Двоеверец. Брат. Глава 1

В Рихарде внезапно обнаружился стальной внутренний стержень, способный противостоять железной воле родителя. Твёрдо заявил он о желании остаться. Бесхребетный мямля и недавний студент-зубрила, не имевший в характере даже капли авантюризма, перестал существовать. Тонкая душевная организация с помощью хорошего питания, воспитания и образования, слепившая пацифиста отвалилась, словно струпья. Обнажив далеко запрятанную, агрессивную, первобытную сущность. Желание бить самому, а не быть битым, без разницы с кем сражаясь, хоть с красно-бело-зелёными, хоть с турко-татарами, хоть с самими чертями или инопланетянами.
 
Вываливаясь "из бега" 20-го века, молодой человек отказался от своей законной доли сохранённого капитала родителя в пользу сестры, делая её и в эмиграции завидной невестой. Но и семья, для межвременного перехода, его постаралась максимально  подготовить, благодаря тому, что отправлявшиеся на пароходах в Стамбул, избавлялись за гроши от оружия и снаряжения, а "есаул бросал коня, которого пристрелить не поднялась рука". Точно так же оказались прекрасно вооружены и экипированы десятки тысяч уходящих в средневековье обстрелянных бойцов, настроенных только на Победу.
 
И этот настрой, наряду с отсутствием жалости к врагу и прочим интеллигентским рефлексиям, позволил переселенцам с минимальными жертвами завоевать себе "жизненное пространство (лебенсраум)", изгнав предыдущих завоевателей. Рихард, распробовав вкус Победы, вошел во вкус, пожелав и далее наслаждаться этим почти наркотным ощущением, сражаясь в Молдавии. После "адреналинового банкета"  не смог устоять и от не менее стрёмного морского вояжа на свою историческую Родину, совершив "Тур де Европ" на попутках. Тем более что не в одиночку, а в компании проверенных соратников. А также по совету и ходатайству человека, которому доверял и даже скорешился во время непродолжительной войнушки - леворукого "экспедитора-инвалида" груза снарядов, с то ли фамилией, то ли позывным "Шуйский". Скорее второе, ибо праворукого прозывали "Дланин".
 
Если последний действительно являлся лейтенантом русского флота, потерявшим левую руку в октябре 1917, сражаясь с германцами у Моозунда на броненосце "Слава". То Шуйский  родился на век позже него и уже без правой руки - отец был чернобыльцем-ликвидатором (хотя сбой генетики и по массе других причин произойти мог). Но здесь об этом никто не знал, для всех он был такой же экс-лейтенант и к внедрению его заранее тщательно готовили. Только по легенде, был он лётчик морской авиации, сбитый и искалеченный в забытом уже всеми начале Великой войны. Наплодивший таких одноруких-одноногих легион, и затеряться среди которых было совсем не трудно. Инвалидность служила прекрасной маскировкой и "пропуском", которыми пользовалась ещё немецкая разведка во Вторую мировую.
 
Физический изъян являлся не единственным "достоинством" Шуйского. Природа, отняв одно, наградила его массой других талантов. Доказательством тому служили честно заслуженные, помимо синего "поплавка" геофака ЛГУ, белый Академии внешней разведки. В последней его, среди прочего, обучили и "Сесной" управлять, и с парашютом прыгать, о чем также свидетельствовал соответствующий значок на воображаемом мундире. Присутствовал бы так же знак КМС по фехтованию, причём не "пар-" , а "настоящему" – чтобы драться на рапире достаточно одной руки, а если она к тому же левая, то очень неудобной для противника.
 
Оставался ещё целый букет знаний и достижений, наградами не обозначенных, но приковавших внимание соответствующих служб к нему ещё студентом. В частности, перфектное знание пары иностранных языков, и не банальных "английский немецкий" (на коих также общаться мог вполне прилично), а менее "затёртых" португальского и испанского. Что и не мудрено, папа удачно приподнялся в Перестройку, потому молодую жену с младшеньким баловал, рос который с мамой до школы на Иберийском полуострове при местных нянях. И от одетого на руку, ещё в два годика, протеза  совсем не комплексовал, а папины деньги предохраняли от жестокой детской травли "иного".
Несмотря на врождённое увечье, учитывая реальные спортивные достижения, медкомиссия признала студента ограниченно годным к военной службе и дала добро совмещению обучения с его профильной Кафедрой Картографии и геоинформатики, также Военной картографии (ВУС 05.05.02). Потому, вместе с красным дипломом получил он лейтенантские погоны и предложение, от которого невозможно отказаться (не картографом). Нечего жалеть! Ведь почти сразу (после краткосрочной спецподготовки) на Кубу отправили, в языковую среду, под прикрытием не перегруженного работой переводчика посольства при достойном жалованье. Достаточном на и так не дорогие здесь удовольствия, попутно с приобретением жизненного опыта (вплоть до сексуального). Впрочем, лучшие в Мире сигары и ром остались не оценены, кабак - дело добровольное и от воли крышу не снесло. Это была проверка на самостоятельность, открывшая дорогу в Академию внешней разведки. Некогда называемую  Школа 101, вот по старой традиции и получил он "школьное имя" - Шуйский.
 
В обучении предложили выбор: либо подготовка на Латинскую Америку, либо ФАНТАСТИШ! Выбрал последнее, терять ведь было нечего, и возвращаться не к кому. Батя банкротнулся и вскоре сгорел от водки, а мать сбежала с новым хахалем. Учили его в АВР по индивидуальной и очень своеобразной программе именно для нелегальной работы в Средневековье, в составе им же и сколоченной в Севастополе ещё группы. Добавив лишь к языковому багажу ещё латынь и церковнославянский, для чтения религиозной литературы в оригинале. Затем шли "Интриги Мадридского двора", и не только того, как в прямом, так и в переносном смыслах: актерское мастерство, физо, стрелковка и т.д..  Но это было самым лёгким из там освоенного, ибо превзошёл он, прежде всего, науку становления лидером. При этом, внимания  не привлекая, поэтапно и незаметно располагая к себе и обрастая "штатом", но убедительно выглядя простоватым и не слишком-то умным. Ибо один, даже если очень важный, не поднимет простое шестиметровое бревно, тем более дом пятиэтажный.
 
Проще всего людей нанять, но верность и уважение не купить. А вот своевременно оказанная, даже незначительная услуга, или слово поддержки, такому же, как сам, убогому, будет оценена. Выбор же в Севосе среди инвалидов огромный имелся. Так напарника флотского себе среди их числа и смог подобрать, дав тому кликуху по аналогии со своей, и уже на пару для "перехода" экипироваться. Не распространяясь, откуда взялись франки за "товар", но и не спрашивая источник происхождения такового. Двуконную повозку загрузила пара увечных лейтенантов под завязку, хоть водки, еды и патронов много не бывает (шутку окружающие оценили).
 
На краткосрочную войнушку после "перехода" хватило и того, и другого, и третьего. Тем более, что службу добровольцам назначили с их же лошадками и повозкой ездовыми при обозе, офицерский авиа и флотский гонор, скомкав в кулак. Начиналась новая жизнь, и бывшие погоны не значили ничего. Как и в ТОМ мире, добравшиеся до Парижа русские полковники шли работать шофёрами такси. Но здесь готовность пары инвалидов честно трудиться там, куда пошлют, оказалась замечена и оценена. Потому вновь образованное руководство именно им гос. трудоустройство предложило, когда тысячи здоровых, но капризных, маялись от безработицы - довыбирались. Неперечливые же и надёжные  вскоре по карьерной лестнице поднялись до экспедиторских должностей, с хорошими пайками и аттестатом на прочие виды довольствия. Даже компенсация за добровольно сданный для гос. нужд гужевой транспорт была сразу справедливо оценена и выдана бартером по выбору (из поставок союзников), жизнь налаживалась. А потом и ещё с одним увечным моряком судьба тесно связала, только тот был с торгового флота, без ноги, и у него уже своя компания имелась.
Скакавшему на протезе Янису  уговорить своих соратников вернуться в Прибалтику, воспользовавшись попутным транспортом, труда не составило. Легки они были на подъём, да и море Балтийское, хоть и холодное, но родное и исхоженное вдоль и поперёк. Фельд-младший также вспомнил из истории, что дубравы прусские да курляндские не вырублены ещё. Значит, есть из чего там парусники строить, возрождая традицию семейную корабелом становиться.
 
Потому и сагитировал с собой плыть в Прибалтику  воевавших вместе с ним в Галиции умелых гуцулов-древоделов. Пусть до того суда не строивших, но древесину чувствовавших, и мгновенно ставивших хоть избу, хоть мельницу с запрудой. С топориком рождавшихся и умиравших. Правда, нынче их валашки отведали и панской крови, которая королём не прощалась. Потому, спасаясь от возмездия, плотницкая бригада, что находилась под началом Рихарда и на период войны превратившаяся в саперно-штурмовое капральство, легко согласилась не переезд, причем с семьями, тем более что не за свой счёт.
 
Не могли бойцы не верить пассионарию, который в бой ВЁЛ, а не прятался за их спинами, ведь не только паника заразна, боевой кураж также передаётся "воздушно-капельным путём". Потом он честно выделил соратникам немалые премиальные суммы из трофейных злотых, неожиданно обнаруженных в обозе наёмников (невыплаченное тем жалованье - то есть "кассу взяли и никому не сказали"), себе  оставив на личные расходы равную со всеми долю (достаточно-разумную). По его предложению, из основной части оставшихся трофейных денег  создан был общаг отряда, хранившийся у выборного и подотчётного "обществу" артельщика-коптёрщика. Из оного закупался в пути провиант в общий котёл, причем,  весьма вместительный. Ведь это бойцов насчитывалась всего дюжина, но вместе с жёнами, чадами и домочадцами  набегало почти полсотни едоков.
 
Сам "русский Холланд" - Иван Григорьевич Бубнов, выделил талантливого остзейского студента Политеха, ещё в Риге пребывая  перед самой войной. И отговорил с её началом бросать учёбу, подчиняясь всеобщему патриотическому порыву, отправляться на фронт вольнопёром. Убедив, что и за чертёжной доской фронт проходит не менее важный. Не выпуская студента из поля зрения, в итоге, сделав из него инженера-конструктора. Не дав тому превратиться в заурядное пушечное мясо, проведя ему службу по Адмиралтейству, хоть и в невеликих, но всё же офицерских чинах.
 
Видно, не судьба была Рихарду уподобиться своему учителю и покровителю, но в настоящего инженера он все-таки превратиться успел, с готовальней и логарифмической линейкой больше не расставаясь. А ведь учиться его отец отправлял ради более скромных целей - наследнику просто надлежало стать управленцем "секущим фишку". Но он даже для переправы крестьянской армии Мухи в верховьях Днестра успел оригинальный мост "на коленке" спроектировать и силами своих сапёров построить. Хотя и на этой войне пострелять изрядно потребовалось, даже ранение, несмотря на кирасу, заработать. Что доказывало смелость человека и способность к самопожертвованию "задруги своя". Пребывание же наравне со всеми на "котловом довольствии" - демонстрировало аскетическую непритязательность к пище и комфорту, а также скромность в быту. А то, что одет нарядней прочих, так красивая чёрная форма морского офицера с кортиком ему указом Государя пожалована.
 
Вот ты какая "Свобода! Равенство! Братство!", но главное - отсутствие привилегий, чтобы не за что было зацепиться Её Величеству Зависти! Тогда ведь даже врать и притворствовать не надо - не трудно же в режиме сознательного самоограничения жить, не поедая ананасы и рябчиков не жуя, в одну харю, втихаря от всех. Диета - это своего рода или епитимия, не в названии суть. Ведь не пузо же набивать - смысл жизни. Наивысшее наслаждение - заниматься любимым делом,  а для этого требуется как минимум начальный капитал и единомышленники. Впрочем, это лукавство - прежде всего каждый нормальный человек хочет любить и любимым быть.
Поражение таким недугом, как любовь, и явилось причиной того, что, по сути, порвал с семьёй молодой моряк и решился шагнуть в неизвестность иномирья. Ещё в Севастополе, готовясь к отплытию в Стамбул, увидел он колонну техники "из будущего", оказавшуюся тут транзитом, "следуя в прошлое". Но не рычащее и смердящее железо его поразило, а люди в нем находящиеся, а вернее одна персона - одетая под рокершу, совсем молодая девушка с пляшущими чёртиками во взгляде. Вскоре она переоделась в "местное", но на тот момент была в джинсиках, водолазке, косухе и с кожаной же банданой на голове. Даже незнакомый парфюм показался ему агрессивным, но таким манящим. И пропал! Звёзды так сошлись или химия сработала, но показалось ему, что если упустит он свою любовь с первого взгляда, то на всю оставшуюся жизнь станет самым несчастным человеком. Потому решил за ней последовать хоть на край земли, хоть за край, а дальше будет видно.
 
Домашний мальчик впервые восстал против воли родителя, от наследства отказался солидного, сохранявшегося в нейтральной Швеции. "Отречёмся от старого мира" вышло, и будь что будет. Такой волевой поступок родитель оценил - и зарождению характера у сына решил не мешать, пусть духом окрепнет в борьбе, нельзя же его всю жизнь от ударов судьбы оберегать. Но что по разумению опытного человека могло хоть как-то ТАМ жизнь кровинушке облегчить, постарался приобрести. Прежде всего, наменял за паунды с полпуда царских серебряных рублей - также ведь драгметалл, увы, золотые червонцы пропали из обращения ещё в начале войны, ну и ювелирки разной, вплоть до напузного (братковского) креста с цепью модели "на дубе том". Чтобы тяжесть такую сынок не на себе таскал, прикупил "тавричанку", и загрузил её "самым необходимым" до риска сломать рессоры.
 
Спасибо тебе огромное, рассудительный и любящий родитель. Тем более, что все расходы производились из доли наследства молодого Фельда и на фоне, оставляемого на приданое сестре, были почти не заметны. Ныне, богатая невеста становилась желанной и для сына шведского компаньона, а возможно завод в Либаве вернуть получится, но всё равно - ещё неизвестно кому повезло. Мира долгожданного в Европе не наступило - случившееся было перемирием. Умный и опытный делец это чувствовал. В прошлое же сына не в одиночку отправлял, а в компании многих тысяч хорошо вооруженных современников, научившихся за войну этим оружием владеть, тем более "под присмотром" людей из будущего, владевших ещё более сокрушительным вооружением. Ведь и Фельду-старшему по молодости погоны носить довелось - послужил в Императорском флоте и считал себя разбирающимся  в том, что требуется выживальщику в 15 веке.
 
Потому сборы сына (кроме денег, естественно) начал с дополнения к имевшемуся "Нагану"  также "товарища Маузера" и ящика патронов, хотел купить и больше, но пожалел лошадок. Из белого оружия счёл кортик недостаточным. Но так как сын моряка ни верховой езде, ни фехтованию не обучался никогда, то абордажный палаш показался папе тяжеловат, а поскольку выбор имелся широкий (за валюту), то он пал на "тесак морской артиллерийский 1806 г.", а по сути -  качественный ятаган Тульского производства. Про броню уже упоминалось выше, разве что стальной шлем сыну всё же кайзеровский купил - взыграла кровь тевтона.
Самым же ценным "подарком" для сына явилась отправка с ним "в прошлое", воспитавшего его не старого ещё пестуна - среди множества умений своих и кучерскому делу обученного. Хотя сие ремесло основным не являлось - просто в крестьянском сословии к лошадке с малолетства привыкают, даже если по основному профилю не земледелец, а рыбак потомственный, как и все родившиеся в прибрежной ливской деревушке. Ведь и зимой, ставя сети подо льдом, улов вывозить требуется на чем-то, да и летом - сено коровке привезти или картошку объезжать - без гарнира салака быстро приедается, хоть жарь, хоть парь, хоть копти.
 
Ян рождён был рыбаком, причём удачливым и умелым, беда только что не первым у родителей, а третьему сыну у всех народов больше чем на кота, рассчитывать не на что. Четыре зимы в приходскую школу отходил он с удовольствием, и читать-считать научился, моря также не боялся и рос крепким. Несмотря на малолетство, с отцом да братьями трудился в путину наравне, так что их лайва редко без улова возвращалась. Голода не ведал и на вёслах обрастал мускулами, только всегда знал, что отцовская лодка старшему брату достанется, и хоть из отчего дома умелого рыбака не выгонят, но, оставшись, участь его - трудиться "за еду и одежду". Юнгой наниматься также не хотел, про творимые на флоте непотребства над слабыми наслышан был. К счастью, в Либаве проживал отцов брательник, столяр на судостроительном заводе.
 
Согласился тот родне угол сдать и на заводе похлопотал - стружку ведь кому-то выгребать надо. Попутно и ремеслу своему востребованному учить хваткого мальца взялся, а тот со временем и с учителем в мастерстве сравнялся. Но в Либаве корабли не только строились, и расторопного мастерового заприметил капитан там базировавшегося броненосца. Хоть и Янис от военной службы имел "броню", но поступить охотником ему не возбранялось, море его манить не переставало, а судовой плотник даже среди железа нужен. И лычку старшего матроса вскоре получил, а следом и Мир посмотрел, с китами и пингвинами, кровью и страданьями. Японцы напали, и их корабль в составе эскадры Рождественского у Цусимы разделил общую судьбу.
 
Янис в той битве, как товарищи его боевые, не утонул. Даже левой ноги, почти до колена лишившись, не потерял сильный телом и духом человек своего слегка деформированного, весёлого нрава. За везение приняв тот факт, что выжил, даже шутил потом, что ногу ему акула откусила, но подавилась ею и сдохла. Сам себе, в плену пребывая, подобие протеза да костыль выстрогал и частушку разучил: "Хорошо тому живётся, у кого одна нога. Можно срать через штанину, не снимая сапога". А монах синтоистского монастыря, с которым он рыбу ловил, после того, как тот же и подлечил, как мог, показал на теле те точки, ткнув в которые костылём, человека можно жизни лишить, и хороший нож танто подарив, посоветовал самому больше не калечиться и других не калечить (понимай, как хочешь).
 
Даже потом наколку ему с соответствующим предупреждением сделал, правда, на японском. Более же  начитанные пленные, переиначив имя лива на английский манер - Джон, посоветовали обзавестись попугаем, орущим "Пиастры!". После и сам он эту книжку  нашёл и прочёл. Понравилась - жизненная она (для тех, кто жизнь повидал, и выводы смог сделать). Грабить награбленное можно - нельзя попадаться и подставляться.
 
Из плена, возвращаясь в собственноручно сделанном им фанерном сундучке с фотками гейш на крышке, вёз он парочку хорошо от крови отстиранных, малоношеных, шёлковых халатов местных - прозываемых кимоно, с прочей одежонкой, да из "сувениров" кое-что. "На память"! Через Сибирь переезжая, поклажа его в весе прибавила, край-то богатый, здесь на тряпьё мелочиться нужды нет, и на дно сундучка, рядом с самородками, ещё и "Наган" лёг. А на пересадке в Первопрестольной добавилась пачечка ассигнаций. И ВСЁ, завязал! Главное - не заигрываться! Не дураком ведь уродился. В Либаву вернулся Герой с Георгием на бушлате и огнём во взоре, а не калека сирый да убогий.
Вышло так, что сразу же на глаза попался Фельду-старшему. Моряк моряка видит издалека, а тот своего бывшего мастерового признал и даже героя в кабачок портовый пригласил. А за рюмочкой-другой, вызнав, что хотел, предложил службу не тяжёлую у себя в доме, по-английски называемою "хенд-мэн", то есть мужик с руками (не из жопы). С пусть не большим, но твёрдым жалованием, столом, проживанием в квартире с электричеством, водопроводом да канализацией. Даже ванная имелась, но ради горячей воды требовалось полдня титан топить, впрочем, свободного времени всё равно оставалось не мало. Но и это ещё не всё, получивший согласие наниматель тут же отвез инвалида к дорогому доктору-немцу, а последний, сняв мерки, написал запрос с Фатерлянд на специальный протез.
 
Джон согласился, но с условием - он желал учиться, причем по специальности, на что получил горячее одобрение и обещание содействия. Ведь в Либаве уже полвека, как находилась Морская школа, с 1902 года получившая статус, позволявший готовить даже капитанов дальнего плаванья, руководил которой друг Фельда - Александр Даль. Правда, для поступления туда требовалось знания серьёзно подтянуть, но это упорного моряка не пугало, как и плата за образование, тем более что помощь сулили. И оказать её совсем не трудно было, ведь в семье комерса проживал профессиональный педагог, вернее выписанная из Англии для детей бонна (гувернантка) Реббека, с соответствующим образованием.
 
С детьми  нашедшая общий язык, и терять её было не желательно, но, напуганная недавней революцией, она по завершении контракта собиралась вернуться на Родину. Прочая прислуга (горничная и кухарка) являлись приходящими, а хозяину часто в командировки требовалось отлучаться, потому её страхи были понятны. Вот чтобы их развеять и внушить ужас криминалу "квартирмейстер Джон" годился идеально. За компанию ещё и самовар мог поставить или примус раскочегарить, печи зимой протопить, пару лошадок обиходить, да по мелочи что. Баловство одно, а не работа!
 
Правда, все 5 комнат в квартире заняты были, но к кухне примыкала коморка с крохотным оконцем, из которой давно надлежало выкинуть скопившийся хлам. От персонального "кубрика у камбуза, да с иллюминатором" моряк пришёл в восторг, а как узнал, что и гальюн рядом, то обозвал предоставляемую жилплощадь "флагманской каютой". Мечта всякого, послужившего - пребывать поближе к кухне. Так что в тот же день в помещении наведён был флотский порядок. А из дровяного сарайчика сотворена столярная мастерская, в которой была выстругана из привезенного с верфи горбыля вполне приличная мебель, разумно заполнившая в помещении всё свободное место.
 
Стало даже по-своему уютно, и обалденно вкусно запахло свежеструганным деревом, а произошли все эти преобразования почти мгновенно. Только поступивший в Реальное училище Ричард даже попросил родителей отдать его комнату квартирьеру, чтобы переселиться в его "кубрик", но кто ж место при камбузе добровольно уступит? Зато мальчику обещано было помочь и в его апартаментах аналогичную мебель сколотить, что было кстати, ибо из кроватки он вырос уже, да и пока помещение иначе как "детской" назвать не получалось. Вот и стал он с наставником после занятий в сарайчике столярить, а после совместно уроки учили.
Не приваживал специально к себе пацана моряк, просто поступал по своему разумению опытного человека, но с первого же дня прикипело к нему детское сердечко. И не только его, причём не за то, что грудь его в медалях, ленты в якорях - таких фасонистых половина портового города ходило, но у этого ещё и сразу же стержень ощущался. Каждая баба о сильном мужском плече мечтает, мисс Ребека исключением не являлась, хоть покерфэйс держать была приучена. К счастью, не принялась "быдлу указывать его место" - не простил бы оскорбления, хотя женщину убивать наверняка не стал, разошлись бы как в море корабли. Но раз не сглупила, то вышло так, что за неё вскоре стал готов порвать любого, проливавший свою и вкусивший чужой крови морской волк.
 
На беду или на счастье, англичанка очень красивой являлась и пока от этого только страдала. В первый раз на Родине ещё  поверила сладким речам морского офицерика и залетела, а подлец поматросил и бросил. После аборта  обеспеченная семья от неё отказалась, и юной красавице пришлось бежать туда, где её не знают. Образование позволяло ей трудиться домашней учительницей, вдобавок она являлась с рождения носителем языка просвещённых мореходов. Но даже в Остзейском крае - родовом гнезде офицерского корпуса флота Российского, службу нашла она с большими трудами. Слишком была молода и красива, а жены офицеров в стойкости чувств и верности своих мужей сомневались.
 
К счастью, семейство Фельдов связывала не только красивая сказка про вечную, взаимную любовь, но и немецкая практичность, основанная на финансах - самых надёжных в мире скрепах. Выражаясь короче - любовь с интересом. Бонну они на службу приняли и не прогадали, "недостатки", а так же отсутствие педагогического опыта, оказались компенсированы врождённым даром преподавания и уже не малым жизненным опытом. Наступать дважды на одни и те же грабли англичанка не собиралась и дула даже на воду, обжегшись на молоке,  давая понять всем самцам, что она "не такая".
 
Но что делать, когда вокруг полно "таких"? Вот и смазливая, да фигуристая приходящая стряпуха вздумала мыть полы на кухне именно тогда, когда Джон направился в свою каморку. Пребывать, стараясь в таких ракурсах, чтобы по достоинству оказалась оценена её изрядная "корма". Тут и святой не устоит! А нахалка же предложила за компанию и в кубрике половым вопросом заняться. Пришлось под надуманным предлогом срочно вмешиваться, чаю запросив, и тем самым не допустить греха. Но ночью, когда все заснули, прокрасться в мужскую постель и, отбросив чопорность, самой решиться на грех. Более того, доказывать, что и здесь она вне конкуренции. Получилось! И впредь пол в каморке сама в чистоте блюла, как и матросский костюмчик ЕЁ мужчины. А то, что он слегка прихрамывает, то при дорогой трости это выглядит даже импозантно, разница же в социальном статусе устранима, но потрудиться потребуется. Что ж,  будем "делать" своего джентльмена, никто не говорил, что будет легко. Каждый сам кузнец своего счастья.
Оказывается, ночью иностранный язык выучить намного проще, чем днём, особенно, если нежным шепотом это делает лежащая на твоём плече любящая женщина. Бабьей чуйкой своей  силу ощутившая и по мере возможностей своих настроившаяся её увеличивать. Осознавшая, что лаской сделать такое намного проще, чем стервозностью, ведь удачно замуж выйти не значит, мужика захомутать, а потом ножки свесить, надо и самой в ярмо впрягаться по мере сил и способностей. Но и сыну рыбака это совсем не то, что жопарить, себя насилуя при зазубривании непонятных слов. Сверх элитное обучение для тех, кому очень повезло, и ооочень эффективное! Основная же масса мужиков смогла только по видику на немецком заучить "Дас ист фантастиш!", или старшее поколение "Хенде хох" по телеку.
 
Взаимообразно перекочевали на учительницу из матросского сундучка кораллы алые, как кровь, и шёлковая блузка цвета хаки, а так же прочие одеяния из того же материала и модели унисекс. А жид-ювелир для леди наделал цацек из материала заказчика (самородного золота). За добро следует добром платить, тем более что не последнее, и пополняемое, но уже праведными методами. На каникулах отпускал его Фельд наняться в рейс. Матросом поначалу, а как в Мореходку поступил, то во время практики и на командных должностях трудился, в основном на небольших парусниках. Перед Великой Войной укатил Рихард в Ригу учиться, а Янис, выучив своё, получил патент. Избороздив Балтику с Северным морем, накопив достаточно опыта и властности. Пока помощником шкипера служил, ожидая уже скорое повышение.
 
С Ребеккой они обвенчались, сняли небольшую квартирку, и родился в счастливой семье сынок - очередной Янис. Даже его на групповой фотопортрет на фоне семьи сняли и по карточке бабушкам-дедушкам отправили, в доказательство того, что жизнь удалась. Живи и радуйся. Но война началась, которую всерьёз поначалу не восприняли, напротив, сочли как дополнительный заработок, ведь и перевозки, и стоимость фрахта резко подскочили. Хотя эйфория длилась недолго - навалились неудачи. И после Рождества в Либаве началась эвакуация, - фронт стал подходить. Янис также собрался жену с сыном в Ригу перевезти, но жены внезапно не стало. Погибла от сброшенной с "цепелина" бомбы, закрыв собой годовалого ребёнка. Умирая, успела она с мужа клятву взять, что не будет его чужим людям доверять.

Продолжение http://proza.ru/2021/12/01/1972