Пленер, Туман

   Помню, в апреле я пропустила знаменательный момент, когда вскрывалась река, началось сие великое действо. Пришла уже в полном его разгаре: по темной, быстрой, открытой солнцу, небу и ветрам воде плыли осколки ледяного панциря.
   Я стояла и смотрела, наслаждаясь всеми этими бликами на воде и снеге, еще покрывавшем берег сугробами высотой до самого парапета, видом проплывающих льдин, шорохами и звуками глухих ударов, с которыми они стукаются друг о друга, соревнуясь за место, сталкиваясь в лихорадочном беге, дуновениями ветерка, подгоняющего их движение…
   И жалела, что вот уже в который раз не видела: как все это начинается? Ведь не в один же миг река – решив, что пришло время, - поднатужилась, вспучилась и – вскрылась, разломав в куски тяжелые покровы льда, укрывавшего ее всю долгую, долгую зиму. Также, как осенью не приходила сюда, чтобы быть свидетелем укрывания воды на зиму.
   Тогда я решила, что уж этой осенью точно постараюсь понаблюдать, как происходит преображение вод земных в снег и лед, реки, как живые разумные существа, время от времени производят все нужные действия – сами собой? По какому такому правилу, по чьему повелению все происходит? Весь этот «круговорот воды в природе». На уроках природоведения в школе нам объясняли, что вода превращается в пар, поднимается в небо, охлаждается, падает дождем и так далее. Все вроде просто и понятно, но… почему-то сейчас этот простой процесс кажется мне не таким простым, будничным, а – настоящим волшебством, таинственно, молчаливо, погруженно самое в себя совершаемым ежегодно, ежедневно, ежемоментно сотворяемым загадочной силой под названием «Природа». Не все так просто, как кажется на первый взгляд.
   Вот, например, сегодня, проснувшись, увидела я в окнах туман. Обожаю туманы! Небо сливается с землей, все становится единым, растворяясь одно в другом. Даже материальные предметы теряют свою незыблемость и едва проглядывают тонкими силуэтами под легкими слоями лессировок, которыми покрыто все кругом: все пишется заново поверх старого, вчерашнего.
   Пока я пью чай, очертания соседних домов обретают цвет, сонные елочки за огородами раскидывают пушистые лапки, ловя первое свечение на востоке. Солнце еще низко, но быстро подходит прямо к моему огороду, властно принижая туманные дымки к земле и смешивая со снегом, покрывающим грядки.
   Но когда прихожу к Томи, оказывается, что оно еще только собирается подниматься над легким наброском того берега, на крыльях еще спящего в распадке сопок птеродактиля. Отодвигает подальше жемчужно-серый полог туманов, разделяя их на земные и небесные. Первые опускаются ниже, уплывая дальше по течению реки, вторые вовсе исчезают, открывая ярчающее прямо на глазах небо.
   Птеродактиль кажется припал еще ниже, поклоняясь восходящему божеству. Вчера я уже видела, как созревает рассвет, как рождающая золотое яйцо жар-птица роняет его во все еще широкую полынью посредине речки, и решаю пойти вдоль Томи по Набережной улице, следом за уплывающими вниз туманами, чтобы понаблюдать: что будет происходить с ними там – дальше? Какая будет писаться картина? Там, где за поворотом реки видно только пока еще плотную белую стену - на покрытом свежей грунтовкой холсте не обозначены даже светлые полосы берегов, слившихся с туманной дымкой.
      Метров через пятьсот-шестьсот, там, где меж домами можно поближе подойти к реке, все еще тонет в небытии, солнце остается где-то позади совсем невидимым, проникающим сюда тускло, словно сквозь околоплодные воды дня, вскоре должного явить себя в свет. Созревшая, но замершая беременность, - время между временем ночи и новым днем. Небытие плавает в густом молозиве, в парном молоке только что подоенной небесной коровы, рождающей рассвет.
   Иду дальше – за деревню, на поле к высоковольтной опоре. Проваливаюсь в снег по икры, тороплюсь, боясь не успеть, пропустить самое интересное. Опора растворилась в воздухе, видна только макушка, протыкающая небо в вышине – совсем уже синее, пишущееся празднично-чистейшей лазурью без малейших вкраплений туч, облаков. Они остались пока еще только здесь, на земле, как остатки грунта, в которые солнце, идущее за мной по пятам, вливает все новые краски. Теплое золото рассеивает голубую дымку, являя зеленоватые тона: по бокам встали елочки, укутанные в богатые шубки, березы, все усыпанные бриллиантами, даже явившийся на праздник простой чертополох напялил на каждую колючку шапочки набекрень и глядится щеголем рядом с такой же кокетливо разнаряженной полынькой.
   Опора поднимается все выше, уже только мощные «ноги» ее тонут в облачке, на котором она парит и проплывает мимо меня. Прокладываю путь, проваливаясь все глубже в никем не тревожимый здесь пока еще снег, к кромке берега в расступающемся тумане.
   Громада облака, спустившегося с верхов неба, пришедшее сюда, как и я, с верховья реки, потихоньку истаивает, открывая речку внизу. Уходит дальше за поворот, к городскому мосту, к городу, который напоминает о себе только все усиливающимся гулом, который однако, дойдя до неких пределов, останавливается, оставляя нетронутой стоящую тишину. Там оно смешается с городским смогом, хоть немного, но разбавив его ядовитость своей чистотой и свежестью.
   Совсем близко подошедшее солнышко окончательно воцаряется над полем, лесом, над Томью, собираясь задержаться здесь подольше. Так здесь хорошо, благодатно! Тишина здесь все также нарушается только потрескиванием проплывающих льдинок, да тихим жужжанием электричества, текущего по проводам от опоры к другой такой же опоре, приткнувшейся к скале на том берегу.
   Река здесь шире, спокойнее, но и полоса льда сильнее и ближе смыкается к середине, где еще поблескивает темная длинная полынья. Скоро она закроется: до престольного праздника Михаила Архангела и всех ангельских сил остается всего несколько дней, после которого обычно все в природе окончательно и бесповоротно поворачивается на зиму, ледоставом ставя точку на внесенных изменениях в картине «конец осени, начало зимы».
   Пока природа, видимо, выжидает момент – некий таинственный момент, который должен наступить в определенное время, -  в который один только может совершиться очередное таинство: закрытие вод земных на долгую, долгую холодную пору, до самого открытия их с приходящей в апреле весной.
   Все идет как надо, своим чередом: от таинства к таинству, как положено, по законам небесно-земным, никогда ни в чем не нарушаемым, положенным Творцом всего этого…
   Только человек почему-то предпочитает жить по иным, свои собственным, законам. Или идя против них, всех – и человеческих, и божеских…
   И я, конечно – в том числе. Мелкий элемент во всем этом великолепии, непогрешимости и чистоте. И красоте сказочной – которой только и могу, что восхищаться да поклоняться, как язычница! Также, как и «всякое дыхание да славит Бога своего» в природе, тоже воздыхать и славить: «Слава Богу за все!»
   В том числе и за способность к творчеству, используя которую, возможно пробовать себя в писании картинок природы. Чем и пытаюсь заниматься, выходя на свой импровизированный «пленер».
   Разворачиваясь лицом к солнцу, возвращаюсь домой. Но странное дело – оказывается, что оно все еще стоит прямо над моим огородом, только поднявшись чуть выше! Щедро сияя для заново сотворенного дня. Мой поводырь, оно сводило меня на прогулку, проведя чуть ли не через всю деревню, показало чудо этого своего творческого процесса, привело обратно и застыло, ожидая заслуженных аплодисментов и благодарностей! Откликаясь на мои безмолвные «Браво!» и «Бис!» обещаниями новых чудес и прогулок и все новых картин, настоящих шедевров или - хотя бы - легких набросков… Из которых можно, при желании, сотворить настоящее чудо.