Комбат

В дивизион под Свердловском вместе со своей техникой попали только мы с тёзкой. Вместе с ним учились в учебке, а затем служили под Шатрово Курганской области. Часть ребят из других дивизионов нашего полка и ещё откуда-то. Здешний состав по большей части откомандировался по новому назначению с прежней техникой. Меня назначили заместителем командира первого взвода, тёзку второго. Командиры здесь оказались, надо сказать, не завидные, поскольку ни должных знаний, ни навыков у них явно не наблюдалось. Компенсировать эти пробелы приходилось тем, что пытались выслужиться перед начальством. Таких картин у нас под Шатрово не происходило. Здесь же на первом месте был не здравый рассудок, а угождение любой ценой. Единственно – мой командир взвода, старший лейтенант, был нормальный мужик, но, к сожалению, он присутствовал в самом начале, а затем уехал на экзамены и курсы. И нас передали под командование командиру второго взвода, лейтенанту. Это бестолковое чудо в перьях больше парило в своих представлениях и в основном создавало видимость службы, хотя почему-то всегда было на плаву, как некоторые отходы пищеварения. Но перед нашим братом нос задирал не по росту, а за невыполнение своих дурацких приказов ещё и наказывал. Комбат же – хотя и безобидный кадр, но абсолютно пустое место, что касалось техники и боевой работы. Поэтому всеми этими процессами управлял лейтенант, хотя знаний и понимания по большей части тоже не хватало. Перед нами же это компенсировалось, нередко настырными, дурацкими приказами. Надо сказать, специально подготовленных офицеров по нашей технике не хватало, их замещали из самых разных родов войск, зарекомендовавших себя с хорошей стороны. Кто-то перед этим проходил хоть какие-то ознакомительные курсы, а другие же пытались разобраться на месте. Но не у всех это получалось. Я имею в виду здесь только стартовую батарею, а не весь дивизион. В радиотехнической – без соответствующего образования делать было нечего.
Немного о лейтенанте. Это чудо довело нас до белого каления, когда начали строить склад НЗ. Под стеллажи он заставил нас долбить ямы на глубину 70 см. Почвы на значительной площади не было и на полштыка. А большая часть вообще скала. Я попытался возникать, что это глупо и совершенно нереально для кирки и лома. Проще и быстрее положить чурбаки, а к ним прибить стойки: мы уже достаточно намаялись с пусковыми. Тёзка поддержал. Но он нас обругал. И приказал: «Даю вам два дня, чтобы все ямки были готовы!» Пришлось подчиниться. К тому же у этого надзирателя не сачканёшь. Через два дня у нас было четыре ямки сантиметров по тридцать или чуть более, а остальные в пределах 20-ти см. Большая же часть вообще не распечатана. За невыполнение приказа лейтенант влепил по три наряда вне очереди.
– Не умеете работать, будете делать дополнительно вечерами. Я вас научу! – с гонором заявил он.
– А ты покажи, как надо! – завёлся я.
– Молчать! Много хотите!
После таких долбанных тренировок, двое отправились в санчасть: кровавые мозоли не позволяли держать кирку или лом. Нас даже рукавицами на этот случай не обеспечили. На руки наматывали ветошь. Прошла почти неделя. Теперь медик запрещал уже эксплуатировать всех. А в работе мало что сдвинулось. На наше счастье появился старший лейтенант. Я обрисовал ситуацию и показал свои ладони. Дивизион предупредили, чтобы заканчивали работы с проверкой техники и должны были поставить на готовность. Необходимо было зарядить пусковые установки. Но когда устанавливали боевую ракету на мою пусковую, её чуть не уронили. Ракета более двух тон и при большой разбалансировке балки прицепа, при её повороте в случае наклона может скатиться, удержать равновесие расчётом почти не возможно. Как оказалось – лейтенант брал мой полуприцеп, когда я был в наряде, для тренировки своих расчётов и сбалансировал его под учебную ракету; свой у него заклинил. Поставил на место, но мне ничего не сказал.
Дальше тезка рассказал о выяснении отношений между командирами взводов, свидетелем которых он оказался по чистой случайности. Сцена происходила в его окопе. Наш старлей был выше среднего роста, достаточно крепкий мужик, кандидат в мастера по боксу. А литёха хотя по росту не уступал, но героем был только перед нами. Видимо, подобные разборки между ними уже случались, но тот почувствовал волю в его отсутствие и большую власть. И в награду получил новое внушение: «Ты что гад! Захотелось поиздеваться над ребятами? Что нельзя было на чурках сделать эти стеллажи: все равно ведь так и придётся делать. У всех руки в бинтах, а дивизион на готовность ставят. А за полуприцеп я тебя рассчитаю по-полной. Ты кому решил устроить козу? Не понимаешь, чем это могло закончиться для всех? Неймётся тебе! На словах не понимаешь, придётся учить через раскраску физиономии!» Разрисовал он его по-мастерски: под носом красные сопли, под обоими глазами солидные фонари, губы – налились, как воздушные шприки. Портрет получился впечатляющий. И добавил: «В мой взвод, чтобы не совался. Ещё что-то подобное случится в моё отсутствие – пришибу!» Надо сказать, что с отъездом старлея на курсы в дела моего взвода он действительно особо не совался. Зато тёзке доставалось.
А сейчас про комбата. Служил он в кавалерии, а каким ветром его занесло в ракетные войска – никто не знал. Надо сказать, что человек этот был слишком далёк от техники. Таких людей приходилось встречать. Они даже не знают, как держать молоток и отвёртку. По этому поводу он, видимо, сильно комплексовал. Разобраться с техникой для командира оказалось, как пройти через непроходимое болото. Правда, гонора, как у литёхи, у него не было, он не брезговал обратиться к нам с тёзкой за помощью, что-то ему показать, разъяснить. Но до него чаще не доходило, что для чего, как всё утроено – просто зазубривал. Поэтому он был – не сказать, что мягкий, скорее пугливый и не уверенный, благодаря такому раскладу его легко было переубедить – отменить свои распоряжения. И этим мы, мягко говоря, пользовались, а если точнее – со временем просто наглели. Началось с того, что однажды, сидя в ученом классе, перед комиссией с проверкой, повторяли матчасть. Рядом с тёзкой сидел комбат, читал про технические данные пусковой и полушёпотом повторял, пытаясь запомнить:
– Масло 3БВ заливается в мамеринец. 
– Товарищ капитан! Не 3БВ, а Б-3В и не в мамеринец, а в ванну мамеринца, – еле сдерживая смех, видя старания комбата запомнить, поправил тёзка.
– А что такое мамеринец и ванна мамеринца?
– Вот, – Вовка взял плакат, показал на нём.
– Так это же совсем рядом, товарищ Гришанов! – радостно произнёс комбат.
– Рядом, но не одно и то же.
– Это уже мелочи. – Кажется, до него, что-то дошло.
Комбат однажды спросил: «Кто умеет рисовать?» Тёзка поднял руку, в надежде хоть как-то избавиться от своего литёхи: отношения у них попахивали швахом. Приближался праздник. Больше желающих не нашлось, я тоже скромно промолчал. Надо было оформить ряд плакатов и стенгазету. Тёзку он замордовал, от нарядов и работ не освободил, так складывалась ситуация. И эту работу приходилось делать ночами, чтобы успеть. Как говорят: «Назвался груздём – полезай в кузов». Хотя обещал ему увольнение. Но ходить в увольнение можно было только в лес, ехать куда-то получалось далеко, да и не на чем. Поэтому такие щедроты никого особенно не радовали. У тёзки как раз поломалась электробритва – стёрлись щетки. Вечером он решил её отремонтировать, прихватив из НЗ щётку электромашинного усилителя. И только собрался от неё отпилить необходимые кусочки, как из-за спины неожиданно нарисовался комбат. Тот был мастер на такие неожиданности.
– Чем занимаешься, товарищ Гришанов?! – спросил он, выжидающе устремив взгляд на щётку.
– Да вот – электробритву ремонтирую.
Электробритву комбат знал и его взгляд сверлил непонятный предмет. Явно, что такое он не видел. Щетка по величине была с половину бритвы. И это видимо у него вызывало какое-то подозрительное сомнение.
– А это что? – спросил он, показывая на незнакомый предмет.
– Так это ж от электробритвы, – не растерялся тёзка.
– Да, ну? – удивился тот. – Ладно, ремонтируй, не буду мешать. Но газету к завтрашнему дню надо закончить!
После этого он регулярно стал нагружать товарища подобными мероприятиями. Правда, освобождая днём от работ. Но тёзке со временем это стало надоедать и он решил перехитрить комбата. Что-то придумывал с техническими неисправностями и докладывал ему, что это нужно срочно проверять, искать причину и восстанавливать. Научился он разыгрывать классно. А за ним этот опыт переняли и мы все. Литёху от нас перевели и комбат был вынужден заниматься техническими вопросами. Зимой нам нередко не хотелось выполнять какие-то его мероприятия, которые не соответствовали такой уж нужности по нашим понятиям. Мы находили какую-то причину и убеждали комбата, что это необходимо делать в первую очередь, а предлагаемое им обождёт, и так постепенно отлынивали, переводя стрелки на то, что было уже сделано. Сами же забирались в укрытие, запирали две бронированные двери и целый день играли в карты. Когда же комбат заявлялся с проверкой, не обнаружив нас на месте, отправлялся в укрытие, где обычно зимой мы перекуривали. Заслышав звонок, оставив картёжный азарт, спрятав карты, мы в темпе надевали бушлаты, обрызгивали валенки водой из бачка и открывали двери. Комбат с порога пытался нас бранить:
– Опять сачкуете!
– Да что, Вы – товарищ капитан, не успели зайти! Только снег растаял, – показывая на валенки, на которых поблёскивали капельки воды.
  – Как, работы ещё много осталось?
– Сегодня не закончить! Пожалуй, ещё пару деньков потребуется.
Создавать видимость на месте придуманной работы, сноровки нам было не занимать.
– Хорошо, немного перекурите и давайте за дело, А то уже почти неделю занимаетесь.
Он уходил, мы раздевались и доставали карты. Конечно убеждаясь, что он ушёл с позиции, позвонив в караульное помещение. Не знаю, доходило это до него или нет. Но явно он это не выражал. Видимую ему работу и действительно необходимую мы делали. Похоже – это его устраивало, а нас тем более. 
Что касается проверки электрических параметров, он доверял только мне. Их необходимо было контролировать периодически. Проверял я, но он присутствовал лично, смотря в прибор и ничего не понимая, спрашивал:
– Ну, как?
Я называл параметр.
– В допуске, в норме? – убеждался он.
– Порядок! – отвечал ему.
Так мы обходили все установки. И он бежал докладывать командиру дивизиона.
Что касается казармы, страстно любил порядок. В тумбочку невозможно было положить ничего лишнего, а так же под подушку и матрац. Нюх на это дело у него был просто собачий. Идя между рядами, он точно останавливался там, где что-то лежало неположенное или не там, где надо. Мы несколько раз его проверяли, специально, что-то ложили в какую-то тумбочку или на кровать и втихаря подсматривали в окно. Однажды у одного товарища исчез транзисторный радиоприёмник, а у другого фотоаппарат. Оба были запрещены. Дневальный божился, что кроме комбата в казарму никто не заходил. Как-то не очень верилось, что это сделал комбат. Но мы решили над ним подшутить. На листе бумаги написали: «Товарищ капитан, ищите в ногах!» и положили под подушку. А на втором нарисовали фигу и положили в ноги под матрац. Естественно подсмотреть данный момент возможность мы не упустили. Он остановился точно у обозначенной кровати и приподнял подушку, прочитал листок и поднял матрац. Его лицо передёрнулось. Он положил листки на место и поправил кровать.
Было много с ним интересных моментов до абсурда, но не хочется парафинить командира, как человека. Не его вина, что загнали в ракетные войска. Наверняка в своём деле он был на отличном счету. Как строевик оказался отменный. Безукоризненной фигуре, аккуратности во всём, строевой выправке его можно было позавидовать. А строевому шагу и кремлёвским курсантам дал бы фору. Несмотря на то, что мы над ним подшучивали, его искренне было жаль. Жернова в которые он попал, перемалывали его целостную натуру на мелкие, не значащие кусочки и было видно, что, несмотря на все его старания, перепрыгнуть себя, у него не получалось и от этого он страдал. К сожалению – армия не только воспитывала, но и ломала.