Офицеры запаса

    Я проходил службу под Свердловском в полку ПВО, который сбил Пауэрса. А наш дивизион, к сожалению, – своего майора перехватчика, правда, средства информации об этом не очень разглагольствовала. Дело было осенью. Однажды на разводе командир дивизиона объявил, что требуются желающие пройти курсы офицеров запаса, желательно из сержантского состава с хорошей репутацией. И добавил: «На размышление сутки, кто надумает, подойдёте ко мне, напишите заявление».
Мы переговорили с тёзкой. Я сказал, что хочу поехать, если направят, по трём причинам: «Во-первых – собираюсь поступать в институт, а это освобождение от военной кафедры. Во-вторых – если присвоят звание младшего лейтенанта, наверняка, не придётся служить два с половиной года». Как раз был переход на двухгодичную службу и на усмотрение командования, кого-то из нас могли демобилизовать после двух лет службы, а кого-то оставить ещё на полгода. «И, в-третьих – достал начальник штаба. Он всё ещё мне мстил за то, что я рассказал проверяющему дивизион о его отношениях к солдатам». Тёзка одобрил, но сам не собирался. Да и, вряд ли бы, обоих замкомвзвода стартовой батареи отправили на курсы.
Как оказалось – желающих из полка было не густо – всего лишь двое – я и ещё один старший сержант стартовой батареи одного из дивизионов. Возможно, кого-то и зарубили. Мы встретились в полку в назначенный срок, познакомились, получили документы, деньги и билеты, что удивило – они были в купейный вагон. Нам требовалось прибыть в Ижевск, обратиться к коменданту на вокзале, там нас уже должна ждать машина из дивизиона, где будут проходить курсы.
В Свердловске прикупили продуктов на дорогу и пару бутылок водки. Купе позволяло отпраздновать знакомство и отбытие на курсы. Такие уж традиции были заложены. Но заложниками мы себя не считали и, заняв свои места в вагоне, решили немного перекусить. Поезд вовсю стучал по рельсам. За окном мелькали природные декорации. Все угомонились. Не заметно за разговорами осушили одну бутылку и принялись за вторую. Посчитав, что у нас ещё есть возможность на праздную жизнь, дополнительно прикупили парочку атрибутов для этого на одной из станций, но днём к ним не прикладывались. Хотя вечером процедуру повторили. Коротать время с этим напитком было как-то сподручней. Вагон оказался полупустой, и опасаться было нечего. Уже ночью, когда прибыли на станцию Агрыз стало понятно от чего у нас купейные билеты. Оказывается, – это был единственный прицепной вагон, который следовал до Ижевска. Вагон отцепили и мы ждали следующего поезда в нужном направлении несколько часов. Не спалось, и время тянулось медленно. Водка закончилась – пришлось устроить отбой. А когда вагон прицепили и подогнали к станции, уже сладко спали. Но сон нарушил стук в двери. Когда её открыли, вошло двое молодых мужчин, видно было, что эти товарищи тоже хорошо попраздновали. Они извинились, попросили разрешения перекусить и пригласили составить им компанию. Мы познакомились. На столике появилась еда и две бутылки коньяка. Получилась очень завлекательная беседа. На удивление оказалось – ребята занимались доработками по нашей технике. Это нас быстро сблизило. И когда подъезжали к Ижевску мы уже были почти хорошими друзьями и они никак не хотели нас отпускать. Прохладный воздух на улице освежил наши головы, но душа требовала ещё праздника с новой компанией. В воздухе парило раннее утро – магазины только начали открываться. И один из них сбегал за горячительным напитком. Несмотря на понимание, что можем залететь, требование души всё-таки пересилило и мы решили пригубить ещё по чуть-чуть. Комендант на время скрылся на задний план, но время безжалостно его вытаскивало на поверхность сознания. Опаздывать нам было нельзя. В столовой мы приговорили данное чуть-чуть, но оно оказалось, явно, лишнее. Ребята же приняли это чуть, чуть более нашего и набрались хорошо. Но они люди свободные: маяк типа нашего… сознание не застилал. Время поджимало – комендант уже маячил на первом плане. Машина отходила по запланированному времени – пришлось буквально вырываться от новых друзей.
Николая, так звали моего попутчика, изрядно развезло – его уже пошатывало. Да и я был хорош, но надеялся, что пронесёт. По виду меня было сложно определить, лишь при чрезмерном опьянении выдавал язык. Но до этой кондиции ещё не дошёл. Мы быстро отыскали коменданта. Мне пришлось наставлять Николая, чтобы он становился в кабинете за мной и молчал. Убедив его, что отвечать буду я. В приёмной никого не было. Постучав в дверь кабинета, мы вошли. За столом сидел подполковник. Я отрапортовал: «Здравия желаем товарищ подполковник!» Он бросил короткий взгляд и, продолжая рыться в ящике стола, спросил: « Кто вы и откуда?». Мне пришлось отвечать за двоих. «Во дворе стоит машина, там уже все, кроме вас. Идите, а то она может не дождаться: назначенное время уже истекло». Но когда стали разворачиваться, Николая занесло, поддержал дверной косяк. «Отставить!» – гаркнул подполковник, соскочил с места и подошёл к нам. «Да вы пьяны! – взъерепенился он. – На губу захотели! Где уже успели накачаться с утра?» «Виноваты, товарищ подполковник! – отпарировал я. – К нам в купе сели ребята. Они ехали с полковником Ивановым, помогать решить ему какие-то технические проблемы по нашей технике. Полковник из соседнего купе перешёл к нам. Все трое были выпивши. Мы познакомились. Вот они и угостили» – соврал я, в надежде, что это сработает. Ребята несколько раз упоминали эту фамилию, а запомнить её труда не доставляло. «Ладно, хрен с вами, – езжайте! – выдал подполковник и махнул рукой.
Во дворе стоял тентованный ГАЗ-66, кузов уже наполовину был загружен людьми. Лейтенант, сидевший в кабине, спросил наши фамилии и после ответа сделал у себя пометку. Мы сели в грузовик и он отчалил. Дорога заняла около часа. Нас высадили у спортзала. А лейтенант пошёл в казарму за старшиной. В спортзале уже были такие же, как мы. Кто лежал, кто сидел на кроватях. Подошёл старшина и проверил прибывших по списку, а затем повёл к каптёрке. Выдал нам кровати, постели, полотенца. С местами сказал – разбирайтесь сами. Мы познакомились с ребятами. Быстро управились с кроватями и постелями. Между нами завязалась оживлённая беседа. Всех было немного более двадцати человек. Они сказали, что завтра, ещё с десяток прибудет. Никто не имел понятия, что и как будет происходить в нашем обучении, каждый выдавал только свои предположения. Прокричала труба, ребята поднялись и пояснили, что нас зовут на обед. Все гуськом направились в сторону казармы, которая была метрах в пятидесяти от спортзала. Мы вошли в небольшую, светлую и уютную столовую. Столики – на четыре человека, были уже накрыты, и все принялись за еду. Приготовленное, оказалось, достаточно вкусным. После обеда наш табунок направился на прогулку в лес, который окружал дивизион со всех сторон. Надо сказать, что такого разнообразия деревьев я ещё нигде не встречал. Так их задумала природа или кто-то засаживал специально, никто из нас не знал. Многие деревья и кустарники были незнакомы. Поэтому друг у друга спрашивали. Среди нашей компании выделялся высокий, статный красавец-грузин Вано. Он часто выступал инициатором предложений и остальные откликались на них: делать было все равно нечего. Хмель рассеивался, и в голове появились просветы.
На следующий день прибыла ещё дюжина человек из нашей братии. Среди них выделялся не только ростом, а главное – задорным, неунывающим и очень инициативным характером Александр. Поэтому сразу же определился в лидеры и взял инициативу в свои руки. Но даже не это его утвердило, а то, что Саша много знал, был разносторонне развит, с постоянными разящими юмором шутками и прибаутками, которыми всем поднимал настроение. Как выяснилось, был среди нашей команды самым старшим. Стукнуло ему уже двадцать пять годков. Он буквально с первого дня стал всеобщим любимцем. В первый же вечер Саша рассказал нам около пятидесяти анекдотов. И заверил, что каждый день в течении двух месяцев, из него будет изливаться их не менее десятка. Атмосфера в спортзале взрывалась от хохота. Все надорвали животы и с трудом успокоились уже глубоко за полночь. Слово своё товарищ сдержал и даже со значительным перевесом. Это была ходячая энциклопедия не только анекдотов, но и многого другого. Оказывается, до армии он закончил техникум. Успел поработать шофёром на «скорой», фотографом, художником-оформителем в районном доме культуры, по совместительству – артистом, играл на гармони, баяне, аккордеоне, гитаре и даже пел. Поработал в радиоателье мастером. Мы даже не верили – когда он всё успел охватить. Но дальнейшее наше совместное пребывание развеяло эти сомнения. Это был внешне ничем не привлекающий молодой человек, худощавый, белобрысый, с уже заметными залысинами, с выпирающими скулами, большими ушами и лёгкими конопушками по лицу. С пронзительными серыми, но очень тёплыми глазами. Складно скроенным его не назовёшь. По характеру – добродушный и порядочный. Как оказалось на деле – достаточно глубокий и серьёзный человек не в сравнении с нами. Хотя и строил из себя шута. Вано без сожаления сдал свою позицию лидера. Он отлично владел русским языком, но иногда специально коверкал слова не то на грузинский или украинский манер, поскольку призывался с Украины, где прожил года три. Саша окрестил его в шутку Ванушка. Так это прозвище за ним и закрепилось.
На следующий день начальник штаба довольно-таки дотошно в беседе просканировал каждого из нас, перед этим познакомившись с нашими характеристиками. После этого коллектив построили на плацу, и перед нами выступил командир дивизиона. Он предупредил, что нам необходимо беспрекословно выполнять установленные в дивизионе правила и распорядок дня. Если коллективно, то ходить только строем, а то мы, как цыганский табор или табун лошадей. И начал знакомить нас с преподавателями. Политическая подготовка, стратегия и тактика – майор – начальник штаба. Основы эектро-радиотехники, техническая часть,– старший лейтенант – командир стартовой батареи. И боевая работа – лейтенант – командир стартового взвода, он же непосредственный наш куратор. Под занятия нам выделили Ленинскую комнату. В ней во всю длину, в одну линию стояли столы, а вокруг них – стулья. Такая ситуация была для нас полной неожиданностью: мы рассчитывали, что будет какой-то специально обучающий персонал. А от того, что нам предложили – попахивало какой-то профанацией. Дивизион был практически недоукомплектован чуть ли не наполовину офицерами. Не хватало даже сержантского и рядового состава. Из стартовых расчетов, вместо шести оказалось всего два. Мы терялись в догадках, почему выбрали именно этот дивизион для нас и пришли к заключению, что, похоже, он менее загружен, – как подстраховочный. По-видимому, так и было. Начальник штаба провёл с нами всего лишь одно занятие по политической  подготовке и куда-то отбыл по требованию высшего руководства. Не было его более десяти дней. Старшего же лейтенанта срочно вызвали на курсы переподготовки. И хотя он должен был уехать, где-то, чуть более чем, через неделю, ему явно занятия оказались не к месту. Поэтому начальник штаба перед отъездом собрал нас, так как ему это сделать было проще, потому что уже познакомился с нашим братом, и предложил нам заниматься самостоятельно, назначив ответственных за обучение. По политической подготовке, он предложил вести ефрейтору Гоше, тот был комсоргом, а сейчас – кандидатом в члены партии и занимался на службе этими вопросами. По тактике и стратегии обеспечил его литературой. А так же назначил нашим временным комсоргом. На Александра взвалил просвещение по основам электротехники и электроники, так как тот закончил соответствующий техникум. Мне поручил матчасть, поскольку в характеристике значилось, что владею ею в совершенстве. Надо сказать, меня поразил тот факт, что из стартовиков, на которых нас должны были готовить, как командиров стартовых взводов, было только трое. Остальные из самых различных родов войск. Тогда для меня это было загадкой, потому что не вписывалось в обычную логику, и только когда, уже будучи на гражданке, я прошёл три переподготовки и каждая из них по совершенно другому профилю, только тогда стал доходить весь маразм этих обучений. Но, видимо, кому-то так было нужно, и явно тем, кто заинтересован, чтобы квалификация в нашей армии не была на высоте. Все они проходили с таким же успехом, как и здесь в дивизионе. Но продолжим: всё у нас ещё впереди. Стало понятно, что напрягаться нет смысла, и все решили забить на эти занятия со всеми принадлежностями. А согласились на самостоятельность, потому что в данном случае у нас было больше свободы. Мы приняли решение просто с удовольствием отдыхать от службы, а там будь, что будет. Лейтенант перед нами попрыгал, как петушок, дня два – три, но после нескольких серьезных к нему вопросов, всем стало понятно, что он и сам ни «Б, ни М, ни кукареку», поэтому откровенно отправили его подальше к любой матери, какую пожелает. Он сник и опустил крылышки. Понял, что командование над нами, не начавшись, закончилось. Хотя ему лично эта нервотрёпка с нашим братом не больно была нужна. Мы принципиально, если лейтенант пытался командовать, не подчинялись и только, когда он нас упрашивал, на своё усмотрение могли, что-либо исполнить. Да и ему, честно говоря, чаще было не до наших курсов.
Санёк сразу же показал нам мастер-класс электроники на первом же занятии, он взял гармошку и под неё пел юморные и похабные частушки собственного сочинения, целых два часа. Все уржались до слёз. Такое занятие всем пришлось по душе и поэтому Сашу утвердили вести все занятия и продолжить сегодня – взамен запланированных. Прозвенел звонок на перерыв и все решили немного передохнуть, собраться с духом для новых неожиданностей. Да и многие курили, хотя про курево на время забыли, но в перерыв – напомнили опухшие уши. Перекур закончился и курсанты с азартом двинулись на следующую пару. Когда же вошли в комнату, Гоша уже занял почётное место и стоял за тумбой, разложив свой доклад. Видимо, до него не дошло. Поэтому потребовалось напоминание. Надо сказать, что человек этот оказался достаточно амбициозный, к тому же, как сухой ходячий устав, видимо, потому и был на плаву у начальства. Перед этим вечером, Вано, когда тот лежал на кровати, подошёл к нему строевым шагом с приложенной к пустой голове рукой и громко выдал:
– Тыварыш херфрейтор разрушайте буратиться!»
Тот соскочил с кровати, напялил пилотку, приложил руку к голове и ответил:
– Разрешаю товарищ старшина! Только обращаться с приложенной к голове рукой надо в головном уборе, – сделал он замечание.
– Звинаюсь, учту, тыварыш херфрейтор! Как комусор, кажи, игто у нас пирвы сикритар КПСС?
– Да, ты, что! Вано не знаешь? – удивился комсорг.
– Пынымаш, запамятыл!
– Это плохо! Леонид Ильич Брежнев! Запомни! – сказал Гоша с назиданием.
– Бладурю комусор! – громко гаркнул Ванушка и отошёл строевым шагом.
Было явно видно, что обращение старшего по званию таким образом, ему льстило. Георгий улёгся на кровать, и продолжил читать газету. Через некоторое время к нему так же обратился Саша, только уже в пилотке. Тот снова вскочил, напялил головной убор. Приложил руку к голове.
– Слушаю, вас, товарищ старший сержант!
– Товарищ ефрейтор, а как будем выполнять режим дня? Отбой вовремя будет?
– Как командир сказал, так и будет, – утвердительно ответил тот.
– Хорошо, а кто будет отбивать?
– Сами. Не маленькие, поди!
Все уже еле сдерживали смех и только, когда подошёл третий, до того дошло, что его разыгрывают.
– Да пошли, вы! – изрыгнул он со злостью.
А когда Санька продолжил своё обещание с анекдотами, время перевалило за отбой, и Гоша решил предупредить. Сам улёгся. Но всем было не до сна. Хохот взрывал «казарму» и свет не выключали. Он пожаловался, что мешаем спать, и попытался постращать, немного познудел, но никто на него внимания не обращал и ефрейтор умолк. Все же ещё долго балдели от Санькиных изливаний. И успокоились только глубоко за полночь.
Ванушка подошёл к ефрейтору, взялся рукой за его пуговицу и, немного покрутив её, спросил:
– А ты чего это угнездился не в своё гнёздышко? Никак собрался нам что-то показать из оригинального жанра?
– Сейчас политзанятие, садись и слушай!
– Нет, вы на него посмотрите! Решил, ни с кем не согласовав, покормить нас никому не нужным возвышенным поносом дутых мыслей! Он надул щёки и покрутил ими, как будто полоскал во рту. И как выплюнул: «Фу!» Всем видом показывая – какая у него оскома от политзанятий и добавил: «Э…э, дружок, так не годится!»
– Ты чего раскомандовался? – ещё не понял тот.
– Вали-ка, ты, подобру-поздорову, товарищ херфрейтор! А то я сейчас тебя вынесу за шкирку! – и он взял угрожающе ефрейтора за ворот.
Все зашумели, поддерживая Вано. Комсорг свернул свои бумаги и, набычившись, удалился за дверь.
– Давай, Санёк, трибуна тебе освобождена! – развёл руками Вано.
– Хорошо мужики, давайте определимся, на какие темы вам будет интересно послушать? Подумайте, а я тем временем порисую.
Не успели мы подумать, как он цветными мелками на полдоски изобразил Леонида Ильича с кислой физиономией, как от зубной боли.
– Это ген сек за страну переживает, как закончить дело начатое Никитой Сергеевичем. Коммунизм то закатился и не просвечивает, – по ходу пояснил Саша
Все, замолчав, с удивлением смотрели на карикатуру.
– А ведь похож, –  подтвердил чей-то голос.
Комната наполнилась шумом, никто не ожидал такого от Саши. А он уже продолжал рисовать рядом другой контур. Все умолкли, затаив дыхание, в ожидании, – что получится. Вдруг, кто-то высказался:
– Так это же наш комдив!
– Точно! – подтвердили многие.
Саша дорисовывал последние штрихи, теперь без сомнений было видно, что это комдив.
– А у него, почему кислая физиономия? Тоже за страну переживает? – спросил Витя.
– Нет. Это он за нас! Курсы ведь тоже не просвечивают. Так ведь Санька! – выкрикнул кто-то из-за стола.
Тот утвердительно мотнул головой.
– Ай да Саша! Молодец! – полетели возгласы.
– Ну как подумали, что будем обсуждать? – спросил он.
– Да как-то и не думалось, – выдал кто-то и добавил, – а что ты предложишь?
Все ещё были под впечатлением такой свалившейся неожиданности.
– Вот бы оставить, чтобы комдив посмотрел.
– Комдива не надо, а вот Брежнева можно оставить, – согласился Александр. – Хорошо давайте я предложу, а вы выберите темы. И он начал перечислять: во-первых, до конца нашей службы могу каждому нарисовать дружеский шарж на память, если пожелаете?
Это вызвало всеобщий интерес.
– Эти работы посерьёзнее – хочется оставить всем добрую память. Нужны хорошая бумага и цветные карандаши. Далее – скоро вам на дембель. Поэтому могу рассказать, как приготовить несколько сортов оригинальной браги. Изготовить простой самогонный аппарат. Рецепты самогона, от которого дух захватывает. Как самим приготовить настоящее вино и пиво. Рецепты различных квасов и кулинарных блюд и таких, от которых стоит, всё как положено, а то вон – стартовики говорят, что их предупредили, чтобы быстрее делали детей, а то может не получиться. Как устроены половые органы и как применять противозачаточные средства. Могу научить, как фотографировать и делать качественные фотографии. Вот на гармони – поучить желающих. Ну, и что касается радиотехники, физики, химии, математики, русского языка и английского… и прочего. Можете задавать в принципе любые вопросы, если смогу, постараюсь рассказать, объяснить. Чем-то же эти два месяца нам с вами надо заполнить. Да и, думаю, по ходу бесед у нас будет, что-то выплывать. Саша оказался выдумщик ещё тот, все его рассказы были нашпигованы шутками, анекдотами, присказками. При этом наш преподаватель, как правило, украшал все свои выступления забавными изображениями, придуманными по ходу, которые он тут же набрасывал на доске, а иногда и музыкальными сопровождениями под гармошку. Во время этих развлечений, которые именовались занятиями, мы классно отдыхали. Санёк – был просто подарок нам от Бога. Обычно во время обучения все сидели, развалившись на стульях, ноги положив на стол. Конечно, если бы кто-то такое застолье захватил из командования, внушений нам было не избежать. Хотя их мы не больно уже и боялись, но зачем лишний раз дразнить крупного «зверя». Со временем поняли, что репутация дивизиона зависит в большей степени от нас, чем мы от них. В худшем случае, что грозило – курсы кому-то могли не засчитать, но это было маловероятно. Всё-таки от греха подальше мы подстраховались. С дневальным договаривались, чтобы, когда входил командир дивизиона или начальник штаба, он слегка нажимал кнопку звонка, который отдельно был установлен в Ленинской комнате. Лейтенанта же принимали за пустое место, ничего не значащее. Комната находилась в конце коридора, и короткий звонок на входе был не слышен. Остальных мы не боялись. Санёк умел быстро перестраиваться. И мгновенно убирать или менять картинку на доске. Причём, даже это делал так, что все еле сдерживали смех, когда входил командир. Артист – он и есть артист, да ещё юморист. И вот в очередной раз прозвучал звонок и к нам вошёл командир дивизиона, на доске всё уже было изменено. Санёк делал последние штрихи в новых набросках. Мы вскочили с мест, но комдив махнул рукой. Все сели. Хотя на лицах ещё не угасли улыбки.
– Что это вас так развеселило, что хохот был слышен на входе? – спросил он. Глянул на доску и добавил:
– Это что – человек слева?
– Так точно, товарищ подполковник! – и дополнил, – мужчина.
– А что это у него торчит? – будто не понимая, спросил тот.
– Это минус, товарищ подполковник. Ток минусом идёт к плюсу!
– Ага, а значит плюс, как я понимаю, это то, что справа, похожее на женщину, которая раскорячилась. Простите, развела руки и ноги – его встречая.
– Так точно, товарищ подполковник!
–  Хватит тебе со своим точно! Оглушил. Оригинально! Оригинально! – повторил комдив. И добавил, – Наглядное пособие, так сказать.
– Так… – начал было Саша, но осёкся.
– Очень впечатляюще! Теперь я на всю жизнь запомню, как ток идёт от минуса к плюсу. Действительно забавно! Находчивый у вас преподаватель. Хорошо, только смейтесь потише, а то вы нашим мешаете заниматься, –  сказал он и вышел.
Мы закрыли руками рты, чтобы не взорваться. Когда командир удалился из казармы и направился в свой кабинет, который находился с торца, вместе с кабинетом начальника штаба, все снова развалились на стульях, положив ноги на стол. Санёк повторил:
– Продолжим нашу тему: противозачаточные средства, их применение и половые органы, он быстро восстановил картинку органов в разрезе и продолжил, приправляя рассказ шутками и прибаутками, и смешными карикатурками. Взрывы хохота буквально сотрясали комнату каждые пять минут. Командир первые дни ещё иногда наведывался к нам, а затем перестал это делать. Мужик умный – быстро всё понял, но виду не подавал. Из кожи не вылезешь. Хотя мы всё больше наглели и никому не подчинялись. Нас старались без надобности не трогать, а мы на рожон не лезли, хотя никакие правила и распорядок в дивизионе, кроме посещения столовой не исполняли. Строем тоже не ходили, как ни пытался лейтенант нас образумить.
Прошло порядка двух недель наших интенсивных занятий, и видимо командование решило, что пора передохнуть и немного окультуриться, поэтому нас предложили  свозить в театр оперы и балета. Но ещё до начала первого действия с двумя нашими товарищами приключился казус. Лейтенант предупреждал, что когда на представлении присутствуют солдаты, возле театра бывает патруль. Он не советовал нам соваться в гастроном. Но двое всё-таки рискнули. Гастроном был через улицу. Они поглазели по сторонам и, не увидев опасности, без опасений мужественно двинулись в его сторону. Но когда возвращались обратно, на входе их захватили врасплох. Лейтенант вступил с патрулём в дипломатические отношения и ему удалось освободить заблудших товарищей, но увеселительное зелье изъяли. Мы с «огромным удовольствием» посмотрели премьеру первого действия на удмуртском языке, что нам сильно захотелось его отметить в антракте и нас понесло в буфет. Крепких напитков там не было, но зато вин – несколько сортов. Как говорят: «На безрыбье и рак – рыба». Прозвучало три звонка, но никто из нас с места не тронулся. Все уже были сыты культурой по горло от первого действия. Лейтенант нам что-то маячил и даже пытался угрожать, но никто на него внимания не обращал. Кто-то сказал, что нас могут сдать патрулю. Но персонал оказался порядочный, а мы вели себя мирно и хорошо с ними контактировали. Особенно Саша, который и их уморил своими шутками и анекдотами. Закончился второй акт, зрители разошлись, а мы всё ещё, уже в возвышенном состоянии, не покидали столиков, допивая вино. Лейтенанту уговорить никого не удалось. И только, когда персонал буфета, извинившись, попросил нас покинуть помещение, так как рабочее время вышло, нам не без сожаления пришлось его оставить. Все угнездились в машину, как селёдка в бочку и всю дорогу горланили песни. В нашей «казарме» мы ещё долго обсуждали премьеру.
На следующий день командир спросил:
– Ну как, понравилась премьера?
– Так точно, товарищ подполковник! – без зазрения совести ответили все дружно.
На неделе нам объявили, что должны приехать наши шефы. «Там одна директорша, что стоит!» – многозначительно поведал лейтенант. Поэтому знакомство с директоршей хлебокомбината не было для нас полной неожиданностью. Хлебокомбинат держал шефство над дивизионом и иногда, особенно к праздникам, баловал подарками в виде хлебобулочных изделий, пирогов и тортов. В обед всех выстроили на плацу встречать дорогих гостей, там уже стояла директорская «Волга» с водителем. Командир дивизиона вышел из казармы с директоршей под ручку. Он произнёс благодарственную речь шефам. Директорша зычно гаркнула: «Здравие желаю, товарищи бойцы!» В ответ дружно гаркнул дивизион: «Здравия желаем, товарищ директор!» Видимо, был обучен. Мы тоже поддержали. Она продолжила: «Защитники вы наши! Я, от лица всего коллектива комбината, с большим удовольствием хочу вручить вам наши подарки!» – и обернувшись к водителю, сказала: «Толя, открывай машину!» Весь багажник и заднее сиденье были заставлены коробками. Надо сказать, что женщина была на редкость аппетитная. Высокая большая грудь, казалось, вот-вот разорвёт застёжки короткой курточки. Красивое, очень приятное лицо, русые волосы, свисающие ниже плеч, стройная, чуть пополневшая фигура делала совсем молодую женщину ещё более привлекательной, какой-то пышной – что ли. Её задор и уверенность зажигали. Ванушка настолько возбудился, что достаточно громко воскликнул: «Вот, еце дэвушка!» Он всех женщин называл девушками и был к ним не равнодушен. Она повернулась к нему. Было ощущение, что их взгляды, встретившись, заискрили, а в промежутке между ними, как молнией, пространство наполнилось притягательной страстью. Командир немного ещё порассыпался в благодарностях, а начальник штаба подарил букет цветов и тоже произнёс благодарственную речь. И здесь, как чёрт из табакерки, выпрыгнул наш Ванушка. В руках у него был горшок с геранью, которая стояла на окне в спортзале и только расцвела пышными розовыми цветами. Никто из нас не заметил, когда он успел сбегать за ней. «А это, Вам, от будущих офицеров!» – громко произнёс он и чмокнул её в щёчку. Она обняла его и что-то многозначительно прошептала на ушко. А потом обратилась ко всем: «Через неделю у нас будет большой праздник. Нашему комбинату исполняется круглая дата со дня его основания. Приглашаю, Вас всех, мои дорогие! Будем несказанно рады видеть, Вас, на нашем празднике!» На этом встреча не закончилась. Всех пригласили в столовую на чай. Там уже стояли  и дополнительные столики, чтобы все вошли, на них в тарелочках красовались торты. Директорша предложила нам отведать их произведения. А после чая встал Ванушка, сказал, что у нас есть виртуоз и сейчас он попотчует своими произведениями. Перед этим они уже договорились с Сашей. Тот взял гармонь и вышел из-за стола. В его исполнении прозвучали частушки, на этот раз все порядочные, но смешные. Директорша заливалась смехом, с азартом хлопая в ладоши. После этого завязалась беседа, где Саша юморил и всех расположил к себе. Можно сказать, что всё внимание в столовой, по большей части, было направлено этой женщине и она отлично, без заносов его поддерживала. Перед уходом директорша ещё раз напомнила, что ждёт всех нас у себя. Вано вышел её проводить. После увиденного и такого приглашения мужики уже мечтали о празднике.
Внезапно на неделе дивизион поставили  на готовность. Такого, видимо, давно уже не было и для всех накануне праздника это грянуло не приятной неожиданностью. Командир зашёл к нам на занятие, попросил прощение, что вынужден немного отвлечь от серьёзных дел и обратился ко всем: «Товарищи, бойцы! В связи с вынужденными обстоятельствами, дивизион не может присутствовать на празднике у наших шефов. Вам придётся представлять дивизион. Поэтому прошу вас вести себя достойно! Не уроните нашу честь! Мы уже давно дружим с комбинатом и для нас это очень важно! Я думаю, Вы, меня понимаете, и надеюсь на вас! Публика там достаточно оригинальная, по большей части не замужние женщины, поэтому будьте осмотрительны!» На этом он закончил.
Мы заверили, что будем вести себя достойно. Командир вышел.
Когда литёха заявился к нам в спортзал, начали его пытать. Он пояснил, что там такие «прости господи» во главе с директоршей, что их и уламывать не надо. Они сами станут вас растаскивать, только шуба будет заворачиваться. Но держитесь, могут заездить так, что мало не покажется, да ещё, и чем-либо достойно наградить. Случаи были. «А как там со спиртным?» – спросил кто-то из ребят. Думаю, в такой-то праздник его хватит. Все с нетерпением ждали выходного, на него было намечено событие, за исключением пятерых. Это трое женатиков, Саша и я. Мне пришлось столкнуться с подобной публикой в дивизионе под Шатрово, и я её органически не переваривал и даже побаивался. Особенно с воодушевлением ждал Вано: он надеялся на более плотное знакомство с директоршей. Парадная форма в положенных местах была надраена до блеска. В воскресенье после завтрака все переоделись и расхаживались в спортзале в ожидании машины. Празднество было назначено на двенадцать часов дня. Только вот вместо шинелей у нас были с собой бушлаты, на улице похолодало и пришлось одевать их и это немного притупляло праздничный вид, но не настроение.
А дальше уже по рассказам очевидцев. А поскольку весь следующий день был занят только разбором полётов предыдущего дня и каждый в своём ракурсе, во многих подробностях, описывал происходившее, представить общую картину труда не составляло. Празднество происходило в своём дворце культуры. Перед началом события оригинальные представители успели угостить наших ребят, для смелости, чтобы, дескать, они не робели, а некоторые сумели уже и поплотнее познакомиться в укромных местах. Как обычно началось с официальной части. Слово было предоставлено директору комбината. Она вышла в шикарном, красном, замшевом платье, с большим вырезом на груди и белой розой. Груди так и пытались из него выскочить, на них колыхалось янтарное ожерелье. На голове высокая красивая причёска. Высокие каблуки подняли выше её стройные ножки. Она поздравила всех с праздником, поблагодарила за добросовестный труд, пожелала новых трудовых успехов. Дальше шло награждение передовиков производства правительственными наградами, почётными грамотами, денежными призами и памятными подарками. После этого директорша объявила: «К такому памятному событию комбинат подготовил для работников шикарные памятные значки на завёртках. Поэтому по очереди начиная с первых рядов, прошу подняться всех на сцену и получить значки. А наши доблестные воины помогут их закрепить, им это сделать сподручнее». Для этого на сцену вышло пятеро наших ребят: Вано, Сасо (был ещё один среди нас грузин) и трое русских шустрых парней. Они были предупреждены заранее. Директорша первая взяла значок подошла к Вано, выпятив свою грудь, которая и так торчала почти на четверть метра. Тот без стеснения залез под лифчик и, проколов его вместе с платьем значком, намертво скрепил вместе. Директорша только мило улыбалась. Женщины, которые не доверяли солдатам прикасаться к своим прелестям, брали значки и уходили со сцены. Ребята же, последовав примеру Вано, научились это делать быстро тем, кто к ним подходил. Дамочки вздрагивали не то от удовольствия или же нетерпения. Из мужского коллектива комбината на празднике присутствовало около десятка человек. Директорша объявила, что после торжественной части будет перерыв минут двадцать – тридцать, можно будет пообщаться друг с другом. В фойе уже готовят столики для приятного застолья. А сама подмигнула Вано, сказав ребятам, чтобы справлялись без товарища, ей необходимо с ним пошептаться. И затащила его в подготовленную для себя комнату. Конечно, больше всего внимание у нас было приковано к директорше и Вано.
– Ну и как, – спросил Саша, – удалось объездить кобылицу?
– Мужики, стыдно сказать… Это она меня объезжала. Такое со мною было впервые. Затащила в кабинет, в момент сдернула с себя всё, правда мгновенная задержка была: лифчик то был закреплён с платьем. Затем принялась помогать мне. Нестерпимое желание из неё так и выстреливало. Ох, и сте-ерва! – он произнёс данное слово с таким восторгом, что в нашем сознании этот образ перевернулся с ног на голову. – Вот это директор! Она так и насадилась на меня, перекатываясь в руках своими прелестями, как горячая булка. Абалдэть – кака горачя дэвушка! Я даже боялся, что всосёт целиком со всеми прибамбасами. Во время застолья, а потом танцев видел, как она утащила Сасо и ещё кого-то из наших. У меня даже ревность проснулась. Хотя – тоже не терялся. Ребята-а! За этот праздник такой урожай снял, какого ещё не приходилось! Но всё-таки остановился на ней, а она на мне. Под конец мы заперлись у неё в кабинете и начальница сказала, что до утра не отпустит, даже под расстрелом. А под утро закрадывались сомнения – хватит ли моих способностей: эта дама меня почти устирала.
Ребята рассказывали, что когда парочка вышла из кабинета к застолью, лица их так и сияли. Они оба ещё похорошели, что невольно привлекали всеобщее внимание. Кто-то даже пошутил, что впору кричать горько. А когда все засобирались домой, секретарша атаковала дверь и кричала, что ребятам надо уезжать. На что директорша ответила, чтобы сказала старшему лейтенанту, пускай уезжают без Вано, она его привезёт сама. Старший лейтенант от радиотехнической батареи –  её бывший любовник и был назначен сопровождать нашу делегацию неспроста. Хотя на этот раз фортуна от него отвернулась. Действительно на рассвете любовница доставила Вано чуть тёпленького. Дорогу тот проспал.
В конце рассказов Саша подытожил, что не все женские качества определяются такой их охочестью. Подобные женщины, как директорша, вдохновляли мужчин на геройские поступки, но и они же, были источниками бед, если не удавалось их нрав направить в нужное русло. Видимо, её муж оказался слабаком и остался за бортом. А как директорше ей необходима мужская энергия, поэтому такая любвеобильность к мужчинам. Она её использует верно. Видали, какая зажигалочка! – не только в постели. Действительно, эта женщина никого не оставляла равнодушным.
Саша немного помолчал и продолжил:
– В ней не ощущается начальственной напыщенности и даже вульгарности, она живёт какой-то особой, присущей только ей жизнью, обходя принятые стереотипы. Не боясь, искренне показывает свои чувства, ни от кого не прячась. Они приятны и со стороны. В них даже больше какой-то детской непосредственности. Эта её искренность и смелость ошарашивают, обезоруживают и в то же время притягивают.
– Саш, ты, её чуть ли ни на божничку посадил, как саму невинность, – вставил кто-то из наших реплику.
– Да не всё дело в невинности, ребята! А ну-ка! Поднимите руку, кому она не приятна – не нравится?
На минуту воцарилась тишины, как давая подумать. Ни одна рука не поднялась.
– Вот вам и ответ! Назвать её женщиной лёгкого поведения – язык не поворачивается. Значит, не всё определяют рамки заложенного в нас воспитания. В жизни всегда бывают исключения из правил. Почувствовали?! Как у Ванушки прозвучало слово стерва. В прямом значении, видимо, оно ей не подходит. Хотя он ещё и сам не понял по-настоящему – с кем имеет дело, иначе бы так не назвал.
Это Санькино философствование никак не вязалась с той ролью, которую он играл.
В конце дня к нам заявился лейтенант. Между ним и нашим сообществом начали складываться доверительские отношения, он на нас не сиксотил, поэтому между нами уже не единожды происходили достаточно откровенные беседы. Тот даже несколько раз присутствовал на части наших занятий и они тоже ему пришлись по душе. На данный момент куратора принимали как своего. Он сказал, что комдив очень просил нас помочь стартовым расчётам при объявлении готовности в подготовке пусковых установок. Как я оговаривался, из нас было только три стартовика. Мы откликнулись на просьбу, с условием, если товарищи нам помогут, взять на себя три установки. Четвертую беру я, сказал лейтенант – с вашей помощью. Две останутся нашим расчётам. Ребята дали добро. Нам пришлось два раза нарушить мирное существование. Нас поднимали по тревоге ранним утром. Надо сказать – не очень приятное мероприятие, особенно осенью, когда после тепла подмораживает, а вылетать приходится из нагретой постели со скоростью звука, чтобы выполнить норматив по готовности. Пробежать около полукилометра и подготовить заиндевевшее дурацкое железо в рабочее состояние.
В дополнении к этому комдив собрал нас на плацу и предложил оставить о себе добрую память для дивизиона. Его давно напрягали огородить позицию забором. Для этого уже был завезён горбыль и столбики. Жерди можно нарубить самим: доброго сушняка хватало в лесу. Честно говоря, такое предложение особого энтузиазма у нас не вызывало. Но перечить не стали. Теперь наши занятия проходили на открытом воздухе, погода нам благоволила: резко потеплело. Хотя здесь, не было возможности рисовать и использовать музыкальное сопровождение, но Саше удавалось изворачиваться и в какой-то степени компенсировать эти пробелы мимикой и телодвижениями. Надо сказать, что время проведённое в дивизионе, всех уже достаточно подпортило свободой и тем, что оказались никому не нужны. К этому времени мы достаточно обленились. Да и друг перед другом надо было выпендриться. Копать ямы в лесу нам не хотелось, хотя земля в основном попадалась лёгкая, песчаная. Да и убивать на это время, как-то жаль, привыкли уже всецело заполнять его учёбой, а её, в привычном наполнении и комфорте – не хватало. Лопаты и топоры только портили праздничное настроение. Копнув на штык, мы обсыпали столбик землёй и прибивали его жердями, как на распорках, под углом к соседним деревьям, чтобы не упал. Однажды Саша, которому необходимо было задержаться, перелазил через этот забор, не желая обходить, и упал вместе с ним, повалив несколько пролётов. Он пробороздил носом песок и раскроил его. «На свою же мину и напоролся! Хорошо, ранение лёгкое!» – пошутил Санька, вытирая под носом кровь. Мы быстро залатали образовавшийся проём. Лейтенант, посмотрев на нашу работу, покачал головой, но ничего не сказал. «Дай Бог не упадёт, пока мы здесь!» – обмолвился с издёвкой Сасо.
Приблизилась очередная годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции. Перед ней должны были подъехать наши шефы с подарками. Комдив решил устроить для них парад, упросив нашу команду принять участие. Мы немного потренировались. Две колонны с большим разрывом должны были промаршировать строевым шагом по грейдеру. Первая дивизион, а вторая из нас. Оттепель закончилась, на прощание хорошо полив землю дождичком. А на утро перед приездом гостей, ударил морозец и грейдер превратился в стекло, что на него невозможно было ступить. Срочно отправили тягач с лопатой, который несколько раз проутюжил его взад и вперёд. Комдив, видимо, ждал делегацию, но директорша приехала одна: в её планы делегация не умещалась. Заиграл марш и колонны двинусь строевым шагом, приближаясь к стоящим в стороне командирам и директорше. От командира и первой колонны, прозвучало приветствие друг другу. Когда с ними поравнялась наша колонна, комдив поприветствовал и нас. Не успели мы гаркнуть в ответ, как двое наших правофланговых улетело в кювет. Командир в сердцах резанул рукой воздух, которая была приложена к козырьку. Ребята пытались выбраться, но скатывались назад и побежали по канаве за колонной. Директорша весело смеялась, подпрыгивая, приветствовала нас, посылая воздушные поцелуи, мы, без предварительной договорённости, дружно послали ей свой. А когда развернулись и, повернув на плац, выстроились на нём, она всех поприветствовала и пригласила на праздник к себе. После этого директорша без стеснения подошла к Вано, забрала его в машину и они отчалили на глазах у всех. Ванушка отсутствовал более двух часов.
Дивизион сняли с готовности и в этот раз на праздник поехал даже комдив, часть офицеров, и десятка полтора солдат и сержантов. Нашим досталось менее десяти мест. Среди всех, место бесспорно уступили Вано. Остальные же разыгрывали. Наш грузовик больше не вмещал. Останавливаться на празднике не буду: особо нового там ничего не было – по рассказам очевидцев.
Вано же ничего о себе не рассказывал и никто не решался его расспрашивать. Всем и так было видно, что наш товарищ втрескался не на шутку. Другие дэвушки его больше не привлекали. Ощущалось, что это чувство было взаимным и настолько мощным, что оно постоянно царило в нашем коллективе на уровне ощущений и было необычно приятным, поэтому каждый боялся его спугнуть своими расспросами. Даже Сасо не язвил, который каждого пытался зацепить за что-то живое. В Вано же, несмотря на его мощную фигуру и необычайную силу не ощущалось национального гонора. Был он человеком достаточно внимательным к каждому, и это не ощущалось формально-традиционным, поэтому все его уважали. Единственно, что всех настораживало – разница в возрасте около десяти лет. Но как говорят: «Возраст – любви не помеха». Все с замиранием сердца отслеживали их отношения. Она несколько раз приезжала к нему, но уже втихаря, поздно вечером. Они чаще заранее договаривались о встрече. Он так же отпрашивался на выходные у командира. Чувства их только крепли.
На улице серьёзно похолодало, мы снова перебрались в казарму и продолжили занятия, по которым уже соскучились. На одном из них я записал рецепт приготовления пива, в надежде использовать его на практике, и ещё несколько понравившихся рецептов. В спортзале был колотун, старшина выдал нам по второму одеялу, а сверху мы набрасывали бушлаты. Комдив хотел перевести нас в казарму, но все запротестовали. Наш  куратор заявился с термометром, его положили на батарею, она выдала пятнадцать градусов. Ребята подсказали лейтенанту передать, что тринадцать, четырнадцать градусов в помещении. Не знаем, что тот сообщил комдиву, но нас оставили в покое.
Приближались экзамены, а мы ещё усердно занимались по-своему усмотрению. У лейтенанта всё выпытали, и он популярно пояснил, как проходят сие мероприятия, за счёт которых пополнялись сомнительно квалифицированные командные кадры. Сказал, что комиссия из своих старших офицеров. Портить репутацию своего полка у них нет резона. Главное не молчите. Находчивость и ещё раз находчивость. Отвечать чётко, даже не в тему. Мне это было уже в какой-то степени знакомо. У нас оценка расчету ставилась не выше оценки командира расчета. И если в школе я мог не отвечать, когда не было настроения, даже зная материал, и спокойно получал двойку, то в армии же пришлось круто перестраивать свой нрав и выкручиваться в любой ситуации.
На экзамен приехало четверо экзаменаторов: три майора и один подполковник. Особого мандража не было. Я хотя бы знал матчасть, боевую работу, основы эектро-радиотехники, по тактике и стратегии имел какие-то представления с учебки. Большинство не знало и этого. Когда ничего не знаешь, надеяться не на что, и переживаний меньше. Хотя лейтенант и вселил в нас надежду, все равно на душе у многих было беспокойно. В нашу любимую комнату входили по очереди, тянули билет, десять минут на подготовку и ответ. Я не буду описывать все экзамены, они происходили примерно, как у меня с полит подготовкой, только не всегда так ярко. Этот экзамен был первый. А так, как два месяца мы даже принципиально не читали газет, а радио у нас молчало. Поэтому не знали и происходящих событий. Когда подошла моя очередь, примерно половина наших уже сдали. Я взял билет. В нём было три вопроса. Ни на один из них у меня не было даже малейшего представления. Понял, что мне представился случай – проявить находчивость и показать мастер класс смекалки, и начал подыскивать решения, как это сделать. Подполковника на экзамене не было и вышел майор. Один дремал, закрыв глаза, подперев голову руками, второй сидел с безразличным видом. Когда подошла моя очередь отвечать, он сделал пометку по предыдущему товарищу и сказал своему, что ненадолго выйдет. Видимо покурить. Я встал  и спросил разрешения отвечать. Майор приоткрыл один глаз и слегка мотнул головой – дескать, давай. Я вышел к доске и из меня полился странный ответ на первый вопрос. В открытом глазу у майора начал загораться огонёк, а когда последовал ответ на второй вопрос, у него открылся и второй глаз. Теперь уже обоими заинтересованно смотрел на меня. Третий вопрос я немного изменил в свою пользу, когда его зачитывал. Не знаю, понял это проверяющий или нет, но, не дав мне закончить, он расхохотался. « Ну, ты, и пиз..ть!» – выдал захлёбываясь от смеха. (Простите, но, как из песни, – слова не выкинешь).
– Повеселил, ты, меня парень! Ставлю тебе твёрдую четвёрку, за находчивость и голубые глаза (у меня карие)!
 Экзамены не сдал только Гоша, уж слишком тот был принципиально-незгибаемый и на экзамене по материальной части признался, что её не знает. Хотя ему задавали наводящие вопросы, фактически с готовыми ответами, но до него не дошло по его сухости. Видимо, уже был в трансе.
Настала пора расставания. Перед этим я вытащил из вещмешка новую гимнастёрку, припасённую на дембель, и попросил всех ребят оставить на спине свой автограф на память. Моему примеру последовало ещё несколько ребят. Саша выдал каждому из нас по дружескому шаржу, он держал их до конца нашей учёбы у себя, что-то дорисовывая, подправляя, или полностью переделывал. Перед раздачей Санька разложил их на кроватях: всем хотелось посмотреть не только свой. Работы всех восхищали, поэтому остались – очень довольны. Каждый забрал свой, благодаря и обнимая автора. К моему сожалению уже в своём родном дивизионе, кто-то утащил его вместе с гимнастёркой. Видимо, позарились на новую гимнастёрку, а возвращать было не с руки. Вано получил портрет директорши с просьбой передать ей. Так как он собирался перед отъездом заехать к ней на прощание. Как показалось многим – этот портрет особенно удался. Напоследок нас выстроили на плацу, где комдив выступил с напутственной речью. Саша подарил шаржи, от имени всего нашего коллектива, комдиву, начальнику штаба и нашему лейтенанту. Те даже растрогались и обняли его тоже.
И вот мы на вокзале, за исключением Вано, который умчался на хлебокомбинат. Четверым из нас поручили купить водки и закуски. Прощального застолья не получилось, поэтому вынуждены были делать это в электричке. Большей части из нас необходимо было пересесть на поезд в восточном направлении, который должен был стоять на посадке по прибытию электрички. Вано влетел в тамбур перед самым отправлением, его привезла директорша, она стояла на перроне и махала рукой. Мы впервые увидели её грустной. Их прощальная сцена всех растрогала. Часть из наших успели занять все места перед тамбуром, а в нём, чтобы не привлекать внимания, у нас проходило прощание со спиртным и закуской. Надо сказать, что молодцы закупавшие продукты отличились – набрали жратвы, но мало водки. За что получили внушение от коллектива. Прибросив, у нас получилось – чуть более солдатской кружки на брата. Более списали на расплёскивание. Поэтому  решили не тянуть кота за хвост, и каждому подходившему сразу наливали по полной кружке. Меня поразила такая сценка. Самый маленький и щуплый у нас был узбек. Когда тот начал пить мужской напиток, с каждым глотком его лицо пьянело больше и больше, такое я видел впервые, и немного не допив, он упал на пол. Для всех это было полной неожиданностью. Виктор, из компании закупавших, сморозил: «А кому-то было мало! Сейчас бы тут половина лежала!» Видимо, с крепкими напитками тот был не очень знаком, но марку терять не хотел. Конечно, всё прощание получилось скомканным. По прибытии электрички наш поезд уже стоял на перроне, пассажиры, кроме нас были в вагонах. Наспех пожав остающимся ребятам руки, мы пошли по вагонам занимать свои места. И поезд помчал нас к своему месту назначения.            
В заключении хочется добавить, что как-то не очень в нашей жизни приживалась правильность. Такие люди, как Саша были редкость, но и он поддавался интересам толпы, которой неправильность была более понятной и интересной. Видимо, в той правильности, которую нам пытались с детства прививать, существовали какие-то пробелы. Или же, под действием окружающей среды, которая привлекала, что-то искажалось. Увлекать приходилось зажигательными лозунгами и личными примерами передовиков, имидж которых всячески поддерживали, уделяя порой им чрезмерное внимание, и нередко, не достаточно уделяли его последователям и всем остальным. Сухость, монотонность и обязательность многих не устраивала, отталкивала, да и не у всех хватало сил и навыков равняться на передовиков, и особенно у тех, которые были не на своём месте. Многое не учитывалось. Повышение уровня жизни, всё больше выдвигало на первое место материальное благополучие и отодвигало бескорыстие и взаимопомощь. Неправильные ориентиры делали жизнь тусклой и безрадостной. Работать на не понятного дядю энтузиазма не вызывало и он постепенно иссякал.