Я буду ждать на темной стороне. Книга 1. Глава 21

Атмосфера на кладбище была унылой, а погода — сырой и пронзительной, как часто оно бывает в конце марта. Монотонный голос священника проникал сквозь заслон общего онемения, но его слова едва ли отпечатывались в сознании присутствующих.

Став жертвой инсульта, Анфиса Нестеровна попросила накануне своих коллег поискать её лекарство, которое она всегда носила с собой. Увы, в тот день наткнуться на него так никому не посчастливилось. Ни её коллегам, ни Сильвестру, притащившем на кафедру её вещи.

Елизавета Котофеевна лично перерыла сумку коллеги, однако никакого лекарства там так и не обнаружила, хотя сама Анфиса Нестеровна неоднократно утверждала, что оно должно быть на месте.

Она прекрасно помнила, что бросала в сумку флакон с каплями перед выходом из дома, по-другому и быть не могло. Увы, предпринятые поиски не принесли результата, поэтому пожилой преподавательнице пришлось довольствоваться теми препаратами, что были в медпункте, однако, так и не оказавшие на ее организм того воздействия, какое оказывали заранее прописанные ей капли.

Попав в карету скорой помощи, она чувствовала себя более-менее нормально, но когда спустя несколько часов ожиданий у кабинета врача ей таки посчастливилось сделать МРТ, полученный результат не очень порадовал женщину. Не успев дожить до утра, она скончалась буквально на рассвете, не придя в себя после потери сознания.

Собственно, об этом предупредила на следующий день своих коллег и декана, в том числе, сама Елизавета Котофеевна, отправившись к ней с визитом в больницу, а взамен наткнувшись на пустую койку с последующей констатацией факта её смерти во время столкновения с одной из тамошних медсестер. И как ранее группа собиралась для пересдачи зачетов по другим дисциплинам, точно также им теперь пришлось собраться повторно, но уже совсем по другой причине и далеко не в аудитории университета.

Бледная, но очаровательная в своем траурном наряде, удерживая сумочку в руках, облаченных в тонкие перчатки, Евангелина Литковская тщетно пыталась вызвать в своей душе некое подобие скорби к покойной преподавательнице, став вместе с одногруппниками напротив наспех вырытой могилы. Кажется, её ещё долго будет преследовать вид разъяренной Анфисы Нестеровны, рискнувшей устроить им в тот день пересдачу тестов и как та билась потом в истерике, сходя с ума от бесцельных поисков исчезнувшего флакона с каплями.

Другие испытывали к ней ещё меньше сочувствия. Кроме Кирилла Драгомарецкого, которому так и не повезло переписать свою злосчастную работу, пересдача которой находилась под угрозой. И если к ним придет новый преподаватель, может получиться так, что эту работу он не пересдаст уже никогда. Так что если пребывавшего в тот момент на кладбище Драгомарецкого что-то и волновало, связанное с уходом в мир иной профессора по статистике и эконометрии, так это данное накануне разрешение переписать работу. А теперь, похоже, этой мечте так и придется остаться на уровне мечты, ведь новому преподавателю еще надо будет доказать, что его предыдущую работу ныне покойная Анфиса Нестеровна потеряла на кафедре, так и не успев поставить за неё соответствующие баллы.

С утра держалась ещё более-менее стабильная, хоть с резкими порывами ветра, погода, теперь же небо было сплошь затянуто облаками, предвещавших осадки. Следовало поторопиться с похоронной процессией, так как в любой момент мог начаться дождь, и тогда закапывание самой ямы, куда надо было опустить гроб с телом Анфисы Нестеровны, могло превратиться в настоящую проблему. Все-таки мартовскую переменчивость погоды ещё никто не отменял.

Приободренный жалостливыми взглядами окружающих, священник наспех читал псалмы, обращаясь больше не к покойной, а к выдуманным мученикам. И будучи слишком поглощены собственными мыслями, студенты даже не пытались вникнуть в суть произносимого им текста. У мужчины не было заранее заготовленных молитв, поэтому он импровизировал на ходу, закончив свою службу, когда сраженные горем наповал родственники Анфисы Нестеровны зарыдали в три ручья, не собираясь останавливаться.

— Похоже, сама природа оплакивает кончину нашей преподавательницы, — осторожно прокомментировал погоду Зонтинов, с опаской поглядывая на горизонт, где высились дождевые облака.

Толкнув парня в бок, Марцела попросила его сегодня много не болтать, уверенная, что подобные слова могли обидеть присутствующих на похоронной церемонии родственников Анфисы Нестеровны. И будучи вынужден прислушаться к ее словам, Евгений тотчас прикусил язык, пообещав ей больше не трепаться на эту тему. Увы, преподаватели были настолько шокированы тем, что панихида ограничилась несколькими псалмами, что эти похороны потом ещё долго обсуждали в стенах университета, стоило присутствующим вернуться обратно. 

Евангелина не сильно разбиралась в молитвах, но слова священника показались ей утешительными для преподавательницы такого размаха, как Анфиса Нестеровна. Да и вообще, сегодня девушка вела себя намного сдержаннее, чем обычно, не соизволив даже всплакнуть для проформы, когда гроб с покойницей начали опускать в могилу. И вообще, попав на эти похороны, у неё возникло ощущение дежавю, ведь точно также ей пришлось прощаться и с дедушкой Лисова, за которым им пришлось присматривать вдвоем с Артемом, пока старик не стал совсем плох. И проводя параллели между теми похоронами и этими, Евангелина видела, сколько косяков и ляпов было допущено во время сегодняшней траурной церемонии.

Происходящее больше напоминало какой-то вертеп с игрой недоделанных актеров, походивший на похороны. Казалось, бывшие коллеги Анфисы Нестеровны ещё не до конца осознавали, что расставались сейчас человеком, кто будет теперь жить только в их воспоминаниях, запомнившись кому-то просто коллегой, а кому-то — строгой преподавательницей, любившей ставить на место зарвавшихся студентов.

— Что-то рановато ушла от нас Анфиса Нестеровна… — отметил про себя Харитон, с плохо разыгрываемым прискорбием поглядывая на могилу преподавательницы.

— Рано-не рано — не тебе судить, — грозно сверкнув взглядом, окрысилась на него Галочка, — когда «положено», тогда и ушла. Она свое предназначение выполнила. Обучила статистике и эконометрии столько-то тысяч студентов, вышколила несколько десятков хулиганов в лицеях и гимназиях, так что теперь ей можно отправляться на вечный покой.

— Странно то, что поплохело ей как раз таки после проверки наших работ, — констатировал факт находившийся поблизости Терехов. — Видать, наши хреновые результаты настолько впечатлили бедную женщину, что её организм попросту не справился с перенесенным нервным напряжением, вот она и склеила ласты, так ни с кем и не попрощавшись.

— А я думаю, во всем виноват Новаковский, — отозвалась Зоя, не спуская пытливого взгляда с могилы.

— Это ещё почему? — осведомилась у неё Марцела, затягивая свой шарф.

— Если бы не его работа с неправильно пронумерованными ответами, Анфиса Нестеровна, возможно, осталась бы в живых.

По ряду одногруппников прокатился рокот недоумевающих возгласов.

— А знаете, я кажется начинаю теперь уважать Егора со всеми этими его пересдачами, — промолвил Терехов, иронизируя по поводу услышанного. — Он у нас, как санитар вуза. Мочит всех конченых преподов…

Большинство с его ответом согласились, ведь своими нечаянными выходками и бесконечными опозданиями Новаковский мог кого угодно довести до «ручки» кого угодно. Неудивительно, что эта пересдача закончилась настолько трагически. Впрочем, опаздывающий на её похороны Артем Лисов тоже вызывал у многих подозрения.

Этот любитель спорить был готов пойти на все, испытывая на прочность нервную систему оппонентов. И кажется, Анфиса Нестеровна довольно быстро сломалась, так и не пройдя испытание «огнем и водой».

Для него подобного рода дискуссии и споры были всего лишь способом развлечься, а противники воспринимали его выпады как личное оскорбления. Только у Лисова, в отличие от оппонентов, нервная система была более закаленной для подобного рода «турниров». Своим стремлением вовлечь в спор любого он выводил всех из себя, но как это можно было сопоставить с резко ухудшившимся на занятии состоянием здоровья пожилой преподавательницы, когда он вел себя с ней относительно спокойно, для многих так и оставалось загадкой. Но вряд ли от этого становилось лучше самому Лисову, который не ставил перед собой цель довести её до нервного припадка, однако все его «добрые деяния» почему-то всегда оборачивались против него самого, заканчиваясь зачастую далеко не тем результатом, которого он добивался изначально.

— Да, что-то наши подзадержались, — ухмыльнулась Галочка, ища новый повод почесать языком. — Погребальная церемония вот-вот закончиться, а этих — все нет и нет.

— Да погоди ты, припрутся ещё, — успокоила её Рамахеева, оглядываясь вокруг. — Может, какие-то неотложные дела нарисовались и они просто не могут прийти?!

Собственно на этой фразе ей и пришлось завершить свой диалог, потому что в следующий момент со стороны кладбищенских ворот показались две вполне узнаваемые фигуры.

Артем Лисов пришел на кладбище в солнцезащитных очках и распивая что-то из небольшой пластиковой бутылки. Рядом с ним шагал уже слегка «подзаряженный» чем-то Феликс, ни капли не смущаясь траурной обстановки. С презрением покосившись в сторону парней, Галочка демонстративно от них отвернулась, и, сделав замечание по поводу венка  Драгомарецкому и Харитону, которым пришлось сегодня всюду таскаться с этой штуковиной, попыталась сосредоточиться на погребальной процессии.
 
— Интересно, а как у священника весь этот метафизический бред в башке помещается? — поинтересовался у своего друга Феликс, наблюдая за тем, с каким пафосом мужчина в расшитой ризе читает перед могилой заупокойную. — Она, случайно, квадратной у него не становится? Мысли друг о друга там не спотыкаются?

— Если тебя это интересует, можешь сам у него об этом спросить, — насмешливо отозвался Артем, зашвыривая подальше пустую бутылку. — Меня больше интересно, что, к примеру, здесь делает Никита Никитович, наш преподаватель высшей математики, который выглядит сейчас даже хуже, чем сама покойная. Как будто его самого недавно подняли из гроба…

Не удержавшись, Феликс громко расхохотался. Находившиеся поблизости люди недовольно зашикали на парней, делая им замечания.

— Ваш математик лучше б дома сидел и не таскался нигде, — успокоившись, отозвался, наконец его приятель, наблюдая за тем, как одна из коллег, подхватив пожилого мужчину под руки, попыталась подвести его к гробу, предоставляя ему возможность также попрощаться с покойной, — а то ведь прибьют ненароком старого алкаша, и тут же похоронят рядом с его подругой — Анфисой Нестеровной.

— Да уж, бухарик больной весь, девок имеет уже только глазами, а все туда же, старый извращенец, — прищуриваясь, ответил Лисов, поддерживая его речь. — Но с новой пассией они реально выглядят, как дедушка и внучка. Интересно, что за девка его ведёт? Никита Никитович, небось, сам дойти не может… На своих горе-терках…

— А это наверное, чтобы он не затерялся в толпе, — нашел объяснение поступку пожилого преподавателя Феликс, комментируя происходящее на свой лад, — и его случайно не затоптали такие, как ваша Галочка, — покосился он на его широкоформатную однокурсницу. Жаль, его реплики не услышала сама Мельчуцкая, находившаяся слишком далеко, чтобы устроить парням разборки.

— Ну, такого сложно будет не затоптать, — скептически хмыкнул Артем, скользнув насмешливым взглядом по квадратной туше пожилого преподавателя. — Я не имею права критиковать его образ жизни, но мне кажется, за эти пару недель весны и малоподвижного образа Никита Никитович и вправду разжирел. Такой каракатиц стал… Уже еле передвигается.

За это время, пока они, находясь в состоянии легкого алкогольного опьянения, обсуждали образ жизни пожилого преподавателя и его помощницу, погода окончательно испортилась. И чтобы не окоченеть от холода, собравшийся на кладбище народ хотел как можно скорее попрощаться с телом покойной и устремиться в кафе с целью пропустить по бокалу сухого вина и немного согреться.

— Прощайте, Анфиса Нестеровна, R.I.P вам, — раздался голос Драгомарецкого, рискнувшего произнести и свою прощальную речь в честь покойной, и тем самым подвести итог её жизни, когда гробовщики подошли к гробу, чтобы накрыть его крышкой и опустить в могилу. — Вы научили различать нас совесть и мораль.

Терехов с удивлением покосился на одногруппника, но посчитав такую речь для покойной Анфисы Нестеровны лучшей из того, что здесь прозвучало за все время, тут же поспешил добавить к произнесенному пару слов, выдавив из себя для вида пару капель «крокодиловых» слез:

— Она слишком ярко горела для этого мира.

Не выдержав, Кирилл еле слышно всхлипнул, прикладывая к своим глазам платок. Его примеру последовали несколько однокурсниц, за исключением Евангелины, которой с момента появления здесь Лисова со своим приятелем было уже далеко не до Анфисы Нестеровны.

Непроницаемый туман, сквозь слой которого изредка пробивался скупой солнечный свет, окутывал сумрачную местность, а деревья, с чьих голых веток падали на землю крупные капли влаги, и вовсе казались воплощением настоящего безмолвия. Приподняв слегка свои солнцезащитные очки и зафиксировав их на лбу так, чтобы они не сползли ему на глаза, Артем обменялся парой-тройкой фраз с Зонтиновым и Сильвестром, после чего став подле Евангелины, сделал знак подошедшему к нему Феликсу заткнуться.

Девушка держалась на некотором отдалении от остальных одногруппников, словно не собираясь ни с кем вступать в диалог по причине отсутствия должного настроения. И вообще в таких местах она всегда чувствовала себя не очень хорошо. А тут ещё это надгробие с порнографической надписью в виде эксцентричной фамилии преподавательницы, запомнившейся всем своей манерой быстро чертить на доске формулы, попутно стирая их ладонью.

— Да, в последнее время наша Геля стала что-то часто хандрить, — невольно отозвался Лисов, намекая своему приятелю на грустное выражение лица Евангелины, не обратившей никакого внимание на его появление в этом унылом месте.
 
— Ей просто нужны новые эмоции и резкая смена обстановки, — ответил Феликс, находясь в предвкушении очередной его ссоры с этой милашкой.

— Я мог бы это обеспечить, и вывести её из состояния апатии, — ответил Артем, — да так, что после пары-тройки сеансов она бы по-настоящему взбодрилась, вновь почувствовав тягу к жизни.

Вот только самого Феликса на этот счет одолевали большие сомнения. Он вообще мало верил в то, что его приятель мог как-то повлиять на ситуацию и исправить её. У этой девушки был непростой характер и завоевать её расположение будет очень непросто. О чем он тут же поспешил поставить его в известность, подавая информацию в немного искаженном виде.

— Боюсь, как бы после твоих «методик» воздействия на её настроение ваши отношения окончательно не ухудшились, — парировал Феликс, насмешливо косясь в сторону ничего не подозревающей об их диалоге Литковской.

Похудевшая и побледневшая, эта девушка с кукольной внешностью выглядела сегодня ещё притягательней, чем обычно. И моментально почувствовав на себе чей-то заинтересованный взгляд, поджав губы и нахмурившись, она снова отвернулась, успев пожалеть о своем поступке, пока не почувствовала на своей талии чью-то руку.

— Евангелина, сколько можно хандрить? — насмешливо отозвался Лисов, чувствуя, как она вся напряглась под воздействием его прикосновения. — Ты только посмотри вокруг! — парень кивнул в сторону деревьев с голыми ветками и обволакивающую все и всех туманность мартовского дня. — Смотри, птицы летают, солнышко светит… Как можно не радоваться такому пейзажу?

От его комплиментов в адрес унылой погоды несло нездоровым цинизмом. Но его спутницу уже ничем нельзя было задеть.

— Можешь шутить, сколько душе угодно, мне все равно, — буркнула Евангелина, сбрасывая его ладонь со своей талии.

Высвободившись, она хотела развернуться и уйти прочь, но резко схватив её за руку, Лисов снова притянул девушку к себе, устраивая её рядом с собой.

— А мне не все равно, — заявил он, доставая сигареты. — Может, я действительно беспокоюсь о тебе, а ты ведешь себя как…

— Просто иногда у человека бывают пессимистические мысли и ему надо побыть наедине с собой, но таким личностям как ты, этого не понять, — отрезала она, поворачиваясь к нему. — Иногда люди просто грустят и раздражаются безо всякой на то причины.

— Да-да, мне тоже жалко Анхвису Нестеровну, — подтвердил её мысль саркастически настроенный по отношению к похоронам парень, закуривая прямо у могилы покойной. — Бабу такой удар хватил, а этот, — намекнул он на отсутствовавшего рядом Новаковского, главного «панка» и «недогангста-рэпера» их группы в одном лице, — даже на венок ей не скинулся. Хотя это вроде бы его родная тематика и на кладбище он должен чувствовать себя как дома.

Похороны Анфисы Нестеровны, откровенно говоря, получились никудышными. По крайней мере, матери Харитона, этой набожной женщине, занимающейся продажей освященных свечек в церкви, они бы точно не понравились. Нанятый ректором — Кондратцом Виктором Степановичем священник бубнил себе под нос какие-то псалмы, сути которых не понимал никто из присутствующих. А сам ректор, пытаясь внимательно их слушать, под конец чтения заупокойной и вовсе не уснул, придя в себя перед финальной частью процессии. И едва с торжественной речью было покончено, вооружившись музыкальными инструментами, как оно обычно бывает на иеговистских собраниях, подруги из секты, которую посещала на старости лет Анфиса Нестеровна, с такой резвостью пустились в пляс, взявшись за исполнение джазовых напевов, что воздавая хвалебные речи в адрес покойницы, казалось, ещё немного, и они начнут водить вокруг её могилы хороводы.

С рассеянным видом наблюдая за всем этим действом со стороны, Евангелина неожиданно вспомнила похороны деда Лисова, и вместе с тем обстоятельства, если не спровоцировавшие его смерть, то явно поспособствовавшие ускорению этого процесса.

Старика обнаружили бездыханным ближе к полудню родители Артема, приехав проведать его в воскресенье. Побывавшая в этом доме скорая немного привела деда в чувство, вдохнув в него немного жизни при помощи пары уколов адреналина, а через пару дней начался самый настоящий кошмар, подробности которого отпечатались в её мозгу на всю жизнь.

Как обычно, покормив старика с утра, (на тот период этим процессом всецело занималась она сама, потому что у Артема уже элементарно не хватало терпения высиживать сутки напролет подле деда с ложкой в руке, ожидая, когда тот прожует пищу), Евангелина отправилась помочь сиделке с посудой, а когда вернулась обратно в его комнату, к своему удивлению обнаружила, что дед ещё не проснулся.

В такое время он обычно уже открывал глаза и его садили на постели обедать, фиксируя его тело подушками, чтобы он не свалился набок. А тогда зрачки его чуть приоткрытых глаз просто бегали туда-сюда, никак не реагируя на свет. Здорово тогда испугавшись, Евангелина дала об этом знать Артему, а тот позвонил своим родителям, сообщив им о возникшей проблеме. Те же, в свою очередь, вызвали скорую, констатировавшую у старика состояние полукомы. На следующий день он умер, не в состоянии больше ни есть, ни пить. Зонд ему ставить отказались, утверждая, что больше не было смысла продолжать поддерживать растительный образ жизни.

Но если бы Евангелина знала, что испытывал накануне этот старик, оставленный под присмотром Лисова, который должен был залить ему в рот оставшиеся пару ложек бульона, она бы не преминула упрекнуть в смерти деда именно этого парня, давно прославившегося своими неуправляемыми вспышками гнева.

Едва наступил его черед кормить деда, пользуясь отсутствием Литковской, он дал волю эмоциям, не в состоянии больше сдерживать порывов своего негатива, направленного на беспомощного старика. И как он ни старался залить содержимое ложки в рот деду, все снова лилось мимо, хоть убей! Вроде бы мелочь, но парня это невероятно раздражало. Он просто уста вытирать ему подбородок сухой сафеткой после каждой неудачной попытки накормить собственного деда бульоном.

И если следующие пару ложек этого нехитрого блюда он ещё как-то ухитрился залить ему в рот без особых последствий, то дальнейшие его попытки докормить старика ни к чему хорошему не привели. Как не пытался он приноровиться, снова и снова приставляя к губам деда ложку, её содержимое лилось мимо его рта прямо на сорочку, которую они с Евангелиной недавно ему поменяли.

Одна неудачная попытка кормежки деда следовала за другой. Нервы и без того уже злого как черт парня были на пределе. И едва очередная поднесенная ко рту деда ложка опять пролилась мимо рта, терпение Лисова лопнуло. Сорвавшись,  он тут же накричал на старика, уверенный, что тот все равно ничего не поймет. А тот уже и вправду никого не узнавал, кроме внука и его помощницы.

«Как же ты меня достал! — наклонившись к старику, прошипел ему в лицо Артем, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить его за воротник и не надавать пощечин. — Неужели так сложно нормально поесть?!…», — слегка ударил его тыльной стороной ладони по лицу, так что голова деда немного откинулась назад.

Он знал, что так нельзя было обращаться с тяжелобольными, но уже ничего не мог с собой поделать. Его вспыльчивость вновь дала о себе знать. Артем проклинал необходимость проводить рядом с полуживым стариком все свое свободное время, когда этим досугом можно было распорядиться как-то по-другому. И кажется это понимал сам старик, сожалея, что доставляет своим существованием столько неудобств собственному внуку, не имея возможности донести до него свою мысль.
Так не докормив деда, Артем вытер свои пальцы салфеткой, и с трудом сдерживаясь, чтобы не швырнуть тарелку с остатками бульона об стенку, отнес её на кухню. Там, бросив её от безысходности в мойку, принялся яростно сдирать с рук латексные перчатки, после чего зашвырнув их куда-то в сторону, потянулся за пачкой сигарет, выскальзывая покурить на крыльцо с целью вернуть себе прежнее расположение духа.

Он отказывался в это верить, но брошенные им сгоряча слова оказали роковое влияние на состояние старика, решив его дальнейшую судьбу.

Его атакующая фраза и последовавшая за ней пощечина не прошли для деда бесследно, спровоцировав разрыв ещё одного сосуда в его полумертвом мозгу, после чего впав в состояние полукомы, тот утратил возможность не только пережевывать пищу, но и принимать необходимые для поддержания функционирования организма лекарства. Так что когда Евангелина зашла проведать старика, которого так стремительно покинул Артем, захватив с собой тарелку, тот уже был никаким, не реагируя на внешние раздражители.

Проводя почти все свои выходные в своеобразной изоляции в особняке деда, пока его компания веселилась без него, Артем почти ненавидел своего отца за инициативу возложить на него обязанности по присмотру за стариком. И не в состоянии выразить вслух накипевшее, он проявил себя далеко не в самый подходящий для этого момент.

Разлитая по одежде и по постельному белью ложка супа стала последней для него каплей, переполнившей чашу его далеко не безграничного терпения. И моментально взорвавшись от такой ерунды, он обрушил всю силу накопившейся ненависти на старика. 

Когда эмоции сошли на «нет», Артем пожалел о своем поступке, но ничего уже нельзя было исправить. И даже если бы он соизволил извиниться перед дедом за допущенную оплошность, тот все равно бы его не услышал, пребывая теперь уже в двух шагах от смерти, почти дышавшей ему в затылок. Поэтому все, что оставалось ему сделать, когда у старика диагностировали состояние полукомы, так это хотя бы попытаться замести за собой следы, исключая свою причастность к содеянному, и вести себя на похоронах так, будто ухудшение состояния деда произошло само по себе и его дерзкое поведение не имело к инциденту ни малейшего отношения.

«Ничего себе хор!» — размышлял он, окидывая скептическим взглядом лихо отплясывающих у могилы покойной сектанток. — И это похороны Сосниной?!»

Уж если кого и следовало провожать в последний путь такой музыкой, то уж точно не чопорную Анфису Нестеровну, для которой не помешало бы заказать что-нибудь более торжественное, а не этот гротеск с пародией на цирковой номер.

Увы, слабо разбираясь в религиозных вопросах и не ни малейшего понятия, как надо правильно хоронить бывших иеговистов-адвентистов, администрация вуза сделала выбор в пользу варианта, предложенного родственниками усопшей. И надо отдать им должное, они не прогадали, планируя похоронить эту женщину без помпы.

Оторвавшись от созерцания психоделической пантомимы, разворачивающейся прямо у него на глазах, Лисов вновь сосредоточил свое внимание на соседке, чье расположение завоевать ему пока не удалось. Что неудивительно, после такого поведения на Дне факультета, а потом ещё и после конфуза на практическом занятии, когда Евангелина умудрилась сесть к Сильвестру…

— Послушай, в прошлый раз бес попутал, — невольно сорвалось с уст Артема, вновь рискнувшего обратиться к своей собеседнице, не имевшей ни малейшего желания выслушать его наигранные извинения.

Фыркнув, Евангелина смерила парня презрительным взглядом.

— Да, я такой, — насмешливо добавил он, втайне гордясь этой чертой своего характера. — От меня порой бывает сложно увернуться.

— То есть ты считаешь нормальным то, как вел себя в прошлый раз? — возмутилась она, поворачиваясь к нему.

— Я себя так вел, как вел, — быстро нашел оправдание своему отвратительному поведению Лисов, стараясь все просчитывать наперед. — Обычно я веду себя ещё хуже.

Посмотрев на него с издевкой, Евангелина еле слышно вздохнула.  Этот человек был безнадежен, а она ведь продолжала наивно надеяться, что за это время он успеет хоть немного набраться ума и измениться.

— Че-то загрустила твоя Геля, — усмехнулся Феликс, украдкой поглядывая на подозрительно притихшего приятеля, обещавшего устроить здесь кураж. — Ну, попробуй, рассмеши её, Тем. Анекдот какой-нибудь расскажи…

В следующий момент на одну из соседних надгробных плит спланировал огромная ворона. Зацепившись своими лапками за каменный постамент, эта птица повернулась в их сторону, и, вытянув вперед свою шею, пару раз издала жуткое и пронзительное: «Ка-а-р!!!», широко раскрывая клюв. Вздрогнув, Евангелина с ужасом уставилась на пернатое, не понимая, откуда оно здесь взялось. Ей казалось, будто эта черная плутовка издалека наблюдает за ней своим лукавым взглядом, наперед зная её дальнейшую судьбу.

Моментально притихнув, Феликс с интересом покосился на Лисова, пытаясь понять, что все это значит. Но тот думал уже о своем, представляя, как в вузе произошла катастрофа, что-то вроде взрыва отопительной системы или что-нибудь похуже. Декан вместе с остальным преподавателями и его одногруппниками отброшены на несколько метров назад, красавица Евангелина Литковская подвывает в его объятиях, и они вместе с Феликсом жестко обладают этой «куколкой» прямо на развалинах бывшего универа…

— Ну, ладно, не плачь за мной, — донесся до её слуха голос Артема.

Убрав свою руку с её талии, он подошел к могиле Анфисы Нестеровны, и беззастенчиво стряхнув на землю остатки пепла догоревшей сигареты, подался прочь, сделав знак своему приятелю следовать за ним. Украдкой попрощавшись с Евангелиной, Феликс устремился за ним, и, вновь оставшись предоставленная сама себе, она уставилась на пустовавшую надгробную плиту, где только что сидела исчезнувшая мистическим образом противная ворона.


Книга 1. Глава 22

http://proza.ru/2021/11/28/1287