ливень размыл все склоны, спустил с гор каменные лавины, разрушил узкие мосты между деревнями. Дорога то и дело заканчивается тупиком: то обвал, то сломанные кедры, то на всякий случай перекрыли – вот и не сможем доехать до аэропорта, радуемся мы. Но, конечно, доехали. С чертыханиями, объездами, опозданиями, но добрались. Нам грустно. Нам хочется остаться тут – не просто продлить каникулы, а остаться навсегда, стать здесь по-настоящему своими.
          Приветствовать каждое утро в лавке заспанную, зевающую Николетту – как дела у малышей? температура у Антонио уже спала? Выходить из дома на зов колокольчика и выбирать у зеленщика самые свежие баклажаны, самые спелые помидоры, самые сладкие дыни – как дела, Энцо, успеете закончить крышу до осени? В городе хоть на несколько минут, но заскочить на почту к Розе, с наслаждением проглотить сваренный ею густой кофе среди конвертов, открыток, стеллажей с сигаретами, полок с журналами, витрин с перочинными ножами и сувенирами для простофиль-туристов, послушать, что Алессандро из оптики уже третий раз видели вместе с Лауруой из Гуччи, а на рыбном рынке сегодня снова не было ну ни одного крупного осьминога, хоть плачь. Вечером ужинать всей большой семьёй в портовой остерии – тут и дяди, и кузены, и невеста младшего брата, а потом на роллере, с кружащейся от вина головой взбираться по серпантину на гору и, стоя на площади под церковью, долго обсуждать с соседками события прошедшего дня…
          Но нет, не бывать, конечно, такому. Так и привыкаешь из года в год быть чужым то здесь, то там, везде сторонним наблюдателем, любуешься другой жизнью, трогаешь всё глазами-щупальцами, пропускаешь сквозь себя – и хватит, что-то в сухом остатке да задержится. Это называется отпуск.
          И сейчас, когда мы летим назад, нас приятно наполняет сухой остаток из осликов, гигантских пупырчатых лимонов, пустого пляжа, пиццы, крепчайшего кофе, бутиков и весёлых беззубых Марио на чинквеченто шестидесятых годов.


© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации №221110200894

http://proza.ru/comments.html?2021/11/02/894