Корни моего творчества

   Родился я 11 апреля 1955 года в Москве. Как шутили "одного дня не дорос до космоса" и, опять же по дням, в два раза старше Ленина. В военном городке дивизии Дзержинского перед Балашихой, который считался тогда Москвой. Об этом месте и
всем с ним связанном, а это немало, расскажу в другой раз. А пока - родители мои: Гурьянов Николай Григорьевич и Гурьянова Антонина Харлампиевна. И старшая сестра, Светлана. Светлана Николаевна.
 Отец воспитывал "железной рукой", с физическим внушением мысли, за что я ему, по большому счету, и благодарен.Он был военным, вышел в отставку полковником с должности нач.штаба полка. Ветеран ВОВ, но о своем военном прошлом не любил
рассказывать, а я, в своей детской беспечности и не расспрашивал. Родом с Волги, из большой, дружной семьи.
  Дед Григорий, бабушка Мария Алексеевна, которых совсем плохо помню, четыре брата и четыре сестры. Помню только большой дом и я, перед рыбалкой, сплю на лежанке. Боясь, что не возьмут, вскакиваю каждый час с вопросом -"пора?". Подъем. И, переговариваясь хриплыми со сна голосами, мои дядья идут моторкам. Загружаемся и поплыли. И вот, залив одного из множества островов, бредень, азартные и громкие крики. А потом огромный для меня, тогдашнего, котел над костром на высоком берегу Волги и веселая суета приготовления ухи. Еще воспоминание - моторка и отец с братом машут спиннингами с толстой леской, на конце которой привязана здоровенная "гуля" из свинца с пол кулака и несколько крючков над нею. Нехитрую снасть перебрасывали через косу на которой жерех и окунь малька бьют. Бывало и по 2 рыбешки вытаскивали. Или первый, пойманный мною линь! Он вертанулся в воде и глубокий, мягкий, черно-золотой цветовой всплеск навсегда остался в моей памяти. Может быть здесь корни моего творчества? Мои то - точно.
  Мама. Гурьянова Антонина Харлампиевна, урожденная Безверхняя. Сколько я её помню, председатель профкома ЦОВБ МВД СССР. Родом с Украины. Большая узловая(в то время) станция Лозовая. Её родители, дед Харлампий и  бабушка Ульяна. Дедушка -
железнодорожник, машинист паровоза. Эта профессия тогда считалась очень престижной. Техническая интеллигенция. У него было множество патентов и свидетельств на изобретения. У нас во дворе была небольшая, но для меня огромная, мастерская и разные рубанки-фуганки и станок для возни с металлом. Я был уверен, он может сделать все. Может быть так и было. А ещё, он играл на скрипке. Самое "прочное", если можно так сказать, мое воспоминание - это его жесткие, теплые, сильные руки бережно разглаживают мои, натруженные дневной беготней, ноги и, успокоившись, я засыпаю. Потом посте смерти бабушки долго болел и очень стеснялся этого.
  Бабушка Ульяша, как звал ее дедушка. Её я совсем плохо помню, но ощущение ее тепла, света, ласки и добра и сейчас живут во  мне, и "нежными" качествами своей души, по большей части я обязан ей. У нас, на чердаке, под крышей стоял дурманящий запах преющей вишни. Бабушка раскладывала ее на больших противнях. И связки мака, соблазнительного лакомства, который время от времени "незаметно" (ага, как же) я снимал с прошивающей стебель никти. Шорох зерен в маленькой коробочке и вкус мака. Были и пучки из разных трав. Такие же большие противни с дольками яблок, но уже на крыше. А ещё помню совершенно уникальный погреб, с лазом из дома, в котором были такие сокровища! Просто невообразимое разнообразие всяческих бутылей - бутылок - бутылищей, закрытых пробками, резиновыми сосками и уж не помню чем с совершенно уникальными настойками, делать которые бабушка была мастерица. И очень, заслуженно конечно, этим гордилась. Их действие на организм было избирательным. Доставалось богатство, к приходу гостей. Один раз, из любопытства, как мол это - бьет в ноги, - я попробовал. Когда все вышли из-за стола "на перекур(дед не курил) и вышли в сад. Ноги отнялись напрочь, что страшно перепугало. Был сурово, но справедливо наказан. Не помню как. Но у бабушки с дедушкой никогда не было этого "физического внушения". Я лазал почти по всем деревьям в саду, срывал спелые и не очень плоды, объедался вишневой смолой, покрывающей раны вишень. А еще помню удивительно вкусные жаренные семечки, которые редко(они же за деньги!!) покупали у соседки. И загустевшую, как сметана грязь после дождя, в которой так "вкусно" было тонуть голыми ногами. Старьевщик на скрипучей телеге, собирающий тряпичные, металлические и жестяные, отслужившие  свое, вещи и обломки,обрезки. За них давали леденцы,  вожделенный для каждого мальчишки пистолет "пугач", сделанный непонятно из чего и пробки к нему, прочие безделушки. Белая и черная шелковица, намертво красившая наши руки и физиономии. Бугор вдоль улицы, где водились тарантулы. Для их ловли использовали вязкую смолу, а потом пластилин, опуская катыш на ниточке в норы. И здесь корни моего творчества.
   Начало своего "творческого пути" помню не очень отчетливо. Возможно что то было и в нежные годы. Осознанное же сочинительство началось позже. Пубертатный период, гормоны, первый интерес к девочке. Много болел. Правда память об этом
стерлась, и слава богу. Хорошее свойство памяти. Случилось это после операции, около Калининграда, в каком то маленьком городке, название которого память не сохранила. В санатории для реабилитации детей с легочными болезнями. Мы там жили, отдыхали,лечились и учились по школьной программе. Вот тут меня и настигли первые чувства. Правда,сразу к двум девочкам. Обе красавицы, но совершенно разного типа. Одна, светлая, с длинной косой. Вторая темненькая, с короткой стрижкой. Из-за этого "раздвоения" у меня были неприятности - почему то все вокруг настаивали, что бы я определился, выбрал одну. Предполагаю, это были происки конкурентов. Увы, окончательно выбрать так и не смог. Потом мы даже переписывались со светленькой красавицей. Вот тут то меня и "накрыло". Стихи(а стихи ли то были?) писались на листках,клочках, да на всем, на чем можно. Но! Никому и никогда!! Сейчас это забавно, но тогда воспринималось совершенно серьезно, - НЕ показывать! Потом, по возвращении домой "творчество" не окончилось. А так, как персонифицированного субъекта(музы) не было, то и стихи,если их так можно
назвать, были в "общем". О конкретной неконкретности. Или неконкретной конкретности. Именно такого плана, как эти фразы, были и творения. По мере накопления словарного запаса, а читать я очень любил, бывало, читал под одеялом с фонариком, за что и бывал бит, стихи становились осмысленней и более "земные", что ли. Первую публичную оценку, причем совершенно заслуженную, получил написав стихотворное сочинение на тему,какую, не помню, из "Войны и Мира". Так как произведение к тому времени не читал, то двойка была справедлива. После школы поступление и учеба в институте. В сопровождении стихов. Иногда бывали дни, когда говорил, почти исключительно, в рифму. В связи с тем,что я свои стихи не запоминаю и дурная привычка писать на листках, клочках и т.п. плюс переезды, к сожалению или к счастью, ничего из этого не сохранилось, кроме двух вещей: "Огонек" и "Мы странные люди". Потом интерес к стихосложению был вытеснен "суровой правдой жизни". Женитьба, рождение дочки Виктории, работа ради заработка. Потом вторая работа - по совместительству. Третья работа в дополнение к двум - радиомонтажник, дворник и экспедитор Международного почтамта через две ночи на третью. Потом перестройка, всей стране стало не до стихов. Бизнес. Болезнь. Надежда на изменение качества жизни, впоследствии оправдавшаяся благодаря моим родным и врачам Кабардиевой М.Р., Комлеву А.Е., Исмагилову Р.И., операционной бригаде и другим медицинским работникам ФГБУ "НМИЦ кардиологии" Минздрава России. Вместе с надеждой вернулось и вдохновение. И так бывает.